Текст книги "Строгановы: история рода"
Автор книги: Татьяна Меттерних
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Тайный советник Александра I
Несколько лет спустя, когда Павел гостил у матери в подмосковном имении Братцево, он познакомился с прелестной девушкой Софьей Владимировной Голицыной и вскоре полюбил её. Её обаятельный, но слабохарактерный отец постепенно растратил состояние семьи. Однако его умная и энергичная супруга, прозванная “Princesse Moustache” («Княгиней с усами»), сумела, благодаря умному ведению домашнего хозяйства и жёсткой экономии на всём, снова восстановить материальное благосостояние семьи. Затем они долгие годы находились за границей. Деньги расходовались лишь самой княгиней: ни супруг, ни подрастающие сыновья не имели такой возможности.
Софья выглядела прелестно и производила на окружающих чрезвычайно приятное впечатление. За её обворожительной внешностью скрывались сильный характер и изысканный, тонкий ум. После возвращения из Италии она занялась переводом Дантовского «Ада», чтобы усовершенствовать свои познания в русском языке. Павел и Софья пришли к выводу, что, кроме европейского воспитания, у них много общего. Как и многим молодым людям, воспитанным за границей, им предстояло заново знакомиться со своим отечеством, со своей Родиной, и вскоре они проявили себя горячими патриотами. Всё свидетельствовало о том, что они предназначены друг для друга, и их семьи решили ускорить бракосочетание молодых людей. Их отношения превратились в счастливый и прочный брачный союз, несмотря на многочисленные испытания и длительную разлуку.
В 1794 году у них родился сын Александр. За ним последовали четыре дочери: Наталия, Аделаида, Елизавета и Ольга. В конце царствования императрицы Екатерины II молодые перебрались к отцу Павла, Александру Сергеевичу, в его петербургский дворец.
Старый граф Александр Сергеевич Строганов весь ушёл в заботы о здоровье его любимого маленького внука и переживания из-за того, что у маленького Александра болели зубы. Он просил свою невестку, которую он боготворил, не испытывать чувства обиды по поводу того, что вмешивался в дела, связанные с уходом, здоровьем своего любимчика, и просил успокоить его заверением, что бедное дитя уже не страдает из-за различных недомоганий. «Извини меня, – повторял Александр Сергеевич Строганов, – что я снова справляюсь, приняла ли ты все меры предосторожности в отношении здоровья маленького Александра – в чём я абсолютно уверен… Но если бы Ты знала, как вы все трое мне дороги, как я Вас люблю!..» Затем Александр Сергеевич сообщил, что их брата Андрея (Воронихина) приняли в Академию художеств, чему все очень рады, и что когда они приедут, он представит Воронихина уже в соответствующей форме, которую носят студенты Академии художеств.
Между молодыми Строгановыми и будущим государем Александром I и его застенчивой супругой Елизаветой Алексеевной, принцессой Баденской, возникла тесная дружба. Ученик Лагарпа (Laharpe) Александр и ученик Жильбера Ромма – Павел восхищались высокими идеалами Французской революции, которые омрачали ужасные события во Франции. Между ними велись горячие дискуссии о возможностях улучшить жизнь народа в России.
Между тем сумасбродство Павла I, его вздорные указы и произвол, подозрительность и неуверенность привели к атмосфере недоверия и взаимной подозрительности и террора. Александр знал о заговоре с целью заставить отца отречься от престола. Однако он сам в этом не участвовал. Государя лишили жизни его ярые противники. Его наследник, Александр I, всю свою жизнь не мог освободиться от чувства личной вины за убийство отца, что наложило отпечаток на всё его царствование.
12/23 декабря 1777 года, в день рождения Александра I, его бабушка Екатерина II записала пожелания в отношении воспитания своего внука: «Если бы я могла просить добрую фею о благодеянии, я бы попросила, чтобы мой внук оставался самим собой. Опыт придёт с годами».
«Пусть Господь хранит Тебя от всякого лукавства, – заклинала Екатерина своего внука Александра. – Великим людям должно быть чуждо лицемерие».
Екатерина имела в виду открытость, откровенность, то есть такие качества, которых феи начисто лишили её внука Александра. Привлекательная внешность Александра притягивала к нему всех, кто с ним общался. Однако его опыт, полученный в годы юности, когда он рос среди двух враждующих между собой лагерей придворных, научил его скрывать свои подлинные чувства. Он угождал как своей великодушной бабушке, так и сумасбродному тирану-отцу в Гатчине, ярому поклоннику Пруссии, который из-за своей нерешительности метался из одной крайности в другую. Такое двойственное воспитание и противоречивые влияния выработали в его характере, в его душе какой-то вакуум, слабость, которая вводила в заблуждение и из-за которой его стали называть «Сфинксом», который «унёс свои тайны в могилу», по меткому замечанию Александра Сергеевича Пушкина.
Александра I упрекали в неискренности, но дипломат Жозеф де Местр (Joseph de Maistre), знавший его хорошо, называл эту черту характера застенчивостью великодушной, благородной и нераскрытой души – “une pudeur d’ame d’elite meconnue”. «Александр I не желал относиться к тем людям, которых он терпеть не мог, таким образом, как было свойственно тиранам».
Луи Коленкур (Coulaincourt), французский посол в Российской империи, считал, что «Александр I был склонен к раздумьям, а определённые черты его характера указывали на его незаурядный ум». Его натура носила отпечаток скрытой глубокой религиозности, которая в век рационализма могла быть неправильно воспринята, неправильно понята.
«Если бы я был женщиной, я бы непременно влюбился в него», – говорил Наполеон. Император Франции считал Александра I исключительно умным, образованным, интеллигентным человеком, однако добавил: «И тем не менее, в его натуре как будто чего-то не хватает». На что Меттерних в своих мемуарах рассудительно заметил: «Сомневаюсь в этом, полагаю, что, наоборот, у него в характере что-то лишнее».
Друг Александра I – князь Адам Чарторыйский восхищался его великодушием, но видел и некоторую ограниченность Александра, а его любимая сестра Екатерина говорила о своём брате: «Моему брату не повезло, ему так и не удалось стать настоящим мужчиной. Он ещё мальчиком вступил на престол».
Александра I никогда не покидали привлекательность и простота. Он избегал всякой роскоши. В одиночестве гулял по улицам, останавливался, чтобы поболтать с какой-нибудь дамой своего круга у дверцы кареты. Он посещал своих друзей без всякого эскорта и танцевал с провинциальными дамами. Один француз, Monsieur de la Ferronays, заметил: «Александр производит приятное впечатление при каждой встрече или беседе с ним. Однако имеется много доказательств того, что его характеру не хватает той энергии, которая заключена в его словах. Несмотря на это, его слабость может внезапно превратиться в порыв бурной деятельности, в нервный всплеск, в результате которого могут быть приняты решения с далеко идущими последствиями».
Когда Александр I вступил на трон, в Санкт-Петербурге находился лишь один из его ближайших друзей. Новосильцев был в ссылке в Англии. Князь Адам Чарторыйский представлял Россию в Неаполе, граф Кочубей был направлен в Дрезден, а его швейцарский воспитатель и учитель Лагарп (Laharpe) – в Париж[36]36
С июня 1793 года по март 1800 года Лагарп самым придирчивым и самым деятельным образом исполнял должность диктатора так называемой «Гельветической республики». Мятежи и восстания подавлялись жесточайшим образом, а он присоединился к французам в борьбе против австрийско-русских армий. Как «просвещённый либерал», он пришёл к выводу, что «избранное правительство – это абсурд, а демократия по своей сути обскурантична и что только железный диктатор может добиться прогресса и просвещения, идя против воли большинства».
Князь А. А. Чарторыйский (1800–1861). После третьего раздела Польши жил в России как заложник. Заместитель министра иностранных дел, член Имперского совета 1805–1832 гг.
Граф В.П. Кочубей (1768–1834). Позднее князь, министр внутренних дел, председатель Государственного совета.
Н.К. Румянцев (1754–1826). Тайный советник, министр торговли 1801–1807, министр иностранных дел 1807–1810.
[Закрыть].
Екатерина II надеялась в своё время на союз самодержавной власти и разума. Её наследникам оставалось лишь осуществить растущие и нетерпеливые ожидания реформ в стране. Это хорошо понимал и молодой государь. Сам искренне стремясь к реформам, он был безраздельно признан своим поколением символом надежды на скорую либерализацию, воплощения которой с таким нетерпением и благожелательностью давно ждали в России.
В то время как государь лично созывал своих друзей, граф Павел Александрович Строганов направил своему двоюродному брату Новосильцеву лишь короткое сообщение: «Дорогой друг, у меня есть время лишь на то, чтобы написать тебе только два слова: Александр царствует!»
Ещё до того как снова собрался этот круг близких друзей, Александр I и Павел Строгановы встретились и с глазу на глаз обсудили множество важных вопросов, касающихся будущих планов и реформ. Их неопытность возмещалась воодушевлением и добрыми намерениями. Оба они были не только проникнуты высокими идеалами, но и высокообразованны. Граф Павел Александрович Строганов аккуратно и с большой точностью записывал всё, что говорилось и обсуждалось на каждой встрече.
23 апреля 1801 года он записал первую беседу, имеющую большое значение, со всеми подробностями: «Предпочтение отдавалось реформе административного управления русским государством, а не проекту новой конституции, – утверждал Павел. – Государь поддержал эту мысль о реформе административного управления российским государством». Затем Павел Александрович продолжал: «Существенной основой для этой работы должно было стать установление и закрепление основных прав каждого гражданина». По собственным словам Александра I, его целью было «дать своим подданным правовые гарантии, имеющие существенное значение для каждой цивилизованной нации».
Строганов развил эту мысль: «Право на собственность и на свободное высказывание своего мнения, которое гарантирует благосостояние граждан, никому не повредит…», после чего государь добавил: «И не помешает личной предприимчивости и инициативе».
Далее Строганов излагает свои суждения об этом времени:
«Государь воодушевлён высокими принципами. Он убеждён в их истинности, однако из-за слабости его характера необходимо ускорить осуществление его планов, прежде чем внимание государя будет отвлечено чем-либо другим… Из-за его врождённой вялости, инертности Александр будет постоянно предпочитать тех деятелей, которые излагают свои мысли в легкодоступной и понятной форме, и при этом в элегантном стиле. Таким образом они сохраняют государю силы, освобождают его от приложения усилий самому искать необходимую форму высказывания, необходимое решение. Собственная неопытность заставляет его сомневаться в своих возможностях. Лучший путь внушить ему уверенность в своих силах состоит в том, чтобы изложить, обрисовать чёткую картину всего его правления и дать характеристику общей ситуации в стране того времени, когда он взял бразды правления в свои руки, вступив на русский престол».
Строганов уже давно, с самого начала правления Александра, распознал и хорошо понял эту опасность. Поэтому он спешил изложить свои идеи как можно яснее, чётко и выразительно. Его подробный меморандум от 9 мая 1801 года, за месяц до первой встречи со своими друзьями, включил самые значительные предложения, которые он когда-либо сделал. Не все его замыслы осуществились, однако меморандум произвёл действенное впечатление во всех тогдашних государственных структурах.
Особое внимание уделялось в нём трём основным пунктам:
«Если условия в какой-либо стране оставляют желать много лучшего, то возникает настоятельная необходимость составить себе картину положения дел в этой стране. Далее необходимо ясно выразить свои цели и намерения, а также реформировать различные административные органы и обеспечить их работу таким образом, чтобы их деятельность была гарантирована в соответствии с духом нации и законодательно закреплена в Конституции. Конечной целью является освобождение крестьян».
Четверо друзей, приближённые к особе императора, являлись как бы совещательным органом, который был не государственным, а частным советом, подчинённым лично государю. Они все были молоды: самый старший – Новосильцев, которому было тридцать девять лет, Кочубей – тридцать три года, Чарторыйский – тридцать один год, Строганов – ему минуло двадцать девять и, наконец, государь, которому, как и Кочубею, исполнилось тридцать три года. Их связывала настоящая тесная дружба, выдержавшая в будущем все испытания. Польский князь Чарторыйский высказал такую мысль, словно он хотел перед кем-то извиниться: «Благодаря европейскому воспитанию моих друзей, их взгляды и чувства свидетельствуют о целостности, справедливости, чистоте и честности, которые я решительно и бесповоротно с полным убеждением в их правоте поддерживаю». Писатель Н. Ф. Дубровин, их современник, подтверждает, что Строганов был одним из самых благородных, искренних и благожелательных людей при дворе Александра I. «Государь называл его своим другом, ибо он говорил ему всегда только правду».
В придворном журнале за 1801–1802 год говорится, что эти четыре друга были почти ежедневными гостями императора Александра I. Графу Павлу Александровичу Строганову было даровано право являться к государю в любое время и притом без особенного приглашения. После кофе государь имел обыкновение, перед тем как удалиться, беседовать несколько минут с гостями. Когда гости прощались, собираясь уходить, четверо друзей направлялись в сопровождении царских слуг через боковой ход в маленькую гардеробную, расположенную возле личных покоев царской семьи, государя и государыни, где к ним через несколько минут присоединялся и Александр.
Государь принимал активное участие в оживлённой и подробной беседе о предстоящих реформах.
После особенно горячего спора граф Павел Александрович Строганов однажды написал государю письмо с извинением:
«Я знаю, Вы терпимы, пожалуй даже слишком, однако вчера я позволил себе забыться и вышел за рамки дозволенного… Если Вы по своей доброте не станете упрекать меня за это, мне придётся сделать это самому, ибо свою горячность я крайне осуждаю».
Нисколько не обидевшись на своевольные речи своего друга, Александр заметил: «Что явилось бы неподходящим для выступления в общественном месте, то, несомненно, может иметь место, когда мы одни. Лучшее доказательство вашего дружеского расположения ко мне – это как следует меня отругать тогда, когда я этого заслуживаю».
Строганов не раз напоминал своим друзьям, что в начале разговора с монархом следует избегать брать его, как говорится, за горло, что значительно лучше откладывать имеющиеся возражения на конец беседы.
Александр I был высокообразованным человеком, обладавшим способностью всё быстро схватывать на лету, однако он был лишён таланта реформатора. Во время первых лет своего правления он проявил себя много более консервативным, чем его советники. Ни одна из осуществлённых реформ не была проведена по его собственной инициативе, несмотря на то, что с самого начала Александр был убеждён в необходимости конституции и её обнародования, в необходимости освобождения крестьян от позорного крепостного права. Граф Кочубей считал, исходя из собственного опыта, что идеи государя в области общественной деятельности непоследовательны и рискованны, тем не менее, совещательный комитет, состоящий из близких друзей Александра I, с большим усердием приступил к разработке намеченных планов. Впервые комитет собрался 24 июня 1801 года и провёл в течение последующих трёх лет всего тридцать шесть заседаний. На них обсуждались все виды управления государством и подчёркивалась необходимость строгого сохранения тайны: «Законы, которые возлагают на всех одинаковые обязанности, а цели которых заранее становятся известны широкому кругу людей и общественности, подготавливают практически непреодолимое сопротивление… Поэтому сохранение тайны имеет большое значение, из чего следует, что все планы и замыслы следует всегда обсуждать лишь в тесном взаимодействии с Вашим Величеством…»
Государь шутливо называл своих друзей “Le Comite du Salut Public” (Комитетом Общественного Благополучия).
При участии графа Семёна Воронцова комитет разработал и обсудил множество государевых указов, в том числе «Пожалованную русскому народу царскую хартию», провозглашённую в сентябре 1801 года при короновании Александра I.
Влиятельные братья Воронцовы поддержали реформистов, «ибо, несмотря на то, что они уже не были молодыми, их идеи были проникнуты молодым задором, и они не цеплялись за старомодные представления». Русский посол в Лондоне граф Семён Воронцов предлагал взять за образец английское решение русских вопросов, однако чаще всего четверо друзей и советников государя Александра I, находясь в открытой оппозиции к старшему поколению, противились предложениям представителей этого поколения, чего не скрывали, во всяком случае, им удалось своих главных противников устранить с влиятельных постов.
Даже Лагарп, швейцарский наставник Александра I, который в августе 1801 года вернулся в Россию, не принимал участия в их встречах, в их заседаниях, так как он выступал за проведение открытых дискуссий. Однако в скором времени Лагарп изменил свои политические взгляды; примкнув сначала к швейцарским республиканцам, он постепенно стал сторонником консервативных взглядов в либеральном движении, что было с большим воодушевлением воспринято государем Александром I и его молодыми друзьями. Наполеон заметил по поводу швейцарского наставника Александра I: «Laharpe не смог ни командовать, ни подчиняться».
Лагарп не сумел, оказался неспособен отказаться от менторского назидательного тона по отношению к своему бывшему высокопоставленному ученику и высказался в этом духе по поводу его походки, манеры держать себя и недостаточной выправки и осанки:
«Очень важно для Вас иметь гордую осанку императора, который, по выражению Демосфена, представляет достоинство нации… Те же лица, которых Вы уполномочили руководить различными областями государственной деятельности, должны привыкнуть к мысли, что они – Ваши уполномоченные для исполнения своих служебных обязанностей и что они обязаны обо всём вас осведомлять. В этом отношении не может быть никаких уступок. Вы должны быть в настоящее время начеку в связи с нарастающей тенденцией борьбы с самодержавием. Всему народу нужна прежде всего мирная жизнь, затем воспитание и, в конце концов, подлинная справедливость и праведный суд; это будет гарантировать вашему государству гражданские свободы во всех важных формах их проявления. Могу только повторить, что я неоднократно заявлял: единственный подлинный друг самодержца – его собственный здравый человеческий разум».
Демократу Лагарпу потребовалось много времени, чтобы добиться понимания таких взглядов, однако Александр очень доброжелательно воспринял его замечания по поводу поддержания его царского авторитета, несмотря на то, что он считал себя учеником Монтескье и Вольтера.
В своём меморандуме от 9 мая 1801 года граф Павел Александрович Строганов следующим образом определил конституцию: «Конституция является признанием прав нации и способом, каким образом эти права могут быть практически осуществлены. Прежде всего конституция является защитой от произвола».
Главной целью «Негласного комитета» оставалось освобождение крестьян от крепостного права.
По-иному, чем в других европейских странах, образовали с самого начала свободные рабочие силы в России основной слой населения. В начале семнадцатого века Борис Годунов усилил крепостное право, закрепив крестьян за землёй, которую они обрабатывали. При Петре Великом эта система была усовершенствована, чтобы создать лучшие условия для подготовки к военной службе и обеспечить получение налогов. С середины восемнадцатого века целесообразность и правильность этой достойной сожаления системы стала вызывать сомнения. Крестьянское восстание во главе с Пугачёвым явилось лишь знаком недовольства: просвещённые помещики проявили готовность к реформе крепостного права. Что же касается мелкопоместных помещиков, то они воспротивились подобной реформе, так как она угрожала основам их существования и социальному положению. Поскольку реформа имела основополагающее значение, являлась исключительно важным государственным решением, а не каким-то незрелым мероприятием, она много раз обсуждалась и откладывалась, «чтобы избежать опрометчивого решения, которое могло бы привести к потрясению всего государственного устройства, всего здания страны». Между тем, крестьяне получили определённую сельскую автономию, но никаких гражданских прав.
Членов «Негласного Комитета» иронически называли «якобинцами и вольтерианцами», не имевшими ни малейшего представления о состоянии дел в стране. Однако историк Н. К. Шильдер утверждает, что граф Павел Александрович Строганов произнёс 18 ноября 1801 года в Комитете большую и очень содержательную речь, показав тем самым глубокое понимание состояния дел в России по основным вопросам. Он опроверг утверждения противников реформ, намечаемых Александром I, и их упрёки в незнании российской жизни, адресованные молодым советникам государя. По мнению Н.К. Шильдера, граф Павел Александрович Строганов был наиболее убеждён в необходимости достичь великой цели, в отмене позорного крепостного права и видел опасность в его сохранении. По его мнению, очень важно, чтобы этот процесс проходил без внутренних потрясений. Необходимо постепенно, шаг за шагом, убедить помещиков в необходимости этой реформы и так же постепенно, чтобы достичь поставленной цели, улучшить положение крестьян: при этом следует избегать широковещательных заявлений, которые могут будоражить сознание многих людей, отрицательно относящихся ко всем новшествам.
Для подкрепления своих доказательств Павел Александрович Строганов подчеркнул: «Отмена крепостного права, освобождение крестьян оказывает влияние на два слоя населения: на крестьян и на дворянство. Без всякого сомнения, крестьяне будут приветствовать своё освобождение. Что касается дворян, то значительная часть людей, ставших дворянами, получила этот статус на основе функций, присущих этому классу обществ[37]37
Пётр I ввёл такой порядок, что деятельность или заслуги личности являлись приоритетными в отношении его происхождения и рождения. Их ранг соответствовал их «чину», т. е. их должности в гражданской, военной или другой областях.
[Закрыть]. Они часто плохо образованы, невежественны и ограниченны, воспитаны лишь в преклонении перед самодержавной властью монарха, игнорируя полностью право и закон. В их среде никогда не возникнет ни малейшая оппозиция. Лишь немногие из них, которые получили определённое образование и обладают чувством подлинной справедливости, будут подобную государственную акцию приветствовать. Что же касается девяти миллионов людей, которые из-за крепостного права не могут в полную меру воспользоваться своими способностями, вынуждены ограничивать свою деятельность и продуктивный труд, то они беззаветно преданы монарху и убеждены в том, что всякое угнетение исходит лишь от царских министров».
Граф Строганов на шестьдесят лет опередил своё время; правильность, справедливость, истинность его взглядов подтвердились лишь в последующих поколениях, однако, несмотря на его пророческие суждения, ему, к его глубокому сожалению, не удалось достичь главной цели. Александр I, который в принципе одобрял воззрения Павла Александровича, всё ещё не решался сделать решительный шаг и принять окончательное решение. Государь колебался взять на себя ответственность за столь важный шаг из-за опасности переворота с непредсказуемыми последствиями. После его смерти в его письменном столе был найден проект конституции, который основывался на вышеуказанных принципах. Граф Павел Александрович Строганов писал своему двоюродному брату Новосильцеву: «Нам (он имел в виду государя) не хватает решительности… и мы (снова о государе) не можем отважиться предпринять своевременно определённые меры… Поскольку время не ждёт, пока монарх соизволит предпринять практические шаги, предпринимаются полумеры, которые могут причинить лишь вред».
На своих тридцати шести заседаниях, которые проходили под председательством государя, «Негласный комитет» обсуждал вопросы внешней политики, отношения с Грузией, задачи тайной полиции, вопрос о казаках, вопросы военного обучения и, прежде всего, вопросы общего образования и реформу высшей школы. При этом были использованы некоторые идеи Лагарпа. Павел Александрович Строганов защищал и отстаивал систему начального образования, которая, как и во Франции, находила своё продолжение в форме дальнейшего специального образования. Был создан «Школьный комитет», который, в конце концов, был преобразован в «Ведомство по надзору за школой» во главе с П. В. Заводовским; однако вместо того, чтобы осуществлять прогрессивные реформы, Заводовский проявил себя, подобно «тормозной колодке». Граф Павел Александрович Строганов сухо заметил в одном из писем своему двоюродному брату Новосильцеву: «В области образования мы продвигаемся очень медленно. Господь создал мир за шесть дней, а на седьмой день уже отдыхал. Наш же министр не только ничего не делает в течение шести дней, но и на седьмой день устраивает себе отдых».
«Негласный комитет» реформировал сенат и министерства, которые были учреждены вместо «коллегий», созданных Петром Великим. Совет определил задачи государственного совета и комитета министров. Граф Павел Александрович Строганов придерживался точки зрения, что этот комитет будет лишним, параллельно действующим вредным административным органом. По его мнению, «министры должны обладать действительной властью и нести ответственность за свои действия. Комитет же министров снимает всякую личную ответственность, большинство его членов выражает волю этого комитета, которая ограничивает неприкосновенную волю монарха». К мнению графа Строганова прислушивались, подобный комитет не был создан в качестве самостоятельного органа, тем не менее через некоторое время этот комитет всё же возник, и Градовский в 1880 году заметил то, что предвещал Павел Александрович Строганов: «Этот комитет освободил отдельных министров от всякой личной ответственности».
Были утверждены полномочия сената, его значение усилилось. Члены «Негласного комитета» поставили свои далеко идущие реформы под твёрдый контроль центральной авторитетной власти, однако их честные старания улучшить положение дел в стране постоянно сдерживались колебаниями Александра, которые были частично связаны с чрезвычайными сообщениями полиции о возможных беспорядках. Граф Павел Александрович Строганов писал:
«Хотя мы все придерживаемся мнения, что крепостное право является подлым, позорным явлением, государь лишь до тех пор будет склонен освободить крестьян, пока кто-нибудь или что-нибудь не изменит или уменьшит его волю».
Вместо освобождения крестьян был введён в действие указ от 3 февраля 1803 года о «вольных хлебопашцах», сословии, которое существовало ещё до Бориса Годунова. В соответствии с компромиссным предложением Румянцева в указ был добавлен дополнительный пункт, который выражал требование о наделении надлежащих лиц подобающим земельным владением. «Негласный комитет» с самого начала намечал полное освобождение крестьян, однако такое освобождение осуществилось лишь в прибалтийских странах.
Половинчатое решение вопроса об общинной собственности «мира» привело к бездействию всех необходимых структур и экономическому застою.
Страх перед потрясением социальной структуры государства удержал Александра I от принятия окончательного решения.
Интерес государя к внутриполитическим вопросам становился всё меньше и меньше, все его мысли были направлены на международные проблемы, Александр стал им уделять всё больше внимания. Соблазн предпринять против Наполеона ответный шаг был велик. Кроме того, таким образом он мог избавиться от тяжёлых по своим последствиям решений, которые ему хотел навязать «Негласный комитет».
На заседании комитета 22 января 1802 года Строганов и Чарторыйский со всей решительностью заявили:
«Настало время положить конец властолюбивым проискам Франции, ибо мы в состоянии нанести ей большие потери, чем она нам».
Государь, однако, придерживался той точки зрения, что Тройственный союз будет держать Наполеона под контролем и окажет полезное влияние на европейскую политику.
Заседанием девятого ноября 1803 года существование «Несогласного комитета» без лишнего шума закончилось, он прекратил свою деятельность.
Граф Кочубей был назначен министром внутренних дел, его трое друзей стали заместителями министров, графа Павла Александровича Строганова назначили через некоторое время заместителем министра юстиции, он находился в подчинении Кочубея и Новосильцева; в этом ведомстве он проявил себя особенно полезным деятелем. Чарторыйский стал заместителем государственного казначея: в скором времени он заменил заболевшего графа Воронцова на посту министра иностранных дел. Это назначение вызвало в общественных и придворных кругах большое недовольство, так как Чарторыйский стремился во что бы то ни стало восстановить польское королевство, причём значительно раньше, чем это сделает французский король. Другой любимец государя, князь Пётр Петрович Долгорукий, который был послан в Берлин, чтобы побудить короля Фридриха Вильгельма III заключить союз с Россией и выступить вместе на поле боя против Франции, открыто выступил с нападками на Чарторыйского: «В ваших словах чувствуется польский князь, а мне любы русские князья. Мы с Вами придерживаемся разных взглядов». Александр не вмешивался в их отношения.
В 1804 году государь написал графу Павлу Александровичу Строганову ответ на письмо графа, в котором Павел Александрович отказался от наград, которые государь пожаловал ему:
«Я, дорогой друг, ни одного мгновения не сомневался в истинной природе Ваших чувств и в Вашем благородном и просвещённом образе мыслей… Граф Кочубей спросил меня, намерен ли я, распределяя награды и поощрения среди членов „Негласного комитета“, включить в число награждаемых и Вас. Я высказал мнение, что, по моему убеждению, Вы никогда не согласитесь ни на что подобное… Но граф Кочубей счёл правильным, несмотря ни на что, предложить Вам соответствующую награду.
Я не возражал, но был убеждён ещё до того, как получил Ваше письмо, что подобное предложение не имеет никакого смысла.
Я целиком разделяю Ваш образ мыслей и не считаю возможным в чём-либо Вас упрекнуть из-за Вашего отказа от любого поощрения, и я рад знать, что есть люди, есть мужи, которые служат из любви к своему народу и ради блага своей отчизны.
Всегда Ваш Александр».
Между тем в Санкт-Петербург прибыл Алексей Андреевич Аракчеев. Государь его знал ещё по Гатчине. Это была мрачная личность, с собачьей преданностью служившая Александру I и оказывавшая на государя всё большее влияние.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.