Текст книги "Из зеркала выйду…"

Музыка сфер

Александру Проханову

 
Чёрт с ней, с властью в коридорах власти.
Ей цена-то ценник с гробовой
Крышки статистической цифирки.
Что Вы знаете о вашей? Роковой!
Из того же теста, что просвирки
Или лошадь сиво-бурой масти,
Что годится в мифы, а не в цирки.
 
 
Что Вы знаете о ней? Не дармовой
И не в поте лет,
                                 а даровой
Из Господней старенькой пробирки
С трещинкою Млечного Пути?
С ней всегда двенадцать без пяти,
Так что я пляшу – хрусталь до дырки.
 

Пани

 
И поперёк листа полупустого
Моё перо, как чёрная стрела,
И недописанное слово.
 

Владимир Набоков

 
Ты, абориген колод
Карточных, чьё сердце в ход
Пущено, как наконечник
Ржавой пики, чёртов код,
Иероглиф из могил
Фараоновых, бельканто
Нила – Млечный Путь,
                                       развил-
ка Вселенной, эсперанто
Конокрадов и Сивилл!
 
 
Ты, хрустальной сферы трёп,
Зеркало моё разбитое,
Шулер пиковый – холоп
С алебардой, бунт? – Галоп
Ритма в яблоках.
                            Пощёлкав
Пальцами, я из осколков
Космос выманю… и шёлков
Ты не ты щекой побритою?
 
 
У окна стою с одним лишь
Словом,
                как с придворной свитою.
 

Из глубины

…с израненным, разбитым и великим сердцем мироздания.

Оскар Уайльд

 
Как свечи!.. Не зажгла инициалы,
Но мирозданьем правят мадригалы,
В Аничковом наш чёрно-лунный бал
Из параллельных сфер, миров, зеркал…
И к ним прильнув, ну как провинциалы
К морозным окнам, люди видят сны
И знают,
                   чьи шелка смертельно алы
Вдруг стали в центре
                                     обомлевшей залы,
Как только сам Инкогнито – Кристалл
Магический, в дверном проёме, словно
В оправе древней, строфы прочитал.
Ведь раны-то кровоточат при входе
Убийцы в зал.
              Стиль инфернальный в моде.
И египтянам нервы он трепал.
 

«За крошки, данные напоказ…»

Я луковку… подала.

Ф. М. Достоевский

 
За крошки, данные напоказ,
БлагоДарила каждый раз,
Как за краюху с мёдом.
Но как же вы были не святы…
Не святочны,
Самодовольно внимая одам
И мстя,
           что они недостаточны.
И… сбрасывались! метеоры с неба,
Как цифры с банковского счёта.
Я отшатнулась от вашего хлеба,
Чтобы не сделать из вас банкрота.
 

Тысяча и одна ночь

 
Кровь изнутри сквозь авантюру,
Как у других сквозь кожу…
 
 
И культуру,
Хотите, я влюблю в раскосый стих
С чертами тонкими арабских дорогих
Старинных фраз, похожих, что ни штрих,
Лишь на персидскую миниатюру.
 
 
Как страшно сниться Индии, Ашуру,
В России Гришку Мелехова (лих
Часок) родить… А Стенька Разин!? – Стих,
И гибель, и любовь моя…
                                           Сáкуру
Японскую я приколю к ажуру
Водицы волжской. Камешки. И с них
Пощёчина отвешена Амуру
И наотрез Хеопсу: не жених!
 

Алмазная насечка

 
Кто хоть раз с их чашечек коленных
Пил…
 

Борис Пастернак

 
Лишь одного не помню. Он такой…
Такой он был, что помню лишь презренье.
Зато все остальные!
Да на кой
Мне мир без них?! – Безудержно горенье
Моей тоски. – Мой пепел на Тверской,
На Патриарших и на Поварской,
Но блещет,
словно Космос Хохломской,
Неопалимое их оперенье.
 

Улыбнись

 
Ни Манежа в огне, ни Мэрии.
Лишь фонтан Оттоманской империи
И оброненная заколка
Шаловливым призраком Пери —
Это та серебристая щёлка
На полу у краешка двери.
И любовная аура,
Лаура?
Или как ещё приласкало
Эту женщину имя,
                              заколка
Чья вон та серебристая щёлка
На полу у краешка двери…
 
 
Эту бахчисарайскую Пери —
Полночь Пушкина и Ля Скала!
 

Волшебная флейта

 
Дожить бы до лета, до соль…
На хлеб и до ля…
Ля-ля, и до тыквы, и до хрусталя
Эллады – её сапожка,
Серьги из ушка для дружка
И танцев у карточного короля,
Чтоб сам по себе развязался,
Как бант сироты,
                           белый вальс,
                                               нота до
С лавандовым запахом, вкусом Бордо…
 
 
Ну как-то Тургенев узнал Виардо!?
Как в руку, верней, обознался.
 

Материал

Я бесценна как дохлая кошка.

Дзэн

 
Моей судьбы достаточно вполне,
Чтоб ужаснуться, сжалиться, влюбиться
И вспомнить, что и сами – Эверест!
Обязаны взойти и… не разбиться.
Ну, подскользнётесь! вы на сплетнях обо мне.
Закурите! А надо б закуриться. —
История запоминает жест.
 
 
Ещё бы! Как патриций в Колизее,
Она уверена: да! Голова на шее,
Но!.. ежели изящно вскинут перст.
 

Векторное кольцо11
  Векторное кольцо – зодиакальная формула рока (Авт.).


[Закрыть]

Верьте ему. Уж он-то знает.

Михаил Булгаков

 
Убью Дракона. Лошадь подарю.
Но и фантомы их и мнут, и лепят,
Как будто я не я, а глины ком.
И что им женский лепет от Ланком?
Осталось натереться чесноком.
Я трижды за ночь в пламени горю,
А сколько на коне тону в Чудском!?
 

«Лик человеческий сквозь рожу…»

 
Лик человеческий сквозь рожу
В страданьях проступил,
                                       как Божий
Лик на Туринской плащанице.
 
 
И с этих пор никто фиалкой в Ницце
Вслед не прищёлкнул взлётной полосе. —
 
 
Бессмертия хлебнув, на воду дую.
Вон и Телец, и Лев на колесе
Небесной карусели. Живы? Все!
Да! Я молюсь похлеще, чем колдую.
 

«Да не прячьте глаз. Я не прошу…»

 
Да не прячьте глаз. Я не прошу
Ничего у вас. Не покошусь
Ни на хлеб, ни на любовь не покушусь.
Только к Богу прибегу и ткнусь
В плащик белый, как в ромашки Русь.
 

«Се Человек…»

 
Се Человек!
                    Се мальчик Твой!
Струна
Небесных сфер
И царская зурна
Несовместимы, словно явь и сон.
Побег в Египет, Голубь и луна
Вдруг вспыхнула,
                            как будто бы клаксон
Взревел, и… расступились времена
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вина, гарсон! Эй, чеаэк, вина!
 

«И некуда идти, и дует…»

 
И некуда идти, и дует
Из вечности,
                     но дух согрет
Псалмом Давида. Да! Давид – поэт,
И плоть его не наглухо задраена,
И музыка небесных сфер ликует,
Как пёс бездомный,
                                что обрёл хозяина.
 

Признание

 
Бессонницей измучена. И к вам
Я только в вашем сне пришла.
Ни стуку.
Ни шелеста. Но лист и ручка!
                                             Там,
Где мир от вещих снов трещит по швам,
И сердце предложили вы и руку
Не мне,
            а мной написанным словам.
 

Весточка

 
Господи!
               Ты скрыл своё лицо
Даже от меня. Живот сорочку
Поднимал, и в громовую ночку
Стражем беззащитному комочку
Я была.
               Но то, что говорил
Гавриил, что после повторил
Каждый вместе с ним и в одиночку,
Не Твоё ли это письмецо
В Назарет Марии и Сыночку.
 

Сократ

 
Он толстый, низенький, курносый,
Глаза навыкате – урод!
Но он, оборванный и босый,
Идёт поверх летейских вод.
 
 
И Бог прошёл по ним не в брод,
Мой Бог, что по морю, как по суху
Ходил, не доверяя посоху,
А только взгляду в небосвод.
 
 
Стыд лысины, смешок шипа…
И всё ж, за истину радея,
Ведь не сбежали два злодея.
И правый суд чем не идея?!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И не пожалела толпа
Ни эллина, ни иудея.
 

Полночь жизни

 
Что там у дельфинов?
У свиней!
Лечатся и разум обретают.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Полночь! жизни.
Чёрт и ангел тают.
Мелом вкруг себя сомкну черту.
Эй, Сократ!
                       На что вам та цикута?
Мне защитник нужен.
Что минута?
Каждое мгновенье на счету.
 

Дары Богов

 
Я комнаты запру, зубцы ключу
На повороте выбив.
                              День рожденья
Сегодня мой. Наличными плачу —
Плачу я прошлым, я озолочу.
И Мидас царь не выдержит сравненья
С тобою.
               Лжёшь? А я лишь хохочу.
Лжёшь, золотой! А мне какое дело?
Я лгу сама.
                 И чьё похолодело
В партере сердце… знать я не хочу.
 

Палата №6

 
Моей слезы термический ожог.
И мазь небесных слов не помогает.
И чёрт хохочет: ишь, изнемогает,
И на тебе! Стихами Космос чествует.
И совестлив! Глаза отводит Бог
И… яко по суху,
По глуби слёзной шествует.
 

Факиры, блин

 
Была доброю.
Стала больной коброю,
Похожей на нитку бус,
Которую вы не подарите.
Легко ли?
Зная, что вы ударите,
Готовой быть на укус.
 

Всегда и снова

 
Эти первые в мире дни
Стали первою нашей зимой.
Хочешь – камешками с ладони стряхни,
Ну а хочешь – слезами омой.
 

Т. Р.

 
Мир богохульствует, распятый на…
Кресте оконных рам,
Флиртую у креста.
И вы хохочете, не вынув изо рта
Сигары, и не та же ли луна
То спрячется, то вспыхнет,
Запорошена
Красивым пеплом тучи, и спина
Струной натянута, и память солона,
Как ваша речь, мой друг! Я огорошена:
Вы невоспитанны и… я в вас влюблена.
 
 
Хотя увы! и ах! Я тоже штучка та,
Ну… та! ещё. И чёлкой чирк по мочке,
И чирк о губы ямочкой на щёчке…
Вы думали – нечаянно! Спроста!
И я смеюсь без удержу, нет мочи.
Да я, как спичка в спирт,
Влетела в ваши очи.
Ошибся Соломон! И надпись на его
Кольце есть ложь. Добьётся, что в него
Я запущу чернильницею ночи.
 

Истерика

 
Как славно, что бессмертны души,
Что видите, как я в метель стою
На паперти и скромно подаю
Рубины, вами вдетые мне в уши.
Лет пять могла бы жить, не дуя в ус.
Я вышвырнула нить бесценных бус.
Что!? Вы приучены и к большей! чуши.
Да помните ли, как неудержимо
Боялась тёмных комнат и коня?
Теперь вы не узнали бы меня —
Одну! Впотьмах! И с вывихом! у пня.
Но я-то, вас узнав, прошла бы… мимо.
 
 
– Ну что ж? Пройди.
                                   Не зря же простыня
Не заросла бессонницей впервые
За столько лет.
– Уму! непостижимо.
Вам… нравились! поступки роковые.
Так не дождётесь.
                                   В книжке записной
Иль где? я записала ряд цифирок…
А, вот. Привет! Поедем в клуб ночной.
Любой сгодится. Мне! не до придирок.
 

Соратники

 
Настолько некосмичны,
                                         что в шарах —
Не биллиардных, а хрустальных
Ну хоть свиной да пятачок! Их фарт.
А ночью, взяв колоду карт,
Расхохоталась: ну поп-арт!
Какой там флирт лихого каблучка
С оброненной запиской?
                                         Глухи створки.
И умер жемчуг в раковинах бальных.
 
 
И лишь в трущобах инфернальных
Проигрывают в дурачка
Друг друга и себя шестёрки.
 

«Во временном континууме ноль…»

 
Во временном континууме ноль
Мой круг спасательный,
Те бублики, что в стаде
Голодных подданных вдруг распылит король.
Не брезгуй ими.
                              Только об Элладе,
О рае, вмиг утраченном, и аде
Все помнят.
                      А красотки – рот в помаде —
Ну кто они? А воины!? – В засаде
Забвение молчит. Что значит чьё?
Где Македонский? Блещет в гаде
Святого лишь Георгия копьё.
Кто знает имя Бога? Лишь! своё.
 
 
Двенадцать бьёт – меж быт и бытиё
Дефис нуля. Молю Вас о пощаде.
 

«И тому, и этому понятие…»

 
И тому, и этому понятие
О себе, как фея, поменяла я.
Все собой довольны!
                                     И корона
Из картона набекрень, и царь у трона
Настоящий в служках…
О, проклятие
Одиночества! Я Бога виноватее.
И слеза моя (добились!) алая.
Крест из палочек волшебных и…
Распятие!
 
 
А костёр поодаль – плата малая
Для колдуньи из болота и русалочки.
Но горели палочки в нём…
Палочки!
 

Боюсь Платона

 
Да! на скольких фонарях любви повешена
Я была,
               со стольких и срывалась
Не огорчена, а распотешена:
Толком и убить-то не могли, как оказалось.
 
 
До чего ж посредственен из óна
Времени мужик.
                              Я влюблена,
Господи, прости! в Тутанхамона,
Во врага Руси – Наполеона.
Ненавижу Зубова Платона
За зубовный скрежет вместо стона
И что бредит именем Атона
Пол-Египта, рядом Фаэтона
Смертное плато – извечный гул
Средиземноморья – суть бутона…
 
 
Имя – рок, фамилия – анонс!
Тут же лишь любовник. Лишь Альфонс.
Кура кукарекнет – жди урона.
Хронос, ты дитё своё срыгнул?!
Караул! Да, я боюсь Платона.
Вот ведь померла хозяйка трона.
А браток евоный саданул
Табакеркой так,
                          что схоронили Павла.
 
 
Продолжать? Ну что ж,
Готовьте реи
Для господ героев.
                          Я же в Савла
Влюблена. Внимайте нам, евреи!
 

Эпиграф жеста

 
Да, хаос тосковал.
                                     Как танцовщица,
Он принимал мучительные позы:
Сиротский дух – и серенькая птица.
Но чара быть! – И мокрый ситец розы.
 
 
О, это были только афоризмы
О ковыле и звёздах пепелища.
О том, как рвались розовые фижмы
Воды о перламутровые днища.
 
 
Потом! когда осядет пыль асбеста. Потом!
                  Перед сараем, где луща
Подсолнухи, хватали вдруг полена,
Судьбу наметив лишь, а не ища…
 
 
Эпиграф изумительного жеста,
Чей почерк старомодный зрит Селена:
Встаёт сошедший с яхты на колена,
И слёзы стынут на шелку плаща.
 
 
И в подвенечной седине невеста
Блестит в мозаике плюща
Забытого богами места.
 

Любовная лирика

 
Хоть я вас больше не люблю,
В душе не мерзость запустенья,
А пламя женского презренья —
Дотла и вы, и всё подряд,
Что с вами связано,
                                  от шашен
До слёз, и дьявол ошарашен,
Что Страшный Суд уж вам не страшен,
Ведь пепел не отправят в ад.
 

«Да! Я стою над самой бездной…»

 
Да! Я стою над самой бездной,
Но, как подпорки, из неё
Мне очи барышни уездной,
Свеча и письмецо её.
 
 
И дело чести в старой шали
Списать всё то для бытия,
Чем обожающе страдали
Всё человечество и я.
 

«Цивилизации приметы…»

 
Цивилизации приметы
В том,
          что до вещи
                              все предметы
Вновь размагничены.
И готика
Ужель не лифт и этажи?
Какие к чёрту витражи!
И не любовь, а так – эротика.
 
 
Спор о душе с повестки снят.
И мы во всём друг другу ровня,
Хоть и ущербны,
                              как часовня,
Где удобрения хранят.
 
 
Удастся ли спастись тебе
Тем отрочеством, где в избе
Телята с грустью лижут санки,
Где, вторя розанам на шали,
Набухли древние печали,
Как вены на руках крестьянки.
 

«За крестьянских коней…»

 
За крестьянских коней,
На которых с ума
Ты сводил чужеземных цариц,
Я российскую землю пахала сама,
Пот и слёзы стирая с ресниц.
 
 
Возвратясь,
             не швырнёшь
                            с пьяных глаз
                                           на кровать,
А промолвишь, сглотнув нервный ком,
Ты позволь, моя Лебедь,
хоть поцеловать
Землю отчую под каблучком.
 

Иконка жестяночка

 
До сих пор не знаю, почему
Плакал перед смертью, плакал Батюшка
Серафим.
               Но сладко знать, сударик,
Что богат наш Бог, а он ему
Подал жизнь,
Как подают сухарик.
 
 
Души – долг. Те дадены взаймы.
Вот и тратят – карты, водка, ленты.
А на нём огромные проценты
Нажил кредитор.
                              Да взяли-то их мы!
 

Фалернская метель

 
Как ёлка в крестовине,
                                   Космос в той
России, где подбросишь золотой,
И что орёл, что решка – всё стезя.
И с Ноосферы сдуть, как пыль, нельзя
Ледок воды святой на чёлке женской
И сговор двух в церквушке деревенской.
И мы воскреснем притчею Вселенской.
Не притчей во языцех, нет!
                                             А притчей,
Той, без которой нет народных китчей
На площадях, а во дворцах ферзя.
Той, без которой и пророк не пикнет
И царства не сорвёт с петель.
Труби же, Ангел!
                                             Русская метель,
Как пар дыханья твоего возникнет
Из ангельской трубы…
                                             Но вся вода,
Как сок, перебродила в Галилее —
Фалернская метель в день Страшного Суда…
И сдвинув, как бокалы, мирозданья,
Последний раз мы чокнемся…
                                                   Куда
Стекает кровь по барственной аллее?
Чьи призраки искрят, как провода!?
 

«– Эта кожа цвета?.. Помнишь, слоники…»

 
– Эта кожа цвета?.. Помнишь, слоники
В отрочестве… Что!? Ах, серебристое
И с веснушками лицо. О!? Как игристое
С пузырьками вечное вино?
 
 
– Хоть глоточек поцелуя, но!..
 

Людей спасал высокий слог

«Всё, чем цивилизация престиж…»

 
Всё,
       чем цивилизация престиж
На виртуальной кухне обеспечит,
Что обесточит личность, что лепечет
С прищуренных экранов и афиш
С их кукишем в кармане как простишь?
 
 
Ну как простить,
                           коль и во сне я жмусь
К дубью крестьян двенадцатого года,
И светят пруд, рябина, серый гусь
Из формул генетического кода.
 
 
Здесь и великим прихотям души
Нельзя пожертвовать её же честной
Работой в прошлом,
                              часто неизвестной
И проданной в музеи за гроши.
 
 
Ком времени летит незрим,
Ну что в нём
Есть кроме нематериальных числ?
И лишь крестясь на хвост кометы,
                              вспомним,
 
 
Что даже и юродивые смысл
При нём являют,
А как с эшафота,
Схожу помилованной с выцветшего фото.
 

Артефакт

 
Чтоб смыть ошмётки неба с каблука
И с чопорных подолов облака,
Кидаться в омут и вещать,
                              что хляби
Небесные разверзлись, дурака
Увековечить, в транс ввести века
И богословье вывесть из курьёза…
 
 
Как реверанс, её поклон
Создателю, и, как флакон
Из-под её духов,
                              та роза,
Что уносила изгнанная вон.
 

«И всё же оправданным будет…»

 
И всё же оправданным будет
Любивший меня,
И ветры остудят
Прекрасную гриву коня.
 
 
Тревожные люди по степи
Раскинут шатры,
И чёрные стебли
До крови закусят костры.
 
 
И белые кудри на алых
Широких плащах,
Как свечи в подвалах
И профили роз на вещах.
 

И пуповина Млечного Пути

 
Я стою, необута,
И запутавшись, будто
В складках юбки, в своей судьбе.
Уговариваю: не майся,
За углом иль орбита Марса
Иль дорога к его избе.
 
 
Сквозь эн чёрных дыр, не одну
Я одна во все измерения
Враз пройду,
               как листва осенняя,
Без числа – решай уравнения,
Где, как брошенный камень ко дну,
В мирозданье уйду, в сновидения,
К Соломоновым копям, к рядну
Рыбарей Гефсиманского бдения.
 

Фильма

 
Но всё,
                   что с ним потом происходило,
Ей снилось и заранее причём.
Она стояла за его плечом,
Когда он спал,
                   боясь проснуться рядом
И встретиться с его холодным взглядом:
– Роман,
                   что длился несколько минут,
Окончен он. Что Вы забыли тут?
– Ошиблась дверью.
– И судьбой?
– Бывает.
– Вас проводить?
– О, нет!
                   И забывает
Свой адрес, телефон, и как её зовут,
И дождь серебряный следы её смывает.
 

«Какие ещё гексограммы?..»

 
Какие ещё гексограммы?
                              Каляка-маляка
Проклятья и сглаза,
                              что зависть послала вдогон
Судьбе, неприкаянный знак Зодиака
Срывая с неё, словно звёзды с погон.
 
 
О, Небо! Мы жаждем знамения, знака,
Вздыхают волы, и слюдой блещет грот.
 
 
Ну, цифирки лет наших, наоборот
Бегите же к деревцу в дождике русском,
Где нам поцелуи, как яблоки, рот
Оскоминой сводят – ни вдов, ни сирот —
И выжить бы в ночь перед пуском.
 

«Ну вот, все варианты взбучек…»

 
Ну вот, все варианты взбучек
Избыв,
               и место, и момент,
И даже древний комплимент
Вдруг совпадут – замок и ключик.
В одну и ту же дверь войдём,
И осыпаясь вечерами,
Пусть розовыми лепестками
Засыпят окна тихий дом.
 

«Судьба же болотным…»

 
Судьба же болотным
Родиться цветком,
Птенцом перелётным
Над воротником,
Неволей, недолей,
Святою водой…
 
 
Возьми с антресолей
Хоть профиль худой.
В сочельник он тайно
Был выманен свечкой
Из пыльного зеркальца,
                              розою чайной
Украшенного, где казался насечкой,
Щербинкою, вензелем встречи
                              случайной.
 

«Дожди мои осенние…»

 
Дожди мои осенние,
Вы вновь моё спасение
Под шорох ваш в Мирах,
Что веют в зеркалах,
Вздымая их, как шторы,
Все случаи счастливые
Проснулись,
               как в грибах
Невидимые споры.
 
 
И вновь священно действо
Безумия, божбы,
Смиренной ворожбы
Помады, пудры, шёлка…
Лихое лицедейство,
Наивная заколка.
 
 
Все зеркала,
               что в доме,
Пасьянс на исполненье
Желания,
                         но кроме
Дам никого.
                         Приснись!
Бессонница. Нет шанса
У этого пасьянса
Однажды не сойтись.
 

«Хоть против судьбы наши слёзы, хоть за…»

 
Хоть против судьбы наши слёзы, хоть за,
Москва им не верит,
                              но эта слеза,
Весь Мир отразившая, а не острог,
Вот-вот станет лужей у ваших сапог.
Фортуна взбесилась и в чудо впал Бог.
О, шанс идиота! Сходите с ума.
Не знаете как?
                              Но заразна чума
Чужих неудач.
                              Перекрёсток дорог
Иль крест выбирайте. Да с чем ваш пирог?
Да ваше ландо для меня хуже дрог.
 
 
Слезою сморгну этот мир,
                              где живые,
Как сдача с ушедших, как их чаевые.
 

«Деревенька из сереньких брёвен…»

 
Деревенька из сереньких брёвен,
Коровёнка худющая телится.
Кто бы знал,
                          что в одной из часовен
Панихида по Байрону теплится.
И по серому снегу,
                          как бисер,
Разноцветные пятна окон.
Здесь лишь фон один у судьбы сер,
Чтоб чернее крылья ворон.
 
 
Чтобы жарче перед Егорием
Свет свечи
                          и смуглее гений
У иконки с сухим цикорием
В захолустнейшем из селений.
 
 
Вроде серенький край,
                          но в границах его
И сама я сужу испокон
Не характер судьбы,
                          а характер того,
Кто судьбу эту ставит на кон.
 
 
И все слёзы мои – что бисер…
Здесь лишь фон один у судьбы сер,
Чтоб чернее крылья ворон.
 

«Великим был народ иль пошлым…»

 
Великим был народ иль пошлым
Решит вопрос, впитавший пот и кровь,
А не грешно ль, достойно ль
                            общим прошлым
Сегодня руководствоваться вновь.
 
 
Победы наши – братские могилы
Для тех, чьи души ранены смертельно
Лишь помыслом необозримой силы,
Чтоб чудо жизни было беспредельно.
 
 
И сын руками женскими протянут,
Чтоб жертвой, искупителем, провидцем
Он стал у мужиков и баб, что вянут
В трудах под сдвинутым на брови ситцем.
 
 
И главное, что каждая поступит
Здесь только так, а помолись попробуй
На лик её, она глаза потупит —
Ей совестно быть божеской особой.
 
 
И зачерпнув созвездие из кадки,
Даст нищему и хлеб к звезде приложит.
Кто занят лишь собою,
                            тот загадки
Моей страны вовек понять не сможет.
 
 
Как воет пёс, хотя еды до чёрта.
Он видел небо, и ему приснилось
В нём столько звёзд,
                     как будто сердце чьё-то
Опять от одиночества разбилось.