Текст книги "Леди и кот. Рассказы"

***

«Консул» №4 (35), 2013

Хаусситтер33
  Housesitter (англ.) – присматривающий за домом в отсутствие хозяев, по аналогии с babysitter – приходящая няня


[Закрыть]

Антон медленно брел по полю застывшей в доисторические времена разноцветной лавы, напоминавшем инопланетный пейзаж из фантастического фильма. Игольчатый иней припорошил «живые» камни, которые так и норовили выскользнуть из-под ног. Маслянисто-зеленая трава впереди выглядела сюрреалистически. Над ней пластался тяжелый пар – там били горячие источники. Пахло раскисшей землей, тухлыми яйцами и почему-то сырой штукатуркой. Грубо сколоченный деревянный помост нависал над ржавым болотцем, которое каждые двадцать две минуты, как по расписанию, плевалось струей минерального кипятка. Пожилая пара туристов восторженно взвизгивала, уворачиваясь от горячих брызг, и экстатично щелкала затворами фотокамер.

Внезапно загремел гром, сумрачное небо осветила яркая вспышка. Антон открыл глаза и тут же зажмурился, пытаясь спрятаться от ослепительного света обратно в сон. В дверях, как он успел заметить, стояла женщина с фигурой Каменного гостя и что-то возмущенно спрашивала по-исландски противным каркающим голосом. За два месяца в Хусавике ему едва ли десяток слов удалось запомнить. Если бы они хотя бы писались, как произносятся, так нет.

Каменный гость, не дождавшись ответа, повторил вопрос – громче и с гораздо большим возмущением. Резонно предположив, что она хочет знать, кто он такой, Антон, все еще не открывая глаз, буркнул по-английски:

– Хаусситтер. А вы?

– Адальхейдур Гудмундсдоттир.

Антону это ничего не сказало, но он вспомнил, что хозяина дома зовут Гудмундур Ингторсон, а поскольку у коренных исландцев фамилий нет, только отчества, значит, дама эта, вполне вероятно, его дочь, поведать о существовании которой тот не позаботился. Тут Антон наконец рискнул взглянуть на визитершу. Она оказалась вовсе не такой страшной, как показалась, когда внезапный свет хлестнул по глазам. Высокая, крупная, крепкая – скорее, статная. Настоящая дочь викингов. Коротко стриженая блондинка лет тридцати в джинсах и черном свитере под горло. Так вот откуда в его комнате всякие девчачьи штучки – трюмо, шторки с бантиками, порядком облысевший плюшевый пони, сидящий в качалке. Но почему Гудмундур не сказал, что она может приехать?

В хаусситтеры Антон подался, в общем-то, случайно. Когда-то он приехал в Питер из маленького карельского поселка, самому себе на удивление поступил в университет, а на пятом курсе женился на Марине – вроде бы, по большой любви. Поселился в ее квартире, нашел работу, и все шло неплохо. Только вот уже через пару лет большая любовь начала линять, как неудачно постиранные джинсы. Они и не ссорились даже, просто существовали параллельно, не замечая друг друга, как соседи по общежитию. Так незаметно и развелись. И оказалось, что идти Антону некуда. Оттяпать у бывшей жены полквартиры – это, по его мнению, было бы подло. Вернуться домой? Ни за что.

Он снял однокомнатную хрущевку на Ржевке, и началась нудная рутина. Полтора часа до работы, восемь часов в офисе, полтора часа до дома. Пицца, пиво, телевизор. Сон. И по новой. Всю неделю ждешь выходных, а в воскресенье вечером удивляешься: а они правда были? И весь год ждешь отпуска. Просто чтобы вырваться из этого бесконечного дня сурка. Как-то раз, подыскивая в интернете варианты отдыха, он наткнулся на сайт хаусситтеров. Перспектива не только не платить за жилье, но еще и получать какие-то деньги заинтересовала. Правда, к присмотру за домом обычно прикладывалась какая-то работа – кормить и выгуливать собаку, например, или стричь газон, но это было мелочью.

Познакомившись в сети с бывалыми хаусситтерами, Антон узнал, что в некоторых странах нанять проживающего сторожа через проверенное агентство – удовольствие недешевое, поскольку оставить дом надолго без присмотра значит существенно повысить стоимость его страховки. Поэтому многие нанимают на свой страх и риск иностранцев-туристов, желающих убить двух зайцев: узнать страну изнутри и существенно сэкономить. Им можно заплатить некоторую сумму на еду, а можно даже и вообще ничего не платить.

Первые два раза, в Германии и Португалии, Антон жил по месяцу, безо всякой оплаты, но ему понравилось. Третий вариант, исландский, на все лето, он сначала отмел, но все же передумал. Работу ему давно хотелось сменить, а когда еще такой шанс выпадет. Получив расчет, Антон купил самые дешевые невозвратные билеты до Рейкьявика. В аэропорту его встретил Гудмундур – сурового вида краснолицый дядька на синем пикапе, привез в большой дом на окраине городка Хусавик и разъяснил на вполне пристойном английском, что от него требуется. Условия оказались довольно жесткими. Покидать дом разрешалось не более чем на три часа в день, только в воскресенье – на шесть. Никаких гостей и громкой музыки, чтобы не мешать соседям. Ухаживать за цветами в доме и в саду, кормить трех котов и престарелого пуделя, раз в неделю делать в доме полную уборку и пересылать почту Гудмундуру в Европу. По договору Антону причиталась внушительная сумма в 225 тысяч исландских крон на питание, но калькулятор насплетничал, что это всего-то 15 с небольшим евро в день – особо не разбежишься. Кроме того он получил кредитку на хозяйственные расходы, но за каждую потраченную крону предстояло отчитаться. На следующий день Гудмундур уехал, а Антон остался за хозяина.

Жилось ему в Хусавике скучновато. Полярный день действовал на нервы, температура редко поднималась выше 15 градусов. Конечно, свой «комендантский час» он нарушал, но особо старался не наглеть – а вдруг Гудмундур попросил соседей поглядывать, когда он приходит и уходит. Городок с населением в три тысячи жителей, не считая туристов, он даже за свои законные три часа в день очень скоро исходил вдоль и поперек. Достопримечательностей в нем было немного: Музейный дом с несколькими краеведческими экспозициями, Музей китов, красивая деревянная церковь, открытый термальный бассейн, а вот скандальный Музей фаллосов окончательно переехал в столицу. По воскресеньям Антон брал видавший виды лендровер (на пикапе уехал хозяин) и колесил по окрестностям, наслаждаясь видами. За бензин приходилось платить из своего кармана, как и за экскурсию по заливу на рыболовецком кораблике (а как же – нельзя побывать в Хусавике и не полюбоваться на китов), и за редкие походы в бар, чтобы выпить кружку пива и зайти в интернет (в доме сеть была отключена, а мобильный стоил слишком дорого).

А что теперь? Если эта дамочка действительно дочь хозяина и откуда-то вернулась домой, ему наверняка придется выметаться. Либо покупать новый билет на самолет, либо еще месяц где-то и на что-то жить. Теоретически денег на карте – его личной, не на кредитке – хватит, в обрез, но хватит. Но тогда он выходит в полный ноль. Пока еще устроится на работу и получит первую зарплату. Залезать в долги?

Словно услышав его мысли, Адальхейдур, сверлившая его водянисто-голубыми глазами, развернулась и пробормотала, закрывая дверь:

– Утром поговорим.

Как ни странно, Антон уснул мгновенно, спал без снов и проснулся от диких воплей из гостиной. Хотя при детальном рассмотрении мисс Исландия оказалась вовсе не уродиной, голос ее оставался все таким же противно каркающим. Судя по всему, она разговаривала по телефону.

Приняв душ и одевшись, он спустился на кухню. На столе стояла тарелка с недоеденной яичницей и грязная кофейная чашка, валялись шкурки от колбасы и обертка от печенья. Между прочим, от его колбасы и печенья. Антон насыпал котам и собаке корма в миски, заварил чай, засунул в тостер последний ломтик хлеба. Адальхейдур влетела в кухню, молча протянула ему телефонную трубку и остановилась у плиты, продолжая буравить его взглядом. На ней был толстый махровый халат, волосы подобраны под косынку, лицо блестело от крема и пылало от злости.

– Антон, мне очень жаль, – виновато сказал Гудмундур. – У нас с дочерью плохие отношения, она давно живет в Канаде. И я не знал, что она приедет. Я испортил вам отпуск.

– Ну… – Антон не знал, что сказать. – Ничего, что поделаешь.

– Вы не понимаете, – вздохнул Гудмундур. – Она невыносима. Вы, наверно, захотите уехать, но ведь у вас билет? Да и мне было бы спокойнее, если бы вы остались. На нее нельзя положиться. И парни ее не любят. Если я предложу вам дополнительно, ну, скажем, 500 евро, вы останетесь?

– А я смогу выходить из дома больше, чем на три часа? – Антон постарался вложить в голос как можно больше сомнения.

– Да хоть на весь день. Только парней кормите и ночевать возвращайтесь.

Закончив разговор, он отдал телефон Адальхейдур.

– Я остаюсь, – сказал он, вспомнил, что исландцы не употребляют вежливых обращений, и добавил: – Миииз44
  Ms (англ.) – нейтральное обращение к женщине в англоязычных странах вне зависимости от ее семейного положения


[Закрыть]!

Залпом допив чай, Антон составил в раковину грязную посуду, надел куртку и отправился гулять. До самого вечера.

«Я тролль55
  От англ. trolling – вид провокационного виртуального общения


[Закрыть] 80-го уровня», – усмехнувшись, сказал себе Антон, когда Адальхейдур после его очередного «миииз» выбежала из гостиной, яростно хлопнув дверью. Похоже, в Канаде ее бросил дружок, и она бесилась от подчеркиваемой им неопределенности ее семейного статуса. Да что там, она его просто ненавидела. Нет, они не ругались, но их взаимная неприязнь, родившаяся в самую первую минуту, когда она вломилась в его – точнее, в бывшую свою комнату, искрила так, что у Антона дух захватывало. Он тоже терпеть ее не мог, но иногда с удивлением понимал, что получает от происходящего странное удовольствие. Быть может, потому, что впервые в жизни неожиданно выиграл там, где должен был стопроцентно проиграть?

Он был сильнее, она – уязвима и раздражена этим. Она даже не стала претендовать на свою комнату, только забрала в гостиную, где спала на диване, лысого пони. По молчаливому уговору они разделили полки в кухонном шкафу и холодильнике и старались не сталкиваться на кухне. Утром он кормил котов и пса, поливал цветы, завтракал и уходил до позднего вечера – гулял, сидел в баре или ехал на джипе за город – на побережье, в горы или к озерам. Возвращался, ужинал и сидел у себя, читая или смотря англоязычные каналы по маленькому переносному телевизору. Даже уборку делать прекратил, и Адальхейдур вынуждена была сама взяться за пылесос, наградив Антона таким взглядом, что у него зачесалось в желудке.

Ближе к концу августа погода испортилась, да так, что ему пришлось несколько дней безвылазно просидеть дома. За это время их взаимная враждебность подскочила до такой степени, что Антон всерьез опасался, как бы она не прокралась ночью в его комнату и не задушила подушкой. Самому ему постоянно хотелось отвесить ей такую оплеуху, чтобы она буквально улетела – и это притом, что до сих пор ему бы в голову не пришло ударить женщину.

Утром 27 августа выглянуло солнце. Антон завтракал, когда в кухню вошла Адальхейдур – прилично одетая, причесанная и даже подкрашенная. И она улыбалась. Антону стало не по себе.

– Послезавтра возвращается отец, – сказала она. – И вы уезжаете. Хотите съездить со мной в Центр пустоты66
  The middle of nowhere – английское название центральных районов Исландии, дословно «середина нигде»


[Закрыть]?

– Вы приглашаете меня поехать с вами? – Антон не поверил своим ушам.

– Мы слишком долго… не любили друг друга – вы не находите?

– Да, но…

– Я хочу мира. А вы?

– Да, но…

– Мы едем?

Центр пустоты… Центр пустоты, – дремотно стучало в голове. – Центр… нигде. Середина небытия. Смерть… Он посмотрел на ее руки и увидел темные жирные пятна. Вот она подходит к машине, открывает капот… Вот они едут по опасной горной дороге, и на крутом повороте… Он резко встряхнул головой, отгоняя видение.

– Нет. Спасибо, я не хочу… миииз.

Адальхейдур дернулась, как от удара. С минуту она смотрела перед собой, потом подошла к Антону и быстро поцеловала.

– Прощайте!

Полосатый кот терся о его ноги, а он смотрел в окно, как Адальхейдур идет с чемоданом к стоящему у ворот черному мерседесу, на котором приехала из Рейкьявика. Хлопнула дверца, заурчал мотор, лязгнули ворота. Уехала…

Через три дня в самолете, тщетно пытаясь уснуть над сопящим далеко внизу океаном, Антон вспоминал ее поцелуй и последний взгляд. Что было в нем – буйная до сумасшествия, смертельная ненависть или?.. Или все было совсем не так? И это был страх снова быть отвергнутой, отчаяние, обида на его невнимание? Что, если все могло обернуться иначе, если бы он понял, если бы попытался понять? Если бы поехал с ней?

Наклонившись к стоящему под сиденьем рюкзаку за бутылкой воды, Антон погладил торчащую лысую голову маленького пони. В этот момент он уже знал, что будет снова и снова возвращаться к этой мысли. Долго. Может быть, до самого конца жизни…

***

«Консул» №1 (36), 2014

Швейцарский шоколад

Мысленно разматывая клубок событий, чтобы найти конец нити – вернее, ее начало, я подумала, что все началось, пожалуй, в тот день, когда мне рассказали о посткроссинге. Я всегда любила открытки с видами городов, причем исключительно «переваренные» почтой. Посылала их сама себе, если куда-то ездила, просила знакомых «отправить открыточку», но коллекция все равно пополнялась медленно. Отчетливо помню, как зарегистрировалась на сайте посткроссеров и получила первые адреса с кодами-идентификаторами. Все гениальное, как известно, просто. Ты отправляешь открытки совершенно не знакомым людям, они их получают, по коду регистрируют на сайте, и система выбирает твой адрес для других участников. И так по кругу.

На тот момент моя жизнь представляла собой стоячее болото, на дне которого пузырилась депрессия. У меня была до зубной боли скучная работа с обидной зарплатой и полное отсутствие личной жизни. Большинство моих подруг уже обзавелись семьями, и отношения наши поддерживались в основном редкими телефонными разговорами. Я чувствовала себя эдакой полуспящей—полумертвой царевной в хрустальном гробу и притворялась, что жду прекрасного принца, хотя на самом деле мне просто не хватало смелости что-то изменить в своей жизни. Наверно, только три вещи вызывали у меня положительные эмоции: чтение, открытки и шоколад, без которого я просто не могла жить.

Весь день с неба падала жидкая ледяная грязь. Я возвращалась с работы – промокшая, замерзшая, злая на весь свет. Меня ждали теплый плед, горячее какао, шоколад с миндалем и томик Диккенса. В такую погоду Диккенс – самое то, что надо. Привычным до автоматизма движением открыла почтовый ящик, выудила одинокую открытку. Крошечный поезд из трех красных вагончиков полз по арочному мосту над головокружительной пропастью. Швейцария – страна в посткроссинге нечастая.

Ужинать не хотелось. Я сварила какао, переоделась в пижаму и забралась на диван под плед. Отгрызла уголок шоколадной плитки и принялась вертеть в руках открытку. Некто по имени Марк потрясающе красивым почерком, на хорошем английском сообщал, что живет в маленьком городке в «итальянской» Швейцарии. Посткроссинг – его хобби, а профессия (тут я чуть не поперхнулась) – chocolatier. У себя дома он готовит по старинным рецептам шоколад, выполняя заказы постоянных клиентов. В заключение – стандартное пожелание всех благ и «Happy Postcrossing!».

Дотянувшись до ноутбука, я зашла на сайт, зарегистрировала получение открытки и отправила Марку hurray – так посткроссеры называют короткое благодарственное сообщение. К обычным «получила», «очень понравилась» и «большое спасибо» добавила, что буквально ошеломлена его профессией, поскольку обожаю шоколад. Минут через десять пришел ответ. Марк писал, что очень рад такому единодушию, и предлагал постоянный direct swap. Звучит интригующе, но на самом деле это всего-навсего прямой обмен открытками вне рамок официального посткроссинга. Разумеется, я согласилась.

В первый год мы отправили друг другу всего по шесть открыток. В среднем они ползут из России в Европу и обратно около месяца – наверно, едут на черепахах. Потом мы решили, что это слишком долго, и договорились отправлять открытки первого числа каждого месяца. Потом – первого и пятнадцатого. Поскольку места для текста на открытках обычно немного, писали огромные хурреи. Я рассказывала о себе и своей жизни, Марк – о Швейцарии и шоколаде. О нем самом я не знала ничего. В его профиле на сайте были указаны только предпочтения по тематике открыток, а вместо фотографии-аватарки красовался швейцарский флаг. Мои осторожные вопросы он не менее аккуратно игнорировал. Зато красочно описывал старинные маленькие городки, изображенные на его открытках, рассказывал о необычных конфетах, которые делал вручную – например, с имбирным муссом, абсентом, лавандой или черными трюфелями. Я не слишком хорошо говорю по-английски, но читаю практически свободно, а Марк писал так ярко, что я наслаждалась его короткими рассказами, как хорошей книгой, и буквально захлебывалась слюной.

Подруги, которым я, разумеется, не могла не похвастаться таким необычным знакомством, ехидно интересовались: «Ну, как там твой швейцарский шоколадник? Еще не пригласил в гости?». Между тем на работе меня повысили, и моя зарплата позволяла хотя бы раз в год съездить за границу. Почему бы и не в Швейцарию? Но нет. И Марк, и Швейцария для меня были чем-то ирреальным, как будто из параллельной вселенной. Он не проявлял ко мне никакого интереса, кроме открыточного. Может, ему было лет семьдесят. Или у него имелась любимая жена и семеро по лавкам. Или он вообще не интересовался женщинами. Зато я могла представлять его себе как угодно. Привлекательным мужчиной средних лет в национальном красном жилете с вышивкой и в маленькой черной шляпе. Или не менее привлекательным, но пожилым и в поварском колпаке. Или вообще симпатичным чудищем из мультфильма про аленький цветочек.

Так прошло почти четыре года. Иногда я с кем-то знакомилась и ходила на свидания, но ничего дельного из этого не выходило, и я писала Марку: мол, опять не повезло. Как будто рассказывала о своей жизни то ли давнему приятелю, то ли случайному попутчику в поезде. А потом я влюбилась – как в омут с головой. Мой… кто? Бойфренд, друг, молодой человек? Да неважно. В общем, он считал коллекционирование открыток глупостью, терпеть не мог шоколад и не читал ничего, кроме «Financial Times». Я забросила посткроссинг и только Марку по-прежнему потихоньку отправляла открытки – как будто по обязанности, коротко и сухо подписанные. Он спрашивал, все ли у меня в порядке, но теперь уже я игнорировала его вопросы.

Через год мой роман закончился – банально и некрасиво. Краешком сознания я понимала, что это не мой человек, но ничего не могла с собой поделать. И я написала Марку – не хуррей, а длинное письмо. Но ответа не получила. Потом было первое число, пятнадцатое – открыток от него больше не было. Я отправила еще несколько сообщений – тишина. Сказать, что мне было плохо, – ничего не сказать. Жизнь шла, как у лошади в шахте: дом – работа – дом. Открытки больше не приходили – вообще ни от кого. Я читала книги – и тут же забывала, о чем. Шоколад теперь отдавал горечью – и вовсе не шоколадной.

Прошло несколько месяцев, незаметно подкрался день рождения – такой же сырой, грязный и холодный, как и день, когда я получила первую открытку от Марка. В почтовом ящике, который я проверяла по привычке, лежало сиротливое почтовое извещение на «малый пакет», неизвестно откуда и от кого.

Почта еще работала, и я успела получить запакованную в лиловую пленку коробочку. Дома из-под обертки выпала надписанная знакомым четким почерком открытка с ирисами, моими любимыми цветами. «To Anna with love. Happy Birthday!»77
  «Анне с любовью. С днем рождения»


[Закрыть]. В сиреневой картонной коробке аккуратными рядами лежали четырнадцать шоколадных конфет, самых разных – звездочки, цветы, фигурки животных. Я положила в рот восьмилучевую звездочку, обсыпанную ореховой крошкой. Ни на что не похожий вкус захлестнул волной, стало сладко, горько и как будто дремотно. Комната расплылась и исчезла.

Я сидела на траве высоко в горах, и это наверняка были швейцарские Альпы. Дул теплый ветер, откуда-то доносился звон церковного колокола. Над моей головой в угольно-черном небе горели звезды – столько и таких ярких я никогда не видела. А ведь я живу как… как в подвале, пришла в голову мысль. Вокруг огромный мир, в небе миллионы звезд, до них миллиарды световых лет, а я словно заперла себя в четырех стенах – работа, метро и магазин не в счет. Меня захватил какой-то невероятный восторг. Я протянула руки к небу, казалось, секунда – и я буду парить над горами, над всем миром, но телефонный звонок вернул меня обратно.

Одна из моих полузабытых подруг звонила, чтобы поздравить с днем рождения.

– Как ты? – поинтересовалась она с противной снисходительно-жалостливой интонацией. – Небось, одна сидишь?

– Мне подарили такой шоколад, – не удержалась я. – Ешь и прямо всякие чудеса видишь.

– С марихуаной, что ли? – усмехнулась подруга.

Я положила трубку и протянула руку к коробке, но удержалась. Не все сразу. Внутри еще продолжало дрожать радостное возбуждение. Хандры как не бывало. «Спасибо, Марк!» – прошептала я, включила ноутбук и написала ему сообщение, хотя и знала, что он не ответит. Во сне я летала над горами, а утром проснулась с давно забытым, наверно, с детства, ожиданием волшебства.

– Анька, ты влюбилась? – спросила коллега по работе. – У тебя глаза светятся, как у кошки.

Вспомнив ее слова, вечером я взяла из коробки конфету в виде улыбающегося кота – похоже, Чеширского. И снова меня подхватил водоворот вкуса, на этот раз легкого, с мятной прохладой, сладостью незнакомых фруктов и легкой кислинкой. Я оказалась в лесу, на тропинке, пестрой от солнечных бликов, а рядом… Рядом никого не было. И все же я чувствовала чье-то присутствие. Это было теплое облако добра и покоя, светлое, мягкое и пушистое.

– Эй, ты где? – спросила я.

Огромный рыжий котяра с глазами-крыжовинами возник из ниоткуда, потянулся и потерся об мою ногу.

– Жаль мне художников, – сказал он. – Рисуют либо кота с улыбкой, либо улыбку без кота – просто жуть. А я не умею улыбаться. Я сам – улыбка. Чувствуешь разницу?

Я кивнула. И улыбнулась.

– Вооот, – мурлыкнул кот. – Я улыбка, а улыбаешься – ты. И тебе никто не мешает стать такой же улыбкой для других. Тебе же от этого будет лучше. Мне, к примеру, очень даже хорошо.

Кот исчез мгновенно, а мягкое радостное облако осталось. Продолжая улыбаться, я облизнула перепачканные шоколадом пальцы и завернулась в плед.

Следующие одиннадцать дней были такими же волшебными. Необыкновенный вкус шоколада, короткое сказочное путешествие. Маленькие яркие впечатления, что-то бесповоротно меняющие во мне. Самое интересное, что истины были действительно прописными, никаких безумных открытий. Я все это знала, но почему-то до сих пор не могла пропустить через себя. Или не хотела? И вот осталась последняя конфета – простое сердечко, скромное, даже невзрачное. Неужели оно связано с любовью?

В первую секунду вкус меня разочаровал – самый обычный молочный шоколад. Но было в нем что-то необыкновенно уютное, домашнее. Вспышкой промелькнуло – я маленькая, иду между мамой и папой, они держат меня за руки, смеются, и нам всем так хорошо. А комната никуда не делась, но кто-то стоял в дверном проеме, и я видела только темный силуэт.

– Марк, это ты? – спросила я.

– Да, – ответил он. – Но я не тот, кто тебе нужен. Я просто хочу тебе помочь.

– А кто мне нужен? – спросила я и почувствовала в сладости шоколада солоноватое послевкусие слез. – Ты знаешь?

– Ты сама поймешь. И очень скоро. Мы так часто ищем за морями то, что находится рядом с нами. У тебя все будет хорошо, поверь мне.

– Но…

Но в комнате уже никого не было. На этот раз я чувствовала себя совсем не так – опустошенной, выпотрошенной. Подумалось, что моя жизнь – такая же пустая картонная коробка, как та, которая стояла на столе. К чему были эти последние две недели? Яркий праздник, а сейчас – то самое ощущение «после праздника». И с чего я взяла, будто что-то изменилось, во мне и вокруг меня?

В дверь позвонили. Я подошла к двери, посмотрела в глазок. На площадке стоял незнакомый лохматый парень в джинсах, майке и домашних тапочках.

– Кто там? – глупо спросила я.

– Ваш сосед сверху, – ответил он.

– И что вы хотели?

– Мне в почтовый ящик по ошибке бросили вашу открытку.

«Ну и положите ее в мой ящик. Или под дверь просуньте», – хотела ответить я, но рука почему-то потянулась к замку.

Мы стояли и молча смотрели друг на друга. Он был примерно моего возраста, в нем было что-то спокойное и веселое, как в улыбке Чеширского кота. И смутно знакомое. Наверняка мы сталкивались в парадном или в лифте. А может, это было какое-то другое знание – предзнание. Он протянул мне открытку. Церковь с острым шпилем. Перевернув ее и увидев марку с надписью Helvetia88
  Швейцария


[Закрыть], я вздрогнула, но это была подписанная незнакомым почерком «официалка» – видимо, каким-то образом мой адрес снова попал в ротацию.

– Вы не поверите, – сказал сосед виновато. – Я ведь тоже посткроссер. Подумал, что это мне пришло. Дома рассмотрел. Хотел на следующий день опустить в ваш ящик, но забыл. И вспомнил только сегодня. Две недели она у меня пролежала. Это вам – компенсация, – и он протянул мне большую шоколадку – между прочим, швейцарскую.

– Может, кофе? – спросила я, чувствуя себя Чеширским котом.

– Я бы предпочел какао, – улыбнулся тот, о ком говорил Марк…