Текст книги "Леди и кот. Рассказы"

***

«Консул» №1 (12), 2008

Десятый уровень

– Господи, ну пожалуйста, пожалуйста! – спрятав лицо в ладони, захныкала Клякса. – Пусть они не дойдут сюда сегодня. Пусть где-нибудь раньше подохнут.

– Какая разница? – усмехнулся Гоблин, бросив короткий взгляд на торчащий из груды бетонных обломков крест. – Не сейчас, так потом. Все равно доберутся. И никуда мы от них не денемся. Не знаю, как вы, а я жалею, что не со всеми вместе… Они даже сообразить не успели, что происходит. Раз – и все. Секунде – и той можно позавидовать, она хотя бы не ждала, что вот-вот…

– Так в чем дело? – улыбка Медведа, как обычно, напоминала мне опасную бритву. – Отойди за угол и бахни себе в башку. Они только рады будут.

– Да и ты не огорчишься, да?

– Тихо! – прошипела я.

Все замерли, напряженно вслушиваясь. Гоблин, Медвед и Крыса-Лариса ворочали глазами, как андерсоновские собаки, пытаясь разглядеть среди развалин серые тени, остальные с надеждой смотрели на меня. Мне не нужно было вглядываться в мешанину кирпичных остовов или прислушиваться к завыванию ветра. Я чувствовала их приближение каким-то особым звериным чутьем – по мгновенному напряжению лицевых мышц, по онемению кончиков пальцев, по легкой звенящей дурноте. По тяжелой, как бетон на могиле Секунды, ненависти.

– По местам! – скомандовала я.

Конец света я представляла себе не так. Как угодно, но только не так. Мое детство пришлось на начало 80-х, когда страх ядерной войны стал обычным – я бы даже сказала, обыденным делом. Наверно, все дети проходят через страх смерти, но у моего кошмара был вполне определенный облик.

Тяжелые низкие тучи. Давящая духота. Узкие хищные тела ракет, вспарывающие небо. Ослепительная вспышка. Стремительно растущая ввысь черная поганка…

Сильнее всего я боялась летом за городом – на даче, а особенно в пионерском лагере. Совсем рядом находился военный аэродром. Реактивные самолеты летали так низко, что, казалось: еще чуть ниже – и можно будет разглядеть лицо пилота за стеклом кабины. Рев, от которого все внутри мгновенно леденеет. Черные ели за окнами корпуса, похожие в призрачном свете белой ночи на разрушенные дома, – точно такие же, как те, в развалинах которых мы прятались сейчас.

Мои соседки по палате быстро поняли, в чем дело, и после отбоя травили меня со всей изощренной детской жестокостью. «Я читала, что ядерная война начнется в 85-ом году». – «Какой ужас, нам будет всего по семнадцать лет! Хоть бы Брежнев прожил подольше. Я боюсь, что война начнется сразу же, как он умрет». Я укрывалась одеялом с головой и тихо плакала в подушку от безысходного ужаса, не дающего соображать здраво. Не дающего дышать…

Со временем страх этот притупился – как и любой другой задержавшийся страх. Да и времена изменились. И я скорее могла представить себе конец света в результате столкновения Земли с астероидом или какой-нибудь другой подобной катастрофы. И только иногда от внезапного громкого звука, похожего на взрыв или просто непонятного, что-то внутри обрывалось, и воздух застревал в легких…

Они приближались – разгоряченные легкой победой. Но ждать, что эйфория придала им легкомыслия и неосторожности, было бы безумием.

Казалось, взбаламученная адреналином кровь вот-вот закипит и меня разорвет в клочья, как вытащенную из воды глубинную рыбу. Я поймала взгляд Гоблина. Мы и раньше понимали друг друга без слов, еще до того. Ему не хватало моей интуиции и парадоксальности мышления. Мне – его хладнокровия и выдержки. Но вместе мы были как правильно собранный паззл. И даже присутствовало в этом единстве нечто чувственное, хотя я была почти вдвое старше и годилась Гоблину в матери.

Он сделал несколько едва приметных жестов, понятных только нам двоим. Я кивнула. Расклад менялся на ходу. Главное, чтобы остальные наши сообразили и смогли перестроиться.

У нас было преимущество, которое когда-то принадлежало им. Для победы – пусть маленькой, временной! – нам достаточно было убить хотя бы одного из них. Потеряв бойца, они откатывались на исходные позиции, и мы получали передышку – когда на день, а когда и на неделю. Им, чтобы победить, надо было уничтожить всех нас. До сих пор мы похоронили одну лишь Секунду, да и то потому, что первая атака застала нас врасплох. Мы держались уже третий месяц, но на сколько еще хватит сил – никто не знал.

– А что, если мы замочим их всех разом? – как-то спросила Крыса-Лариса. – Ну, помните, как тогда? Когда мы их собирались в море загнать?

– Не напоминай, – Профф сморщился, как от кислятины. – Как подумаю, что мы могли это сделать, но не сделали, – дурно делается. Кофейку попить, жопу почесать, в туалет сбегать… Вот и просрали… всю планету.

– Ты думаешь, если бы мы закончили, ничего этого не произошло бы? – хмыкнул Локи.

– Уверен! – Профф с такой силой швырнул камень в кучу щебня, что Клякса пискнула – ее поцарапало отскочившим осколком. – Они поняли: еще чуть-чуть – и им песец, надо что-то делать. А мы им для этого самого «что-то» любезно предоставили свой coffee break.

– Тебя послушать, так это мы Землю погубили, – нахмурился Гоблин.

– А разве нет? – опасно улыбнулся-оскалился Медвед. – Ты вот сколько времени угробил на эту херню? Год? Два? Небось, все свободное время на это тратил – иначе не попал бы в команду. И ты, Квака, и ты, Профф, и я. Все мы. Это мы их натаскали, они ведь с каждым днем сильнее и хитрее становились. Мы во всем виноваты!

– Не мы – так другие, – влезла Клякса, но Медвед так свирепо посмотрел на нее, что она спряталась за спину Крысы-Ларисы.

– «Не мы – так другие», – передразнил он. – Как удобно, правда, Кляксочка? Мы, конечно, виноваты, но на самом деле не виноваты, потому что если бы не мы, то другие сделали бы то же самое, да?

– Отстань от нее! – коротко и веско потребовал Оршавенд.

– Очешуеть! Доблестный трахаль проснулся и подал голосок. Между прочим, если бы не Квака, твою бабу вчера замочили бы в шесть секунд. Потому что кто-то спал на посту.

– Ну, ты! – Оршавенд с необычной для его плотной фигуры прытью подскочил к Медведу и ухватил за грудки.

Ситуация принимала нехороший оборот. Я посмотрела на Гоблина, но он покачал головой: нет-нет, это твое.

– А что, если и правда попробовать? – сказала я тихо-тихо – промуркотала себе под нос.

– Что? – переспросил Оршавенд, отпустив Медведа.

Клякса подошла поближе, за ней – Локи и все остальные. Гоблин одобряюще опустил веки.

– Что, если мы действительно попробуем загнать их в воду?

– Если помнишь, мы пытались сделать это почти пять месяцев. А они с тех пор многому научились, – фыркнул Медвед, потирая намятую воротником шею. – И потом, какая разница? Ну, утопим одних, на следующий день придут другие.

– А если нет?

– Квакочка, – Медвед посмотрел на меня с притворной лаской, как на дебильного ребенка, – ты забыла, что мы с ними поменялись местами? Раньше если погибал один из команды, мы все откатывались назад и должны были проходить весь путь с самого начала, по одиночке. Теперь то же самое происходит с ними.

– Мы думаем, что то же самое, – уточнил Гоблин. – А на самом деле знаем, что они отступают, потеряв бойца, – и все.

– Неважно, – отмахнулся Медвед. – Мы могли победить, только закошмарив всю их бригаду в полном составе. А если они нас оптом накроют – тут уже нам будет гамовер. Так что мы теперь игрушечные солдатики. Пока живы – воюем. Пока воюем – живы.

– А если все-таки? – не сдавалась я. – Кто знает, что было бы, если б они нас тогда – всех сразу, одновременно?

– А хрен знает. Никогда такого не было, чтобы вся команда одним махом. Хотя что тут думать – для нас все кончилось бы. Пришли бы другие на наше место. Вот и на их место другие придут.

Какая-то смутная мысль барахталась в самом дальнем уголке сознания и никак не давалась в руки. Почувствовав, что вот-вот упущу ее, я беспомощно посмотрела на Гоблина. Он сдвинул брови, секунда, другая – и вдруг что-то зажглось в его глазах. Он понял!

– Спокойно, братцы-кролики, – Гоблин улыбнулся и нежно погладил автомат (Крыса-Лариса при этом вздохнула тихонько, прикрыв лицо рукой). – Еще раз все вместе с пятой цифры. Вспомнили прежние правила. Десять нас, десять их. Они убивают одного нашего – мы уходим на первый уровень. Нам, чтобы победить, надо отстрелять их всех. И мы никак не могли это сделать, потому что пока вышибали их по одному, кто-то из нас обязательно попадал под огонь. И тогда мы придумали то, что никак не было предусмотрено. Окружили, загнали в ловушку и практически сбросили в море. И тогда… Вы поняли, что произошло, нет?

– Сбой программы! – в один голос выкрикнули Медвед, Клякса и Локи.

Для меня все началось года полтора назад. В тот день я должна была написать статью об аренде недвижимости, дело не клеилось, и я по-всякому отлынивала: посидела В Контакте, скачала и послушала какую-то музыку. А потом меня занесло на сайт онлайновых игрушек. Поиграла – не понравилось. Хотела уже закрыть страницу, но заметила ссылку: «Хотите еще? Для вас – Постапокалиптика». Название показалось мне слишком претенциозным, но все же решила заглянуть.

Игрушка оказалась примитивной стрелялкой. Вернее, примитивной лишь на первый взгляд. Иллюзия погружения в антиутопический пейзаж оказалась невероятной. Усиливало эффект присутствия то обстоятельство, что в базу данных можно было залить свою фотографию и ТТХ. В результате по развалинам бодро носился и палил из всех видов оружия ваш маленький двойник. Противники поначалу меня сильно смущали. Не монстры, не инопланетяне, даже не фашисты какие-нибудь, а самые обыкновенные люди. В чем смысл, я поняла уже потом, когда дошла до десятого уровня и попала в элитную команду. Пожалуй, единственным вражеским отличием было то, что кровь у этих мерзавцев, которых я звала мутантами, была не красной, а черной.

Постапокалиптика зацепила меня намертво. Все свободное время я проводила за компьютером. Дама бальзаковского возраста, помешанная на игрушке для тинейджеров! Это действительно напоминало манию, хотя я и убеждала себя, что потеряю к игре интерес, как только пройду все уровни. А сделать это оказалось ой как непросто. Похоже, мутанты обладали способностью учиться и совершенствоваться в военном деле. Поймавшись на какую-то хитрость, в следующий раз подобной ошибки они уже не допускали. Я гибла раз за разом и упорно начинала с самого начала – от разрушенной станции метро, с одной аптечкой и пистолетиком без запасных обойм. Мне очень хотелось узнать, кто придумал эту игру, но никаких выходных данных и копирайтов обнаружить так и не удалось.

Примерно через полгода мне удалось наконец подняться до последнего уровня. В отличие от предыдущих он был командно-сетевым. Чтобы попасть в команду, надо было набрать определенное количество очков. Странное дело, мы с Гоблином добрались до десятого уровня почти одновременно. И если до нашего появления команда была чем-то аморфным, то уже через пару недель мы играли строго определенным составом. Если кто-то не мог – значит, не играли вообще. О времени договаривались заранее.

Так уж вышло, что все мы, не сговариваясь, отправили в игру своих абсолютных двойников. Однако настоящих имен не называли – только ники. Общались в ходе игры по скайпу. Кроме меня, Кляксы и Оршавенда, все были из разных городов, а Секунда и вовсе жила в Германии. Оршавенд с Кляксой уже по ходу игры встретились в реале, и у них начался вялотекущий роман.

Все мы были одинаково одержимы и бредили победой над мутантами. Зачем? Думаю, ответа на этот вопрос не существовало. Равно как и на вопрос о том, что же было в этой игре такого притягательного. Однако проиграв, мы снова и снова пробегали первые уровни и назначали время новой битвы.

Гоблин был прирожденным тактиком и стратегом. Родись он чуть пораньше – наверняка смог бы стать гениальным полководцем. Он предугадывал все ходы мутантов, разрабатывал новые планы, менял их на ходу. И часто мы были в одном шаге от победы – на земле, истекая черной кровью, лежали восемь, а то и девять мутантов. Но… все же они были сильнее и хитрее. Они учитывали и наши ошибки, и свои.

Что касается меня… Я состояла при Гоблине чем-то вроде замполита. При всех своих талантах Гоблин был несколько прямолинеен и не очень хорошо ладил с людьми. Я же, не будучи профессиональным психологом, почти мистическим образом соединяла всех в единое целое. Разница в возрасте (я была старше всех) совершенно не мешала в игре, а когда мы встретились во плоти, в экстремальной ситуации, это обстоятельство еще больше оказалось в мою пользу.

Нам снова не повезло. Как будто они читали наши мысли и знали наперед каждый наш шаг. Мы перестраивались, по ходу меняли тактику – ничего не помогало. И только когда нам пришлось совсем туго, Гоблину удалось подстрелить одного из мутантов. Да и то мне показалось, что мутант позволил ему это сделать. А почему бы и нет? Возможно, это игра должна продолжаться без конца. «Эта музыка будет вечной, если я заменю батарейку», – вспомнила я «Наутилус-Помпилиус».

Мутанты отступили, Локи с Медведом столкнули в море труп, истекающий черной, похожей на мазут, кровью. Проффу перевязали раненое плечо и оставили под навесом на попечении Крысы-Ларисы, которая хоть и вздыхала по Гоблину, но все же пребывала в статусе «всехней» девушки.

Обычно после схватки все расходились кто куда. Поискать еды, потискать в укромном закоулке Крысу-Ларису, просто размяться. Мы с Гоблином развели костер, закопали в золу картошку и сидели, любуясь звездами. Раньше в городе никогда не было таких звезд – их приглушали огни.

– Кем ты была раньше? – спросил Гоблин.

– Мы же договорились, прошлое – табу, – ответила я, встряхнув головой, чтобы отогнать непрошеные видения.

– Прости.

Мы замолчали. Из развалин доносились счастливые кошачьи вопли – там свили себе гнездо Оршавенд с Кляксой.

– «После боя сердце просит музыки вдвойне», – усмехнулся Гоблин. – Все правильно, смерть и жизнь. Оршавенд говорил, что раньше у них никогда не было такого чумового секса. Но вообще-то это проблема.

– Что именно? Оршавенд с Кляксой?

– Нет. Секс в постапокалиптическом обществе. Да и вообще, в любом закрытом и немноголюдном обществе. Пока парни держатся исключительно за счет давалки Крысы и не претендуют ни на Кляксу, ни на тебя. Но неизвестно, сколько такое продлится. В конце концов она всем надоест.

– Я для них старовата.

– Не в этой жизни. Ты очень еще даже ничего. Скорее, их смущает твой статус всеобщей мамы. Такой своего рода инцест. Но это преодолимо.

– Я не очень люблю антиутопическую фантастику, но обычно в таких книгах или фильмах женщины либо принадлежат всем, либо только доминантным самцам. Но, по любому, их мнения никто не спрашивает.

– Крысу и Кляксу действительно никто спрашивать не будет. Оршавенд – точно не альфа-самец, несмотря на силу. Если дело дойдет до драки, Медвед, Локи и Профф запинают его сообща. А Мистагог будет сидеть в уголке и хихикать в кулак, потому что гомик.

– А ты?

– А что я? – Гоблин поворошил золу палкой.

– Ты как раз вполне себе альфа.

– Но мне не нужен секс.

– Вообще? – не поверила я.

– Вообще.

– Для молодого мужика это не совсем… нормально.

– А кто тебе сказал, что я нормальный? Нет, я не импотент и не извращенец. Но мне действительно это не нужно. А если б было нужно, я предпочел бы тебя.

– Спасибо, – усмехнулась я, не зная, радоваться или огорчаться. – Такого оригинального признания мне еще никто не делал. Наверно, я была польщена.

Когда я говорила, что в нашем с Гоблином взаимопонимании было нечто чувственное, я не лукавила. Но чувственность эта была какого-то иного порядка, нежели обычное физическое влечение. Одна моя знакомая, певшая в вокальном ансамбле, рассказывала, что испытывает странное ощущение, нечто эротическое, когда их с басом голоса сливаются в чистую октаву. Хотя вне пения бас нисколечко не интересовал ее как мужчина. Кажется, я понимала, что она имеет в виду.

Во время игры наши с Гоблином двойники – и мы вместе с ними – понимали друг друга с одного слова, одного жеста, полувзгляда. И было в этом что-то такое… странно будоражащее. Но лишь до того момента, когда я нажимала на Exit. В моей реальной личной жизни все было вполне благополучно, и Гоблин не присутствовал в ней даже мысленно, даже мимолетно. После катастрофы… Сначала шок и боль потери были слишком сильны, чтобы допустить какой-то интерес. Когда же мне удалось выстроить заслон между прошлым и настоящим, в наших отношениях ничего не изменилось.

Как и в виртуальности прежде, в новой реальности мы были всегда рядом. Но я не испытывала к нему ничего большего, чем дружеские чувства. Несмотря на то, что он был редкий красавец, по таким Голливуд рыдает (точнее, рыдал) крокодиловыми слезами. Настоящий герой. Однако было в нем что-то странное, холодное, что ли. И отсутствие потребности в сексе в эту схему вписывалось очень органично. Но в те моменты, когда мы смотрели друг на друга и словно читали мысли, я чувствовала все то же взаимопроникновение, вполне заменявшее секс – пусть не на физическом уровне, а, скорее, на ментальном.

– Ты действительно веришь, что наша победа может что-то изменить? – спросил Гоблин, перекидывая из руки в руку горячую картофелину. – Именно победа, а не отбитая атака.

– Не знаю. Очень хочется в это верить. Или хотя бы надеяться. Это дает хоть какой-то смысл. Если им удалось превратить реальный мир в компьютерную программу, и мы ее взломаем… Может, все это закончится, мы найдем других – ведь должны же быть другие люди на низших уровнях.

– И что это будет за жизнь?

– Во всяком случае, в ней не будет ежедневного ожидания смерти. Не будет бесконечной бессмысленной войны. И потом, ты не думал, что каждое наше поражение, нет, каждая наша непобеда – это смерть для людей на первых уровнях. Какой бы ни была жизнь потом – они больше не будут гибнуть из-за того, что мы не можем победить этих тварей.

– Наверно, ты права, – Гоблин очистил картофелину и протянул мне. – Ну хорошо, а если мы ошибаемся? Если мы победим – и ничего не изменится? Просто придут другие?

– Я не хочу об этом думать.

– А все-таки?

– Тогда у нас только два варианта. Либо сражаться, пока всех нас не поубивают, либо…

– Либо как советовал Медвед?

– Пойдем лучше спать, – не желая отвечать, я перевела разговор на другое. – Теперь светает рано. Не хотелось бы, чтобы они застали нас врасплох, спящими.

Гоблин молча подал мне руку, и мы пошли к своей «берлоге», освещая дорогу «факелом» из намотанной на палку тряпки, пропитанной гудроном. Поначалу у нас были фонари, но батарейки быстро сели, приходилось обходиться подручными средствами.

– Цирк уродов, – вздохнул Гоблин. – Факелы, развалины… И всякие пулеметы-гранатометы с неограниченным боеприпасом.

Наша с ним «берлога» представляла собой некогда обширное помещение на первом этаже многоэтажного дома. Когда он рухнул, потолочное перекрытие переломилось и сложилось шалашом. Рядом был большой универмаг, из руин которого мы притащили уцелевшие матрасы, подушки и прочие необходимые вещи.

Устроившись на ночь, мы погасили коптилку. Гоблин спал на удивление тихо – не храпел, не сопел, не ворочался. Как будто его и не было. Поначалу меня несколько смущало полное отсутствие интереса ко мне. Молодой мужик, экстремальные условия, спящая рядом женщина… Но я объяснила это себе изрядной разницей в возрасте и успокоилась. Меня это вполне устраивало – хотя легкая досада на заднем плане порою и пробегала. Сегодняшний разговор поставил все на свои места. Причины этой аномалии я не знала – но она меня почему-то ни капли не интересовала.

Обычно после боя я засыпала мгновенно, но в этот раз не спалось. Вопрос Гоблина о том, кем я была раньше, пробил брешь в моей защите. Воспоминания нахлынули, затопили. Как ни старалась я снова отгородиться от них, смогла лишь переключиться с прошлого на момент катастрофы…

В тот день нам действительно удалось сбить мутантов в кучу и подогнать к морскому берегу прицельным огнем с десяти точек. Мы уже знали, что мутанты не переносят воду – она растворяет их тела без остатка. Это была то ли оплошность программистов, то ли нестыковка разработчиков разных уровней. Дело в том, что пройти один из уровней можно было, лишь столкнув мутанта в реку. Видимо, это свойство автоматически распространилось на всю игру.

Потом никому не удалось вспомнить, кто именно сказал роковую фразу: «Им уже никуда не деться, давайте сделаем перерыв на кофе». Но согласились все. Мы играли уже несколько часов, кому-то хотелось в туалет, кому-то надо было позвонить, кто-то отсидел ногу. На счет «три» нажали «паузу», договорившись вернуться ровно через десять минут.

Я сидела перед монитором, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Сначала мне показалось, что низкий, едва слышный гул доносится из-за стены. Потом – что из колонок. Звук становился все громче, он раздавался уже отовсюду, резонировал в желудке, в черепе, раздирал тело в клочья. Я закричала и потеряла сознание.

Открыв глаза, я поняла, что лежу на груде обломков. Спина, голова, руки, ноги – все тело пульсировало невыносимой болью. Но через некоторое время боль начала стихать, и я, хоть и с трудом, но смогла встать.

Это было похоже на кошмарный сон, когда никак не можешь проснуться. Город исчез. В воздухе стояла пыль, пахло гарью. Кругом – руины, машины, сбившиеся в кучу на перекрестке, в отдалении что-то горело. И ни души…

Под ногой неприятно хрустнуло, я опустила глаза и снова чуть не упала с диким воплем. На асфальте лежал скелет женщины – синее пальто, черные сапоги, сумочка. Поодаль я увидела множество других скелетов – мужских, женских, детских. Все они выглядели так, словно с момента их смерти прошло лет сто.

Дальнейшее моя память милосердно прикрыла – видимо, чтобы избавить меня от сумасшествия. Кажется, я долго шла куда-то и никак не могла понять, где нахожусь. Как вспышки в темноте – вот я забираюсь в кузов перевернутого фургона, вытаскиваю из ящика пакет с нарезанным батоном. Устраиваюсь на ночлег в легковушке, вытащив из-за руля скелет водителя. Нахожу выброшенный из витрины магазина манекен, натягиваю серый комбинезон взамен своей порванной одежды и удивляюсь, что он кажется мне странно знакомым.

Потом уже мы подсчитали, что с момента катастрофы до нашей встречи прошла неделя, но для меня эти дни слились в одно страшное время. Я шла и не находила ни одного живого человека – только скелеты, скелеты, скелеты.

Гоблина я не узнала. Да и как я могла узнать того, кто был для меня лишь виртуальным персонажем. Но как же я обрадовалась этому одетому в такой же, как я, серый комбинезон мужчине – живому мужчине! – не описать. Когда первый восторг улегся, он показался мне смутно знакомым.

– Квака? – спросил он, удивленно приподняв брови.

В этот же день к нам присоединились Оршавенд и Локи, на следующий – Клякса, Крыса-Лариса, Профф и Мистагог. Последними пришли Медвед и Секунда. Все в серых комбинезонах. Практически таких же, как в игре – именно по ним мы отличали друг друга от мутантов. Если сначала мы удивлялись, ломали головы, строили догадки, то потом махнули рукой: видимо, по неведомой нам причине мы должны были собраться все вместе.

Рассказы наши мало чем различались. Все мы обнаружили себя лежащими на улице, а не под развалинами, как, по идее, должно было быть. Все долго шли куда глаза глядят. Все нашли комбинезоны и переоделись.

– Узнаете место? – спросил Гоблин.

– Не может быть! – ахнула Клякса.

– Десятый уровень! – в один голос выкрикнули мы с Медведом.

– Да, именно здесь он начинался, – кивнул Профф. – У заваленного подземного перехода. Это что же, мы каким-то образом реально попали в игру?

– Нет, – отрезал Гоблин. – Это не игра. Это реальность. В игре не было скелетов. Не знаю как, но это игра прорвалась в реал… И уничтожила все. Вы знаете, что это? Это Таллин. Бывший Таллин. Я здесь родился и жил до пятнадцати лет. Если пойти в ту сторону, то можно выйти к морю. Туда, где Пирита впадает в залив. Те, кто придумал игру, просто взяли настоящие места, изуродовали их и перемешали. Сначала в виртуале. А теперь – в реале.

– То-то мне всегда казалось, что станция метро на первом уровне здорово смахивает на «Баррикадную», – пробормотал Мистагог. – И что нам теперь делать?

Все смотрели на меня. Понятное дело, в игре мы с Гоблином возглавляли команду. И здесь оказались на месте сбора первыми. Но я только теперь поняла, насколько все они молоды. По сути дела, дети – напуганные, растерянные. И я – эдакий матриарх. Не могу сказать, что мне это понравилось. Но деваться было некуда.

Мнения разделились. Одни говорили: надо остаться здесь, рядом с руинами универмага, в которых большой запас еды, воды и прочих нужных вещей. Другие считали, что надо идти дальше – искать других выживших. Если предположить, что все дело в игре, – ведь играли в нее не мы одни, – значит, должны где-то быть и другие. И потом, может быть, не везде все так ужасно, может, катастрофа затронула не весь мир?

Именно когда мы обсуждали это, я впервые почувствовала тот озноб и дурноту, которые предвещали появление мутантов. Уже потом я вспомнила, что нечто похожее, но гораздо слабее, испытывала и в игре. Но в тот момент не обратила внимания, чего потом не могла себе простить. Если бы я прислушалась к себе, то поняла бы, в чем дело. У нас было достаточно времени, чтобы укрыться.

В развалинах мелькнула тень, раздался звук выстрела, и Секунда, удивленно ахнув, упала навзничь. Перед ее комбинезона мгновенно стал густо-красным. Стряхнув мгновенное оцепенение, мы бросились врассыпную, привычно укрываясь в развалинах. Точно так же привычно рука нащупала стоунер. Ему неоткуда было взяться – но… я держала его в руках. И тут же сработал рефлекс: нечего думать, раз есть из чего – надо стрелять.

Они прятались, перегруппировывались, отстреливались, обходили и нападали. Это была уже не игра – все мы видели мертвую Секунду. Наконец Профф подстрелил одного из мутантов. Черная кровь была похожа на сырую нефть. Гортанно крича, мутанты отступили…

Как выяснилось, мы не могли уйти. Мутанты находили нас и теснили обратно. Каждый раз схватка начиналась на прежнем месте.

Потом я не раз вспоминала наш с Гоблином разговор у костра. Разговор о том, что будет, если мы победим – и ничего не изменится. Через неделю нам все-таки удалось загнать мутантов к развалинам парусного центра, на пятачок между рекой и морем. Прицельные залпы заставили мутантов броситься в воду. Мы стояли и смотрели на расплывающиеся в волнах черные пятна.

– Ну что, теперь можно уходить? – с надеждой спросила Клякса.

– Подождем, – сплюнул Гоблин.

Ждать пришлось недолго. Они пришли на следующий день. Ничего не изменилось.

– Это наш персональный геймерский ад, – сказал после очередной схватки Мистагог. – Земля погибла, мы тоже погибли. И теперь вечно будем играть в эту чертову игру.

Верить ему не хотелось. Это было бы слишком уж страшно. Да и вряд ли умершие едят, занимаются сексом и справляют прочие жизненные потребности.

Если бы не педантичный Профф, отмечавший дни в календаре, мы, наверно, давно потеряли бы счет времени. Правда, у нас были и другие вехи. Через два месяца после нашей бесплодной победы Клякса забеременела. Еще через месяц погиб Локи, мы остались ввосьмером. Прошла неделя, и меня ранило осколком.

– Сегодня нам было без тебя трудно, – Крыса-Лариса сунула мне шоколадку. Шоколада было мало, его берегли для раненых. За эти месяцы всех нас зацепило хотя бы по разу. Всех – кроме Гоблина.

Он как раз пошел прогуляться, я лежала в «берлоге» одна. В последнее время отношения наши начали едва заметно портиться. Причины этому я найти не могла, но что-то меня неуловимо напрягало.

– Ты знаешь, кажется, я его люблю.

– Кажется или любишь?

Крыса-Лариса не ответила. Она сидела, опустив глаза, покусывая ноготь, и выглядела такой несчастной, что у меня язык не повернулся сказать, что шансов у нее нет. Что Гоблину в принципе не нужны женщины. А если бы и были нужны, то совсем не те, которые спят со всеми подряд.

– Я тебе не соперница. Между нами ничего нет. Во всяком случае, ничего интимного.

– Я знаю, ты ему в матери годишься. – Я усмехнулась – так, чтобы она не услышала. – Как ты думаешь, если я больше не буду… ну, ни с кем… Может, со временем он обратит на меня внимание?

– Не знаю, – смалодушничала я.

Крыса-Лариса ушла окрыленная, а я поняла, что назревают проблемы. И они, как говорится, не заставили себя ждать.

По идее, любое закрытое – причем закрытое безнадежно навсегда – общество должно задумываться не только о выживании, но и о воспроизведении. Для нас вопрос выживания стоял настолько остро, что секс был лишь средством снятия напряжения, а беременность Кляксы – досадной помехой. Дети нам были абсолютно ни к чему. Крыса-Лариса все так же радовала собою Медведа, Проффа и даже Мистагога, который оказался на безрыбье бисексуалом. Ко мне все так же не приставали, хотя порою, что там скрывать, мне и хотелось изменить это положение.

Я давно поняла, что Медвед неравнодушен к Крысе-Ларисе. Будь он поглупее, давно заявил бы на нее свои права. Но он понимал, что единство в команде – важнее. Понимал и поэтому закрывал глаза на то, что она спит с другими, а еще терпел ее явную симпатию к Гоблину. Но лишь до тех пор, пока она не отказала ему в том, что он считал чем-то само собой разумеющимся.

Понять, откуда ноги растут, было несложно. Медвед пошел выяснять отношения с Гоблином. Меня при этом не было, но, судя по рассказам, Гоблин свалял дурака. А именно, с миной полнейшего равнодушия заявил, что не стал бы трахать это, даже если б это была последняя дырка во всей вселенной. А посему Медвед может идти с песней в далекую страну.

Удивительное дело, слова эти до Крысы-Ларисы, разумеется, дошли, но нисколько ее не смутили – напротив раззадорили еще больше. Теперь она бегала за Гоблином, как собачка, и вешалась на него в прямом и переносном смысле. Но тот был непрошибаем.

Команды больше не было, теперь каждый воевал за себя. Крыса-Лариса витала в облаках. Медвед был предельно вежлив как с Гоблином, так и со мной, но не скрывал, что подчиняется нам исключительно по необходимости. Клякса мучилась токсикозом, боец из нее был теперь никудышный. Оршавенд беспокоился только о ней. В придачу Мистагог подцепил какую-то желудочную инфекцию и большую часть суток проводил в позе орла. Наше с Гоблином взаимопонимание таяло с каждым днем. Он начал раздражать меня, и я с удовольствием подыскала бы себе другое обиталище, если б не боялась, что это окончательно разрушит все.

Кажется, никто не отдавал себе отчета, что мы держимся на волоске. Что долго вряд ли протянем. С каждым боем нам все труднее было убить одного-единственного мутанта. И все чаще накатывало отчаяние и желание махнуть на все рукой: нет больше сил, будь что будет.