Текст книги "Леди и кот. Рассказы"

***

«Консул», №4 (7), 2006

Доппельгангер

До отправления поезда оставалось три минуты, проводница сварливо выгоняла из вагона провожающих, а наш четвертый сосед по купе так и не появился.

– Вот увидите, – сказал Антон, – в последний момент принесет какую-нибудь истеричную, климактеричную, жирную тетку, которая потребует уступить ей нижнюю полку и вообще испортит все.

Не успел он договорить, как дверь купе открылась.

– Добрый вечер!

– Добрый! – выдохнули мы с облегчением.

Впрочем, облегчение было так себе. Пожилой мужчина с аккуратно подстриженной щеточкой седых усов вовсе не казался приятным попутчиком. Было в нем что-то чопорное, как в потомственном английском баронете. А мы, трое сослуживцев из маркетинговой компании, ехали в Москву на семинар и чувствовали себя мальчишками, которых строгая мама отпустила одних в турпоход. Вряд ли он будет играть с нами в подкидного дурака, пить пиво и травить анекдоты.

Поезд тронулся, наш сосед застелил свою верхнюю полку и скромно присел в уголке моей – нижней. Чувствуя себя несколько скованно, мы разложили на столе немудреный дорожный ужин и пригласили соседа присоединиться. Скорее, из вежливости, потому что были уверены, что он откажется. Но сосед, назвавшийся Павлом Петровичем, с охотой согласился и даже внес свой взнос в виде жареной курицы и печенья. Да и пиво пил наравне с нами.

Турнир по дураку не состоялся – не оказалось карт, поскольку каждый был уверен, что их возьмет кто-то другой. Анекдоты тоже не очень пошли, и мы перешли на всякие байки из жизни. Павел Петрович слушал внимательно, реплики подавал вполне адекватные, так что очень скоро совершенно перестал нас стеснять.

– Расскажите что-нибудь, – предложил ему Максим. – Что-нибудь такое… эдакое…

– Ну, хорошо, – Павел Петрович задумчиво пощипал ус. – Отправили меня как-то еще в советские времена в одну европейскую страну в посольство экономсоветником.

– Так вы дипломат? – перебил Антон. – А в какую страну?

– Ну, скажем, был. А в какую страну… Не так уж это и важно. Так вот однажды пропал у нас один из сотрудников. Самым натуральным образом пропал. Вышел из дома в магазин, но до магазина не дошел. Как в воздухе растворился. А там идти-то метров двести. Все вокруг обшарили, больницы, морги – никаких результатов. Думали, может, захватили заложником, требовать что-то начнут – никаких требований никто не предъявляет.

Дали объявления в газеты, по телевидению. Звонит бабуля какая-то, видела, говорит. Гуляла с собачкой и видела. Шел себе мужчина, остановилась рядом с ним машина, то ли черная, то ли темно-синяя, мужчина наклонился, поговорил с водителем, сел и уехал. Сам сел, никто его насильно в машину не заталкивал.

Ну, тут вообще полный транс у всех. Два варианта: или увезли куда-нибудь и закопали, или еще хуже – шпион. Нашпионил все, что надо, и отвалил куда-нибудь в другую страну с заготовленными документами. Потому что если б просто сбежал куда и политического убежища попросил, об этом все газеты моментально загудели бы.

Ну, в шпионскую версию верить никто не хотел. Парень-то хороший был. Жену его все жалели. Ей тяжелее всех пришлось. Что погиб, что шпион – не знаешь, что и хуже. Посол весь наш МИД на уши поставил, еще бы, по тем временам дело было нешуточное – сотрудник советского посольства пропал бесследно. Полицию со всех сторон запинали: найдите дипломата, живого или мертвого. Те всю его личную жизнь до самых подвалов перетряхнули. Ну, не могут же человека вот просто так ни за что ни про что взять и увезти в неизвестном направлении. Он же не девица, чтоб его украли и в бордель продали.

Абсолютно никаких зацепок. Чист наш парень и прозрачен, как горный хрусталь. Хобби у него, правда, необычное было. Увлекался всякими дикими вымирающими африканскими племенами, культами, литературу собирал, с африканистами ведущими переписывался. Он когда-то на африканистику поступал, но баллов недобрал. Предполагали даже, что его какие-нибудь жрецы Вуду или еще какой погани выкрали. Но кроме этого – абсолютно ничего. В колонии ведь все друг у друга на виду. Даже если и живут в разных концах города, все равно знают, кто в какой пижаме спит и что на обед готовит.

Через некоторое время жена посла встречала на вокзале свою знакомую и вдруг увидела человека, очень похожего на пропавшего Александра. Окликнула его и поняла, что человек этот хоть и похож чрезвычайно, но все же не Александр. Рассказала мужу, тот еще кому-то, разговоры, как водится, дошли до жены пропавшего, которая с ужасом ждала развития событий: то ли в Союз ехать и помирать там от стыда, то ли сидеть на месте и дожидаться, пока труп мужа обнаружат. Так вот жена вспомнила, что за последний месяц несколько раз видела около своего дома – а жили они в доме многоквартирном – человека, очень похожего на мужа. Один раз она даже ошиблась и приняла его за Александра.

Полиция опросила консьержа, соседей. Те были очень удивлены. Дипломата знали, а никакого похожего на него человека ни разу не видели. Никому и в голову не пришло почему-то, что даже если некто похожий и появлялся в доме или рядом, то соседи, скорее всего, считали, что это и есть сам Александр. Ну, мало ли человек сам на себя не слишком похож бывает. Выпил много. Или не выспался. Короче, от этого обстоятельства полиция отмахнулась – мол, показалось.

А надо сказать, что первая леди советской колонии в то время чрезвычайно мистикой увлекалась. Ну а за ней, как водится, и все прочие дамы. Гороскопы тоннами скупали, без конца трещали об менталах-астралах и прочей ерунде. И вот посольша авторитетно заявляет, что тот самый похожий на Александра тип – ничто иное как его доппельгангер. Это такой демонический двойник, концентрат всего самого темного в человеке. Он не отбрасывает тени, не отражается в зеркале, а увидеть его – к скорой смерти. Причем чаще всего перед смертью видят двойника как раз близкие родственники. В результате от таких разговоров Вера, жена Александра, угодила в больницу с сердечным приступом.

Прошло дней, наверно, десять. И вдруг звонок из полицейского управления одного крохотного городишка на окраине местной географии: тут к нам некий господин пришел, сильно замусоленный, грязный и в наручниках, утверждает, что сотрудник советского посольства. Не хотите за ним приехать?

Посол вопреки всем протоколам за Александром лично поехал. Взял с собой меня и еще одного дипломата. Приезжаем – действительно, сидит наш Саша, весь в синяках, ссадинах, одежда, как у бомжа. И вот что он нам рассказал.

Вышел он из дома, метров сто прошел, останавливается рядом с ним машина. «Вы, – говорят из машины, – господин такой-то, сотрудник советского посольства? Вы не могли бы проехать с нами? С вашей женой произошел несчастный случай, надо опознать тело». Надо ли говорить, что бедолага все инструкции о возможных провокациях моментально забыл и в машину полез. Там его пару раз хорошенько стукнули, он отключился и очнулся только в каком-то жутком подвале. Прикованный наручниками к трубе.

Начал Александр вопить и ногами в дверь стучать – пришли два амбала. Сиди, говорят, жди, когда шеф вернется, он сам с тобой разберется. Он, говорят, страшно не любит, когда с его женой всякие посторонние мужчины спят. И, скорее всего, за такое дело элементарно убьет. А то, что дипломат – не дипломат, ему, в общем-то, плевать. Пусть хоть третья мировая война начнется, он мужчина горячий, никому спуску не даст.

Александр, мягко говоря, удивился, поскольку ничьей чужой жены и в глаза не видел. Ну, так он ответил. Но ему посоветовали особо не сопротивляться, дабы шефа не злить. Поскольку вывернуться все равно не удастся – выследили его, до дома проводили и всю подноготную узнали. Будет врать – выйдет только хуже. А так покается – глядишь, как говорил один известный персонаж, не больно убьют.

Короче, держали его все это время в подвале, на хлебе и воде. Потом приехал обманутый муж, какой-то средней руки мафиозо. И как Александр ни отпирался – убедить в своей невиновности все равно не смог. Сунули ему под нос фотографии, на которых Александр собственной персоной выходит из какого-то дома с дамой. Он, конечно, пытался утверждать, что и даму эту он не знает, и куртки у него такой нет, и вообще это не он – бесполезно. Только разозлил.

Закинули Александра обратно в подвал и пообещали, что на рассвете начнут медленно и печально отрезать от него фрагмент за фрагментом. Тот понял, что или пан, или костей не соберешь, в самом прямом смысле. Загадочным образом выломал сначала трубу из стены, – как будто раньше не мог этого сделать! – потом решетку из окна и сбежал. Долго блукал по лесу, потом добрался до ближайшего городка и прямым путем отправился в полицию.

Картинка вырисовывалась, прямо скажем, маслом. Не из приятных. Александр все подробно описал – и домик охотничий в лесу, и машину, и похитителей, так что их взяли оперативно и с охотой. Давно хотели, а все повода не было убедительного. А тут такой великолепный – похищение дипломата, нанесение телесных повреждений. Так что с этой стороны все удачно сложилось, угодил господин за решетку. А вот для Саши…

Аморалочка получилась. Как он себя пятками в грудь ни бил. Мафиозо с кунаками утверждали свое, жена твердила, что Сашу в глаза не видела и предлагала провериться не детекторе лжи. В общем, доказать ничего не доказали. На фотографиях-то самого акта прелюбодеяния не было. Но, как говорится, то ли он украл, то ли у него украли, а осадочек остался. И предложили ему тихо, без скандала вернуться в Москву. Жена от него ушла, карьера рухнула – печально все сложилось.

В колонии долго еще об этом говорили. Кто-то считал, что Александра подставили, кто-то наоборот – что у него действительно с той дамочкой роман был. Что касается непонятного персонажа, похожего на него, – тут послова жена по-прежнему с пеной у рта доказывала, что это был доппельгангер. Мол, Сашу ведь вполне могли и убить, а призрак этот как раз является близким в кризисные моменты или перед ними.

После этого прошло, наверно, года полтора, уже часть сотрудников сменилась, начали обо всем забывать. И вдруг звонят дежурному из крохотного городишка. Не того, где Сашу держали, но такого же захолустного. Так и так, говорят, мы тут вашего дипломата, похоже, нашли и задержали. У дежурного шок. В этот момент он готов был в любую мистику поверить, но все оказалось намного проще.

Дело в том, что в буржуинской провинции разгильдяйства не меньше, чем у нас. Когда Саша пропал, фотографию его по всем полицейским участкам разослали. А вот когда нашелся, дать отбой как-то забыли. И вот через полтора года некий бдительный страж порядка случайно увидел на вверенной территории лицо, смахивающее на разыскиваемого дипломата. Лицо, страшно ругающееся, отвели в участок и позвонили нам.

Ну а дальше все оказалось скучно и прозаично. Как развязка любой мистической истории. Уж не знаю, каким образом доблестные полицейские заставили этого господина говорить, но истина все-таки выплыла. Правы оказались те, которые считали, что Сашу подставили.

Жил да был в одной капиталистической стране один гражданин, у которого как-то завязались романтические отношения с женой другого гражданина, не особо законопослушного. Зная, что муж ревнив до безумия и не слишком дружит с головой, он, конечно, боялся. И поэтому, уходя от любовницы, озирался, как подросток в публичном доме. И вдруг увидел на улице нашего Александра – тот жил в двух кварталах и частенько ходил из посольства домой пешком. Трусливый Ромео сразу смекнул, что это сходство можно использовать. Он проследил за Сашей, а потом каждый раз, выходя из гостиницы, где встречался со своей подругой, доходил до его дома. Заходил в вестибюль, здоровался с консьержем, который принимал его за Сашу, поднимался на лифте на последний этаж и спускался по пожарной лестнице на другую улицу. На тот случай, если выследят.

Так и вышло. Однажды ревнивый супруг начал за женой слежку, горе-любовника довели до Сашиного дома, ну а дальнейшее было делом времени и техники. Вот такой вот получился… доппельгангер.

– Надо же, сколько совпадений, – хмыкнул Антон.

– А совпадений в жизни всегда много, – пожал плечами Павел Петрович. – И людей, похожих на нас, – тоже. Только обычно мы представляем себя несколько иначе, чем это есть на самом деле. Поэтому и не узнаем свои отражения. А другие говорят: надо же, как похожи, прямо астрологические близнецы.

В дверь купе постучали.

– Пиво, воды, лимонады, чипсы, орешки, – скороговоркой предложил одетый в белую куртку разносчик и вдруг застыл, с сомнением поглядывая на Максима, который, в свою очередь, смотрел на разносчика так, словно где-то его уже видел и никак не мог вспомнить, где.

Если б разносчику сбросить лет пять и десяток килограммов, а Максиму отрастить волосы чуть подлиннее и сбрить трехдневную щетину, вряд ли кто-то смог бы различить их.

– Доппель… твою гангер, – глупо улыбаясь, сказал я.

***

«Консул», №1 (8), 2007

Одинокий носок

Главный редактор был таким же глянцевым, как и его журнал. Зализанные на бок волосы блестели от геля, полированные ногти сияли, в галстуке мерцала булавка, а ткань костюма переливалась, бросая блики на письменный стол. И даже голос его почему-то напоминал маслянистую радужную пленку на поверхности лужи.

– Ну что же, – сказал он, гламурно прокашлявшись. – Я ознакомился с вашим резюме, пробежал тексты. Они вполне на уровне. Грамотно. Неплохой стиль. Но понимаете, милая девушка…

Я ненавижу, когда меня называют милой девушкой, поэтому сцепила зубы покрепче, одновременно пытаясь изобразить улыбку. Наверно, получилось не очень, потому что редактор посмотрел на меня несколько удивленно.

– Так вот, милая девушка, грамотность и стиль для журналиста – это, конечно, замечательно, но нам нужно кое-что еще. Если вы читали наш журнал, то, конечно, заметили, что все наши материалы написаны так, что оторваться от них невозможно. Это как сериалы. Вы ведь смотрите сериалы? Даже очень плохой сериал затягивает, если посмотреть несколько серий подряд. А хороший сериал э-э-э… берет в плен уже через несколько минут после начала. Вот и наши статьи – пробежишь несколько строчек – и все, пропал. Пока не дочитаешь, точно журнал в сторону не отложишь. Это и есть умение поймать читателя на крючок.

До сих пор глянец этот мне ни разу не попадался, но когда моя подруга Ирина сказала, что журналу требуется штатный сотрудник, решила полюбопытствовать. Купила, полистала. Стандартный набор модных картинок, рекламы и шаблонных статеек, ни одну из которых я так и не дочитала – какие уж тут крючки! Но зато – по сведениям той же Ирки – платили там за тысячу знаков примерно столько, сколько я обычно получала за целую статью. Я отправила по электронной почте резюме, и через несколько дней была приглашена на собеседование.

– Мне хотелось бы, милая девушка, дать вам тестовое задание, – задумчиво покусывая «паркер», продолжал мой потенциальный работодатель. – Чтобы проверить, сможете ли вы написать увлекательно и захватывающе на самую… э-э-э не захватывающую тему. Рядовую такую, банальную. Ну, например, о носках.

– О носках? – переспросила я, невольно скашивая глаза на его сияющие новые ботинки.

– Да, о носках. Вы носите носки?

Вопрос показался мне несколько нескромным, поэтому я только неопределенно дернула плечом. Покажите мне того, кто вообще не носит носки. Я лично таких не знаю.

– А вы замечали, что носки имеют такую странную особенность: один из пары очень часто исчезает бесследно?

Я вспомнила о пропавшем не так давно красном носке из любимой махровой пары. Перевернула весь дом, но так и не нашла. Правда, хозяйка я далеко не образцовая, так что удивляться особо нечему. Лежит, наверно, где-нибудь в куче хлама и улыбается.

– Если вы войдете в интернет и запустите в поиск что-то вроде «одинокий носок» или «непарные носки», то будете удивлены, как много материала обнаружится на эту тему. И сколько самых разнообразных версий, куда и как они исчезают.

– Вы хотите, чтобы я выдвинула еще одну? – спросила я, надеясь, что получилось не слишком ехидно.

– Да нет, что вы! – в его голосе явственно послышалось «куда тебе!». – Я предлагаю вам почитать этот материал и написать что-то вроде компиляции. Краткий обзор тысячек так на восемь-десять. Но так, чтобы было…

– Захватывающе, – кивнула я. – Хорошо, я попробую. И когда дедлайн?

– Не люблю это выражение, – поморщился главный. – И вообще не люблю кладбищенский юмор. Так что лучше будем говорить «срок сдачи». Который определим для вас… Ну, скажем, в пятницу.

Я еще немного поулыбалась, стараясь делать это, как красотка с обложки, и откланялась. Если учесть, что разговор состоялся во вторник, времени у меня было немного.

Вечером и весь следующий день я рыскала по Интернету в поисках сведений о непарных носках. Материала действительно оказалось море. Нашлись и сайты, и форумы, и сообщества в блогах, посвященные этой животрепещущей теме. Каких только умопомрачительных предположений там не было. Больше всего мне понравилась версия, согласно которой носки пожираются стиральными машинами в процессе стирки, но согласиться с ней мешало то обстоятельство, что красный махровый носок пропал нестиранным. Скорее я поверила бы в то, что заболевшие «непарностью» носки бросают своих родичей, сбиваются в стаи и улетают в далекие края. Еще неплоха была теория о том, что непарность – это неотъемлемое свойство взрослых носочных особей, тогда как парные носки – это всего лишь личинки. Но она никак не объясняла, куда же девается второй член пары.

В четверг, пресытившись информацией, я села за статью. Писалось тяжело. И явно не захватывающе. Даже мне самой было тошно перечитывать вымученные абзацы. К вечеру в моем компьютере болталось всего два десятка строк, которые не стыдно было бы предъявить редактору. Около тысячи знаков из восьми-десяти требуемых. Уповая на то, что ночью мне обычно пишется легче, я решила сделать перерыв на ужин и очередную серию детективного сериала. Однако перерыв затянулся, и за компьютер я загнала себя пинками только ближе к полуночи. Чтобы там ни говорил лощеный главред, но дедлайн есть дедлайн. Особенно если учесть, что, отказавшись от попытки получить эту работу, я теряла заработок, раз так в десять больший моего обычного.

К половине третьего ночи, выпив три чашки кофе, я выжала из себя еще два абзаца и дала себе торжественную клятву ненавидеть до конца жизни и носки, и глянцевые журналы, и мужчин, которые по непонятной прихоти природы возглавляют эти журналы. Разве женщине пришло бы в голову писать для гламурного издания о непонятно куда пропавших носках?

Какой-то шорох за спиной заставил меня вздрогнуть и обернуться. Я не поверила своим глазам. Сплю? Или реактивно спятила на носочной почве?

Утром я выходила в магазин, а когда пришла, сняла носки, такие же махровые, как и пропавший недавно, только синие. Один бросила на диван, а другой – на стоящее в противоположном углу комнаты кресло. И вот теперь носок, валявшийся на диване, вдруг оказался на полу. И не просто лежал, а полз! Полз, как гусеница – подтягивая пальцы к резинке и выгибая пятку, а потом выбрасывая резинку вперед. В это время второй носок приплясывал на кресле. Он поднимался на цыпочки и раскачивался из стороны в сторону. И даже, как мне показалось, попискивал от избытка чувств.

Я потрясла головой и укусила себя за палец. Не помогло. Один носок по-прежнему полз, а другой плясал. Изловчившись, я схватила ползущий носок. Он бился и извивался у меня в руках, как пойманная рыба, и чуть было не выскользнул, но я крепко сжала кулак, и носок обмяк. В это время второй соскользнул с кресла, но я поймала его на лету другой рукой. Посмотрела на них, посмотрела – и засунула в плотно закрывающуюся коробку из-под фотоаппарата.

Минут пять коробка ходила ходуном и даже чуть не свалилась со стола. Внутри шебуршало так, словно я посадила туда дюжину мышей. Потом все стихло. Я приложила к коробке ухо, прислушалась. Ни звука.

Осторожно приоткрыв крышку, я заглянула вовнутрь. В коробке лежал один носок!

– Боже мой, он его сожрал! – ахнула я. – Так вот куда они пропадают!

Одинокий носок выглядел спокойным, довольным и умиротворенным. И мне даже послышался звук сытой отрыжки.

– На самом-то деле все просто! – сказала я сама себе. – Какие там стиральные машины и стаи! Носки – каннибалы! И тот, второй, совсем не от радости плясал, а от страха. Может, хотел убежать, да не смог. А я-то, я-то! Своими руками помогла этому монстру. Выбросить его, что ли?

Носок приподнял резинку и покачал ею, как головой.

– Ничего себе! – возмутилась я. – Он еще балдой тут качает. Эх, может, написать об этом? Правда, редактор сказал, что не любит кладбищенский юмор. Ну, тогда можно написать, что они спарились, и один в процессе сожрал другого. Как самка богомола своего несчастного супруга. Тоже мрачно, но хоть какие-то страсти. Правда, я никогда не видела, чтобы после пропажи одного носка вдруг появлялись новые маленькие. Нет, все-таки никаких тут амуров нет, одна прожорливость.

И тут я услышала тоненький писк, похожий на комариный. И доносился он из коробки, где лежал носок. Я прислушалась, этот тоненький высокий звук постепенно начал приобретать четкость, словно подкрутили ручку настройки радиоприемника. Через несколько секунд я начала различать слова.

– Ты ошибаешься! – пищал носок. – Мы не каннибалы. Мы не пожираем друг друга. Эта сторона нашей жизни всегда была священной тайной нашего племени и пряталась под покровом ночи. Ты застала нас врасплох.

– И что теперь? – усмехнулась я. – Ваше племя нападет на меня и задушит?

– Наоборот! Ты помогла совершиться величайшему таинству в нашей жизни, и за это мы откроем тебе секрет, если ты поклянешься сохранить его.

– Клянусь! – как можно торжественнее ответила я.

– Тогда слушай. Мы – раса живых существ, созданных Творцом для помощи людям. Наша задача – оберегать ваши ноги от грубой обуви, согревать и украшать. У нас короткая жизнь. Добрые хозяева стирают нас, зашивают, а когда состаримся, приспосабливают под какие-то хозяйственные нужды. Другие выбрасывают, надев раз-другой. Мы не в обиде, потому что служить вам – наше предназначение. Но Творец дал нам возможность испытать в своей жизни огромную радость. Всего одну, но такую, в которой отказал вам, людям. Мы можем слиться с любимым существом воедино. Не на время, как вы, а навсегда. Стать единым существом. У вас есть легенды об андрогинах, вы всю жизнь ищете свою половинку, но даже если и находите, то все равно не можете стать по-настоящему одним целым.

– Да, вы счастливее нас, – вздохнула я.

– Но мы платим за это счастье жизнью. Ведь обычно люди выбрасывают непарные носки. Но что такое смерть в сравнении с любовью?

– А как вы находите друг друга? Вы всегда любите только второго из своей пары?

– Нет, почему же? Мы попадаем в ваши дома попарно, но в этот момент мы просто товарищи. Невозможно объяснить, как вспыхивают чувства. Иногда двое носков живут рядом не один год, стареют и умирают, так и не испытав друг к другу ничего больше обычной симпатии. А иногда любовь приходит с первого взгляда. И не обязательно к своему напарнику. Мы ведь все вместе живем в шкафу, в бельевой корзине, вместе попадаем в стирку и висим на веревке.

– Но как же?..

– У вас говорят, что ребенок рождается того же пола, как тот из родителей, у кого любовь сильнее. У нас же все наоборот. Мы не размножаемся, детские носочки – это просто носки маленького роста, а не дети. Но когда в любовной страсти сливаются два носка, тот, кто любит сильнее, растворяется в своем любимом.

Я погладила носок, как котенка, и положила обратно в коробку. А потом села за стол и задумалась. Из всего услышанного могла получиться замечательная история для журнала. С «крючком» – как хотел редактор. Но ведь я обещала хранить тайну. Что же делать? После всего увиденного и услышанного я просто не могла выжимать из себя какие-то домыслы или повторять сказки о прожорливых стиральных машинах. Не писать? Отказаться? Потерять такое доходное место? Это случай, который выпадает раз в жизни.

Я ходила взад-вперед по комнате, поглядывая на коробку. Одинокий носок свернулся клубочком и мирно спал. Нет, не одинокий. Одинокими были те, которые хоть и считались парой, но не так и не полюбили друг друга. Или не захотели полюбить. В отличие от двух счастливых существ, которые бросились навстречу друг другу, не побоявшись смерти. И я не могла обмануть их.

Утром я позвонила главному редактору и сказала, что не смогла написать статью.

«Очень жаль!» – не слишком печально вздохнул он.

А я взяла вату, набила ею носок, зашила, перетянула нитками и пришила две пуговицы вместо глаз. Получилась симпатичная гусеница, которая теперь живет у меня на спинке дивана. И когда вечерами я сижу на диване, носок, а вернее, носки тихонько напевают мне в ухо песни своего племени.