Текст книги "Структуроопределяющие основания сознания"

Глава 4
Космическая гармония как идеал познания

§ 1. Сознание диссонанса соответственных восприятий и поиск истины

Первобытное сознание строится в установке на уменьшение диссонанса восприятий в целом и поэтому стихийным образом настраивается как на сознательные, так и на досознательные соответственные восприятия, не проводя между ними различия. Следствием первобытной нерасчлененности восприятий является всецело живой мир, в котором причинность мыслится как рождение и смерть. Такое миропонимание сохраняется и в культурах древности.

Переход к новому пониманию жизни, происходящий в Античности, обусловлен тем, что познающий начинает сознавать существование различных соответственных результатов познания, служащих ориентиром для формирования сознаваемых явлений и их связей. Первоначально это сознание представляет собой лишь неясное ощущение зависимости нашего отношения к различным явлениям от того, насколько они отвечают чему-то иному, находящемуся за пределами сознаваемого мира.

В качестве отношения, соединяющего разнородное, выступает гармония. Так, у Филолая гармония есть отношение предела и беспредельного, позволяющее им объединяться, что образовать вещь, когда она – «истина», т.е. когда она есть именно она, когда она определенным образом установила свои пределы на фоне беспредельного. Предел и беспредельное образуют в такой вещи гармоническое целое, истинное и прекрасное число316316
  Лосев А.Ф. История античной эстетики: в 8 т. Т. 1. Ранняя классика. Харьков; М., 2000. С. 291.


[Закрыть].

С развитием сознания существование познавательных настроек на различные соответственные «данности» находит отражение в сознании, и таким отражением является разделение мира на «два вида сущего – зримое и безвидное»317317
  Платон. Федон // Платон. Соч.: в 4 т. Т. 2. М., 1993. С. 34.


[Закрыть], на доступное чувствам и созерцаемое только умом. Наиболее ярко это разделение представлено у Платона, но можно показать, что оно имеет место в античной теории познания в целом.

Диссонанс сознательных результатов познания с чем-то иным, не присутствующим в мире чувственном (а иное есть соответственные досознательные результаты познания), ощущаемый Платоном, позволяет ему относить истинное бытие к миру иному, сверхчувственному. Соответственно, к сверхчувственному миру относится и созерцание истинного бытия: душа созерцает идеи до рождения, до соединения с телом как частью мира здешнего, видимого.

Теория познания Платона, в соответствии с которой знание есть припоминание, представляет собой философское осмысление того факта, что досознательное, отсутствуя в сознании, тем не менее дает о себе знать. Эта теория предполагает наличие в душе некоторого скрытого содержания, которое нуждается в оживлении посредством вспоминания. Более того, это содержание задает направление познавательного усилия, именно поэтому познающий способен к мгновенному, происходящему в самый момент припоминания, узнаванию предмета и признанию его в качестве истинного.

Досознательные результаты познания принципиально отличаются от сознательных тем, что «даются» познающему в завершенном виде, не оставляют каких-либо следов своего становления, тогда как соответствующие им сознательные продукты воображения разворачиваются во времени. Именно поэтому досознательное сознается как нечто такое, что не возникает и не исчезает, а существует неизменно за пределами видимого мира. Утверждая, что причиной вещи является ее вечный образец, Античность угадывает, что работа вторичного воображения ориентирована на достижение единства с досознательным.

Античный человек сознает трудность, но вместе с тем необходимость для существования мира (как живого гармоничного целого) соединения неизменного и невидимого с видимым и изменчивым. По словам Платона, «вся жизнь человеческая нуждается в ритме и гармонии»318318
  Платон. Протагор // Платон. Соч.: в 4 т. Т. 1. М., 1990. С. 435.


[Закрыть]. В «Тимее» философ пишет о том, что душа есть единство трех начал, из которых первое неделимо и вечно тождественно, второе претерпевает разделение в телах, а третье причастно природе тождественного и природе иного. «Взяв эти три [начала], он (Бог. – Т. Р.) слил их все в единую идею, силой принудив не поддающуюся смешению природу иного к сопряжению с тождественным»319319
  Платон. Тимей // Платон. Соч.: в 4 т. Т. 3. М., 1994. С. 437.


[Закрыть].

Сознание необходимости соединения разнородных начал породило различение истинного и неистинного бытия и отождествление истины (истинного знания) и реальности. Как будет показано, античный человек утверждает гармонию в противовес ставшей осознанной дисгармонии, жизнь – в противовес безжизненности, познание природы – в противовес ремесленничетву как созданию неживых вещей. В результате возникает мир Античности – мир как прекрасное живое существо.

§ 2. Отождествление истины и жизни как следствие античной познавательной установки

Для античной философии характерно представление о том, что реальное есть живое, и только в видении мира живым возможно совпадение наших мыслей о реальности и самой реальности. Знание оказывается не чем иным, как самой жизнью. А.Л. Доброхотов пишет: «<…> истинная мысль есть жизнь – и не в метафорическом, а в строгом и точном смысле»320320
  Доброхотов А.Л. Категория бытия в классической западноевропейской философии. М., 1986. С. 25.


[Закрыть]. Уже у элеатов подразумевается тождество жизни и мысли. Тождество разума и жизни как нечто первичное по отношению к эмпирической витальности и рациональности имеет место у Сократа321321
  Там же.


[Закрыть].

Платоновское учение есть осмысление мира как живого космоса. В «Тимее» Платон называет космос «целостным и совершеннейшим живым существом с совершенными же частями»322322
  Платон. Тимей. С. 435–436.


[Закрыть]. Жизнь космоса суть «жизнь блаженного бога»323323
  Там же. С. 437.


[Закрыть].

Доказывая бессмертие души через взаимопереход противоположностей, Платон опирается на утверждение: если бы действительность остановилась только на одной противоположности и не переходила бы в другую, то она осталась бы в неподвижном состоянии и омертвела бы. А.Ф. Лосев, определяя философскую ценность этого аргумента, замечает, что указанное утверждение является бездоказательным. «Эта омертвелость никого не может испугать ни логически, ни фактически. Если на Луне, например, нет жизни, то, значит, по крайней мере для настоящего времени, логически необходимый переход от жизни к смерти для Луны не имеет совершенно никакого значения»324324
  Лосев А.Ф. Критические замечания к диалогу «Федон» // Платон. Соч.: в 4 т. Т. 2. С. 421.


[Закрыть].

Современного человека действительно не может удивить мертвый мир. Неживое обрело реальность наравне с живым и зачастую представляется даже более устойчивым к изменениям и разрушениям, чем живое. Жизнь – структурная особенность мира, являющаяся следствием античной познавательной установки на достижении гармонии между сознательным и досознательным. Платон мог опираться в своих рассуждениях о мире на утверждение тождества реальности и жизни с тем же правом, с каким в современной познавательной установке человек может опираться на утверждение тождества реальности и языка.

Гипостазирование эйдосов живых существ, признание существования у таких эйдосов эйдетических тел оказывается для Платона само собой разумеющимся, поскольку эйдос в данной установке неизбежно мыслится живым, а живое имеет самостоятельное, автономное существование.

Рождение и смерть есть ведущие причинные связи мира, служащие соединению, взаимным переходам живых вещей и не мешающие им оставаться живыми, частями живого целого. Нельзя не согласиться с Лосевым в том, что «оставаясь строго на позициях платонизма, необходимо утверждать, что вечна не только жизнь, но и смерть»325325
  Там же.


[Закрыть].

Поиск сущности – того, что обладает самостоятельным существованием и, оставаясь собой, допускает существование противоположностей, приводит Аристотеля к утверждению о том, что сущность есть живое существо. Степень реальности определяется степенью причастности жизни: «Полнота понятия “сущность” (которое само уже было действительностью понятия “сущее”) заключается в понятии “лучшая и вечная жизнь”. Начало, обладающее такой жизнью, существует в полном смысле слова. Это бог как вечное и наилучшее существо, обладающее жизнью и непрерывным вечным существованием»326326
  Доброхотов А.Л. Категория бытия в классической западноевропейской философии. С. 107.


[Закрыть].

Рассмотрев учение Плотина о бытии, С.Л. Франк делает следующий вывод: «<…> абсолютное бытие, здесь, как и у Платона, в последнем своем основании есть абсолютная жизнь»327327
  Франк С.Л. Предмет знания // Франк С.Л. Предмет знания. Душа человека. СПб., 1995. С. 377.


[Закрыть].

Итак, для философских учений Платона, Аристотеля, Плотина характерно отождествление истинного знания и жизни как истинного бытия. В целом можно утверждать, что живой космос – это реальность, которую знала Античность и которая являлась почвой как обыденного, так и философского мировосприятия той эпохи.

§ 3. Чувство прекрасного как критерий истинности знания о видимом мире

Античное творчество стремится к прекрасному. Эта направленность является следствием ориентации не только на сознательные, но и на досознательные данные. Создание прекрасного предполагает установку на досознательное (см. § 7 главы 2). Вместе с тем на данном этапе значимость ориентировки на «чувственный мир» не уступает значимости ориентировки на досознательное, поэтому античный человек стремится найти прекрасное в «чувственном» мире или привести этот мир к прекрасному состоянию.

Продукты воображения, ориентированные как на досознательное, так и на сознательное, есть живые существа. Следовательно, прекрасное в эту эпоху с необходимостью оказывается живым. Построение сознаваемого мира как мира живого и прекрасного требует колоссальных усилий, направленных на примирение сознательного и досознательного.

Эстетическая установка имеет место уже в греческой мифологии. У Гомера прекрасное выступает критерием божественности, а значит, высшей реальности.

«Что такое, с точки зрения Гомера, не частично прекрасное, не красивая женщина, не вооружение героя, не рукомойник и похлебка из меда, лука и ячневой крупы, а красота вообще, сущность, принцип, самое понятие прекрасного? По Гомеру, это есть боги. Каждый бог есть все, универсальное бытие, но данное особенно, частным образом, т.е. такая бесконечность знания, силы и жизни, которая дана индивидуально. Вот гомеровский ответ на основной вопрос эпической эстетики»328328
  Лосев А.Ф. История античной эстетики. Т. 1. Ранняя классика. С. 246–247.


[Закрыть].

Прекрасное на данном этапе оказывается с необходимостью чувственным, зримым. Оно есть органичная часть сознаваемого мира, космоса: так как «<…> греческие боги есть не что иное, как обожествление, т.е. предельное обобщение все тех же материальных стихий, то красота эта, будучи божественной, в то же самое время совершенно материальна, совершенно телесна и физична»329329
  Там же. С. 251.


[Закрыть].

Даже отвлеченное понятие «красота» представляется Гомером чувственно воспринимаемой сущностью. Лосев дает следующее описание этой зримой красоты:

«Красота здесь просто самая обыкновенная материальная стихия, но не просто стихия, а еще и очень тонкая и светоносная, наподобие лучей солнца. Трудно сказать, какой западноевропейский ярлык можно было бы приклеить к такой эстетике. Ясно, что это и не субъективизм, и не объективизм, и не аллегоризм (потому что гомеровская красота указывает не на что-либо другое, существенно от нее отличное, а только на самое же себя), и не идеализм (потому что здесь совершенно нет никакого примата сознания над бытием). Эту эстетику можно называть как угодно, но нельзя забывать образа льющейся, текучей и лучистой сущности, его надо ставить в центре всей гомеровской эстетики»330330
  Там же.


[Закрыть].

Более того, реальность красоты есть реальность живого существа. «Афродита есть красота, сама красота, сущность, идея, принцип красоты, бесконечная красота, в отличие от отдельных красивых предметов, которых очень много и которым свойственна красота только в той или иной, всегда конечной степени»331331
  Лосев А.Ф. История античной эстетики. Т. 1. Ранняя классика. С. 249–250.


[Закрыть].

Красота соединяет в себе чувственное и сверхчувственное, является результатом влияния досознательного на сознательное. Благодаря этому влиянию в ткань сознаваемого мира вплетается то, что гармонирует с досознательным. В этом смысле прекрасное можно считать единством чувственного и сверхчувственного.

В Античности совершается переход к сознанию различия между чувственным и сверхчувственным (последнее есть сознательный образ досознательного). Вместе с тем истинными признаются лишь те составляющие сознаваемого мира, которые преодолевают это различие. То, что пытается срастить, гармонизировать Платон в своем учении об Эроте, о «средине» – это соответственные результаты познания, множественность и различность которых стала для него очевидной:

«Итак, что же такое прекрасное в своем положительном содержании? Оно не есть просто “реальное” чувственное. Оно не есть и просто идеальное умственное. По Платону, это – некая средняя область, не чувственная и не умственная, а такая, которая сразу есть и то и другое. <…> Платон хочет умственное растворить без остатка в чувственном, а чувственное до последнего конца преобразить в умственное. Красота, по Платону, ни “идеальна”, ни “реальна”»332332
  Лосев А.Ф. История античной эстетики. Т. 2. Софисты. Сократ. Платон. C. 218.


[Закрыть].

Критерием истинности знания является то особое чувство удовольствия, которое возникает при созерцании прекрасного. Как отмечает Лосев, «платоническая красота хочет в восторге, в чувстве найти знание, хочет понять восторг и чувство как метод познания; и она хочет знание наполнить чувством, наслаждением, восторгом»333333
  Там же.


[Закрыть].

Как было показано в § 9 главы 2, прекрасное всегда есть живое, хотя живое не всегда прекрасно. Понимание этой вытекающей из способа познания связи живого и прекрасного позволяет объяснить отмечаемую Лосевым особенность античного понимания прекрасного: «Предмет эстетического сознания не может быть мертвым предметом. В нем должна быть внутренняя жизнь, явленная внешним образом, и – явленная целиком, абсолютно»334334
  Там же. C. 240.


[Закрыть].

Если предмет прекрасен, то он непременно видится живым. Красота выступает как «оживляющая», одухотворяющая сила.

«Эстетическим предметом может явиться и камень, и дерево, и всякая неодушевленная “мертвая” природа. Но если тут перед нами действительно эстетический предмет, то этот мертвый камень должен быть в каком-то смысле “живым”, повествовать нам о живой жизни. <…> Море будет то грозным и диким, то мягким и игривым, оно будет суровым, оно будет ласкающим, оно может подавлять человека, оно может восхвалять его мудрость, и т.д. и т.д. <…> Это-то и значит, что оно явилось для нас эстетическим предметом»335335
  Там же. C. 272–273.


[Закрыть].

Лосев прав, подчеркивая, что «когда “неодушевленное” по своему бытию море становится в нашем эстетическом созерцании по своему смыслу живым, то это нисколько не говорит о субъективизме этой “жизни”»336336
  Там же. C. 273.


[Закрыть]. Субъективность как «лишь субъективность» – творение иной познавательной эпохи (см. главу 7). Античность не знает субъективной «точки зрения», она знает познающего как того, кто рождает прекрасное (см. § 6 настоящей главы).

Итак, познавательная установка Античности является всецело эстетической. В. Йегер пишет:

«Θεωρία греческой философии в самых своих истоках родственна греческому изобразительному искусству и поэзии. Она содержит не только рациональный элемент, о котором мы думаем в первую очередь, но, как показывает происхождение слова, элемент созерцания, которое постоянно воспринимает всякий предмет как целое, “идею”, т.е. как увиденный образ. <…> В особенности часто, начиная с древности, упоминалась связь платоновской идеи с господствующей формотворческой тенденцией греческого искусства, но это наблюдение не менее актуально и для словесных искусств, и для сущности греческих форм духовной жизни вообще. Такого рода созерцанием является уже рассмотрение космоса у древнейших натурфилософов, в противоположность естественным наукам нашего времени, орудия которых – вычисление и эксперимент»337337
  Йегер В. Пайдейя. Воспитание античного грека. Т. 1. М., 2001. С. 20–21.


[Закрыть].

Прекрасное не представляется древним грекам в виде отдельных, изолированных предметов, существующих наряду с другими, не имеющими эстетической значимости предметами, но выступает как характеристика космоса в целом. Эстетическое отношение к действительности не есть лишь частная точка зрения. Вытекая из общей познавательной установки на примирение сознательного и досознательного, оно характерно для сознательного творчества этого периода в целом.

§ 4. Античный мир как сферичное тело

Мир античной Греции, как и мир древних культур, симметричен и трехмерен. Но при этом греки стремятся к достижению гармонии не стихийно, как это имело место в Древнем мире, а сознательно. Благодаря этому они овладевают пространством как художественной формой. Они как бы «отливают» мир в пространственные формы, используют пространство как инструмент творчества, познания. Следствием античной установки на утверждение красоты в формах чувственного мира, а не в качестве чуждой ему, является отмечаемая многими исследователями преувеличенная телесность античного мира.

Лосев приходит к выводу о том, что античное творчество в целом тяготеет к пластике, к скульптурному воспроизведению всего существующего338338
  Лосев А.Ф. История античной эстетики. Т. 1. Ранняя классика. С. 60.


[Закрыть]. При этом «скульптурный стиль» обнаруживается не только в искусстве, но и в социально-экономической жизни, в истории339339
  Там же. С. 63, 64.


[Закрыть].

Человек в античном мировосприятии есть, прежде всего, пространственная и симметричная вещь – тело. Для иллюстрации этого О. Шпенглер приводит следующий пример: «…судьба гонит и бьет чувственно-осязаемую личность Эдипа, его “эмпирическое Я”, больше того, его σώμα. Эдип жалуется, что Креонт причинил зло его телу и что оракул грозит его телу. А Эсхил в Хоэфорах говорит об Агамемноне как о “флотоводительном царственном теле”»340340
  Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. М., 1998. С. 287.


[Закрыть].

В. Йегер также отмечает эту особенность греческого мировосприятия:

«<…> формировать настоящих людей, как горшечник обрабатывает глину и скульптор обтесывает камень в соответствии с моделью, – отважнейшая творческая идея, которая могла созреть только у этого народа художников и мыслителей. Высшим произведением искусства, которое он сознавал как свою задачу, был для него живой человек. Грекам впервые удалось понять, что воспитание также должно стать сознательным процессом формообразования»341341
  Йегер В. Пайдейя. Воспитание античного грека. Т. 1. С. 21.


[Закрыть].

Ж.-П. Вернан пишет о симметричности и геометричности греческого мышления. Он отмечает, что «физики», как и предшествующие им «теологи», пытаются ответить на вопрос, откуда и каким образом мир начал свое существование, но отличие их объяснения от объяснения теологов состоит в том, что объясняемый порядок представляется не в виде иерархии божественных сил, а в пространственных аспектах342342
  Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1988. С. 140–144.


[Закрыть]. Происходит «геометризация физического мира»343343
  Там же. С. 145.


[Закрыть].

Вернан отмечает и то обстоятельство, что в период зарождения греческой рациональной мысли (гомеровский период) рисунки животных сменяются геометрическими орнаментами. Это говорит о тяготении к симметричной форме.

Однако ярко выраженная пространственность и симметричность тел в античном мире не ведет к размещению в пространстве всех вещей, включая самого познающего эти вещи человека. По верному замечанию Э. Панофского, античное восприятие пространства не требует того, чтобы изображаемые тела образовывали систему отношений344344
  Панофский Э. Перспектива как «символическая форма» // Панофский Э. Перспектива как «символическая форма». Готическая архитектура и схоластика. СПб., 2004. С. 51.


[Закрыть]. Происходит это потому, что вещи для древних греков не находятся в трехмерном пространстве, достаточно того, что они сами трехмерны. Пространство есть форма, которую обретают вещи в процессе познания, а не вместилище вещей.

Восприятие пространства, как оно проявляется в искусстве, сводится к расположению предметов друг над другом или друг за другом; «даже там, где эллинистическое искусство – на римской почве – пришло к изображению настоящего интерьера или настоящего пейзажа, этот обогащенный и расширенный мир еще не целостен, то есть еще не тот, внутри которого тела и незаполненные интервалы между ними были бы лишь родами и формами пространства высшего порядка»345345
  Панофский Э. Перспектива как «символическая форма». С. 48.


[Закрыть].

Единство пространства в античном мире прерывается «выпадающими из масштаба фигурами», «изображенное пространство по-прежнему продолжает оставаться агрегатным – оно никогда не становится тем, чего требует и достигает современность: пространством систематическим»346346
  Там же. С. 49.


[Закрыть].

В отличие от человека Нового времени, античный человек сам не находится в пространстве, не занимает в нем какое-либо определенное место, он способен смотреть на пространственный предмет сразу со всех «точек зрения», формируя, создавая его. Именно поэтому греки не могут довольствоваться зеркальной симметрией (симметрией «левого» и «правого» или «верха» и «низа»), представлявшейся на ранней стадии развития пространственного мышления достаточной для того, чтобы мироздание соответствовало структурному требованию удвоения частей.

Воображение греков избирает форму, в наибольшей степени отвечающую требованию симметрии, симметричную с любой точки зрения, – сферическую форму. Говоря точнее, греческое видение мира чуждо принятию какой-либо пространственной точки зрения, ему свойственна только эстетическая точка зрения, определяемая познавательной установкой этой эпохи. Отсюда вытекает типичная для Древней Греции картина мира как множества концентрических сфер в пределах одной объемлющей их сферы.

Соображения симметрии обусловливают и наличие центра мира в эпоху Античности. Пространственность Античного мира представляет собой пространственные отношения вещей и их частей, что существенно отличает ее от пространственности Нового времени, состоящей в полагании бесконечного пространства, в котором существуют вещи. Бесконечное пространство нововременного мира не имеет центра; в Новое время центр может быть обозначен лишь в отношении к познающему субъекту с его зависящей от точки зрения картиной мира. Для античного человека центр мироздания не зависит от человека и не связан с его пространственным положением.

Полагание симметричного мира как особенность структуры миросозерцания особенно четко просматривается у пифагорейцев. Они учили о существовании Противоземли – светила, расположенного напротив Земли, но по другую сторону огня, образующего центр мироздания, и поэтому невидимого нам347347
  Порфирий. Жизнь Пифагора // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1986. С. 421; Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. М., 1989. С. 437.


[Закрыть].

Эта особенность пифагорейства не может быть объяснена ни стремлением пифагорейцев довести число небесных тел до десяти (священное число), ни их стремлением найти причину затмений. Указанные стремления могут быть осуществлены множеством иных способов. Почему пифагорейцы выбрали именно этот? Утверждение о существовании Противоземли – дань симметричной форме, которую должно принимать всякое сознательное построение, возникающее благодаря стремлению привести сознательное к гармонии с досознательным. Не случайно, что данная особенность структуры мира проявилась именно у пифагорейцев: ведь именно они возвели гармонию в ранг высочайшего принципа мироздания.

Структурным требованиям пространственности и симметричности соответствует пифагорейское учение о шаровидности земли и существовании антиподов348348
  Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1986. С. 313.


[Закрыть]. Так, например, Филолай руководствовался именно соображениями симметрии, когда учил: «Космос один. Он начал возникать до [заполнения?] середины, а от середины [возникал] равномерно вверх и вниз, <и> то, что кверху от середины, расположено напротив того, что снизу. Ибо для нижних [=антиподов] самая нижняя часть – как самая верхняя; с прочими точно так же: и та и другая одинаково расположены относительно середины, но только перевернуты»349349
  Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. С. 444.


[Закрыть].

В «Тимее» Платон объясняет сферичность космоса, основываясь на убеждении в том, что живое с необходимостью должно быть прекрасно и симметрично:

«<…> бог, пожелавши возможно более уподобить мир прекраснейшему и вполне совершенному среди мыслимых предметов, устроил его как единое видимое живое существо <…> Итак, он путем вращения округлил космос до состояния сферы, поверхность которой повсюду равно отстоит от центра, то есть сообщил Вселенной очертания, из всех очертаний наиболее совершенные и подобные самим себе, а подобное он нашел в мириады раз более прекрасным, чем неподобное»350350
  Платон. Тимей. С. 434–436.


[Закрыть].

Обусловленное способом познания структурное требование симметрии живых существ оказывается настолько сильным, что, как это ни странно, распространяется даже на людей: в мифе из платоновского «Пира» говорится о «шаровидности» первых людей и их «круговом передвижении», обусловленном сходством с прародителями – Солнцем, Землей и Луной351351
  Платон. Пир // Платон. Соч.: в 4 т. Т. 2. С. 98–100.


[Закрыть].

Почему Античность не видит перспективы, отдаленного пространства? Невозможность признать реальность пространства как целого обусловлена неоднозначным отношением Античности к бесконечности. Анализируя понятие бесконечности, Аристотель пишет: «Рассмотрение бесконечного имеет свои трудности, так как и отрицание его существования, и признание приводят ко многим невозможным [следствиям]»352352
  Аристотель. Физика // Аристотель. Соч.: в 4 т. Т. 3. М., 1981. С. 111.


[Закрыть].

С одной стороны, Античность, которая ориентируется на чувственное в той же мере, что и на сверхчувственное, не может игнорировать бесконечность, так как бесконечность есть исходная связь элементов чувственного мира. Это выражается, например, в признании потенциально бесконечной делимости отрезков.

С другой стороны, Античность, в отличие от Возрождения, открывающего дорогу Новому времени, не признает в качестве реальной, актуально существующей связь, которая, в сущности, есть не связь, а восполнение отсутствующей связи элементами. Античный человек чувствует здесь отсутствие связи, человек Нового времени – уже нет. Познавательная установка Античности не позволяет принимать в качестве реальности то, что не гармонирует с досознательным, а бесконечность есть связь исключительно сознаваемого мира. Античность с ее чуткостью ко всему гармоничному ясно видит, что принятие связи «бесконечность» не позволит достичь космической гармонии – единства сознательного и досознательного. Новое время с его ориентацией на автономизацию сознаваемого мира принимает бесконечность как свойство реальности.

В явлениях, создаваемых воображением античного человека, бесконечность преодолевается. Прекрасные, гармоничные создания античного мира насыщены различными конкретными связями, замещающими бесконечность – эту исходную, напрашивающуюся, одинаково применимую ко всем вещам и вовсе не требующую работы воображения связь. Для античного человека реально лишь конечное, имеющее четкие очертания, прекрасную форму. Античный атомизм не является в этом отношении исключением: полагание существования неделимых составляющих реальности есть попытка преодоления бесконечности.

Итак, античный человек видит мир пространственным и симметричным телом, но при этом пространственность предметов состоит скорее в принятии ими пространственной формы, чем в размещении их в едином пространстве. Пространственный мир Античности конечен. Сам познающий не помещается в пространство, не занимает в нем определенного места наряду с предметами.