Текст книги "Структуроопределяющие основания сознания"

§ 5. Время античного мира

Античность искала прекрасное в гармонии всех соответственных «данностей», следовательно, прекрасное не исключалось из мира, а обнаруживалось, открывалось в самом мире как космосе. Таким образом, античное сознание в целом было эстетическим, а эстетическое создается в ориентации на вневременное досознательное. Именно поэтому Античность не знала, а точнее, поскольку речь идет о познавательной установке, не желала знать времени. Время видимого мира циклично, так как должно отражать вечность образца (своего досознательного прообраза).

Античный мир можно назвать статичным, если иметь в виду повторяемость событий на каждом новом цикле. Однако в рамках цикла этот мир изменчив и наполнен движением. Действительно, поскольку человек сознательно ищет истины (прекрасного), он сознает непрестанную работу своего воображения, т.е. имеет сознание времени как формы, которой подчиняется все рождающееся:

«Поскольку же образец являет собой вечно живое существо, он (вечносущий бог, Отец. – Т. Р.) положил в меру возможного и здесь добиться сходства, но дело обстояло так, что природа того живого существа вечна, а этого нельзя полностью передать ничему рожденному. Поэтому он замыслил сотворить некое движущееся подобие вечности; устрояя небо, он вместе с ним творит для вечности, пребывающей в едином, вечный же образ, движущийся от числа к числу, который мы назвали временем»353353
  Платон. Тимей. С. 439–440.


[Закрыть].

Античность устанавливает соответствие временного и вечного двум видам сущего – чувственному и сверхчувственному: «<…> тому, что вечно пребывает тождественным и неподвижным, не пристало становиться со временем старше или моложе либо стать таким когда-то, теперь или в будущем, либо вообще претерпевать что бы то ни было из того, чем возникновение наделило несущиеся и данные в ощущении вещи»354354
  Там же. С. 440.


[Закрыть].

Несмотря на столь развитое сознание времени, Античность едва ли имеет сознание исторического времени. Действительно, ясно осознавая течение времени в рамках цикла, она утрачивает его при переходе на следующий круг, начиная отсчет заново. Эта конечность времени выражается в том, что конец основного цикла представляется возвращением к хаосу – состоянию бесформенности, при котором невозможно и время. По словам Лосева, «предмет античной эстетики <…> – не что иное, как материально-чувственный и живой космос, являющийся вечным круговоротом вещества, то возникающий из нерасчлененного хаоса и поражающий своей гармонией, симметрией, ритмическим устроением, возвышенным и спокойным величием, то идущий к гибели, расторгающий свою благоустроенность и вновь превращающий сам себя в хаос»355355
  Лосев А.Ф. История античной эстетики. Т. 1. Ранняя классика. С. 45–46.


[Закрыть].

Античный человек не в силах выстроить сквозную (проходящую через ряд циклов) временную последовательность, которая не была бы лишь последовательностью циклов, но последовательностью событий, составляющих временную развертку некоторого события, которое не существовало в предшествующих циклах и не повторится в последующих. «Античность, особенно эпоха классики, не исторична, а антиисторична. Она астрономична, но совсем не знает чувства историзма»356356
  Там же. С. 72.


[Закрыть], – отмечает Лосев, и с этим нельзя не согласиться.

§ 6. Познание как рождение прекрасного

Поскольку гармония сознательного и досознательного может быть найдена только в живом существе, античное творчество есть создание жизни. Отсюда следует, что познание есть не что иное, как рождение – рождение прекрасного живого существа: «<…> вся эта сфера прекрасного – как сознание – трактуется при помощи учения о рождении. Прекрасно то сознание, говорит Платон, которое рождает»357357
  Лосев А.Ф. История античной эстетики. Т. 2. Софисты. Сократ. Платон. C. 231–232.


[Закрыть].

При этом познание жизни не есть то, что возвышается над жизнью, но есть сама эта жизнь. Познанное есть реальность, поэтому нельзя утверждать, что родившееся прекрасное обязано своим существованием исключительно познающему. Прекрасное рождается, поскольку оно есть реальность, а не конструкция, созданная человеком.

Какова при этом роль познающего? Она состоит в том, чтобы «вспомнить» и воспроизвести некий прекрасный «образец». Любовь к прекрасному выражается в преследующем познающего, но никогда не находящем удовлетворения желании обрести это прекрасное. Лосев пишет: «<…> воспоминание, вожделение и, как необходимый результат, порождение нового – вот в чем сущность эстетического сознания, как его понимает Платон и развитая античность»358358
  Лосев А.Ф. История античной эстетики. Т. 2. Софисты. Сократ. Платон. C. 232.


[Закрыть].

Заметим, что рождающееся новое не следует понимать как никогда ранее существовавшее, новое есть воспоминание о том, что существует вечно. В живом мире рождение есть не возникновение нового, а вечное возрождение того же самого. Не новое, но вечно существующее и потому вечно возрождающееся есть предмет любовного стремления, которое равносильно стремлению к бессмертию.

Смертное, в отличие от божественного, не остается всегда одним и тем же, но, устаревая и уходя, оставляет новое свое подобие и, таким образом, приобщается к бессмертию: «<…> зачатие и рождение суть проявления бессмертного начала в существе смертном»359359
  Платон. Пир. С. 117.


[Закрыть].

По Платону, любовь – это «не стремление к прекрасному», но «стремление родить и произвести на свет в прекрасном»360360
  Там же.


[Закрыть]. «<…> Платоновский Эрос в “Пире” <…> есть гений («великий демон»), то есть прежде всего нечто практически-творческое, порождающее, а не просто созерцающее»361361
  Там же. C. 238.


[Закрыть].

Таким образом, роль познающего состоит не в наблюдении за рождением живого и даже не в родовспоможении, она состоит в самом рождении. Сократ говорит о своем повивальном искусстве: «<…> бог понуждает меня принимать, роды же мне воспрещает. Так что сам я не такой уж особенный мудрец, и самому мне не выпадала удача произвести на свет настоящий плод – плод моей души. Те же, что приходят ко мне <…> от меня они ничему не могут научиться, просто сами в себе они открывают много прекрасного, если, конечно, имели, и производят его на свет. Повития же этого виновники – бог и я»362362
  Платон. Теэтет // Платон. Соч.: в 4 т. Т. 2. С. 202.


[Закрыть].

Согласно Платону, вечное и прекрасное – предмет любви, творческих стремлений, родильных мук человека – это идеи. Неотъемлемое свойство идей – жизнь. Если сознаваемый мир в целом является живым, то это его свойство должно распространяться на все его составляющие, в том числе и на знания:

«<…> кто думает, что движение и жизнь есть только в чувственном и отсутствует в уме, в разуме, тот не поймет, каким это образом у Платона в уме происходят “рождения”. Ум, разум, чистый смысл, созерцание – это то, что у Платона наполнено жизнью, бурлит, кипит, пенится, оставаясь чистым умом и неподвижным созерцанием. Когда человек переходит от вещественных порождений к умственным, эпоптическим, его ум как бы замыкается в твердые берега, как бы уже перестает дробиться, рассыпаться, затемняться, забывать о себе и об истине. Но внутри себя, в этих своих твердых берегах он продолжает бурлить, стремиться, искать, пребывать в вечной игре с самим собой. Из его глубины неустанно рождаются все новые и новые символы, все новые и новые смысловые изваяния: смысловые, ибо это – чистый ум, и изваяния, ибо ум есть совмещенность со всей чувственной сферой, которая стала тут чисто смысловой, не потерявшей своей картинности»363363
  Лосев А.Ф. История античной эстетики. Т. 2. Софисты. Сократ. Платон. C. 236–237.


[Закрыть].

Идеи предметов так же телесны, зримы, как и предметы, вернее, идеи есть сами эти предметы в их «истине», причем все эти идеи-предметы одушевлены и составляют живой космос.

В эстетическом созерцании предмета, согласно установке античного человека, должны совпасть реальность и знание о ней: «<…> в таком предмете должен быть какой-то аналог знания и какой-то аналог чувственности и, кроме того, должно быть совершенно несводимое на них самих тождество этих моментов. <…> По “Федру”, такой предмет есть душа, воплощенная в виде живого существа»364364
  Там же. C. 240.


[Закрыть].

Платон утверждает, что «именно душа – это человек»365365
  Платон. Алквиад I // Платон. Соч.: в 4 т. Т. 1. С. 259.


[Закрыть]. Душа есть идея тела, она вечно меняет различные смертные тела. При этом она сама представляет собой целостное живое существо, а значит, в силу античного принципа зримости и телесности всего сущего, обладает идеальным телом, которое не доступно чувственному зрению, но подлежит умственному созерцанию. Когда Платон говорит о том, что «душа философа решительно презирает тело и бежит от него, стараясь остаться наедине с собою»366366
  Платон. Федон. С. 16.


[Закрыть], речь идет о материальном, а не об идеальном теле, которым обладает душа.

Та часть души, к которой относится познание и разумение, подобна божеству, и «тот, кто всматривается в нее и познает всё божественное – бога и разум, таким образом лучше всего познает самого себя», при этом «божество являет себя более блистательным и чистым, чем лучшая часть нашей души»367367
  Платон. Алквиад I. С. 263.


[Закрыть]. Боги суть души, которые соединяют в себе знание вечных идей и вечное существование в качестве этих идей.

Когда душа отвлекается от вещей ощутимых и видимых, она остается «сама в себе» и мыслит о том, что существует само по себе, и «то, что видит душа, умопостигаемо и безвидно»368368
  Платон. Федон. С. 39.


[Закрыть]. Высшая часть души, ее кормчий – ум – может созерцать занебесную область – место обитания идей369369
  Платон. Федр // Платон. Соч.: в 4 т. Т. 2. С. 156.


[Закрыть].

Освобожденная от смертного тела душа принадлежит миру идей: «<…> душа уходит в подобное ей самой безвидное место, божественное, бессмертное, разумное, и, достигши его, обретает блаженство, отныне избавленная от блужданий, безрассудства, страхов, диких вожделений и всех прочих человеческих зол, и <…> впредь навеки поселяется среди богов»370370
  Платон. Федон. С. 37.


[Закрыть].

Блаженство души достигается благодаря созерцанию идей. Приведение к созерцанию живой и прекрасной реальности как истины видимого мира означает достижение гармонии сознательного и досознательного: «<…> заблуждающуюся душу должно считать безобразною и несоразмерною»371371
  Платон. Теэтет. С. 290–291.


[Закрыть]; «разлад души есть порок»372372
  Там же. С. 290.


[Закрыть].

§ 7. Соотношение божественного искусства и человеческого

Античное искусство, как и античное творчество вообще, стремится к созданию реальной жизни. Никакая иная цель не может вполне соответствовать установке на гармонизацию всех соответственных восприятий. Эта цель представляется античному человеку столь очевидной и необходимой, что на первых порах он просто не ставит вопроса о том, является ли она достижимой. Лосев пишет о том, что в понимании Гомера и строгой классики искусство не отличается от самой жизни, выступая как творчество не идей, не форм, не чистых выразительных образов, а творчество вещей, тел, предметов, – наконец, просто рождение детей. Кроме того, искусство не отличается от природы: живой космос понимается как единственное, окончательное по своему совершенству произведение искусства. Даже самые отвлеченные науки грек понимает не как действительно отвлеченную предметность чистого мышления, а как жизненное, телесное искание, как некую техническую и ремесленную сноровку373373
  Лосев А.Ф. История античной эстетики. Т. 1. Ранняя классика. С. 242–244.


[Закрыть]. Таким образом, искусство выступает как создание реальности, причем реальное понимается как зримое, телесно оформленное и непременно живое.

Однако человек не может игнорировать тот факт, что продукты его воображения не далеко не всегда воплощают в себе вечный образец и дарят чувство гармонии. Трудность рождения прекрасного вынуждает познающего к признанию существования вещей, обладающих той или иной степенью одушевленности. Возникает ряд созданий воображения, которые в той или иной мере воплощают в себе живой и вечный образец. Творчество разделяется на познание природы и подражание ей: «<…> поскольку <…> весь космос представлялся в виде целой системы приближения к идеальному космосу в целом, то и подражание получало здесь тоже иерархийное толкование, то есть оказывалось подражанием в той или иной степени»374374
  Лосев А.Ф. История античной эстетики. Т. 8. Итоги тысячелетнего развития. Кн. II. С. 73.


[Закрыть].

Для Платона искусство подразделяется на божественное и человеческое: «<…> то, что приписывают природе, творится божественным искусством, то же, что создается людьми, – человеческим и, согласно этому положению, существует два рода творчества: один – человеческий, другой – божественный»375375
  Платон. Софист // Платон. Соч.: в 4 т. Т. 2. С. 341.


[Закрыть].

То, что принято в настоящее время обозначать термином «искусство», для Платона есть не человеческое искусство, а внушаемое человеку богом прекрасное и живое познание (или рождение) того, что создано божественным искусством: «<…> поэты слагают свои прекрасные поэмы не благодаря искусству, а лишь в состоянии вдохновения и одержимости; <…> подобно тому как корибанты пляшут в исступлении, так и они в исступлении творят эти свои прекрасные песно– пения»376376
  Платон. Ион // Платон. Соч.: в 4 т. Т. 1. С. 376.


[Закрыть]; «ради того бог и отнимает у них рассудок и делает их своими слугами, божественными вещателями и пророками, чтобы мы, слушая их, знали, что не они, лишенные рассудка, говорят столь драгоценные слова, а говорит сам бог и через них подает нам свой голос»377377
  Там же. С. 377.


[Закрыть].

Платон признает только божественный вид искусства. Он тождественен природе. Плоды человеческого искусства, поскольку они прекрасны и живы, в действительности есть творения бога. Что касается собственно человеческого искусства или искусства, лишенного наития, то оно, по сути, бесплодно: «творения здравомыслящих затмятся творениями неистовых»378378
  Платон. Федр. С. 154.


[Закрыть].

Античный принцип телесности проявляется в том, что изображения тел по своей значимости оказываются заведомо ниже самих тел. Бог является действительным творцом, плотник – мастером, а живописец суть «подражатель творениям мастеров», «тот, кто порождает произведения, стоящие на третьем месте от сущности»379379
  Платон. Государство // Платон. Соч.: в 4 т. Т. 3. С. 392.


[Закрыть].

Двумерные живописные образы не отвечают античному идеалу трехмерности и симметричности, их структура выглядит обедненной для античного человека, творческая активность которого не утратила еще направленности на гармонизацию сознательного и досознательного. Живопись относится к низшему типу искусства:

«<…> живопись – и вообще подражательное искусство – творит произведения, далекие от действительности, и имеет дело с началом нашей души, далеким от разумности; поэтому такое искусство и не может быть сподвижником и другом всего того, что здраво и истинно»380380
  Там же. С. 399.


[Закрыть].

Поэт для Платона также есть подражатель, т.е. тот, кто «нисколько не разбирается в подлинном бытии, но знает одну только кажимость»381381
  Там же. С. 396.


[Закрыть]; «с помощью слов и различных выражений он передает оттенки тех или иных искусств и ремесел, хотя ничего в них не смыслит, а умеет лишь подражать»382382
  Там же.


[Закрыть].

Для античного человека двумерность – признак неполноценности творения. Не случайно, кроме живописи, нападкам Платона подвергается литература, произведения которой не имеют прекрасного зримого облика, а облекаются в непространственные формы. Плоскость бумаги не отвечает эстетическим требованиям греков. Отсюда их невнимательность, пренебрежительное отношение к украшению книг, на которые обращает внимание Шпенглер. Он пишет: «Для античного искусства весьма характерно то, что оно хватается за всякий предмет и его украшает, за исключением одного только письма и книжного свитка. <…> никому, как кажется, и в голову не приходило, что лист, собственноручно исписанный Платоном, является реликвией, как не думали и о том, чтобы, к примеру, сохранять в Акрополе драгоценный экземпляр драм Софокла»383383
  Шпенглер О. Закат Европы. Т. 2. М., 1998. С. 157.


[Закрыть].

Всякое сочинение, однажды записанное, утрачивает жизнь. По словам Платона, оно «нуждается в помощи своего отца, само же не способно ни защититься, ни помочь себе»384384
  Платон. Федр. С. 187.


[Закрыть]. Несравненно лучше по своей природе и могущественнее «то сочинение, которое по мере приобретения знаний пишется в душе обучающегося; оно способно себя защитить и при этом умеет говорить с кем следует, умеет и промолчать»385385
  Там же.


[Закрыть]. Платон говорит о «живой и одушевленной речи знающего человека, отображением которой справедливо можно назвать письменную речь»386386
  Там же.


[Закрыть]. Отображение – лишь призрак отображаемой живой реальности.

§ 8. Проблема включенности неживого в живой мир Античности

Кроме вещей различной степени одушевленности, в процессе сознательного творчества возникают вещи, которые имеют значимость исключительно для «чувственного» сознаваемого мира и человека как эмпирического существа. Такие вещи сознаются как неживые.

Неживая вещь – продукт творчества, созданный в установке исключительно на гармонизацию сознательного опыта как самостоятельного и не связанного с досознательным. Неживое признается действительным и сохраняется, поскольку уменьшает внутреннюю дисгармонию сознаваемого мира, а также, не имея соответственного восприятия в досознательном, не вызывает диссонанса с ним.

Неживые вещи входят в состав чувственного мира, и их бытие требует осмысления. Сознаваемый мир становится все более весомым сам по себе, он отягощается множеством новых продуктов сознательного творчества, которые требуют гармонизации друг с другом. Все больше творческих ресурсов начинает расходоваться на внутреннюю гармонизацию сознаваемого мира, что ведет к еще большему увеличению числа продуктов воображения, которые не имеют соответствия в досознательном и значимы лишь как составляющие «чувственного» мира. Сознаваемый «чувственный» мир растет на глазах, и его внутренние противоречия приобретают для познающего все большую остроту, по сравнению с которой диссонанс сознательного и досознательного становится все менее заметным. Тенденция к тому, чтобы утверждать автономию чувственного мира, намечается с началом Нового времени, достигая завершения в эпоху ницшеанского «великого полдня», сулящего человеку избавление от «теневых», «задних» миров.

Но в Античности сознаваемый мир еще не приобрел для человека самостоятельной значимости. Ремесла – умения создавать различного рода неживые вещи – представляются Платону недостойными того, чтобы ими заниматься, так как имеют отношение только к смертному телу, помогая за ним ухаживать387387
  Платон. Алквиад I. С. 260.


[Закрыть].

Действительно, изготовленные человеком полезные вещи подстраиваются под природу человека, представленную на сознательном уровне, а не под действительную, укорененную в досознательном человеческую природу, что закрепляет несовершенное сознание самого себя и препятствует самопознанию. Отсюда вытекает характерное для Античности пренебрежительное отношение к производящей деятельности, облегчающей человеку жизнь, но не связанной с рождением прекрасного и с познанием. «Почему <…> ставятся человеку в упрек занятия ремеслами и ручным трудом? Не потому ли, что, когда у человека лучшая его часть ослаблена, так что ему не под силу справиться с теми тварями, которые находятся у него внутри, он способен лишь угождать им? Как их ублажать – вот единственное, в чем он знает толк»388388
  Платон. Государство. С. 386.


[Закрыть].

Платон осуждает деятельность, служащую одному удовольствию, сводящуюся к угодничеству, будь то перед телом, или перед душою, или перед чем-то еще, и отличает такую деятельность от искусства, направленного на благо. Так, например, приготовление пищи Платон считает не искусством, а сноровкой, в отличие от врачевания, ибо «врачевание постигло и природу того, что оно лечит, и причину собственных действий», а приготовление пищи «целиком направлено на удовольствие и ему одному служит»389389
  Платон. Горгий // Платон. Соч.: в 4 т. Т. 1. С. 544.


[Закрыть].

Неживое создано для удовольствия, поэтому создание неживых вещей предосудительно. В своем неприятии неживого Платон не доходит до крайней степени – до объявления его несуществующим, но все же в его глазах неживое представляется недостойным существования, не истинно сущим. Иного отношения к неживому не следовало ждать в рамках античной познавательной установки.

Вместе с тем отношение к миру как живому целому заставляет Платона включать неживое в структуру живого космоса. Продукты ремесла у Платона оказываются встроенными в природную космическую иерархию. Согласно примеру, приводимому Платоном, кровать существует, во-первых, в самой природе как произведение бога; во-вторых, как произведение плотника и, в-третьих, как произведение живописца. Бог есть «действительный творец действительно существующей кровати»390390
  Платон. Государство. С. 392.


[Закрыть], т.е. идеи кровати. Плотник же не делает подлинно сущего; он делает только подобное, но не само существующее. Идея кровати – произведение Бога – есть подлинник, кровать как произведение плотника есть подражание, кровать как произведение живописца есть подражание подражанию391391
  Там же. С. 391.


[Закрыть].

То, что продуктам ремесла ставится в соответствие вечный образец – эйдос, – есть одно из наиболее ярких проявлений античной установки на гармонизацию сознательного и досознательного. Античный человек не желает смириться с существованием сознаваемых вещей, не имеющих «за собой» соответственного досознательного образа, и чувствует необходимость дополнить досознательное тем, чего в нем «не хватает», – идеями, соответственными неживым искусственным вещам.

Правда, множеству неживых вещей одного вида (например, множеству различных кроватей) у Платона соответствует один эйдос. Этот эйдос и есть действительная вещь, по отношению к которой различные наблюдаемые нами кровати есть лишь подражания.

Важно заметить, что сотворенные богом идеи неживых вещей мыслятся Платоном как действительные составляющие живого мира. Наличие в сознаваемом мире античного человека неживых вещей не противоречит идее о всеобщей одушевленности, поскольку все вещи без исключения пронизаны мировой душой и от нее неотделимы.

Таким образом, античное миропонимание достигает цели самосохранения. Каждое живое существо есть воплощение собственного эйдоса. Каждая неодушевленная вещь есть подражание эйдосу, который является общим для нее и других вещей данного вида. Всем вещам, как живым, так и неживым, ставятся в соответствие вечные эйдосы. Это означает, что все вещи, в том числе и неодушевленные, в основе своей бессмертны. Вечен и космос в целом, так как он есть окончательное осуществление мировой души.

Однако на этом пути возникает затруднение: эйдосы как составляющие живого и прекрасного мира должны быть живыми, но трудно представить, чтобы эйдосы неживых вещей – столов, кроватей и т.п. – обладали качествами живого.

Выход из этого затруднения предлагает Аристотель: эйдосы неживых вещей включаются в живой мир как существующие в уме Бога и обязанные ему своим существованием. Если у Платона идеи неживых вещей являются сотворенными богом, но при этом существуют самостоятельно, а не только в уме бога, то у Аристотеля самостоятельно существующая идея вещи заменяется «формой» вещи. Форма вещи существует в уме бога, а также в самой этой вещи, но она не может существовать сама по себе, отдельно от того и другой. Форма вещи, обусловливающая ее актуальное бытие, неотделима от материи этой вещи, но форма вещи, существующая в уме, – отделима.

Следствием этого хода мысли является резкое изменение статуса ума: переосмысливается его отношение к миру и мировой душе. Для Платона «ни мудрость, ни ум никогда, разумеется, не могли бы возникнуть без души»392392
  Платон. Филеб // Платон. Соч.: в 4 т. Т. 3. С. 30.


[Закрыть]. Разумеется, «ни одно творение, лишенное ума, не может быть прекраснее такого, которое наделено умом», но при этом «ум отдельно от души ни в ком обитать не может»393393
  Платон. Тимей. С. 434.


[Закрыть]. Ум устроен богом в душе, а душа – в теле, и таким образом построена Вселенная как «творение прекраснейшее и по природе своей наилучшее»394394
  Там же.


[Закрыть].

Аристотель, напротив, отделяет ум от души как живого идеально-телесного существа. «Относительно же ума и способности к умозрению <…> кажется, что они иной род души и что только эти способности могут существовать отдельно, как вечное – отдельно от преходящего. А относительно прочих частей души из сказанного очевидно, что их нельзя отделить друг от друга»395395
  Аристотель. О душе // Аристотель. Соч.: в 4 т. Т. 1. М., 1976. C. 398.


[Закрыть].

Основанием для обособления ума является следующее рассуждение: «<…> поскольку ум может мыслить все, ему необходимо быть ни с чем не смешанным, чтобы, как сказал Анаксагор, властвовать над всем, т.е. чтобы [все] познавать»396396
  Там же. C. 433.


[Закрыть]. Но, спрашивает Аристотель, «если ум есть нечто простое, ничему не подверженное и ни с чем не имеющее ничего общего, как говорит Анаксагор, то как он будет мыслить, если мыслить означает что-то претерпевать?»397397
  Там же. C. 435.


[Закрыть]. Разве ум не подобен дощечке для письма, которая исходно пуста и представляет лишь возможность того, что на ней будет начертан весь мир?398398
  Там же.


[Закрыть] Ответ Аристотеля таков. Помимо ума претерпевающего, который может мыслить, а может и не мыслить, должен существовать ум действующий, который мыслит всегда. Только он может обеспечить устойчивое существование всевозможных форм вещей: «<…> если ум есть не деятельность мышления, а способность к ней, то, естественно, непрерывность мышления была бы для него затруднительна»399399
  Аристотель. Метафизика // Аристотель. Соч.: в 4 т. Т. 1. C. 315.


[Закрыть].

Действующий ум ничему не подвержен. Ум «есть [всегда] действительность и существует отдельно»400400
  Аристотель. О душе. C. 437.


[Закрыть]. «Только существуя отдельно, он есть то, что он есть, и только это бессмертно и вечно», «ум же, подверженный воздействиям, преходящ и без деятельного ума ничего не может мыслить»401401
  Там же. C. 436.


[Закрыть].

Ум познает противоположности, значит, он должен представлять собой превосходящее их единство. Поскольку ум не имеет противоположного себе, он познает самого себя: «<…> ум мыслит сам себя, если только он превосходнейшее и мышление его есть мышление о мышлении»402402
  Аристотель. Метафизика. C. 316.


[Закрыть].

И все же Аристотель не вполне отказался от платоновского учения, в соответствии с которым эйдосы имеют самостоятельное существование. Он пишет: «<…> если действительно [имеется отдельное существование форм], то это у природных вещей. Потому-то Платон неплохо сказал, что эйдосов имеется столько, сколько есть [видов] природных вещей»403403
  Там же. C. 303.


[Закрыть]. Таким образом, Аристотель не решается уравнять живое и неживое в отношении их бытия, хотя это логически было бы возможно: поскольку и формы живого, и формы неживого существуют в уме, им может быть приписан одинаковый бытийный статус.

Но если в отдельном существовании форм природных вещей (душ) Аристотель все-таки сомневается, то существование ума как отдельной формы для него является несомненным: «А остается ли какая-нибудь [форма] и впоследствии – это надо рассмотреть. В некоторых случаях этому ничто не мешает; например, не такова ли душа – не вся, а ум (чтобы вся душа оставалась – это, пожалуй, невозможно)»404404
  Там же.


[Закрыть].

Действующий ум остается у Аристотеля единственной идеей в платоновском смысле, поскольку он существует самостоятельно. Как и положено идее, ум совершенен (как предмет желания он движет всем космосом) и обладает жизнью: «<…> жизнь поистине присуща ему, ибо деятельность ума – это жизнь, а бог есть деятельность; и деятельность его, какова она сама по себе, есть самая лучшая и вечная жизнь. Мы говорим поэтому, что бог есть вечное, наилучшее живое существо, так что ему присущи жизнь и непрерывное и вечное существование, и именно это есть бог»405405
  Там же. C. 310.


[Закрыть].

Таким образом, в целом сохраняется характер античного миропонимания: мир как целое благодаря уму остается прекрасным живым существом.