Текст книги "Почти подруги"

Глава 13

– Ох ты ё! Ни фига себе офис!

Только что открывший тяжелую весперовскую дверь парень замер на пороге, переводя возбужденно заблестевшие глаза с гостеприимной мумии на ржавые серпы.

«Курьер», – подумала Аля, окинув взглядом пухлого, как матрас, парня в мешковатых джинсах.

– Да, знаете ли, стараемся. Вам кого?

Парень смутился, замекал, затем выговорил:

– Я это, к Екатерине Жуковой. На собеседование.

– Собеседование? – удивилась Аля. – А на какую должность?

– Ну, типа, помощником ее. Она сказала часов в шесть приходить.

Аля изумилась. Да что же это? За что? Что такого она натворила? Она вопросительно посмотрела на Ульяну – та только пожала плечами.

– Сядьте, подождите минуту.

Аля постучала в стеклянную дверь к Катерине. Начальница подняла голову от ноутбука и приглашающе махнула рукой.

– Катя, тут юноша бледный приблудился. Говорит, хочет твоим ассистентом быть, – с нервным смешком произнесла Свирская.

– А-а, точно. Зови его!

Покусав губу несколько секунд, Аля спросила:

– Ты меня увольняешь?

– Да ты сдурела, малыш? – вскинулась Катерина. – Я бы тебя хоть век держала! Но я же помню, что у тебя интересы в другой стороне. Мы ж на месяц договаривались. А пока ты не слиняла, оставив меня в полной жопе, я ищу ассистента.

– Ой, ну да…

– Ты же временная, Алька, а мне постоянный человек нужен.

Але стало горько, но снаружи она состроила беззаботную мину:

– Нет проблем! Сейчас позову его.

Выйдя от Жуковой, она бросила пришельцу:

– Заходите, она вас ждет, – и добавила себе под нос, когда за парнем закрылась дверь, – и называйте ее Екатериной почаще, потому что ее это бесит.

На ее мониторе исчезли блики. Аля повернулась: Жукова опустила жалюзи за стеклянной стеной, отрезав путь свету из ее кабинета в приемную.

– Она тебя увольняет? – понизив голос, спросила Ульяна.

Аля подошла к барной стойке, швырнув в чашку пакетик чая, ответила:

– Да нет. Я же тут временно.

– Я думала, это временно, что ты временно.

Аля вздохнула:

– Да я сама про это начала забывать.

– Так поговори с ней! – хмыкнула Ульяна. – Скажи: хочу остаться! Ты подумай, как тут я без тебя? Я ж закисну. Оставайся!

– Нет-нет-нет, – Аля медленно покачала головой, отгоняя ненужное, хотя и соблазнительно уютное будущее. – Все правильно. Пора. Мне надо роли искать, ходить по кастингам!

Ульяна разочарованно выпятила губы.

– Ну как знаешь, звезда моя.

Аля вернулась с чаем за свой стол, а через минуту в двери показалась Катерина.

– Алька, ты мне сегодня уже не нужна. Что сидеть? Пятница, вечер… Драпай! Развлекайся.

– О! – соорудила улыбку Аля. – Мерси.

– Я в воскресенье поеду в «Омегу», проверю компьютерную графику. Ты со мной?

– Не вопрос.

– Отлично.

Жукова снова исчезла в кабинете.

Аля обвела взглядом приемную. Щелкнула мумию по пластиковому носу. Провела рукой по жесткому листу фикуса. Мысленно влетела в Катин кабинет сквозь забор белых жалюзи, погладила черный палец кресла-пятерни, положила к себе в карман стеклянный шар – на память, обняла за плечи Катю, отрывисто расспрашивавшую юного матраса, и шепнула: «Прощай…» Почему все хорошее кончается так быстро?

Дверь офиса снова с натугой открылась, вошла девушка двумя или тремя годами постарше Альбины, с длиннющими ногами, в вельветовой мини-юбке, с русалочьими длинными волосами.

– Привет, – застенчиво-хрипловато сказала русалка и зачем-то представилась.

– Супер, – буркнула Аля. – По какому поводу? На собеседование, конечно?

Русалка хрипло угукнула.

– Да у нас аншлаг! Вы раздевайтесь, присаживайтесь. Катерина освободится, ждите. А я пойду, – говоря, Аля рывками одевалась и собиралась. – Мне пора. Если набежит еще толпа претендентов на мое место, стройтесь в очередь. Успехов!

И почти бывшая помощница, сжав зубы, выскочила из офиса.

Славик поднялся по узкой и душной, как тубус, лестнице на второй этаж, в офис «Веспер». Шел уже девятый час вечера, была пятница, офисные сидельцы покидали свои кондиционированные аквариумы и стекались в бары, рестораны и клубы, где можно было бы заказать сто грамм текилы с червячком, или выдержанного виски, или простой русской водки, чистой и обжигающей, как взгляд санинспектора… а потом еще сто грамм, и еще, вплоть до танцев без галстука и без рубашки, с последующей потерей телефона и пробуждением на рассвете в виде мятой обертки от самого себя. Труженицы компьютера, принтера и степлера скидывали вериги отчетов по рынку и устремлялись щебетать в кафе, на ходу отращивая легкомысленные, недозволяемые дресс-кодом розовые и сиреневые перышки. Позади них оставались трепыхаться на асфальте рисёрчи, консёрны, аффинитивные джиарпи и прочие мастхэвы делового новояза, спешно выкинутые из головы. Весь город размягчался, как малиновое желе в июльский день. Даже неумытые девочки-цыганки, в другие вечера рассыпавшиеся по пробкам и с муравьиной неумолимостью совавшие в окна машин пуки мелких подмосковных роз, даже они в вечер пятницы бросали свою торговлю и убегали заниматься более приятными делами, как то: играть в кукол Барби, красить ногти в оттенки «вырви-глаз» и сплетничать.

Для Славика вечер пятницы в этом смысле еще не наступил. Он еще нужен был Катерине. Но его это совершенно не расстраивало. Наоборот, он поднимался по лестнице с бодростью и азартом.

Слава начал военную кампанию против зарвавшейся Катерины. Ту-ду-туту! Труба зовет! Барабаны рокочут! Уже были одержаны первые победы. Позавчера Саврасов завез Жукову в пробку. Банально? Зато эффективно. И, что немаловажно, Славик тут вроде бы ни при чем – сами знаете, Катерина, какой в Москве трафик… А вчера Саврасов, ожидая начальницу, полчаса старательно и нежно расшатывал десятисантиметровый каблук у дорогущих лаковых туфель с алой подошвой, любимых Катериной и оставляемых ею в машине для переобувки. Не зря шатал! Катерина вечером поцокала в туфельках на какой-то спектакль – и оп-ля! Навернулась.

Было? Было. И не такое еще будет!

Сегодня Славик решил пойти более изощренным путем. Он разорился на французское слабительное, представлявшее собой прозрачные капли без вкуса и запаха. Десять-пятнадцать капель гарантировали «легкое и полное опорожнение вашего кишечника». Взбегая по лестнице, мститель нащупал флакончик в кармане куртки и с предвкушением усмехнулся.

Штаб-квартира Жуковой, как обычно, излучала киношный шик класса Б. Пожухлая мумия простирала руки к посетителям, со стен скалились черепа на постерах и таинственно улыбались маски, на пальме повисла бумажная гирлянда. Славик в который раз споткнулся об угол стеклянного столика в приемной, от боли запрыгал на одной ноге и едва не сшиб фикус.

На его вопль откликнулась только Жукова из кабинета (все прочие уже покинули офис).

– Явился наконец, черепаховая рота! Подожди пять минут. Воды мне принеси.

Славик с удовольствием повиновался. За барной стойкой он отыскал упаковку итальянской минеральной воды, полезной то ли для печенки, то ли для селезенки, и посему предпочитаемой Катериной. Там же, в полутемном углу, из обтекаемой бутылки налил воду в высокий стакан. И задействовал свой флакончик. Сначала он еще считал капли, но затем заторопился, подгоняемый опаской (не увидела бы Жукова!), и выпустил в бокал хорошую такую струю. Тут и сумоисту хватило бы для расслабления ЖКТ, не только продюсерше.

Покачивая бедрами под игравшее в его голове «шала-лу-ла», Славик на подносе доставил хозяйке бокал воды и бутылку.

– Слушай сюда. Берешь эту солянку, – Жукова указала на картонную коробку с книгами, распечатками, плюшевым лягушонком, чайной кружкой и канцелярской мелочью, – и везешь вот в это Зуево-Кукуево, – она вручила ему желтый листочек с адресом и именами.

Катерина взяла бокал с водой. Славик затаил дыхание.

– Все понял? Лично в руки отдашь.

Саврасов закивал, посмотрел наконец на листочек… От фамилии на листке ему стало не по себе.

– Нижегородцевы? – переспросил он.

– Да, да, Нижегородцевы! – раздраженно ответила Катерина, отставила воду на стол. – Родители Вари. Кошмар! Жаль ужасно! И ее жаль, и их жаль… Мне их так жаль, что вспоминать даже не хочу это все! И Варьку.

– М-да-а, – промычал Саврасов.

Перед глазами его снова пролетела по дуге синяя Варькина туфля, вспомнилось тело, в страшной марионеточной позе лежащее на асфальте, – и его передернуло.

– Всё? Отвезу и свободен?

Катерина протянула ему запечатанный узкий конверт. Там были деньги – последняя зарплата Нижегородцевой «плюс порядочная прибавка, но это ты им не говори, скажи: зарплата». Конверт также надо было вручить родителям Вари, передав им от Жуковой искренние соболезнования.

Славик снова закивал, сунул конверт в карман и, подхватив коробку, пошел на выход. Жукова последовала за ним.

– Не знаю… Ехать самой? – покачала она головой, словно продолжая вслух спор с собой.

Славик приостановился, уместил вещи на секретарском столе.

– Два часа потрачу – ерунда… Мне ведь это всё – ножом по горлу! Варька мне была не чужой человек, мы с ней – сколько? – год бок о бок. Так вот вкладываешь в человека душевные силы, а потом… Родителям ее в глаза смотреть… Нет! Не поеду!

– М-да-а… – повторил Славик с постным видом, стоя над коробкой с Вариными вещами, как над могилкой.

После минутного молчания Жукова встрепенулась и уже другим, деловым голосом наказала Славе заехать за ней в понедельник на час раньше.

Между тем у Саврасова началось некое брожение в голове. Слабительное было временно забыто. Зато конверт в кармане будто вибрировал, слал сигнальчики: здесь можно заработать! здесь ого-го как можно заработать!..

«До-ве-де-ние! Доведение до самоубийства!» – запел в голове у Славы тонкий торжествующий голос.

– Че-то в сон клонит. Можно я кофейку? – спросил Саврасов и снова направился к барной стойке.

Позвякивая банками-ложками-чашками в барном углу, он начал разговор издалека:

– А я в тот день – когда Варька того, – я прямо с утра себя неважно чувствовал. Интуиция какая-то, мистика! Еще когда вы с ней ругаться начали в машине – я прямо подумал: нехорошо, не к добру.

Жукова, ушедшая к себе в кабинет, холодновато спросила оттуда:

– Разве мы ругались?

– Ну-у… вы ж ее пропесочивали! Как обычно.

Катерина неспешно вышла из-за стеклянной перегородки в приемную.

– Разве я пропесочивала?

Она сжала в руке бокал с коварной водой и уставилась на Славика немигающим взглядом.

Славик почувствовал, как мурашки побежали у него вверх от поясницы, но пересилил себя. «Она всего лишь баба! Не дрейфь, Славик, куй бабло, пока горячо!»

– Да я что? – невинно опустил глаза Славик, бочком выходя из-за стойки с чашкой кофе и огибая головой бутафорские серпы. – Ну, были у вас какие-то разборки – это ж ваше дело. Я вообще не лезу. Я просто помню, как она переживала тогда, Варька. Прямо от каждого вашего слова бледнела на глазах!

– А ты все видел? – мороженым голосом спросила Катерина.

Она поднесла ко рту бокал, смочила губы, но почему-то пить не стала. Задумчиво глядя на шофера, Катерина отставила воду на секретарский, бывший Варин стол.

– Нет, я никуда не лезу! – воскликнул Славик. – Но глаза-то у меня есть, глаза-то я не могу закрыть, когда машину веду, сами понимаете.

– Да, казус для кунсткамеры. Он водит машину с открытыми глазами! Что еще ты видел?

Она подошла ближе к Славику. Саврасов уставился в чашку с кофе, будто не было ничего интереснее этого благородного напитка. Невольно ему захотелось отодвинуться от начальницы, но двигаться было некуда – сзади холодила попу барная стойка.

– Я вот не понимаю: а зачем вы мне сказали, чтоб я полиции наврал? Ну, типа, что вас в машине не было? – отчаянно труся, пробормотал себе под нос Славик. – Зачем это?

– Ты какой-то бледный… – услышал он голос Катерины. – Кружка в руке дрожит… Дай, а то расплескаешь.

Он почувствовал, как Катерина нежно и неумолимо отнимает у него кружку и поднял на нее взгляд.

Жукова стояла в полуметре от него, и ее крупная фигура, казалось, излучала электрическое напряжение. Как только их взгляды сцепились, Славик почувствовал, что колени его слабеют, в ушах начинается гул, а голова идет кругом. Страх ударил его, как снежный вал. Славик сразу обессилел, энергию будто вытянули из него аэродинамической трубой. И даже падая в обморок, он не мог оторваться от ставших черными, бездонными глаз Катерины.

– … бедный мальчик, всё ты не так понял. Не я Варю расстраивала, она меня расстраивала. Подводила меня, хамила мне…

Славик выныривал из обморока, не добираясь до полной ясности сознания. Все ему виделось туманным, как в дреме, и через эту дрему он слышал гипнотический, хрипловатый и ласковый голос своей хозяйки. Похоже, что он лежал на чем-то, и чья-то прохладная рука мерно гладила его лоб. На стене ожила белая маска с черными провалами глаз, придвинулась ближе к Саврасову, растянула рот в злой усмешке.

– …Варя была в неадеквате. Все последние недели была не в себе. Всё путала, забывала, истерила без повода. Что-то нездоровое с ней творилось… Почему? Не знаю… Может, с ума сошла девка. Такое бывает, бывает…

Саврасов поднял глаза на Катерину – и увидел за ее головой белое безглазое лицо. Летающая маска смотрела внимательно, шевеля губами, будто проклятья подшептывая. А в глазах Катерины был льдистый холод. Она качнула головой – и личина вернулась на место. «Здравствуй, глюк…» – вяло подумал Славик.

– Приходишь в себя? – спросила Катерина. – Давай, поднимайся.

Оказалось, что лежал он на полу, головой на картонной папке. Опираясь о стенку и поддерживаемый Жуковой, он встал. На ногах он все еще чувствовал себя нетвердо.

– Не твой день сегодня, Славик! – бодро воскликнула Жукова. – Что-то ты съел не то. Бедняга! На-ка, выпей!

Она сунула ему под нос бокал воды, и Слава автоматически сделал большой глоток.

– Пей, пей, – Катерина поддерживала дно бокала, отказаться не было никакой возможности.

Когда бокал опустел, Жукова приняла его, спросила:

– Ну как, полегче? Упарился ты, наверно, в этих пробках. Про Варьку чушь какую-то нес.

– Чушь, да, чушь, – пробормотал Саврасов, нутро которого все еще сжималось от страха, приходившего самого по себе, независимо от того, что вокруг вроде бы ничего не происходило и вообще он пребывал в чистом и безопасном офисе, залитом стоваттным электрическим светом.

– Варька сама под машины полезла. С катушек слетела, чокнулась! – сказала Жукова убежденно.

– Да-да, – вякнул Славик и сам не зная зачем добавил: – А вдруг она на дрянь какую-то подсела? Кокс, винт… мало ли!

Катерина ахнула:

– Именно! Как я раньше не догадалась? Славик, ты прав! Соображаешь, – она похлопала его по плечу. – Слушай, ты сегодня расклеенный – не езжай никуда. Потом отвезешь это все. Иди домой, Слав. Отдыхай!

От этого похлопывания Славу сразу отпустило, будто спрыгнул с турника, на котором полчаса провисел. Непонятно как, но теперь он был уверен, что Катерина – права, и в гибели Вари виновата лишь сама Варя, тут не может быть никаких сомнений, а тем более – нет смысла подкапываться под Катерину, чтобы выдоить из нее деньги. Он сам не знал, откуда к нему пришла эта уверенность, но теперь ему было даже странно, что когда-то он думал иначе.

Выпроваживая Саврасова из офиса, Жукова спросила:

– А ты кому-то про Варю рассказывал – про несчастный случай?

Славик поспешил откреститься:

– Нет, что вы! Вы же меня попросили тогда не трепаться… Никому!

– Умничка, – кивнула Катерина. – Знаешь, вся эта грязь – наркота, сумасшествие – я не хочу, чтоб это разносили. Я на работе сказала всем, что она уволилась. Так для Вариного имени лучше. Обойдемся без сплетен.

Подтвердив, что он ни-ни, никому и всецело против сплетен, Саврасов наконец покинул офис «Веспер продакшн». Сейчас ему его затея с шантажом казалась нелепой, он радовался, что не дошел в разговоре с Жуковой до прямых обвинений и грохнулся в обморок раньше. Что-то в этом во всем было, конечно, странное. Что он вдруг забоялся свою начальницу ни с того ни с сего, как ребенок, пугающийся темноты. И какая-то глупость ему привиделась, он уже не помнил какая. Да и не важно! Раз Катерина сказала ему отдыхать – будем отдыхать! Самое милое дело!

На полдороге домой, в набитой электричке, он вспомнил про свою затею со слабительным и сам усмехнулся ее глупости. Не-ет, такие мелкие пакости – не для него! Слава унесся мыслями к разным приятным вариантам вечернего отдыха, и через пять минут только одно смогло вернуть его на землю: бурный и трубный зов кишечника, возжелавшего освободиться.

Глава 14

Тридцать лет назад здесь было чистое поле и тряслась осина на сыром ветру. Потом кто-то ткнул начальственным пальцем в пустое место, рек: «Москва!» Сразу настроили одинаковых домов, муравейников из бело-розового рафинада, в дома набежали счастливые новоселы, во дворах посадили саженцы. Саженцы вымахали до третьего-четвертого этажа, район приобрел приличную репутацию, по когда-то пустому шоссе толпой шумно ехали автобусы, маршрутки и машины всех мастей. А по тротуару шла Аля.

У ее подруги, Стаси, случился день рождения, Аля была в числе приглашенных.

Она вошла в пятый подъезд рафинадного дома и успела заметить, как в лифте исчезает кто-то высокий в джинсах и зеленой парке. Угадав мгновенно, кто это, Аля крикнула:

– Подождите!

Она взбежала по ступенькам, в два шага пролетела холл и резко затормозила перед лифтом, словно удивившись. В узкой желтой конуре стоял Юра. При виде Али лицо его слегка дернулось, но тут же приняло прежнее безразличное выражение.

– О, привет! – сказала Аля, входя. – Спасибо, что подождал.

Двери со скрежетом сомкнулись. Лифт, дрогнув, потащился вверх.

Юра терпеливо уставился в верхний угол, будто ехал вместе с давно надоевшей соседкой. Аля же с легкой улыбкой рассматривала его – не в упор, а так, искоса. Почему он ни разу не позвонил после несостоявшегося поцелуя? Раскис? Слабак? Нет, она не огорчалась отсутствию от него вестей, ничуть. Но временами – раз, или два, или три в день (не больше четырех) – она вспоминала про него. Чащин в лифте демонстративно игнорировал ее, но вот промашка: челюсти были сжаты слишком крепко, а правая рука метнулась вверх, без нужды поправила ворот темно-синей водолазки – о да! Он по-прежнему неровно к Але дышал. Как только она поняла это – будто пузырьки шипучки побежали в груди и сразу стало весело и легко.

Лифт дернулся два раза и с глухим стуком встал.

– Опа!

Двери не спешили открываться. Похоже, они застряли.

Чащин вздохнул, молча нажал на кнопку шестого этажа – ничего, проверил все прочие – кнопки загорались, но лифт не реагировал. Аля нетерпеливо отстранила его руку, ткнула в квадрат «вызов».

– Алло! Алло-алло-алло! Ал-ло, – проговорила Аля в решетку на панели. Ноль изменений. Она забарабанила двумя пальцами по кнопке вызова.

– А если бы ты не бежала, не вваливалась ко мне в лифт… Пешочком пошла бы, например…

– Ха! Ну и что? Ну, посидим тут десять минут. Или ты боишься меня?

Чащин посмурнел.

– Обязательно. Аж дрожу.

– Алло! Амиго-ос? – пропела Свирская снова в решетку. – Блин! Да что они там?

Чащин вытащил из кармана моток белых проводов с каплями-наушниками, аккуратно вставил их и прикрыл глаза. И даже начал покачивать головой в такт музыке. Будто не было Али в лифте.

– Help!!! – заголосила Аля.

Вопль срикошетил в желтой конуре, отразившись от стен и вырвав Чащина из его уединения.

– I need somebody! Help! Help me anybody! He-ee-ee-elp!

Аля пела во весь голос, будто была на сцене и хотела, чтоб песня Битлз долетела до тридцатого ряда.

– Words like violence, break the silence, – мрачно напел Юра.

– Это что?

– Это группа «Новости моды» поет.

– Аа.

Пауза затягивалась.

– Как вообще поживаешь? – непринужденно спросила Аля.

– Встаю утром. И так, знаешь, вдох-выдох, вдох-выдох… Учебы много.

– А я на встречу с Распашным ездила недавно. И с Азарским, его партнером.

– Звучит роскошно. Они решили тебя удочерить?

– Ну, практически.

– Так что за проект твоя Жукова начала?

– Суперский! Причем она во всем советуется со мной. Я, конечно, ей помогаю. Помогала… да, помогала во всем. Вершила кинопроцесс потихоньку.

Чащин глубокомысленно кивнул.

– Теперь я спокоен за наш кинематограф.

И он уставился в объявление о наладке компьютеров.

Его рот был предназначен для выражения таких чувств, где к радости подмешана горечь. Линия соединения губ от центра выгибалась вверх – как лук, а затем опускалась к уголкам рта, и даже в спокойном состоянии его лицо – если приглядеться – выглядело так, будто он чуть улыбается своим мыслям и в то же время готовится к разочарованию. Вот о чем думала Свирская, косясь на Юру-Рексика. Который всего две недели назад так хотел ее поцеловать. А теперь?

– Эскалатор… – пробормотала Аля. – Кстати, ты знаешь, что по-английски лифт – escalator?

– I know it perfectly well, ma’am.

– Не везет нам с эскалаторами.

«Я сожалею» – куда уж яснее сказать?! Ну, ловись, рыбка!

– У меня все в порядке с техсредствами, – ответил Юра. – Из чего я делаю вывод, что причина в тебе. Ты испускаешь загадочные магнитные волны, от которых останавливаются лифты, мигают мониторы, начинают заикаться двухядерные процессоры и перестает работать сливной бачок.

– Да ты поэт.

– Конечно.

– Облако в штанах.

– Вот еще! Хочешь проверить?

– Пфф!

– Или ты боишься меня? – повторил Чащин Алину фразу.

Да еще улыбался, нахал.

– Просто незачем проверять. Я поверю на слово. Скажешь: там скипетр твоей страсти? Верю. Ростральная колонна? Ладно. Ракета «земля – воздух»? Ну… – Аля пожала плечами.

– Нет, так далеко я бы не заходил. Остановимся на колонне.

– Какая скромность.

– Нормальная для великих режиссеров скромность.

– Будущих режиссеров.

– Почему будущих? Я снимаю с девяти лет. Подарок на день рождения – камера «Никон»…

– Вау. Подарок от папы-оператора?

– От папы, от мамы…

– Везет же людям, – хмыкнула Аля.

– …и от меня самого. На какую-то часть. Я полгода не ел мороженого, круто, да?

– У-у, ты страшный человек! Не ешь мороженого, копишь злато, ладишь с электроприборами… что еще?

– Мм… Я смотрю кино по три раза.

– В каком смысле?

– Помнишь, мы ходили на «Перемотку»? Я ее уже видел. Первый раз смотришь как зритель, второй – как режиссер, третий…

– Как умный режиссер.

– Это раз на пятый. «Бартон Финк» я пять раз подряд смотрел.

– «Бартон Финк»? Что это? – чуть склонила голову набок Аля.

Она вспомнила, как они сидели рядом в кинозале, теплый локоть Чащина впритирку к ее руке… А сейчас в крошечном лифте между ними было расстояние в две ладони, и оно стало плотным и потрескивало искрой, как наглаженная шерсть.

– Ты не знаешь? Позор!

Свирская закрутила на палец длинную прядь.

– Может быть, я исправлюсь.

– «Большой Лебовски»? «Фарго»?

Аля качала головой.

– «Где же ты, брат?» – нет? Ты зря потратила годы.

– Придется наверстывать, – вздохнула Аля.

Перед ней вдруг возник кинокадр: Аля и Чащин прижались к стене и друг к другу, она привстает на цыпочки, его руки – на ее талии, ребрах… она запускает пальцы в его жестковатые черные волосы… его дыхание близко… поцелуй.

– Я бы сходила на этот «Бартон Финк», раз так.

Ну!

– Есть пара мест, где крутят старые фильмы… – произнес Чащин.

– Как им не быть! – улыбнулась Аля.

В пенале лифта любое движение, даже поворот головы, смещало массив воздуха так, что один мог ощущать жесты другого с закрытыми глазами. Чувства Али обострились, и, даже смотря вкось, она различала подрагивание ресниц Чащина, и то, что он прикусил губу.

– Я тебе cейчас скину названия, – он вытащил мобильный из кармана и уткнулся в него, быстро печатая. – Сходи, рекомендую!

Аля стиснула зубы, подождала немного, но он больше ничего не произнес.

– Шикар-рно! У меня будет личный киногид! – радостно прощебетала она. – Советы эксперта?

– Еще бы!

– Ты мне говоришь, на какой фильм пойти с девчонками, на какой с бойфрендом. А я тебе тоже присоветую. Что-нибудь по работе с актрисами. И мы будем…

– Я тебе скажу, как мы с тобой будем, – неожиданно прохрипел Рекс. – Мы с тобой никак не будем.

– Чего?

– Марселлас Уоллес. «Криминальное чтиво».

– Аа…

– Не важно.

И с этим словом пространство перевалилось на другую грань хрусталя – сумеречную. Сердце сжало, словно маленькая секунда несбывшегося была чем-то большим – возможно, несбывшейся любовью. И Юра, повернувшись профилем, стал вдруг краше и интересней, вспрыгнул на невидимую ступень, куда Але не дотянуться… как не дотянуться до Руманова, далекой звезды.

– Эй, кто-нибудь!! – заорал Чащин и бухнул кулаком по двери лифта. Металлический лист прогнулся и вернулся обратно с гулким звуком.

– Э-эй! Мы здесь!

– Мы здесь! – присоединилась Аля, делая вид, что ей даже весело.

Через пять минут их услышали: какой-то гражданин, вышедший выкинуть мусор – услышал, откликнулся, вызвал помощь из ЖЭУ.

На дне рождения Стаси они успешно избегали друг друга, примыкая к разным компаниям. В голове у Али звенели далеким хрустальным звоном слова «не сбылось, не сбылось, не случилось».

Первые шуточки про то, чем она занималась с Чащиным в лифте, она лихо отбила – и шуточки прекратились, тема иссякла. Можно было играть в ассоциации, в буриме, в «кино», горланить песни, спорить про то, кто умрет в этом сезоне «Игры престолов» и кто есть Иван Ургант – актер или только ведущий.

Часов в девять вечера ей кто-то позвонил, с незнакомого номера. Аля вышла из заполненной гвалтом и музыкой комнаты в относительно тихий коридор. Через две минуты оттуда донесся визг настолько пронзительный, что даже смолк общий гомон.

– Роль! – ворвалась Аля в комнату. – Для меня есть роль!