Текст книги "Управляемый хаос, или Проект закрытия России"

Дух и характер

Страшась быть заподозренным в расизме, великодержавном шовинизме, пропаганде национальной исключительности и прочей неполиткорректности, современные люди (во всех странах) просто боятся обсуждать характеры разных народов. Блюстители «вольности и прав» их совершенно зашугали. Заветы современной политкорректности требуют исходить из того, что все народы, как и люди, – одинаковые.

Но ведь от того, что мы не будем касаться этой скользкой темы, народы, как и отдельные люди, не прекращают иметь свой, вполне реальный характер. Который отражается на всём, что делают народы. То же относится и к отдельным людям. Мне думается, судьба человека – это его характер, развёрнутый во времени, а история коллективной личности – народа – это тоже его характер, развёрнутый на протяжении столетий. Не случайно и в маленькой человеческой судьбе, и в истории народов происходят дивные повторения очень сходных ситуаций.

Так вот русский народ имеет в своём характере мечтательную устремлённость к высшему и горнему, в результате чего часто оставляет в небрежении практические потребности дольнего мира. Попросту говоря, повседневные заботы и дела русскому человеку часто скучны и неинтересны. Заниматься ими он часто начинает, предварительно доведя свои дела до полного раздрая и упадка.

Русскому человеку в высшей степени свойственна благодушная доверчивость – склонность передоверять свои дела кому-то другому. Будучи по природе добрым и доверчивым до легкомыслия, русский человек охотно передоверяет свои дела тому, кто «знает как». Know-how и значит «знаю как». Для собственного душевного комфорта русский человек считает, что знаток имеется, и он, подлинный знаток, при этом честнейший человек. Русский человек не просто использует знания и опыт этого знатока, а именно передоверяет, с облегчением перекладывает заботу на него. И очень часто искренне полагает, что кто-то будет заниматься его делами с тем же усердием, что и своими, и при этом будет действовать в его интересах.

Нобелевский лауреат по экономике Джеффри Сакс в книге «Конец бедности» рассказывает, как он входил в команду тех, кто при Ельцине переводил советскую экономику на рыночные рельсы. Он прямо признаётся, что ничего не знал о советском хозяйстве и его функционировании. Он вообще воображал, что Россия – это что-то вроде Польши, только в 16 раз больше. И такого знатока не только не вытолкали взашей, а почтительно слушали и претворяли его велемудрые советы в жизнь.

Совершенно не обязательно этим поверенным с неограниченными полномочиями оказывается иностранец, очень часто и свой человек. Просто очень хочется стряхнуть с себя заботу, полагая, что кто-то этим делом занимается. А самому меж тем можно помечтать, подумать о чём-нибудь приятном. Перечитайте хрестоматийный очерк Тургенева «Хорь и Калиныч»: там описаны два противоположных характера – хозяйственный и мечтательный. Разумеется, в любом народе есть те и другие, вопрос, кто преобладает? Русский народ – это скорее народ-Калиныч. Русскому часто просто скучна хозяйственная суета, постоянная возня ради наживы – ему бы помечтать о высшем и философском. Любопытно, что такая же ментальность довольно часто свойственна даже тем, кто по идее должен быть поглощён практическими потребностями и интересами, – предпринимателям. Именно для того, чтобы освободить ментальное пространство для столь приятных себе размышлений и душевных воспарений, русский человек и передоверяет свои дела кому попало. Ярчайший образец такого поведения – Илья Ильич Обломов, который постоянно кому-то стремился скинуть свои дела. Реальных Обломовых в жизни было – пруд пруди. Помещик, занимающийся своими делами в первом лице – это было скорее исключение. Недаром Левина из «Анны Карениной» знакомые считали чудаком за его хозяйственные увлечения.

Русский человек легко соглашается, что есть кто-то, кто лучше него знает, как ему, русскому человеку, жить, как надо действовать, куда идти и т. п. Помнится, в каких-то воспоминаниях Ельцин в простоте своей признался: мне сказали, что надо переходить к рынку – ну, я и согласился, вроде дело говорят, а сам я в этом не разбирался. И знаете, я ему верю: это подлинно русский подход. Благодушие плюс легкомыслие плюс склонность передоверять свои дела проходимцам. Мне думается, это и составляет квинтэссенцию того громадного, комплексного и подлинно русского явления, давно уже названного обломовщиной.

Очевидно, спихивать на кого-то свои дела может и политик, и высший управленец – тут никаких ограничений нет. Это свойство представляется мне одним из главных недостатков нашего национального характера. Если мы не передоверяем работу практическую, то уж работу мысли – с огромным удовольствием. С. Г. Кара-Мурза, которому привелось некоторое время попреподавать на социологическом факультете МГУ, рассказал, как там преподаются ошмётки западной социологии 70-х годов. На первый взгляд, качество, о котором я говорю, напоминает то, что психологи называют перцептивной психологией – надеждой получить все блага извне, а не от собственной активности. Мне думается, в русском характере есть не столько перцептивность, сколько благодушие, легковерие и склонность передоверять. Могут доверять человеку, а могут – какой-нибудь идее или – как в последние четверть века – невидимой руке рынка.

Шли годы, полыхали революции, гремели мировые войны, а русский характер во многом сохранился в неизменности. Современный бизнесмен то и дело кому-то доверяет, на кого-то надеется, полагается, ленясь или невесть почему уклоняясь от занятий в первом лице собственными делами. Самое обычное дело. Лично я все свои деловые провалы связываю именно с подобным поведением. Но есть у меня и хороший опыт: взяв крепко вожжи в руки и разогнав жуликов и проходимцев, русский человек вполне способен многого достичь своим умом и энергией.

Н. Бердяев писал, что душа русского народа – женственная, она всё «невестится» и ждёт «мужа», который всё организует и объяснит, как жить. Это чрезвычайно верно. Все наши основополагающие, руководящие и направляющие учения – западные: от ленинского марксизма до гайдаровского фритрейдерства. Налицо неодолимая потребность «отдаться», не жить своим умом.

Историческая легенда о призвании варягов – в высшей степени «бабья»: придите и всё организуйте. Может, ничего такого и не было (да скорее всего и не было), но самый факт, что выдумали именно это – о многом свидетельствует. Народная мечта: придёт кто-то умный и сильный, нас, дураков, научит и всё устроит, как сам знает. А мы в это даже и вмешиваться не будем. Зачем вмешиваться, когда он и сам всё знает.

Мечта вполне обломовская. Помните, Илья Ильич Обломов доводил свои дела до ручки, и тут появлялся кризисный управляющий немец Штольц и всё разруливал. Можно было и дальше не заниматься своими делами.

Это и есть тайный идеал нашего народа – не заниматься СВОИМИ ДЕЛАМИ. Он широчайшим образом проявляется и на уровне частного существования, и в общей, народной жизни. Именно поэтому у нас не удаются даже вроде и незатейливые вещи: кондоминиумы, кооперативы. Неохота… Пускай нам наладят. Известно, что большевики после революции тоже ждали революции в Германии, поскольку надеялись, что заниматься хозяйственной работой им не придётся: из Германии приедет красный Штольц и будет заниматься народным хозяйством, в частности, промышленностью. Известный историк Фурсов рассказал, что известный символ – серп и молот – непосредственно после революции означал союз промышленной Германии и аграрной России, а вовсе не союз рабочего класса и крестьянства. Такая трактовка родилась гораздо позже, когда поняли, что мировая революция не состоится и придётся заниматься индустриализацией своими силами. И ведь получилось!

Как только ослабляется давление в историческом котле, как только падает общая энергетика народа, немедленно появляется и овладевает массами мысль: ничего не надо выдумывать – сделаем по западному образцу, и всё получится прекрасно. Это как микроб, который никуда не девается, но особенно мощно размножается в ослабленном организме.

Западнизм в нашем народе – это всегда упадок духа и воли, нежелание взять ответственность за свою жизнь на себя.

Может ли народный характер меняться? Конечно, может, хотя и медленно и трудно. Чтобы изменить свой характер, и отдельному человеку, и народу надо упорно и длительно работать над собой. Звучит, конечно, неприятно, но по-другому не получается. А чтобы работать над собой, надо честно и прямо взглянуть на себя. Не скрывая от себя недостатков, но и не выпячивая их с мазохистским наслаждением. Нужен труд самопознания. В чём мои сильные стороны, на которые нужно опираться? В чём слабые стороны, которые надо либо поправить, либо сделать так, чтобы они наносили как можно меньше вреда? Нужна самокритика без самоуничижения. Критика – это в первую голову всестороннее познание, а не осуждение или ругань, как многие полагают. Самопознание (самокритика) – это труд. Неизмеримо легче посыпать голову пеплом и разражаться беспорядочными восклицаниями типа: дрянной народ! Нация рабов! Ничего у нас никогда не получится! Разрушили генофонд! Это просто, иногда эффектно, но всегда бесполезно.

Ещё проще – обижаться и возмущаться. И точно так же бесполезно. На самом деле, признать за собой слабость (как индивидуальную, так и национальную) не только не стыдно – необходимо. Это первый шаг к преодолению слабости. Отрицание слабости, напротив, загоняет её внутрь и только её усугубляет. Только признание и преодоление слабости создаёт силу. Сегодня нам очень нужна сила. А основой любой силы, от интеллектуальной до военной, является сила духа. Она правит бал, она – основа всего. Её можно увеличить. Нравственные мышцы можно так же накачать, как бицепсы и трицепсы.

Борьба с низкопоклонством – это борьба за личную активность. За то, чтобы заниматься своими делами в первом лице. Низкопоклонство преодолевается мужеством и активной самостоятельностью. Низкопоклонству противостоит личная ответственность, деятельная бодрость с ясным сознанием своего интереса и своих целей.

Сейчас многие психологи работают над повышением самооценки своих клиентов. Вообще, самооценке придаётся большое значение в достижении личного жизненного успеха.

Сегодня нам нужно повысить национальную самооценку, иначе успеха не видать. Молодое поколение надо начинать воспитывать в сознании гордости за свою страну и интереса к ней. Тут двусторонняя связь: больше знаешь – больше любишь, больше любишь – больше хочешь узнать. Сейчас мы наблюдаем определённое возрождение краеведения, в некоторых школах появился предмет «народная культура» – это очень полезное дело.

Нужно внимательно и любовно изучать русскую мысль – социологическую, философскую, экономическую. Русское искусство, русская архитектура – вот что нам надо культивировать, а не безлико-космополитические бетонные сараи.

Всему нашему, собственному, самобытному – надо дать широкую дорогу и безусловный приоритет. Это должны быть незыблемые принципы образования и воспитания. Результаты скажутся через пару десятилетий.

Человек, воспитанный в любви к русскому духу, к своему, к исконному – с неизмеримо меньшей вероятностью вырастет предателем, чем тот, кто воспитан на заёмных, интернациональных учениях.

И разумеется, надо браться за большие дела и думать своей головой, без непременной оглядки на велемудрых западных учителей. Это трудно, но вполне достижимо.

То, что произошло с нашей страной – предстоит ещё долго осмыслять. Предательство элит – это заслуживает очень серьёзного размышления. Не поняв этого явления всесторонне или поняв поверхностно – трудно нам будет двигаться дальше.

Вспоминая Брежнева

В этом декабре вспоминали Брежнева по случаю его 110-тилетия. Десять лет назад, к 100-летнему юбилею, фигура Брежнева представлялась в презрительно-издевательском стиле. Помню, был фильм, где Леонид Ильич был показан в виде вконец разложившегося старика, ни к чему не годного. Сегодня, по прошествии десятилетия, стиль радикально изменился. Сегодня преобладает ностальгически-похвальное отношение к Брежневу. Пробивает дорогу идея: застой был не застоем, а золотым веком, вершиной советской (и российской) жизни. Всё было как надо – надёжно и гарантированно, а Советский Союз был неоспоримо великой державой.

Несколько лет назад я случайно оказалась в местном отделении одной из партий. Мы разговорились, и один из тамошних функционеров сказал как о давно решённом и очевидном: вот-де при Брежневе всё было изобретено и налажено, а нам надо просто взять и вернуться к той системе, и всё будет в порядке.

Разумеется, вернуться в прошлое никому ни разу не удавалось, но важно отношение к этому прошлому. Оно влияет на настоящее. Иногда влияет опасно и разрушительно. В 90-е был страшно популярен фильм «Россия, которую мы потеряли»: всё было так хорошо при царе, а потом пришли невесть откуда злые большевики и всё испортили. Сегодня на роль «России, которую мы потеряли» активно пробуется брежневская эпоха. И это потенциально очень опасно. Брежневскую эпоху надо изучать и осмыслять, потому что многие, если не все уродства наших дней растут оттуда. Однако прежде, чем говорить об эпохе, немного о самом Брежневе.

Ничего дурного я о нём сказать не могу. Он упорно трудился, честно воевал. Что подхалимы представили его едва не творцом Победы и одновременно гением всех наук и искусств – это не имеет отношения к реальности. Можно его упрекнуть, что не остановил подхалимов, но всё-таки мелкое стариковское тщеславие – не такой уж страшный порок, бывают и похуже. Подогревалось оно подхалимами. Помню, на его 70-летие ВСЕ заметные литераторы отметились статейками на тему «Брежнев в моей судьбе». А С. Михалков, умеющий талантливо формулировать текущие начальственные предписания и руководящие указания, писал о 25-м съезде КПСС:

 
«У меня перед глазами
Зал Кремлевского дворца.
Выступает перед нами
Человек с душой бойца.
Человек партийной чести,
Он не раз бывал в бою
И вошел со мною вместе
В биографию мою.
Мы следим за каждым словом,
И доклад его таков,
Что ему внимать готовы
Люди всех материков,
Люди разных поколений
Всех народов, наций, рас…
Что сказать мне юной смене?
Был бы жив великий Ленин,
Ленин был бы горд за нас!
ЛЕНИН С НАМИ И СЕЙЧАС!».
 

Брежнев был хорошим руководителем, организатором реального дела. Он руководил восстановление разрушенного войной Запорожья, где его уважают и любят до сих пор. Моя свекровь никогда не разрешала плохо говорить о Л.И. именно за его заслуги по восстановлению Запорожья. Она девочкой вернулась из эвакуации в Запорожье на развалины, а через пять лет семья въехала в благоустроенную квартиру. Это при том, что первыми восстанавливались заводы. (Отец её был мастером на «Запорожстали».) Потому речь не о Брежневе – речь об эпохе.

Эпоха Брежнева была временем разложения социализма, его ниспадающим отрезком. Часто спорят: одни говорят «разложение», а другие – «высшее достижение». На самом деле тут нет противоречия: разложение и падение почти всегда начинается тогда, когда ничто этого вроде не предвещает, и всё идёт прекрасно. Точно так происходит и в жизни деловых предприятий, и в маленькой человеческой жизни: скольжение вниз начинается с трудно завоёванной вершины. Вполне вероятно, что такова судьба Америки и вообще Запада. Мне кажется, универсальная причина, по которой начинается падение, – это религиозный кризис. Под религией я разумею систему верований (собственно религиозных, идеологических, атеистических – любых), которыми руководствуется общество в своей жизни. Они должны своевременно обновляться, общество должно получить новую идею, которая бы осветила «жизни мышью беготню» и повела вперёд.

При Сталине такой идеей было строительство социализма, нового, доселе невиданного справедливого общества, общества братства и общего дружного труда на благо всех. Там, за границей – волчьи законы капитализма, а у нас – всё по-другому. Это была вдохновляющая идея. Она создала советское общество, как некогда протестантизм послужил религиозной опорой капитализма.

И её, советскую идею, уничтожили своими руками. При Хрущёве было объявлено, что цель нашего движения – это, по сути дела, стать как все. Одновременно сказали, что целью внешней политики является мирное сосуществование со всеми странами. Коммунизм, как сформулировал сам Хрущёв в каком-то своём выступлении, это «блины с маслом и со сметаной». Сказано столь же смачно, сколь и разрушительно. Разрушительно потому, что выиграть на потребительском поле нашей стране никогда не светило. Это убедительно показал Андрей Паршев. При этом, безусловно, достойный современный комфорт и благосостояние можно сделать доступным всем, но нельзя было превращать это в цель.

Хрущёв со своими «блинами» просидел не так уж долго, и в 1964 г. началось новое царствование. Особо завиральные идеи, касающиеся армии, сельского хозяйства, были отменены или поправлены, но никакого нового верования, новой идеи, новой путеводной звезды – не возникло. Более того, на каждом съезде повторялось, что рост благосостояния народа – высшая цель политики партии. Вполне возможно, наверху никто и не осознавал необходимости новых верований. Новый мост, новая фабрика, новая ракета – это да, это дело, а верование – что в нём? Обойдёмся и со старым.

Говорят, что тогда была сплошная идеологическая накачка. Мне это кажется неверным. Да, издавались журналы и газеты, трындели радио и телевизор, но всё это делалось ритуально и машинально: ничего нового, «вкусного», волнующего, завлекательного – не было. Всё это была ритуальная жвачка, изжёванная до несъедобных целлюлозных волокон. Любопытно, что «на идеологию» в партийных и комсомольских организациях бросали тех, кто ни на что конкретное был не способен.

Вполне возможно, такое положение объясняется тем, что менеджер и идеолог – это совершенно разные психотипы, отчасти непонятные и чуждые друг другу. Сейчас, когда распространилась соционика (учение о психотипах) – это становится совершенно ясно. Так вот, в партийно-хозяйственных кругах, по-видимому, ценились и выдвигались менеджеры по психотипу. А идеологи – так, по остаточному принципу.

Идейным светочем и стержнем брежневской поры стали те самые «блины с маслом и сметаной». Говорят, что в те времена много врали. Мне так не кажется: сейчас врут не меньше, а уж как врут западные СМИ – нам и не снилось. Дело не во вранье фактическом, а скорее в разнотыке между идеологией провозглашаемой и – подразумеваемой. Что-то машинально бубнили о коммунизме, а подразумевалось почти что бухаринское «Обогащайтесь!». И народ понял и подхватил подразумеваемое. Сложился глубоко бытовой, обывательский стиль жизни.

На первые места в жизни вышли «не кочегары и не плотники», а официанты и буфетчицы – не создатели, а распределители жизненных благ. Люди хотели получить их «здесь и сейчас», не дожидаясь коммунизма, в который никто не верил. Не то что в нём разуверились, просто как-то обронили по дороге к собственному уютному гнёздышку.

У моей подруги была соседка – буфетчица тётя Нина. Буфетчица сколотила некоторое состояние путём мелких мошенничеств – недолива того, недовложения сего… И накупила себе ваз и ковров. «Приду с работы, сяду на диван, под ногами – ковёр, на стенке – вазы. И сижу себе, девочки, – ну как королева!» – делилась своими жизненными достижениями тётя Нина.

А ещё почему-то было принято приобретать «брюлики», т. е. бриллианты. Хоть малюсенькие, но настоящие. Бриллианты вообще крайне редко бывают красивыми, для этого они должны быть заметными, т. е. большими, в 2–3 карата, не меньше, но в те времена об этом, понятно, и речи не было. Тогдашние «брюлики» были скорее неким символом высшей жизни, чем настоящим богатством или даже украшением. Но мода на них была. Все удачливые продавщицы стояли за прилавком в бриллиантах. Уже в 90-е годы, когда мы создавали совместное предприятие, куда входила тульская овощебаза. На этой почве я познакомилась с директрисой овощебазы и её подручными. Все дамы предстали с красным маникюром и с бриллиантами в ушах и на руках. И напомнили мне далёкую юность. В бриллиантовой гонке я, по правде сказать, не участвовала: как-то не интересовалась, просто не нравилось. Я предпочитала уральские самоцветы, которые тоже, по странности, было не так-то просто купить. А вот что нравилось очень – это кожаные изделия, появившиеся на рубеже 70-х и 80-х.

Жизненные достижения оценивались по уровню упакованности модными штучками. Помню, была какая-то молодёжная повесть, название и автора которой я не помню, где герой говорит: «Плохо одетые родители для детей не убедительны». Наверное, это был отрицательный герой, но его отношение к делу овладевало массами.

Вот такой сформировался стиль.

Стиль отдыха, частной маленькой жизни, быта, жизнеустройства. Помните, у Маяковского: «Я желаю – очень просто! – отдохнуть у этой речки». Вся жизнь стала обывательской, она была заточена на создание своего маленького уютика. Отсюда возник культ ширпотреба. А поскольку западный ширпотреб был неизмеримо лучше нашего, то естественным образом возник культ ширпотреба западного. Следующий переход, от культа западного ширпотреба – к культу Запада как такового, произошёл легко и естественно. Т. е. цепочка была такая: вакуум идей – обывательский стиль – культ ширпотреба – культ западного ширпотреба – культ Запада – плавная сдача всех позиций. Западный ширпотреб именно при Брежневе стал предметом культа.

Он действительно был очень хорошего качества. То, что закупалось на Западе и попадало в незначительных количествах в наши магазины, было в самом деле добротным. К тому же тогда производство ещё не наладились переносить в страны третьего мира, и итальянские туфли были на самом деле итальянскими. И кожа выделывалась в Италии… Это я видела уже в 90-х годах в Венето: целые деревни тачают ботинки, а над другой деревней стоит стойкий (и довольно противный) запах кожевенного производства. Именно в брежневские времена сложился тот исступлённый культ всего западного, который и заставил нас всех за редким исключением встретить крах своей страны с необъяснимым на посторонний взгляд равнодушием, а во многих случаях даже с восторгом. Обыватель ведь способен «судить не выше сапога», а сапоги, даже финские, не особо изящные, были гораздо лучше наших. Вот так и продали право первородства за чечевичную похлёбку…

Даже не за похлёбку, а за обещание похлёбки, за мечту о ней. Да, было предательство в верхах, но в том-то и штука, что оно – плод общего жизненного стиля. Верхов и низов.

Брежневская пора была временем гигантского жизнеустроительства. Каждый на своём месте и в меру возможности что-то тянул в свою норку. Нет, не воровал – это естественным образом укоренилось позднее – просто организовывал, «доставал». Люди обменивались услугами, руководящие отцы непрерывно устраивали детей на тёплые местечки. Эта деятельность была едва не важнее служебной. Под молодую поросль создавались кафедры и отделы, их проталкивали за границу в посольства и торгпредства. Мне кажется, что и приватизацию-то придумали, чтобы уж навсегда решить проблему жизнеустройства детей: раздать им по банку или корпорации – и можно помирать спокойно.

В чём поучение брежневской эпохи? Когда-то тов. Сталин, по преданию, говорил своим сотрудникам: «Нам без теории – смерть». Как в воду глядел: смерть и оказалась. Дело даже не столько в теории, сколько в идеологии, в цели, во вдохновляющей идее. Разумеется, необходимо было объективное, научное знание о нашем обществе. Его не просто не было, а даже никто и не озаботился, чтобы оно появилось. И было это при тысячах обществоведов, всяких там Академиях общественных наук при ЦК КПСС и всём прочем.

Жизнь прочна, если базируется на крепкой вере. Вырождается вера – вырождается жизнь. Она мельчает, становится обывательской – и дальше можно брать голыми руками. Что и произошло. Таков был объективный итог этого царствования.