Текст книги "Управляемый хаос, или Проект закрытия России"

Часть 2
Сделано в России

Главная функция настоящих предпринимателей – это организация народного труда

Не так давно по инициативе Центра научной политической мысли и идеологии Степана Сулакшина было проведено Всероссийское бизнес-собрание. Степан Степанович Сулакшин – замечательный человек по своей энергии и трудолюбию. Он собрал вокруг себя сплочённую команду экономистов и обществоведов, которые вдоль и поперёк исследуют наше общество. Они стараются делать это строгими методами, заимствованными из естественных наук (сам С.С. – физик, доктор наук).

Хочется верить, что когда после развала и упадка начнём, наконец, строить нашу страну – пригодятся и эти исследования. И не просто исследования – Центр Сулакшина предлагает вполне конкретные разработки.

Между прочим, когда большевики пришли к власти, они использовали наработки ещё царского режима – тот же план ГОЭЛРО. Крайне важно иметь наготове некие планы действия, потому что когда требуется действовать, рассуждать и планировать будет некогда. В этом я вижу ценность подобных мозговых центров.

Впрочем, иногда Центр Сулакшина выходит за пределы чисто интеллектуальных штудий. Однажды мне довелось присутствовать на обсуждении создания ни много ни мало – партии нового типа (я писала об этом в ЖЖ).

Бизнес-собрание – явление этого ряда. Идея была такая: учёные-экономисты совместно с бизнесменами обращаются к властям и к самому президенту с челобитной: изменить денежно-кредитную политику таким образом, чтобы она не блокировала всякое развитие, как это происходит сегодня. Казалось бы, элегантный зал гостиницы Рэдиссон-Славянская должен был ломиться от отечественных бизнесменов, приехавших, как говорили в старину, из всех уголков нашей необъятной Родины, чтобы заявить о своих интересах. А вот и нет! В этом бизнес-собрании было очень мало – кого бы вы думали? Именно людей бизнеса. Устроители разослали десять тысяч приглашений руководителям деловых предприятий разных профилей и размера. Откликнулась сотня человек. Почему? Это не интересно? Вроде бы крайне интересно и насущно. Тогда в чём дело?

Мне кажется, причина вот в чём. У нас, несмотря на все разговоры, нет предпринимательского сословия (класса, страты – скажите как хотите). Те люди, что есть, – классом себя не ощущают. Предпринимательское сословие у нас крайне жидкое и слабое. И бизнес-собрание наглядно продемонстрировало это.

Интеллигент наверняка скажет: они боятся, что их будут преследовать, нашлют проверки, отнимут бизнес. Уверена: причина не в том. Всё-таки не такие они пугливые слабаки, наши бизнесмены. Да и бояться-то нечего: мероприятие респектабельное и лояльное. Просто они не верят, что они – хоть какая-то сила, способная донести свою общую позицию до власти.

И это очень плохо.

Наши предприниматели не пытаются организоваться в какую-то внятную политическую силу. Они предпочитают просто находить дорожку к отдельным представителям власти, чтобы «порешать вопросы». И решают свои вопросы, так сказать, в индивидуальном порядке. Не всегда это та самая коррупция, играющая в нашем общественном сознании роль нечистой силы. Иногда это просто неформальное взаимодействие власти и бизнеса: я тебе подсоблю, а ты – дорогу подлатаешь или деньжат на районное мероприятие подкинешь. «На районе» такой тип отношений особенно заметен.

Иногда мне даже приходит в голову, что, возможно, политическая организация, создание партии – это нечто а) западное, б) принадлежащее обществу модерна, как теперь принято выражаться. То есть нынче устаревшее. А в России и вовсе нужно искать какие-то иные формы жизни. Вполне возможно, то, что кажется неправильностью, отклонением, – это и есть зачаток чего-то иного, другой нормы. Но эту мысль ещё надо додумать, это лишь предварительные догадки.

Меж тем, предприниматели – люди важные, притом везде. Это люди, которые крутят колёса хозяйственного механизма. Не невидимая же рука рынка этим занимается. Вот эти люди, как могут, ведут дела: торгуют, строят, что-то производят, пашут землю и растят хлеб и картошку. Наши предприниматели делают это часто плохо, неумело, криво, но – делают.

Я совершенно не принимаю в рассмотрение т. н. олигархов: это не предприниматели – это бояре, которым дали некие ресурсы на кормление в ответ на те или иные услуги. В Средние века главным богатством была земля – ну и давали землю, теперь дают нефтяные скважины или металлургические комбинаты.

Главная функция настоящих предпринимателей – это организация народного труда. Кто-то ведь его должен организовывать? Кто-то должен затевать новые проекты, доводить их до реализации? Это может быть или государственный уполномоченный, или частник. Или различные комбинации того и другого. Ничего третьего я не вижу: сами собой дела не делаются. Когда мы начнём восстанавливать нашу экономику (а это придётся делать) – какими силами? У меня есть сильное сомнение, что наш предпринимательский класс, такой, как он есть, способен вынести на своих плечах неизбежную новую индустриализацию. И дело не в тех или иных законах. Дело глубже, оно в чём-то внутреннем – в душе и сознании людей.

Когда-то западных предпринимателей к труду толкала протестантская этика: работали, наживали, чтобы спастись для будущей жизни. Сергей Булгаков считал, что роль западных протестантов в становлении промышленности у нас играли старообрядцы. Видимо, это верно: практически все наши дореволюционные промышленные предприятия принадлежали либо старообрядцам, либо иностранцам. Вот к старообрядческой трудовой этике и психологии хорошо бы приглядеться поближе и кое-чему поучиться. Сколь я себе представляю, глава предприятия считался у старообрядцев чем-то вроде главы большого семейства, ответственного за то, чтобы все были выучены, накормлены, приставлены к делу, строго наказаны в случае лени и небрежения.

Когда-то в советских учебниках истории по поводу революции 17-го года писали, что-де буржуазия в России была «слабая» и власть не удержала. Я, помнится, тогда очень удивлялась: как так? Потому, наверное, и запомнила. А теперь, кажется, поняла.

Что же из этого следует? Социализм следует. Выражаясь корректнее – высокий уровень государственного участия в экономике. И вообще в жизни.

Государство должно стать главным организатором жизни, в первую голову – хозяйственной. То есть делать надо обратное тому, что происходит ныне: не уходить государство должно из экономики, а наоборот – возвращаться в неё. Без этого никакого развития нам не видать. И ещё вот что: трудового буржуя, частного предпринимателя – надо формировать. Воспитывать. Говорят, что в Китае предприниматели состоят в компартии, и их воспитывают, в числе прочего, и по партийной линии, – во всяком случае, на них распространяется партийная дисциплина. Э-эх, у нас бы так…

Нам ещё предстоит сформировать трудовое предпринимательское сословие. Вообще, нам нужно общество, где все люди – трудящиеся, только один трудится в качестве предпринимателя, другой – в качестве учёного, третий – в качестве рабочего. И все – на общую пользу.

Кто-нибудь эрудированный наверняка увидит в последнем абзаце намёк на корпоративное государство. Не трудитесь искать намёки: я в самом деле считаю корпоративное государство лучшим родом общественного устройства.

Зерновой экспорт – совсем не радостное явление

В теперешней нашей жизни что ни день – цитата из прошлого, а если не цитата – реминисценция советского стиля. Иной раз глядишь телевизор – и «прошедшее проходит предо мною».

Вот и сейчас: повезло русскому пахарю с погодой – созрел богатый урожай. И тут же вздымается волна административного восторга: «рекордный», «выдающийся» – сегодня это прямо-таки официальная политическая терминология, растиражированная СМИ. Кажется, ещё чуть-чуть – и услышишь про «закрома Родины». Кстати, закромов-то как раз не хватает. Их и раньше не хватало, у нас в хозяйстве – в том числе, но когда урожаи были пожиже – это не так проявлялось.

«В этом году… мы можем получить просто выдающийся результат», – радуется глава правительства. Прогноз Минсельхоза и впрямь хороший: 106–110 млн. тонн. А Российский зерновой союз и вовсе предполагает 114–116 млн. тонн. И об этом прилежно оповещают.

Настолько прилежно, что селянину хочется прижать палец к губам:

– Тс-с-с, что ж вы нам цену-то сбиваете своими неуёмными восторгами, дорогие товарищи начальники?! Ведь вроде как у нас рыночная экономика, а вы – её неколебимые сторонники и упорные проводники. А в рыночной экономике, как вы сами нас учили, главный критерий – прибыль. А какая у меня будет прибыль, если все потенциальные покупатели будут считать, что зерна всё равно много, цена на него не поднимется, а потому покупать можно не спешить. Вам разве не разъяснили в Высшей школе экономики или в иных каких велемудрых местах, что современная экономика – это наполовину психология? Да какое – наполовину! Там экономики-то процентов двадцать: остальное – психология. Верит потребитель, что чего-то завались – цена идёт вниз, а прослышит, что ожидается нехватка – бежит «скупляться». Ну и цена, понятно, идёт вверх. Так работают и поселковые рынки, и мировые биржи.

Так что уж пожалуйста, товарищи из руководства и господа из СМИ, перестаньте так бурно радоваться, не ломайте нам, селянам, базар.

А ещё пора перестать приходить в восторг от российского зернового экспорта.

Да, в последние годы Россия стала крупнейшим экспортёром зерна. Более того, в июле стало известно, что Россия вытеснила США с позиции лидера среди крупнейших экспортеров зерна. В 2015–2016 году Россия вывезла 33,9 млн. тонн зерна.

Меж тем, я уверена: зерновой экспорт – это совсем не радостное явление. И нечего умиляться вслед за либералами: при советской-де власти зерно закупали, а теперь – продаём. На самом деле, причина зернового «изобилия», случившегося в постсоветский период, – в разгроме животноводства. Ведь именно скотина – главный потребитель зерна, а животноводство у нас не достигло даже советского уровня, которым мы в своё время справедливо были недовольны. Да, сегодня достигнут впечатляющий рост свиноводства, птицеводства, а вот крупного рогатого скота – меньше чем до революции: не только до августовской 91-го, но и до октябрьской 17-го. Нашим ориентиром должно быть развитие животноводства, а не экспорт зерна. Зерно – это база всего пищевого производства, его сырьё. Из него, зерна, «сделано» и мясо, и молоко, и яйца.

Для полной продовольственной самодостаточности страна должна производить примерно тонну зерна на душу населения, т. е. 146 млн. тонн (есть мнение, что при современных передовых агротехнологиях можно обойтись и меньшим количеством зерна, но нам надёжнее ориентироваться на старые нормы).

Вот если бы мы этого достигли и вывозили излишки – тогда я бы порадовалась вместе со всеми. Мы лично в нашем ростовском хозяйстве тоже вывозим зерно, но это скорее вынужденная мера, чем достижение.

Нам нужно в первую очередь решать свои внутренние задачи – достичь полной продовольственной самодостаточности. «Вся наша экономическая политика должна исходить из помышления о потребностях внутреннего рынка», – писал Л. А. Тихомиров в брошюре «Вопросы экономической политики» (1899 г.). Эта мысль – на все времена.

Либералы, понятно, очень хвалят экспорт зерна. Ещё в 2011 г. Е. Ясин, научный руководитель Высшей школы экономики, писал: «Наши сельхозпродукты, прежде всего зерно, вполне могут стать альтернативой нефти и газу». То есть наша экономика основана на экспорте сырья – энергоносителей. Так заведено от века, и так неизменно пребудет – по мысли Ясина. Ну, а в помощь энергоносителям пригодится-де другое сырьё – зерно.

Это уже было в нашей истории. С конца 80-х годов XIX века правительство России поощряло вывоз зерна. Даже лозунг был: «Недоедим, но вывезем!» – его приписывали министру финансов Вышнеградскому. Эта политика, вероятно, решала какие-то задачи, но обедняла крестьянство и усугубляла сельскохозяйственный кризис, что внесло свой вклад в революцию 1905 года.

Уже тогда выявилось противоречие между великодержавным статусом России и её ролью поставщика сырья и импортёра промышленной продукции. Эти две роли несовместимы. Или ты великая держава, или ты сырьевой придаток. Сегодня мы стоим перед тем же выбором. Восторг по поводу экспорта зерна наводит на мысль, что выбор не сделан, и мы всё пытаемся совместить эти взаимоисключающие роли.

Приватизация на Петербургском форуме

Когда базовые отрасли – в руках иностранцев, о независимости говорить не приходится.

На Петербургском экономическом форуме, что идёт сейчас, подтвердили: курс государственной экономической политики остаётся неизменным. Лозунг дня по-прежнему – приватизация. Государство должно освободиться от бремени имущества, распродав его в частные руки. «Нефтяной сектор весь должен быть приватизирован в ближайшие семь-восемь лет, – заявил глава Совета Центра стратегических разработок Алексей Кудрин. – Там нам не нужно государственных компаний».

Участие государства в экономике он назвал «нашим родимым пятном». «Проблем с приватизацией в нефтяном секторе не будет, поскольку и сейчас есть много желающих работать в этой отрасли». Кудрин привел в пример ситуацию с приватизацией «Роснефти».

По его словам, барьеры в приватизации нефтяного сектора нужно снять, допустив к участию иностранные компании. «Давайте откроем барьеры, придут иностранцы», – сказал он.

Конечно, придут: для того и совершалась когда-то приватизация и «открывались барьеры» – чтобы наше добро, притом не какое-нибудь, а важнейшее, стратегическое, становилось не нашим добром. И, соответственно, заказывать музыку и определять правила игры будут те, кто владеет добром. Да что «будут» – определяют уже. Правда, не до конца, не полностью; вот эту недоработку предлагается исправить.

Позицию государства понять немудрено: нет денег, а социальные обязательства – огромны. Так что приватизация, помимо прочего, – это просто сиюминутное средство как-то перехватить деньжат и залатать самые зияющие дыры. Понять, повторюсь, можно. Но надо понимать и то, что это – колониальный путь. Когда базовые отрасли – в руках иностранцев, о независимости говорить не приходится. И когда мы проводим ту самую независимую внешнюю политику, которой гордимся, Запад ощущает её как бунт колонии. Или как непредсказуемый загиб загадочной русской души.

Совершенно очевидно, что достаточно ценному ресурсу оказаться в частных руках, как открывается широчайшая перспектива его перехода в иностранные руки. В основном для этого и затеяна была в начале 90-х наша торопливо-суетливая приватизация.

Публике было объяснено так: частник – всегда эффективнее казённого управляющего. Смотрите, как на Западе, всё эффективно, вот и у нас так будет. В результате приватизации многие предприятия обанкротились и закрылись, а те, что остались – никакого взлёта эффективности не явили. Экономический спад превзошёл тот, что был во время Отечественной войны и немецкой оккупации.

При этом религиозная вера в превосходство частного над государственным – жива и поныне. Притом не только в кругах заинтересованных приватизаторов. Интеллигенция по сию пору верит в заинтересованного частника, который всяко лучше «красного директора». Лучше просто по определению.

Меж тем в реальности нет никаких доказательств, что частное предприятие всегда управляется лучше казённого. Это предмет веры, а не опыта. Качество управления зависит только от искусства управляющего. От общей управленческой культуры в стране. Неверно думать, что государственные предприятия (особенно при социализме – добавит интеллигент) как-то по особому бюрократизированы. Я работала в компании, принадлежащей «Фиату» – абсолютно частное предприятие: бюрократизма там было не занимать. В современных российских агрохолдингах сегодня развели такую бюрократию, что оторопь берёт.

В разных видах деятельности оптимальна разная система организации дела, равно как и размер экономического оператора. Где-то нужна большая фабрика, где-то мелкий кустарь, где-то НИИ, где-то одинокий фрилансер. Государство скорее соорудит космодром, чем организует приличную сеть закусочных. Но самый успешный ресторатор к космодрому даже и не подступится. Это вопрос не философский или идеологический, а исключительно деловой и хозяйственный. К сожалению, организаторы советской экономики этого не понимали или не придавали этому должного значения, что и внесло свою лепту в её погибель.

Когда-то публика свято уверовала в блага частной собственности, потому что непосредственно наблюдаемая хозяйственная деятельность такова, что в ней лучше всего справляется частник и оптимально мелкое предприятие. Это общепит, розничная торговля, оказание бытовых услуг населению – с этим ведь мы повседневно сталкиваемся. Поверхностный наблюдатель видит шустрого, улыбчивого частника и делает вывод: вот что значит на себя работает! Вот и нужно всех и везде сделать частниками. Не то что в совке, когда неопрятную ленивую официантку не дождёшься – не докличешься. Отсюда вывод: приватизация – путь к успеху. Хотя вообще-то оконная мастерская или придорожная харчевня никакой приватизации не подвергались: они родились как частные мелкие бизнесы, но это – детали. Вот такими соками питается широчайше распространённая иллюзия универсальной предпочтительности частника.

Тут сказалась свойственная русской интеллигенции любовь к простым мыслям и отвержение всего сложного. Это и помогло в своё время убедить народ в благах приватизации. Пора бы наконец сбросить с себя этот липкий умственный морок.

Сажайте яблони, друзья!

Яблок в этом году – сила. Уж и не вспомню, когда столько было. В давние-то времена по осени над нашим подмосковным посёлком стоял густой яблочный дух. А вдоль шоссе плотно сидели на вынесенных из домов раскладных рыболовных скамеечках старушки с вёдрами антоновки. Это вообще редкое по теперешним временам яблоко – настоящая антоновка. Помню, в 90-х годах итальянские агрономы, с которыми я работала, восхищённые этим сортом народной селекции, хотели увезти образец для клонирования (яблоня – не овечка Долли, она клонируется вполне промышленным образом уж лет сорок), но не знаю, увезли или нет.

Сегодня прежнего плотного яблочного духа над посёлком уж нет, потому что яблонь осталось – хорошо, если пятая часть. В 90-е, да и нулевые годы купит состоятельный человек участок с развалюшкой и садом – и первым делом вырубает яблони. Не то чтоб места было мало – участки у нас просторные, а просто чтоб не отсвечивали, чтоб не напоминали о проклятом прошлом, которое хочется растоптать и забыть. Вроде как Лопахин рубит вишнёвый сад. Бунин, не любивший эту пьесу, издевался: «Зачем он рубит сад, фабрику что ли строить?». В этом что-то символическое – в вырубке вишнёвого сада. «Отречёмся от старого мира, отряхнём его прах с наших ног».

Так и с яблонями. Они ощущались как прошлое. А настоящее – это раскатанный, словно ковёр, газон. Газон, только газон, как во всех цивилизованных странах, никаких грядок, никаких яблонь, фу, какая гадость, какой совок.

В яблоне есть что-то таинственное, символическое. Недаром она была древом познания добра и зла. Когда люди верят в будущее и хотят строить и созидать – они сажают яблони. Когда не верят – вырубают.

Когда лозунгом стало «Живи сегодня!» – мы перестали сажать яблони. Зачем? Гораздо легче купить, а ждать придётся три, а то и пять лет. Что там будет через пять лет? Да и привезут нам эти яблоки из Польши или даже из Китая или Латинской Америки. Это совки, не ведавшие прогресса, корячились.

Символическое убийство яблонь – вырубили яблони у Большого театра.

А вот громадный послевоенный созидательный порыв сопровождался повсеместной посадкой яблонь – вокруг школ, детских садов, во дворах новых жилых домов, да просто на пустырях. Мне рассказывала одна пенсионерка, в прошлом учительница начальной школы: когда она училась после войны в провинциальном педучилище, их всерьёз обучали садоводству. Когда я пришла в первый класс в Егорьевске, нам сразу же втащили в класс огромную двуручную корзину с яблоками из школьного сада. А потом мы читали книжку замечательной детской писательницы Любови Воронковой «Алтайская повесть» – как школьники развели сад на Алтае, где прежде яблони не росли.

В советском фильме про архитекторов «Верой и правдой» есть эпизод: архитектору, который проектировал одну из высоток, звонит сам Сталин, хвалит проект и советует посадить вокруг здания яблони. Не случайно вдоль аллеи МГУ – яблони.

«Утверждают космонавты и мечтатели, что на Марсе будут яблони цвести». Почему именно яблони? Вероятно, как символ красоты и созидания.

И возле заводов сажали яблони. В 80-х годах на территории Криворожского металлургического комбината я видела ни много ни мало – яблоневый сад. Тут тоже символ – соединение технического прогресса и природы, красоты. В посадке яблонь есть что-то сакральное. Это символ творчества: посадить, ухаживать, вырастить – и собирать плоды. Даже временная отдалённость посадки от сбора фруктов – тоже некий символ. В Азбуке Льва Толстого есть притча. Старик сажал яблони. Зачем? Ведь он не доживёт до яблок. «Другие съедят, мне спасибо скажут».

В яблоне удивительным образом соединяется хозяйственная польза и украшение земли.

Наши северные яблоки содержат больше витамина С, чем южные. Они богаче железом и другими ценными элементами. Но хранятся они хуже южных: кожица тоньше. Потому хранилища насущно нужны – с контролируемой атмосферой.

Вероятно, яблоня воплощала мечту о городе-саде (помните, у Маяковского: «Через четыре года здесь будет город-сад»). Идея города-сада – живучая, потому что верная. Человечеству ничего не известно прекраснее и привлекательнее сада: недаром рай представлялся людям как сад – с тех пор ничего в существе не изменилось.

И вот сегодня я вижу садовую новизну. В нашем посёлке стали не рубить, а сажать яблони – новых сортов, иногда колоновидные, вроде тех, что недавно показали по телевизору в передаче об институте садоводства. Сажают вполне обеспеченные люди, не от бедности сажают. А от чего? Они и сами не могут объяснить, но, видно, иными ветрами повеяло: хочется окорениться, жить здесь, детей-внуков растить. Ещё звучат заполошные интеллигентские вопли: «Уезжать! Спасаться! Вывозить детей!», а люди уже сажают яблони. Жизненная атмосфера меняется.

Выращивание плодов земли – дело богоугодное, выходящее за рамки утилитарной пользы. Недаром Христос называл себя лозой, а Отца своего – виноградарем. Кстати, моя дочка, вернувшаяся из Крыма, рассказывает: повсюду насажены молодые виноградники.

Ну, а где виноград не растёт – спешите сажать яблони.