Текст книги "Последняя из рода Блау"

Глава 19
Дела домашние

Завтрак проходил в тягостном молчании, как и все прочие в последнее время. Кузины дулись – нас не пускали в Керн, вообще не пускали никуда за границы поместья. Хотите развлечений? В вашем распоряжении библиотека, зимний сад, дуэльный зал и деревня у озера.

Звякнула пиала, тетя снова пролила чай на скатерть. У нее до сих пор тряслись руки. Не знаю, или так испугалась за Айшу, или вассальная клятва дала такой серьезный откат, но чувствовала себя тетя не очень.

Я шуршала газетой. В свежем выпуске «Имперского вестника» крупные заголовки на первых полосах кричали – великая трагедия в Керне, трагедия Севера, Империя скорбит… Заголовки не изменились, но портрета Надин на этот раз не было, только короткая заметка про студента-семикурсника.

О выживших ни слова, только три страницы портретов с траурными рамками: Фейу, Тиры, Ашвилы, Бартуши, Асти, даже Хэсау были в списке, почти каждая крупная семья нашего предела. Это действительно была всеобщая трагедия.

Малый прием у Марши перенесли, Фейу решили приурочить его к церемонии поминовения. Керн бурлил, летели головы, шатались стулья под городскими чинушами. Почему не сработала система защиты? Кто проводил проверку в последний раз? Почему разряжены сигнальные артефакты? Одни вопросы без ответов.

Имперские дознаватели продолжали рыскать в округе, к нам в поместье тоже приезжал молодой менталист в строгой черной форме. В гостинице он стоял у лестницы на второй ярус, контролируя часть зала. Ни словом, ни взглядом он не дал понять, что мы знакомы. Проделал стандартные процедуры, запротоколировал наши с Айшей ответы – не были, не видели, не знаем, – и уехал.

Вестники от дяди и Акселя прилетели после бойни в тот же вечер. Совершенно пустые, пропахшие железом и дымом, без всяких слов, настроенные на простой оттиск и диагностику моей ауры. И тут же отправились в обратный путь, к адресату. Перестраховщики. Всю корреспонденцию вскрывали и просматривали дознаватели.

Аларийцы поместья откуда-то знали все. Ну если не все, то бо́льшую часть того, что им знать совершенно не полагалось. Мою охрану увеличили втрое, снабдив боевыми артефактами. Нэнс переехала ко мне в комнату, чему я была совершенно не рада, а Ликас…

Ликас лютовал. Все, что я делала, было или совсем плохо, или недостаточно хорошо. Недостаточно высоко, недостаточно быстро, недостаточно далеко. Все сегодняшнее утро мы убили на бег с препятствиями на короткие дистанции – сто шагов, двести шагов, триста шагов. Мои время и скорость его совершенно не устраивали.

Я промокнула губы салфеткой и после короткого молчаливого поклона отправилась искать мастера Луция, с некоторых пор за завтраком мы совершенно не разговаривали.

За несколько дней бардак в кабинете наставника увеличился вдвое, хотя мне ранее казалось, что это невозможно. Свитки лежали везде, на всех свободных поверхностях – книги, какие-то старинные карты с рунными кругами. Сам Луций был так увлечен записями в толстой прошитой тетради, что даже не заметил моего появления.

И когда он успевает заниматься казначейскими делами? За все время я ни разу не видела его за бухгалтерскими книгами.

– Нас-тав-ник… – Я прошла вперед, аккуратно перешагивая меловые линии на полу, и постучала костяшками пальцев о столешницу прямо перед его носом. – Мастер!

– А, Вайю… – Он наконец-то обратил на меня внимание. – Хорошо, что ты здесь. – Он нырнул куда-то вниз, кряхтя и посвистывая, вытащил пару тонких книжек и шлепнул их на стол передо мной.

Я чихнула, пыли было много.

– Вайю, я работаю над стабилизатором источника, поэтому сегодня замеры отложим. Это, – он пододвинул ко мне пыльные книжки, – выучишь за полдекады. Или, – он почесал встрепанную голову, – как выучишь, так придешь. Меня пока не отвлекать.

Я повертела в руках книги. Старый хрыч додумался дать мне «соски»! Две брошюрки – «Базовый жестовый язык военных» и «Чароплетения третьего круга». СО – самостоятельное обучение, разработанное в основном для дистанционного общения с наставниками. Ученики в глухих деревушках и на границе пределов именно таким образом сдавали промежуточные экзамены. Принцип был прост: немного теории, упор на практику и новые чары каждые две страницы.

Как только научился выплетать один узел – включаешь доступ, «соска» фиксирует правильность, и можно идти дальше. И так весь курс. В конце книги общий тест по всему курсу, и, если сдал, «соска» подсвечивает зеленым имя успешного абитуриента. Я пролистала брошюры до конца. По «соске» жестового до меня училась целая куча народу – список сдавших занимал более четырех страниц. Очень-очень раритетная вещь.

– Это… – Я постучала пальцем по обложке, где был изображен военный значок; вроде бы жестовый язык военных не входит в курс подготовки на целительский факультет академии.

– А-а, это мне вестничек прислали, сослуживец из Шестнадцатого, говорят, современная молодежь совершенно не знает основы. – Он подмигнул мне. – Говорят, красную тревогу от зеленой отличить не могут. Безобразие!

Я прищурилась. Претор настучал? Сгребла выданные пособия и осторожно пошла к двери, перешагивая меловые линии расчетной заготовки рунного круга.

Линии были очень знакомыми. Общая конструкция косила, была несбалансированной, с трудом узнаваемой, но чем-то напоминала стабилизатор источника Вермахта.

Вот эту линию только надо направо, а эти круги пересекаются не в той точке, и порядок базовых рун по периметру нужно сдвинуть.

Я увлеклась. Стабилизатор Вермахта открыли в двадцать втором, конструкция была громоздкой, питающие артефакты неудобными, но это был действительно Прорыв в науке. Людям с покореженным источником, если энергетические линии имели обрыв или завихрения, он помогал стабилизировать каркас на время лечения, и в восьми случаях из десяти маг мог восстановиться. Если диагноз был совсем плох, стабилизатор помогал не выгореть окончательно, сохранить хотя бы искру, хотя бы круг первый-второй. А выгорание – это стопроцентная смерть в течение года. Без вариантов.

У нас в госпитале стабилизатор стоял стационарно, в отдельной отсечке, из-за слишком большого размера. Что же Вермахту дали за это открытие? Орден героя и дворянство, которое было совершенно никому не нужно в ходе войны.

А если стабилизатор откроет не Вермахт, а вассал Блау… Мастер Луций, и не в двадцать втором, а сейчас – это сколько жизней можно было бы спасти.

Я нашла чистый кусочек пола, мел, и начала по памяти восстанавливать каркас рунного круга.

– Вайю, аккуратнее, здесь расчеты четырех декад. Если получится запитать контур, мы сможем стимулировать твой Темный источник. – Наставник встревожился, что его драгоценные расчеты будут задеты.

Стимулировать? Я подняла голову. Мастер, мастер…

Мой случай не подходит под стандартную клиническую картину. Чтобы использовать стабилизатор Вермахта, мне нужно для начала иметь полностью сформированный каркас Темного источника, а это не мой случай. Вот если бы он проснулся полностью…

Я до сих пор не понимала, почему не сработало там, на площади. В прошлый раз источник проснулся как раз при явлении Вызванного, меня зацепило краем, и этого было вполне достаточно, чтобы Светлый источник потух, а Темный пробудился.

А сейчас? Я прыгала из Ока бури, даже попала под прямое воздействие на площади, и что? Что ему надо на сей раз?

– Мастер, я не трогаю ваш круг. И он неправильный. – Я увлеченно чертила по памяти. – Он совершенно некрасивый, должен быть баланс. Кружочек, кружочек… Круги должны быть кра-си-вы-ми.

– Вайю! – Наставник негромко рассмеялся и сложил руки домиком, наблюдая за моим воодушевлением.

– Вот примерно так… – Я закончила с основным каркасом, высунув от усердия язык. Реперные точки рассчитает сам, как и боковые руны. Главное, что сама структура, напоминающая три пересекающихся больших круга в меньшем, была закончена. Надеюсь, господин Вермахт меня простит.

Луций приблизился неторопливо, заложив руки за спину. Сначала мастер скептически рассматривал мою косую заготовку, заранее приготовив снисходительную речь. Через пару мгновений Луций уселся на пол, обводя пальцами линии, схватил огрызок мела и, найдя свободное место, лихорадочно бросился в расчеты.

– Может получиться… А если так? Устами младенца… – бормотал наставник.

Я удовлетворенно отряхнула мел с пальцев, замарав юбку и, кажется, запачкав нос, подхватила свои «соски» с пола и вышла.

Глава 20
Перерождение

Плетения не получались. Чары путались, непослушные пальцы рвали узлы, гибкость отсутствовала напрочь.

Если брошюру «соски» базового жестового я прогнала уже наполовину, то плетения третьего круга мне не давались вообще. Голова помнила, а моторика не успевала. Конечно, запитать их силой я не смогу в любом случае – не хватит уровня энергии, до третьего мне как до столицы пешком, но ведь выплести-то могла бы! Мне хотелось биться головой об стол долго и монотонно. В итоге я легла, закрыв голову книжкой, может, так чары дойдут быстрее.

– Мисси… – В комнату прокралась Нэнс, комкая передник, точно хочет о чем-то попросить.

И Ликас. Подпер косяк по своей извечной привычке, а у самого смешинки в глазах. Да, можно смеяться, Вайю Блау вводит новый метод обучения – с книжкой на голове.

– Мисси, сегодня отличный день, распогодилось, – за окном действительно маняще светило солнце, – самое время для прогулки. И книжки ваши, – Нэнс презрительно фыркнула, – никуда не уйдут, поди.

Налицо сговор нескольких лиц.

– И куда же мне стоит прогуляться, раз так распогодилось?

– Так в деревню же, мисси… Марта, почитай, декаду ждет.

– Поплохело мальчишке. – Ликас напомнил о парнишке Браев. – Совсем.

– Хорошо. Только объясните мне, почему аларийцы вдруг проявляют такую заботу о чужих? С каких пор деревенские Темные входят в ваш круг?

– Марта все объяснит. – Ликас поморщился, как от зубной боли, и взъерошил короткий ежик волос пятерней. – Ждать больше нельзя. Марта сказала передать вам, мисси, одно слово, сказала, вы поймете: «Пожар».

Пожар? Бежать как на пожар или что? Огонь? Стихия? Ох уж эти аларийские двусмысленности! Я не поняла ничего.

– Едем. – Я сладко потянулась, разминая плечи, и с огромным удовольствием швырнула чароплетение на дальнюю полку стеллажа с книгами, промазала, и мерзкая книжка спикировала в угол. Там ей самое место.

Коней седлать не пришлось. Когда я вышла, одетая в охотничий костюм, заранее было готово уже все – кони, охрана, корзинка с полдничным перекусом, собранная в дорогу Маги и даже лекарская сумка. Ее-то где они откопали? Виртас опечатал все свое.

Лошади били копытом, волнуясь под седоками в предвкушении вольной прогулки с ветерком, и я невольно заразилась общим настроением – спешить, нужно непременно спешить.

Если свернуть из главных ворот поместья направо, дорога пролегает через большой луг, который одуряюще пахнет в месяцы весеннего цветения, потом свернуть еще, и по утоптанной лесной тропке, рысью, до деревни можно домчаться за двадцать мгновений.

Там обогнуть озеро, мостки для рыбалки, откуда ребятня с визгом сигает летом в прохладную воду, подняться на взгорье, и до дома старосты рукой подать.

Я крутила головой с любопытством, разглядывая все как в первый раз. Забота о вассалах и жителях клановых земель никогда не лежала на моих плечах, я никогда не задумывалась, все ли крыши перекрыли этим летом, хватит ли крупы и запасов на зиму, откуда берутся новые рабочие руки и чем живет и дышит этот маленький деревенский мир.

Сначала мне было не до того – меня интересовали балы, тряпки и псаков Квинт, потом академия, Прорыв… А там совсем стало не до этого. Я была отвратительной хозяйкой, можно сказать, что я вообще ею не была.

Стыд душил, перехватывая горло. Конь гарцевал подо мной, а вся кавалькада столпилась сзади, потому что я остановилась. Я остановилась, потому что не знала, где в моей деревне живут Браи, мои подданные.

Где их дом? Сколько у них детей, как их зовут? Я не знала о них ничего. Даже эту ребятню, которая восторженно таращилась на дорогую сбрую, лоснящиеся бока коней и мечи, пристегнутые у охраны к поясам, – никого из них я не знала по именам.

Я вообще ничего не знаю о своей земле.

– Эй, малыш! – Я свесилась с коня и потрепала самого смелого по вихрастой макушке. – Скажи мне, где дом Браев?

Мальчик молчал, засунув палец в рот и вытаращив глаза. А потом припустил вверх по улице, знаками показывая, куда ехать.

Браи жили зажиточно. По крайней мере, у них два хлева со скотиной, добротное крыльцо, большой дом из рубленого дерева, резные наличники на окнах. Все здесь говорило о рачительном хозяине.

В подворье нас встретила девушка в завязанном мужним узлом платке и наказала крутившимся под ногами любопытным мальчишкам отвести коней в стойло и задать им корму. Жена? Сестра?

В дом я входила с опаской. Общая атмосфера внутри резко контрастировала с деревенским умиротворением. Как будто, перешагивая порог, я вступала в какой-то иной мир, так отчетливо чувствовалась граница.

Так и есть… Я наклонилась и покатала пальцами мелкую крошку – соль и толченый красный кирпич были засыпаны в щель порога. Марта? Уверена, что и окна она закрыла таким же образом. Зачем? Чего боится? От кого бережет снаружи или внутри?

В доме было сумрачно. Несмотря на яркое солнце за окном, в углах копились тени, и казалось, они что-то говорят мне.

На второй этаж по широкой простой лестнице я взлетела сама, без всяких подсказок. Казалось, тьма наползала сверху вниз, немного покачиваясь на перилах.

Первая дверь – не то, вторая – не то. Третья!.. Источник был там, за дверью. Я поправила кольца артефактов на пальцах, сделала глубокий вдох и вошла.

В комнате было темно. Чадили свечи. Они занавесили окна толстой тканью, которая не пропускала дневного света. Справа, на слишком большой для его роста кровати, лежал вихрастый пацан – синюшные губы и впалые щеки, зим девяти, укрытый одеялом.

Слева, в самом углу в кресле-качалке сидела Марта. Свет свечей не доходил до угла, лицо было в тени, только изредка в темноте вспыхивал маленький красный огонек… Она тут дымит трубкой?

– Мисси, наконец вы… – Марта говорила басовито, низким прокуренным голосом, едва заметно, по-южному, растягивая гласные.

Она поднялась с необычайным изяществом для такой большой и грузной фигуры и, слегка покачивая бедрами, как будто танцуя под только ей слышную мелодию, вильнула ко мне и плавно опустилась на колени.

Цветастые юбки рассыпались по полу веером, многочисленные браслеты зазвенели и притихли.

В моей памяти Марта оставила неоднозначное впечатление. Такая же смуглая и статная, как все аларийцы, Марта была из кочевых – из тех, кто ездил в кибитках по Империи, скитаясь от предела к пределу, пока снег не укроет землю. Кочевые не всегда уходили на юг, иногда они, наоборот, приезжали зимовать к нам, на север, останавливались табором и жили до весны. Логики в этом не было никакой. Кочевых аларийцев любили за незлобивый характер, песни и танцы и хорошо налаженные торговые связи. В таборе можно было выменять все.

Марта одной зимой приехала с табором, да так и осталась, осела у нас, выполняя функции незаменимой деревенской знахарки. Почему? Зачем? Никто не знал. Просто однажды пришла, поставила свой узел на порог старосты и заявила, что она теперь живет здесь, будет знахарить и ей нужен дом.

С точки зрения нормального целительства, способности Марты были сродни откровенному шарлатанству, поскольку все знают, что у аларийцев не бывает силы, только изредка дар. Я была склонна думать, что это и есть дар Марты – лечить, так же как у Пинки – нюхачить. Пусть по-своему, кустарно, но за свою жизнь я столько раз сталкивалась с тем, что в совершенно безнадежных случаях лучше всего работает вера и молитва. А в Марту аларийцы верили почти как в Великого.

Я жестом подняла ее с пола и прошла к кровати. Мальчишка выглядел совсем плохо.

– Что с ним?

– Мисси должна посмотреть сама. – Марта отрицательно качнула головой.

– Марта, мне не до загадок!

– Мисси должна посмотреть сама. – Знахарка упрямо прикусила губу.

Ах, эти дремучие упертые аларийцы!

– Марта, Браи Темные. Всегда были и, скорее всего, всегда будут. Слабенькие, с хилой искрой, но Темные. Я – Светлая, – быстро чаровала я маленький светящийся шарик. – Светлые не лечат Темных, Марта, даже самые дремучие аларийцы знают об этом. Даже чтобы диагностировать, мне нужен Темный. Желательно целитель. А теперь объясни мне, что здесь делаю я и почему вы не позвали штатного лекаря?

– Лекаря нельзя, чужой! – Марта так затрясла головой, что зазвенели многочисленные сережки в ушах. – Чужой. Нельзя. Мы приготовили Темного. Мы знаем. Он ждал в подвале, чтобы мисси могла работать. Мы все знаем.

О Великий, Мара и Немес, дайте мне сил!

– Какой Темный, Марта, в каком подвале? – Я не понимала решительно ничего и начинала сердиться.

– Сейчас, сейчас! – Она с полупоклоном засеменила к двери и дважды стукнула в стенку.

Через несколько мгновений в комнату впихнули сверток, завернутый в покрывало и перевязанный веревками, который подтолкнули ногами. Он докатился до меня, и я сначала увидела темную макушку, кляп во рту, значок целительского факультета на лацкане кафтана и откровенно бешеные темные глаза… Глаза, которые я знала почти так же хорошо, как свои собственные, глаза, которые я изучила до последней черточки, в которые я смотрела десятки и сотни раз на дню…

Великий, как им это вообще пришло в голову!

Глава 21
Нике

Сначала показалось, что это мне пригрезилось, осеннее солнышко напекло, свечи, тусклый свет… Мало ли причин, чтобы обмануться. Иллюзия, помутнение сознания, реализация навязчивой идеи во плоти. Что угодно, только не реальность.

Потому что реальностью это быть не могло, не должно было быть. В этой жизни все идет неправильно, не по порядку. Марта подплыла ближе и аккуратно, оберегая пальцы, вытащила кляп изо рта пленника.

– Ашвиса тирес, псаковы выродки! – полилась отборная горская брань речитативом. Обороты изобиловали художественными подробностями и особенностями анатомии, включали изощренные кары, которые в будущем на себя навлекут несчастные, стукнутые на всю голову равнинные черви. Сколько бы зим ни прошло, Нике был в своем репертуаре.

Нике Сакрорум. Мой самый близкий враг. Мой самый непримиримый друг. Мой единственный соперник. Вторая половина моей целительской сущности, моя правая рука, мой бессменный напарник, мой якорь и мой обет. Мой Нике.

Я не видела его две зимы.

Два раза солнце проходило полный круг, целых две зимы я была одна, без Нике. Две зимы я оборачивалась назад, чтобы спросить, и слышала в ответ безмолвие пустоты. Две зимы мне потребовалось, чтобы отвыкнуть заваривать походный чайник на две чашки вечером после операций. И всего четыре декады мне потребовалось, чтобы заработать имя «этой суки Блау», когда я гоняла всех помощников без разбору и меняла новых напарников. Потому что никто недотягивал до уровня Нике, я просто ни с кем не могла сработаться. Никто не чувствовал мою силу так, как он, не понимал с полувздоха и полувзгляда, что именно мы сейчас будем делать.

Псаков Нике. Демонов горец. Как ты посмел сдохнуть и оставить меня одну, Нике!

Как?

Я крепилась. Я кусала изнутри губы до крови. Я отворачивалась, прятала мокрые щеки от света. Я слушала отборную горскую брань, я молчала и наслаждалась.

Мой Нике остался там, на Рифейском перевале, в одной большой братской могиле. Мы устроили им славные проводы – вызвали обвал, полностью обрушив перешеек, такого роскошного надгробия не было никогда и ни у кого.

Это чужой Нике – тот, который лежит сейчас на полу в комнате Браев. Чужой. Чужой. Чужой. Не мой. Мантра не помогала. Я не видела его целых две зимы…

Я так соскучилась, Нике.

– Кляп! – Я вытерла щеки и повелительно протянула руку к Марте. – Помолчи!

Резко вставив кляп, я не берегла руки, Нике никогда осознанно не обижал женщин, как заведомо более слабых существ.

Каюсь, не удержалась – пробежалась кончиками пальцев, изучая заново плечи, брови, скулы, виски… Гладко, шрамов еще нет, дышит – живой, теплый, настоящий Нике.

Потерла маленький значок факультета целителей – в этой жизни он тоже поступил в Кернскую академию. Провела по колючему сукну кафтана – как всегда, самая дешевая ткань, экономит на одежде.

Нике заткнулся и замер, неотрывно глядя на меня, как на тяжелобольную с серьезными отклонениями. У горцев отдельное табу на прикосновения.

А я плакала. Псаковы слезы продолжали катиться сами собой, непрерывным молчаливым потоком. Это второе табу – Нике не переносил рыдающих и истеричных женщин.

Я грубо засунула кляп поглубже, чтобы точно не выплюнул, успокоительно похлопала Нике по щеке, встала и влепила Марте увесистую пощечину.

Била наотмашь, с оттяжкой, вкладывая в этот удар всю накопившуюся ярость.

Марта рухнула передо мной на колени, почти коснувшись лбом пола.

Попробуй соври мне, что это был нечаянный выбор.

– Почему именно он? – Сила вышла из-под контроля и клубилась по комнате. Она придавила Марту, распластав по полу, и заставила Нике склонить голову. К его чести, он сопротивлялся. – Почему?!

– Видела. Напарники. Госпожа. Подарок… – Знахарка хрипела, выдавливая из себя по одному слову.

Видела? Видящая? Марта Видящая, это ее дар? Что еще она видела?

– Понимаешь, за что? – Я говорила устало, спонтанное подключение к источнику всегда высасывает прорву силы.

Марта зашевелилась в попытке кивнуть, зазвенели браслеты и сережки.

– В будущем никогда не решай за меня, Ви-дя-ща-я!

Мы с Нике должны были познакомиться в легионе. Он учился в Керне – я в столице. Он из закрытого клана горцев. Дикари и туземцы, как их презрительно, за глаза, называли местные. Этнические меньшинства, так деликатно выражались Высшие. Я – из рода двадцати шести, маленькая госпожа ненавистных захватчиков Блау.

Мы не должны были пересекаться сегодня. Не должны. Все полетит к псакам.

Были ли у меня силы отказаться от Нике сейчас? Достать зелье забвения, выгрузить его в какой-нибудь безопасной канаве и забыть о нем на десять зим? Нет. Не отдам. Что мое – то мое.

Мой подарок. Я покатала слово на языке. По-да-рок. У Высших подарки возвращать не принято.

– Слушаешь молча. Да – моргни один раз, нет – два. – Я присела рядом с Нике. – Кляп и веревки останутся, пока не достигнем консенсуса. Я хорошо представляю, на что способны горцы.

Нике отчаянно моргал, в бешенстве мотая головой.

– Это, – я погладила веревки и покрывало, – непредвиденные обстоятельства. Не могу сказать, что я расстроена, будем работать с тем, что есть, – щелкнула по значку факультета целителей. – Нике Сакрорум из клана Сакрорумов. Закрытая община из высокогорных, – констатировала я факт. – Договоримся – можешь вернуть аларийцам равной мерой, препятствовать не стану. Вайю Блау, – представилась я и подняла левую руку, сила родового кольца вспыхнула на моем лице серебристыми бликами.

Глаза Нике налились кровью.

– Да-да, из тех самых Блау. Можешь потом подать прошение в Совет предела. – Я криво усмехнулась. Нике понимает только силу. – Это, – я провела кончиком пальца по своей мокрой щеке, нарочито медленно слизнув слезы, – дар полной эмпатии. Врать не рекомендую. Вариантов всего два. – Я подняла два пальца. – С первым понятно, рассмотрим второй и единственный, чтобы выйти отсюда. Личный контракт младшего на три года, обет молчания, и… – Нике сейчас должно быть семнадцать, второй курс. – И целительскую практику ты проходишь в поместье Блау. – Он отрицательно замотал головой. – Мне нужен напарник, и я тоже не в восторге от Сакрорумов, не выбирала. – Я развела руками, – будем работать с тем, что есть.

Нике уважал силу и поклонялся только двум вещам: знаниям (он действительно был фанатичным целителем) и своему маленькому клану – общине горцев.

– Доступ к Темной библиотеке Блау, целительские гримуары эпохи Исхода, – я загибала пальцы по очереди. – Оплата стандартная, как у младшего помощника лекаря. – Это более чем щедро, и я знала, что у горцев очень туго с живыми деньгами. – И я сделаю все возможное, чтобы Блау снова подняли в Совете вопрос по мосту в ущелье.

Глаза Нике загорелись. Есть!

Я знала единственное слабое место этих твердолобых упертых горцев – транспортная доступность. Путь Нике от их поселения до Керна занимал больше половины декады, зимой горные перевалы и тропы становились непроходимыми. Горцы давно пытались согласовать проект моста через ущелье, это позволило бы достигать города за один световой день. Это значит – торговля, возможность учить детей, дешевые продукты. Но я не сказала, что, если будет мост, вся торговая цепочка пойдет через земли Блау. Должен же род получить хоть какую-то дополнительную выгоду.

– Я не могу говорить от имени Совета и всех Блау. Но мое слово, Сакрорум, у тебя есть. Твое решение?

Нике глазами показал на кляп.

– Блау! – Он выплюнул это слово и, казалось, вложил в него всю вековую ненависть горцев к захватчикам с равнин. Да-да, наши шахты когда-то давно были территорией именно их клана. – На что контракт?

– Лечение. – Я пожала плечами, скастовав простое плетение. Сила была отвратительно Светлой. – «Только во имя жизни». – Я подняла вверх руку, дословно процитировав часть клятвы святого Асклепия, которую приносят целители. Сияние подтвердило чистоту моих намерений.

– Зарплата штатного лекаря, контракт с ограничениями по виду деятельности. – Нике начал торговаться. – И через две декады начинается учеба в академии…

В итоге мы сошлись на том, что сократили срок контракта до года и ввели ограничения на «исключительно целительскую деятельность», оставив прочие условия неизменными.

Чтобы принести клятву и скрепить контракт, пришлось прорезать дыру в покрывале, чтобы он мог просунуть руку. Освобождать его полностью я не рискнула. Злой Нике непредсказуемый противник.

– На крови. Если не передумаешь, Блау. – Он отдернул ладонь, когда я хотела сложить обычную клятву.

Нике, Нике, сейчас ты себя переиграл! Теперь тебе вообще никуда от меня не деться.

Марта выступила свидетелем скрепления клятвы – в храм Великого горцев не затащить и под страхом смерти. Серебристые ленты послушно вспыхнули, обвив запястья, ранки на ладонях мгновенно затянулись. Принято! Я еле слышно вздохнула с облегчением – все-таки от Нике можно было ожидать чего угодно.

Веревки разрезали, и, когда сняли покрывало, Нике зашатался, разгоняя застоявшуюся кровь. Потопал ногами, покрутил запястьями и сразу рванул ко мне и вцепился в горло.

Я махнула Марте за спиной – не мешать!

Чтобы посмотреть ему в глаза, мне пришлось привстать на цыпочки и запрокинуть голову – я и забыла, какой же он высокий. Отстраненно констатировала, что на шее останутся синяки – жмет сильно, нужно будет их свести до того, как покажусь на глаза Ликасу.

– Стало легче? Может быть, наконец займемся делом? – Я махнула рукой, указывая на кровать.

Нике отпустил меня, нарочито брезгливо отерев пальцы о кафтан.

– Кастуй стандартное диагностическое, на последней четверти замедли – будут изменения в последнем узле, и сразу не запитывай контур, я проверю.

Он фыркнул и быстро выполнил мое требование, красуясь скоростью и чистотой плетений.

– Теперь, не завершая, соедини один и четыре, потом на шестнадцать и двойная петля. Завершающим будет третий узел, – диктовала я сухо и коротко.

– Такого плетения нет.

– Сакрорум! Контракт! Соедини один и четыре, потом на шестнадцать и двойная петля. Завершающим будет третий узел.

Нике сплел требуемое, всем своим видом показывая, какая я идиотка.

– Все правильно. Запитывай и отпускай.

Диагностические чары вспыхнули и впитались в грудь мальчишки. Через мгновение над телом появилась объемная трехмерная проекция, в которой чередовались темные и светлые пятна, ровные столбики цифр-показателей светились по бокам.

Удивлен? Еще больше бы ты удивился, если бы я сказала, что это твоя собственная разработка – модификация диагностических чар, экономит силы и время.

Я отодвинула ошарашенного Нике в сторону и приступила к анализу проекции, пальцы привычно порхали по диаграммам показателей. Уровень силы, общее состояние, сердце, парализация нервных окончаний, локализация в области сердечной чакры… Локализация. Я прокрутила проекцию тела мальчика еще раз, увеличив темные области. Еще увеличить. Так и есть! Великий!

Я прыгнула на кровать и сбросила одеяло на пол – не до того, стянула носки и проколола подошвы больного кончиком ножа. Нет реакции. Нет крови. Третья, мать вашу, стадия.

– Марта! Аларийцы! – Голос от страха осип совершенно. – Кто из аларийцев контактировал с ребенком?

– Что это… – Нике не понял ничего из увиденного, и это правильно. Проклятия проходят только на четвертом курсе.

– Помолчи! Марта…

– Двое, кроме меня. У кочевых иммунитет, мисси. Двоих изолировали в комнате над конюшней. Проверяю только я. – Знахарка говорила с удовлетворением, как будто я успешно прошла какой-то сложный экзамен.

Псаковы идиоты! Двое!

– Марта… – застонала я сквозь зубы. – Это проклятый Мор, ты понимаешь это? Куда они лазили, чтобы подцепить такое? Родовые усыпальницы? Грань?

– Могильники на северной стороне.

– Могильники? Кто еще был с мальчишкой? Он бы не полез в могильники один.

– Трое, мисси. Остальные чистенькие. Это Браям не свезло.

– Чистенькие это пока, а потом… – Я лихорадочно соображала. – Кто в курсе?

– Только вы, мисси. Главный в поместье – в общих чертах. – Это она о Ликасе.

– В общих чертах? То есть Ликас в курсе, что все аларийцы могут заразиться? Все! Будет эпидемия, Марта, об этом ты тоже сказала Ликасу?

– Мисси вылечит всех, Марта сказала это главному… – Она помедлила. – Вся община в курсе. Все будут молчать. – Она изобразила жест «молчания до Грани». Этот коллективный аларийский разум, как я могла забыть. Действительно, в курсе уже все.

– Марта, это эпидемия! Это карантин! Это значит, что аларийскую часть деревни закроют наглухо.

– Сожгут, мисси. Часть деревни сожгут, и проклятие разрушится под действием очистительного огня.

Пожар. Ну конечно пожар! Вот о чем Марта пыталась мне сказать.

Пожар действительно был, тогда выгорела только аларийская часть деревни, у леса. Дядя тогда сказал, что из-за неаккуратного обращения с артефактами огня помощь подоспела не вовремя и выгорело почти полдеревни. Потом, после пожара, многие выжившие аларийцы ушли с табором, в поместье осталось всего несколько человек.

А был ли пожар, дядя?

Я вздрогнула, как наяву представив, как пылает дом Браев и вся улица за ним, как жадные ненасытные языки пламени лижут деревянные балки, все ближе и ближе подбираясь к крыльцу…

– Блау! – Нике потерял терпение. – От Мора нет лекарства. – Он даже выдавил из себя немного сочувствия в голосе.