Текст книги "Кельты. Воины и маги"

Общественный уклад в Галлии. Единственное существенное отличие ирландской социальной системы от той, что, по словам античных авторов, существовала у континентальных кельтов, заключается в отношении к королевской власти. Известно, что во времена Цезаря некоторыми крупными галльскими племенами управляли аристократы во главе с одним или несколькими верховными магистратами, или вергобретами (vergobret). Причиной такого небрежения к королевской власти Цезарь считал разрастание системы личной зависимости célsine и злоупотребление ею, приведшее к тому, что местная знать, обретя непомерное могущество, смогла забыть о собственном верноподданническом долге перед королем.

Интересно, что все эти племена, похоже, обитали только в Кельтике – огромной части Галлии, описанной Цезарем. Кроме того, стоит принять во внимание, что самые многочисленные из них – арверны, эдуи и гельветы – занимали территории, открытые влиянию Нарбонской провинции (Provincia Narbonensis), находившейся под властью римлян с конца II века до н. э. Тому, что эти племена предпочли вергобретов королям, можно назвать две причины: во-первых, влияние римских обычаев, а во-вторых, внутренний разлад, обусловленный наступлением римлян с юга и набегами варваров с севера. В двух других частях Галлии – в Аквитании, чьи обитатели были родственны иберам, и в Белгике, заселенной племенами, имевшими зарейнское происхождение, – королевская власть была сильна. Даже в Кельтике она не исчезла полностью: известно, например, что король Каварин правил сенонами. Правда, это племя обитало на границе с Белгикой, вдали от римской провинции.

В целом свидетельства античных авторов и этимология многих кельтских имен собственных доказывают, что институт королевской власти издревле существовал у континентальных кельтов.

С конца II века до н. э. в общественной жизни Галлии прослеживается новая действующая сила, которая чуть ранее могла значительно повлиять на картину кельтских социальных институтов в Северной Италии. Речь идет о росте оборонительных поселений; их еще нельзя назвать городами, но они знаменуют собой начало отхода от земледельческого уклада архаического кельтского общества, для которого характерно было рассеяние жителей на огромных территориях. В Италии для кельтов примером служили этрусские города, а в Трансальпинской Галлии, где долгое время существовали маленькие племенные крепости, лишь в конце II века до н. э. появились крупные поселения, или городища, объединившие сотни людей, постоянно живших бок о бок. Связано это было отчасти с набегами кимвров и тевтонов, от которых приходилось защищаться, но главную роль сыграло бурное развитие городов на Средиземноморском побережье, и в первую очередь в римских провинциях, в том числе в Нарбонской Галлии. Такие изменения не могли не отразиться на жизни племен, и прежде всего на ослаблении ритуальной значимости королевской власти древних земледельческих общин.

По сравнению с ирландскими túath племенные ареалы в Галлии и, ранее, в Северной Италии, по всей видимости, были очень велики. В случае с галльскими племенами, чьи границы обитания соответствовали римским административным единицам, а позднее – диоцезам средневековой Франции, ясно, что их общие названия говорят о существовании политических объединений, где многочисленные мелкие группы населения подчинялись одной, правящей.

Слова Страбона о том, что на посвященном цезарю Августу алтаре в Лугдуне (современный Лион) были начертаны названия шестидесяти племен, а сам город служил им центром, можно истолковать следующим образом: все эти племена жили не далее чем в паре дней езды от Лугдуна, поскольку общий центр политического союза должен был находиться в удобном и доступном месте, даже под владычеством римлян. С другой стороны, политические союзы континентальных кельтов должны были занимать значительно большие территории, чем в Ирландии и Британии, где жесткие условия среды – ограниченная протяженность и разнообразие ландшафтов природных регионов, окруженность океаном – «привязывали» людей к определенным местам обитания, у жителей континента же до начала роста городов такой проблемы не возникало. Кроме того, представляется вероятным, что появление мелких и крупных племенных образований могло быть связано и с другими обстоятельствами. Многочисленные земледельческие общины позднего бронзового века, появившиеся во времена экспансии культуры полей погребальных урн, очевидно, вели замкнутый образ жизни и были самодостаточными. То же самое можно сказать о поселившихся в Британии носителях культуры железного века А. В отличие от них мобильные и воинственные династии эпохи Гальштата и Ла-Тена были способны создать обширные доминионы, но после первых завоеваний их владения распались на части, вероятно в результате раздела наследства. Серьезную перегруппировку и возникновение более крупных социальных образований можно допустить в период кризиса и миграций, как это было в Италии и на Балканах. В таких условиях разнородные группы населения покорялись верховным вождям других племен и принимали их родовое имя, но из этого не следует, что целые племена полностью исчезали с лица земли. В подтверждение тому можно вспомнить бойев, основавших поселения в Северной Италии, – при этом часть из них все же остались в Богемии, а позднее, во времена Цезаря, нашли убежище в Галлии. Соседями бойев по Средней Европе были вольки, и можно с уверенностью назвать вольков-тектосагов из Южной Галлии и Малой Азии их сородичами. В других случаях география древней Европы не может помочь в установлении первоначальных ареалов расселения тех или иных племен, известны лишь их боковые ветви, перебравшиеся в другие земли. Пример тому – сеноны из Северной Италии и Северной и Центральной Галлии, суессионы, оставившие след в Центральной Испании и белгской Галлии, откуда, по свидетельству Цезаря, переправились в Британию, а также битуриги, чье название упоминается в двух разных контекстах. Во времена Цезаря это племя обитало в низовьях Луары и на небольшой территории на западном берегу Жиронды. В легенде, пересказанной Ливием, говорится о могущественном короле битуригов Амбигате, чьи племянники повели воинства в Италию, на земли Верхнего Дуная и Рейна. Возможно, эта история содержит в себе отголоски миграций V века до н. э. с севера Центральных Альп. Место обитания одной из ветвей этого племени примерно в I веке до н. э. свидетельствует о том, что битуриги мигрировали к западу, возможно, вслед за белгскими переселенцами из Шампани, важного центра ранней латенской культуры. О катувеллаунах, белгских поселенцах в Британии, осевших на острове примерно в первой четверти I века до н. э., историкам известно больше. Племя, от которого отделились катувеллауны, вверило себя покровительству ремов во времена завоевания римлянами белгских земель, а сами кату-веллауны не упоминались под этим названием до Аммиана Марцеллина (IV век н. э.).

Возвращаясь к вопросу о политическом и социальном укладе континентальных кельтов, можно привести пример существования социальной зависимости одного племени от другого и выполнения ими своих обязательств покровителя и вассала. Для этого нужно обратиться к череде событий, произошедших во времена столкновений римлян с могущественным племенем арвернов и предшествовавших присоединению Трансальпинской Галлии к Римской империи.

В 124 году до н. э. римская армия нанесла поражение салиям – племени по крайней мере отчасти кельтскому, выступившему войной на Массалию. Тридцатью годами раньше этот греческий город уже получал военную помощь от Рима в схватках с лигурийскими племенами, чинившими препятствия массалиотской торговле. Когда салии были разбиты, римляне выстроили военное укрепление в Аквах Секстиевых (современный Экс-ан-Прованс), но ни одно варварское племя не решилось покуситься на эту твердыню. Затем римляне потребовали выдачи салийских беглецов, нашедших убежище у аллоброгов, однако последние им в этом отказали. Тогда аллоброги были в свою очередь атакованы и разбиты. Тут уж вмешались арверны, горевшие жаждой мести. Принимая во внимание продолжительные успехи римской армии, они должны были руководствоваться мотивом более серьезным, нежели надеждой упредить нападение на них самих, – в дело вступили обязательства племени-покровителя защищать своих верноподданных, и от добросовестности исполнения этого долга зависели дальнейшие отношения арвернов со всеми остальными племенами, над которыми простиралась их опека. Картина межплеменных политических связей, нарисованная Цезарем в «Галльской войне», демонстрирует сложные переплетения отношений между зависимыми и господствующими племенами, а также свидетельствует о том, что подкрепление обязательств залогами было основополагающим условием клиентелы на уровне племени.

О личной зависимости в рамках племенного союза у континентальных кельтов впервые упоминает Полибий, описавший, сколь выгодным было положение галльских вельмож, окруженных многочисленными вассалами. Цезарь также отмечает разнообразные преимущества, которые клиентела давала покровителю и его приспешникам. Очевидно, что эта система социальных отношений вполне соответствует той, что существовала в Ирландии и была описана выше. То же самое можно сказать о трехуровневом социальном устройстве, известном со слов Цезаря, разделившего галльское общество на druides, equites и plebs[2]2
  Друиды, всадническое сословие и простой народ (лат.).


[Закрыть]. Пренебрежительное отношение Цезаря к классу свободных членов варварского общества можно объяснить тем, что галльские «плебеи», разумеется, не допускались до участия в делах на высшем уровне, и римлянин об их положении просто не знал. Впрочем, в результате событий, происходивших в Галлии со II века до н. э. и приведших к отмиранию земледельческого уклада, статус свободных галлов мог существенно понизиться, но это всего лишь гипотеза.

Еще одну занятную параллель с ирландскими обычаями можно найти в словах Цезаря о том, что галлы, не подчинившиеся решению судей, подвергались отлучению от жертвоприношений, лишались доброго имени и теряли право жить в нормальном обществе. Здесь будет уместно вспомнить уже упоминавшиеся ирландские понятия «nemed» и «saor». Цезарь также сообщает, что в Галлии сыновья не могли появляться на публике в обществе своих отцов до достижения возраста, в котором дозволялось носить оружие, из чего можно сделать вывод о существовании у галлов, так же как и у обитателей Ирландии, обычая отдавать детей на воспитание в другие семьи. В Ирландии мальчиков в раннем возрасте препоручали заботам наставников из семей высшего ранга, которые возвращали их в отчий дом по достижении семнадцати лет – возраста мужской зрелости. Девочки, которых тоже отдавали на воспитание приемным родителям, возвращались в семью четырнадцатилетними – в «возрасте выбора», когда приходило время подыскивать жениха. Приемные родители отвечали за их обучение ремеслам и искусствам, которыми приличествовало владеть представительницам семей определенного социального ранга. Как и в случае с мальчиками, наставники получали плату за опеку и обучение.

Точность сведений Цезаря о приданом и, в частности, о разделе имущества после смерти одного из супругов вызывает сомнение. Ирландская традиция свидетельствует о том, что за невест издревле платили выкуп, при этом развивалась особая система приданого, согласно которой невеста должна была принести в семейный бюджет определенную долю от состояния жениха. В Ирландии, как и в Галлии, мужчина мог иметь нескольких жен, но, по ирландским обычаям, в семье была только одна старшая жена (cetmuinter), для остальных существовала строгая иерархия.

Что касается абсолютной власти главы семьи над своими женами и детьми, здесь ирландский и галльский обычаи всецело совпадают и служат иллюстрацией основополагающего индоевропейского принципа патриархата. Далее необходимо сказать несколько слов о статусе кельтских женщин. Общепринятая точка зрения состоит в том, что право женщин владеть собственностью, как и право дочерей наследовать отцовское имущество, – продукт позднейшего развития общества, нашедший отражение в различных индоевропейских законодательных системах. С другой точки зрения, более либеральной, эти права существовали в самые разные эпохи у ариев, римлян и кельтов. Стоит вспомнить роскошные «княжеские» погребения, например в Виксе и Рейнхейме, – в них среди пышного убранства, украшений и богатого погребального инвентаря в одиночестве покоятся кельтские женщины. В этих случаях можно говорить и о высоком положении, и о праве владеть собственностью, в целом же факты свидетельствуют о том, что полное бесправие слабого пола было следствием господства законов первобытного общества во времена миграций и тяжелых испытаний, хотя законодательная система была все же достаточно гибкой для того, чтобы в периоды спокойствия и процветания предоставить женщинам большую свободу в семейной и общественной сферах.

Сельское хозяйство. Теперь, после обзора обширных территорий, занимаемых кельтами, должен последовать вывод о том, что сельское хозяйство, которое было для них основным источником пропитания, имело свои региональные особенности. Ремесленное производство, торговля и, конечно, грабежи приносили определенный доход, но средние кельтские túiath или племена жили все же главным образом за счет земледелия, скотоводства или смешанного натурального хозяйства. И в этом состоит одно из отличий кельтов от современных им варварских народов на востоке, таких, как скифы и фракийцы, чьи бескрайние владения – пастбищные земли – диктовали большую степень единообразия занятий.

Материалы археологических раскопок свидетельствуют о том, что, помимо выращивания сельскохозяйственных культур, кельты занимались разведением крупного рогатого скота, свиней и овец. Источником этих сведений являются найденные фрагменты хозяйственных построек, в том числе для высушивания и хранения зерна, а также кости домашних животных, которые в больших количествах обнаруживают в мусорных ямах древних поселений. В настоящее время трудно воссоздать кельтскую земледельческую практику. На землях, где раньше жили кельты, селились новые обитатели, так происходило в течение многих веков, и следы древних полевых систем в большинстве своем утрачены. Сохранились они – вместе с пограничными рвами, пастбищами, загонами для скота и жилыми постройками, относящимися к позднему бронзовому и железному векам, – лишь в Южной Англии, высоко на склонах меловых холмов, и только благодаря тому, что в свое время жители покинули эти земли в поисках равнинных, более плодородных почв. Похожие полевые системы были открыты археологами в Западной Дании, которая не вполне относится к кельтской зоне; что касается древней кельтской прародины, на ее территории о земледельческой практике можно судить лишь по остаткам жилых домов и хозяйственных построек – свидетельств о способах обработки земли и полевых системах не осталось.

Поселения: региональные контрасты. Напомним, что в период зарождения кельтского мира носители культуры полей погребальных урн Верхнедунайского региона занимались преимущественно равнинным земледелием, а более древней формой ведения хозяйства было экстенсивное скотоводство на склонах холмов и нагорий. Несмотря на безусловное смешение культур и народов в последующие века, можно проследить сохранение и параллельное сосуществование этих двух разных практик в сельском хозяйстве, что, впрочем, может быть обусловлено не столько приверженностью старому хозяйственному укладу, сколько вынужденным приспособлением к природным условиям. Рассмотрим два типа поселений – разные по сути, они оба имеют важное значение. На первом месте стоят кельтские поселения в Лангедоке – именно там греческие торговцы с Западного Средиземноморья могли впервые услышать о кельтах, – и на втором месте – Ирландия, чья народная литературная традиция берет начало в доисторическом прошлом.

Лангедок. В первой главе говорилось о том, как племена из североальпийской зоны расселились в Южной Франции и вблизи Пиренеев. Сосредоточив внимание на Лангедоке, можно сказать, что оседлые общины иммигрантов, занимавшихся земледелием на прибрежных равнинах, соседствовали там с поселениями на вершинах холмов. Позднее эти поселения были укреплены и превратились в оппидумы, отражавшие натиск римских завоевателей. Несмотря на контакты с местным населением и огромное влияние греческих торговцев, материальная культура обитателей оппидумов выдает их североальпийское происхождение и трудно не увидеть в них народ преимущественно кельтский.

Археологические сведения указывают на существование в ту же эпоху общин скотоводов, имевших, возможно, более древнее происхождение и обитавших на известняковых garrigues[3]3
  Пустоши, гарриги (фр.).


[Закрыть], которые формируют южную оконечность Севенн и переходят в прибрежную равнину. Подобные им пастушеские племена бродили по предгорьям Пиренеев; в обычаях и тех и других было возводить небольшие курганы над кремационными погребениями, в которых находят глиняные и металлические изделия, схожие с теми, что оставили после себя обитатели равнин, и также несущие печать североальпийского и гальштатского культурного влияния.

Таким образом, скотоводы на этих землях тоже были чужаками. Их принято считать кельтами, но на современном этапе развития науки было бы опрометчиво заявлять, будто образ жизни этих племен обусловлен древним среднеевропейским скотоводческим наследием, а не естественными обстоятельствами миграций. Нельзя с уверенностью сказать, что они были кочевниками; хотя археологи не обнаружили следов их поселений, можно предположить, что небольшие крепости из камня строили именно скотоводы. Единственное указание на приверженность этих людей кочевому скотоводческому укладу – возведение погребальных курганных насыпей, служивших вечными памятниками и надежными ориентирами, тогда как в зонах оседлости совершенно плоские поля погребальных урн имели чисто номинальные межевые вехи – деревянные столбики или ограды, как это было принято у обитателей равнин.

Британия. Появление таких «общежитий», как лангедокские оппидумы, подразумевает определенную плотность населения и, как следствие, налаженное земледельческое хозяйство, а также наличие экономических и социальных предпосылок, обусловливающих способность людей сообща создавать надежные и функциональные крепости. Носители культуры полей погребальных урн в североальпийской зоне были на это способны, о чем свидетельствуют возведенные ими укрепления. В Южной Британии городища – укрепленные поселения (фото 45, 46, 77) – обнаружены главным образом в зоне оседлости носителей культуры железного века А, которые занимались земледелием и вели смешанное хозяйство. Для них крепости, по всей видимости, не были местом постоянного обитания – прежде всего они служили убежищем и общественным центром, а кельты, принадлежавшие к классу свободных людей, жили в собственных домах, окруженных хозяйственными постройками.

На территориях, где было мало поселенцев – носителей культуры железного века А и где землей владели в основном иммигранты железного века Б, например в Линкольншире и Йоркшире, городища встречаются редко и едва ли являются делом рук новых переселенцев. Похоже, этим людям, имевшим рейнские или марнские корни и принадлежавшим к латенской культуре, не нужны были большие крепости, что и неудивительно, ведь на древней кельтской родине шел процесс миграций, вызванный ухудшением субатлантического климата, – приспособление к изменившимся природным условиям требовало от человека большей мобильности и экономической свободы действий, а это означало отказ от земледелия и обращение к скотоводству. О том, что это было лишь временной мерой, необходимой для выживания, свидетельствует самоотдача, с которой поселенцы в Цизальпинской Галлии бросались обрабатывать землю, о чем с удивлением писали некоторые античные авторы. В Британии, на территориях, занятых смешенным населением железных веков А и Б, земледельческая традиция тоже продолжала существовать и была конечно же значительно сильнее благодаря появлению там белгских поселенцев непосредственно перед эпохой римских завоеваний. Сами белги принадлежали к той же смешанной культуре полей погребальных урн и Гальштата, что и народ железного века А, но их приемы ведения сельского хозяйства и строительства укреплений между тем достигли значительного развития (фото 56, 57).

Ирландия. В железном веке население Восточной и Северо-Восточной Британии занималось преимущественно скотоводством; то же самое можно сказать и об обитателях Ирландии. На этом острове крупные доисторические укрепления встречаются редко, а некоторые поселения, которые можно было бы назвать городищами или оппидумами, так и не были достроены до конца. Вероятно, их возводили общины беженцев, которые не имеют отношения к появлению в Ирландии латенских металлических изделий, колесниц и других атрибутов героического общества, фигурирующих в ранней ирландской эпической литературе. Все эти атрибуты сопутствовали обществу воинов, чье благосостояние оценивалось поголовьем крупного рогатого скота и чьи героические устремления были направлены на похищение чужого стада, что считалось настоящим подвигом. Как мы увидим в дальнейшем, даже языческие праздники в Ирландии были частью скорее скотоводческого, нежели земледельческого цикла.

Все эти факторы вкупе с влажным ирландским климатом обусловили дальнейшее процветание на острове скотоводства, которое служило основным источником пропитания для значительной части кельтской правящей верхушки. Все это объясняет и рассеяние населения на больших территориях, и появление мелких круговых земляных укреплений (ráth, lios и др.), защищавших хозяйский дом, вокруг которого пасся скот. Все вышесказанное касается в основном северных и западных земель Ирландии, где сохранились археологические свидетельства, позволяющие проследить культурную преемственность островных поселенцев через культуру железного века Б Восточной Британии до континентальных латенских истоков, а героический дух, пронизывающий легенды о похищении скота, вполне может быть отголоском обычаев среднерейнских или шампанских воинов, которые прославились своими боевыми колесницами в более ранние века. Если ирландские кельты отдавали предпочтение скотоводству и не уделяли особого внимания земледелию, значит, должна была существовать определенная часть населения, поставлявшая необходимые продукты, и здесь в первую очередь на ум приходят жители кранногов, но с археологической точки зрения этот вопрос изучен недостаточно. Литературная традиция, прежде всего некоторые мифы и сказания о королях (правда, география их распространения в Ирландии немного отличается от географии распространения сказаний о похищении скота), свидетельствует о важной роли зерновых культур. Ирландские законы содержали множество пунктов, касавшихся пахоты и пахотных земель, хотя это может быть связано с бурным развитием сельского хозяйства, начавшимся с появлением там в V и VI веках н. э. монастырей. С этого периода и на всем протяжении Средневековья выращивание зерновых стало основным занятием ирландских земледельцев, но картина поселений осталась прежней: отдельные фермерские хозяйства, обнесенные валом или окруженные рвом.

Поля и плуги. Площадь доисторических «кельтских», или «квадратных», полей, сохранившихся, например, в Южной Англии, редко превышает 120 на 78 метров, а зачастую они и того меньше. Вопреки закрепившемуся названию, такие поля обычно имеют прямоугольную, а не правильную квадратную форму, и их ширина намного превышает длину, что, очевидно, подразумевало распашку как вдоль, так и поперек. В условиях сухого климата только такой прием обработки земли позволял с большой тщательностью разрыхлить почву, чтобы сохранить влагу. С установлением в Северо-Западной Европе устойчивого влажного климата распространилась пахотная техника в одну борозду – плуг пересекал поле снизу вверх и сверху вниз, – с этим связаны появление длинных, распаханных на ровные борозды полей и изобретение тяжелого плуга, способного взрезать и переворачивать пласты плотной, напитанной влагой земли. Похоже, что первыми эти новшества использовали кельтские или смешанные кельто-тевтонские племена, жившие на северо-западе Германии. Белги принесли эту практику с собой в Юго-Восточную Англию, а расцвета она достигла в эпоху последнего завоевания Британии в железном веке, когда, после римлян, там поселились англо-саксонские племена.

Древний тип полей, приспособленный для перекрестной распашки, обрабатывали легким плугом, не имевшим ни резака, ни отвала и представлявшим собой обычный лемех из дерева или камня, а впоследствии из железа, который мог разве что слегка поцарапать поверхность почвы. Эта архаическая техника обработки земли сохранилась не только в самых сухих и бедных уголках Европы, прежде всего на Средиземноморье, но и продолжила свое существование, несмотря на влажный климат, также на западе и севере Британии и в Ирландии.

Дома. Изучение жилищ в совокупности с полевыми системами, загонами для скота и пограничными рвами находится пока на начальной стадии, но, основываясь на анализе археологического материала, касающегося Британии и Ирландии, можно сказать, что общая схема отдельных хозяйств соответствовала кельтской социальной структуре, очерченной выше: патриархальные семьи, владевшие различными по размеру наделами земли, жили в собственных домах, окруженных хозяйственными постройками, или в укрепленных пунктах, вместе со своими слугами и невольниками, вступая при этом в различные социальные отношения зависимости и покровительства в соответствии со своим рангом.

При таком общественном укладе различия в местах поселений и формах домов, обнаруженные археологами, неудивительны. Что касается формы домов, на землях, принадлежавших носителям смешанной культуры полей погребальных урн и Гальштата, а также латенской культуры, на континенте преобладают прямоугольные постройки, при этом в городищах Испании и Португалии (фото 53, 54) встречаются и круглые конструкции, а для обитателей Ирландии и Британии последняя форма была наиболее привычной. Делать какие-либо выводы на основе анализа формы домов без долгих рассуждений и споров было бы неблагоразумно; скажем лишь, что прямоугольная форма домов в Средней Европе имеет очень древнее происхождение, тогда как круглые постройки на Атлантическом побережье восходят к эпохам неолита и раннего бронзового века. К сожалению, греческие и латинские авторы уделили этому вопросу недостаточно внимания, лишь Страбон упоминает о галльских куполообразных жилищах, которые, без сомнений, можно причислить к круглому типу. Можно предположить также, что племена, которые вели смешанное скотоводческо-земледельческое хозяйство, переняли формы домов у своих предшественников-скотоводов, чьи жилища представляли собой легкие круглые постройки из дерева, затянутые сверху шкурами, заменявшими крышу. Такие конструкции были незаменимы во времена миграций, а описанные Страбоном свевы и родственные им народы, скитавшиеся по земле с груженными скарбом повозками, вероятно, мало отличались в этом от кельтских и тевтонских племен в Средней Европе.

В настоящее время круглые деревянные постройки, служившие людям постоянным жилищем, открыты археологами лишь в Британии. В Литл-Вуд-бери (Уилтшир) найден большой дом, обнесенный частоколом, а в Уэст-Харлинге (Норфолк) – два круглых дома и прямоугольное строение, все вместе относящиеся к одному крестьянскому хозяйству. Обе находки принадлежат к культуре железного века А. В Ирландии все обнаруженные до сих пор древние жилища относятся к раннехристианской эпохе и свидетельствуют о сосуществовании круглых и прямоугольных построек, современных друг другу и находившихся в одной местности. Число известных науке поселений слишком мало и слишком рассредоточено в пространстве, это позволяет надеяться, что в будущем археологические раскопки еще дополнят общую картину.

Укрепленные поселения и «города». По размеру домов в тех поселениях, где сосредоточено большое количество построек, указывающее на существование там в прошлом крупного социального и экономического союза либо подворья вождя, можно сделать выводы о статусе их древних обитателей. Так, особое месторасположение и внушительный масштаб одного или нескольких соседствующих строений свидетельствуют об их принадлежности правителю. Например, в сохранившемся со времен полей погребальных урн поселении под Альтиохом на Кохель-Зее в Баварии просторный прямоугольный дом стоит во внутреннем круге укреплений, ниже располагаются дома поменьше и хозяйственные постройки. В гальштатском городище близ Гольдберга, в Вюртемберге, прямоугольный дом и еще одно большое строение, обнесенные бревенчатым частоколом, окружены двумя дюжинами построек самых разных видов, а все вместе они находятся внутри внешнего круга укреплений.

Обитатели упомянутых поселений занимались сельским хозяйством, но с появлением таких крупных постоянных «общежитий», как лангедокские оппидумы, обычный хозяйственный уклад и социальный строй кельтов, видимо, претерпели некоторые изменения, и уж конечно, они не могли сохраниться в изначальном виде в больших «городах» Центральной Галлии, таких, как Герговия, Бибракта и Аварик, сыгравших важную роль во времена Галльской кампании Цезаря.

Зернохранилища. Примечательной особенностью, о которой нельзя не сказать несколько слов, в кельтском сельском хозяйстве было использование глубоких ям (silos), предназначенных, по-видимому, преимущественно для хранения зерна. В Британии их выкладывали изнутри плетенными из соломы циновками и использовали в течение всего лишь нескольких сезонов, поскольку зернохранилища быстро приходили в негодность из-за большой влажности. Тогда их заполняли мусором и землей и вырывали новые. Такие ямы представляют собой важный источник археологического материала; к сожалению, те, что обнаружены в Британии, относятся исключительно к культуре железного века А. В известных археологам лангедокских оппидумах Кайла-де-Май-як и Ансерюна найдены очень глубокие ямы, вырытые в известняковых пластах и тоже забитые мусором, как и их уменьшенные копии в Британии. Позднее в Лангедоке отказались от использования ям для хранения зерна – волна греческого культурного влияния принесла им на смену большие глиняные бочки (dolia).

Вопрос распространения на территории доисторической Европы практики использования силосных ям еще недостаточно разработан, но такой способ хранения зерна имеет, по-видимому, очень древние корни, уходящие в прошлое Восточного Средиземноморья; применялся он и во времена среднего бронзового века обитателями некоторых деревень в Венгрии. Появление зернохранилищ, свидетельствующих о значительном увеличении урожаев вследствие совершенствования приемов обработки земли, стало результатом заимствования с востока, которое постепенно укоренилось в культуре полей погребальных урн североальпийской зоны.