Текст книги "Сон сбылся"

Когда зазвонили колокола

Франческо Пинарди сдержал слово. В скором времени пришли мастера, снизили пол, укрепили стены и потолок. Плотники переделали настил, покрыли пол деревянными досками. В субботу вечером отстроенное помещение было готово. На скромном алтаре дон Боско поставил подсвечники, крест, лампадку и небольшую икону Св. Францисска Салезского.

День 12 апреля остался в памяти всех. В пасхальное утро городские колокола заливались ликующим звоном. В сарае Пинарди еще не было колокола, но там находилось горячо бьющееся сердце дона Боско, который звал ребят на Вальдокко.

Они приходили волнами. Заполнили часовню, прилегающую к ней территорию и лужайку. Сосредоточенно и тихо участвовали они в освящении часовни и в Св. Мессе, которую сразу же отслужил для них дон Боско. Наконец, ловя на ходу булки, они разбежались по лужайке. Радость распирала им грудь. Радость от того, что, наконец, имеют помещение исключительно для себя.

Дом Пинарди, после реставрации

19. Боже, не дай ему умереть

«Рано утром открывали часовню – пишет дон Боско, вспоминая распорядок дня, обязывающий в первые воскресенья, и начиналась исповедь, которая продолжалась до начала Св. Мессы».

После Св. Мессы дон Боско рассказывал отрывки из Святой истории, по – своему, живо и интересно, потом каждый, кто хотел, мог участвовать в школьных занятиях, которые продолжались до полудня. В час дня (дон Боско имел только около часа на обеденный перерыв) начинались игры, играли в шары, сражались деревянными винтовками и саблями, занимались гимнастическими упражнениями. В половине третьего начинался урок катехизиса, после чего читали розарий, пока ребята не научились петь вечерние псалмы (Нешпоры). Дальше следовала короткая исповедь, пение литании и благословление Пресвятым Таинством Сакраментом. После выхода из часовни каждый имел свободное время. Одни в это время доучивали катехизис, другие пели, читали. Большинство проводило время на свежем воздухе, прыгая и бегая до вечера.

«Все эти беззаботные развлечения облегчали мне установление контакта с каждым в отдельности – вспоминает дон Боско. Словцом, сказанным на ушко, я одному припоминал послушание, другому большую внимательность во время катехизиса, третьему – потребность в исповеди… и т. д.»

Он был священником

Дон Боско умел играть, ходить по канату (сам об этом говорит), но прежде всего он был священником. В случае надобности он умел поступить очень решительно. Об этом свидетельствует такой факт.

Одного паренька дон Боско несколько раз уговаривал пойти к пасхальной исповеди. Парень обещал, но слова не сдержал. Однажды, в послеобеденное время, когда мальчик весело резвился, дон Боско остановил его и велел подойти в ризницу. Он хотел пойти в майке, так, как бегал.

– Нет – сказал дон Боско – надень, пожалуйста, пиджак.

«Когда он появился в ризнице – пишет дон Боско, – я предложил ему встать на колени на скамеечку.

– Что вы хотите от меня – спросил мальчик.

– Я хочу тебя исповедовать.

– Но ведь я не подготовлен…

– Знаю об этом. Приготовься, пожалуйста, а затем я тебя исповедую.

– Вы очень хорошо сделали, велев мне прийти сюда, иначе я никогда бы сам на это не решился, – признался паренек.

В то время, как я читал бревиарий, паренек как умел, приготовился к исповеди. Потом исповедался и прочитал благодарственную молитву. С этого времени он регулярно выполнял свои религиозные обязанности..

Прощание на перекрестке

Поздно вечером все собрались в часовне на вечернюю молитву, которая всегда оканчивалась пением. Потом наступала трогательная минута прощания.

«Выйдя из часовни – пишет дон Боско – каждый тысячу раз желал спокойной ночи, не находя сил расстаться с друзьями. Многокраное напоминание о том, что пора идти домой, так как уже ночь и дома ждут родители, не имело воздействия. Я вынужден был разрешить всем собраться вокруг меня. После этого шестеро самых сильных ребят, взявшись за руки, делали что-то вроде кресла, на котором я должен сесть. Остальные, выстроившись в длинные шеренги, шли с песнями и шутками вместе с нами до перекрестка Корсо Регина (который в это время назывался Св. Массимо). Там пели еще какую-нибудь песню. После этого все затихали, и я мог пожелать всем спокойной ночи и успехов на следующую неделю. Все тут же, как можно громче, отвечали мне: спокойной ночи! Тогда я спускался со своего трона, каждый из ребят шел к себе домой, а несколько самых старших ребят проводили меня к себе, еле живого от усталости».

Многие из ребят обращались с такой просьбой: «Дон Боско, не оставляйте меня, пожалуйста, одного на протяжении недели. Навестите меня!». Начиная с понедельника, каменщики Турина были свидетелями странного зрелища: Какой-то священник, засучив рясу, залезал на подмостки, где находились ведра с известью и кучи кирпича. Это был дон Боско. После исполнения своих обязанностей в Лазаретике, в тюрьме и городских школах, он шел на строительные площадки навестить своих воспитанников. Это был для них настоящий праздник. Ведь семья, куда они возвращались вечером после работы, состояла не из отца и матери, которые остались в далекой деревне, но из далеких родственников, или же земляков. Иногда это была семья хозяина, под покровительством которой и находились эти ребята. Однако везде им не хватало душевного тепла. Отсюда большой радостью была для них встреча с настоящим другом, который их любил и помогал им.

Именно желая добра ребятам, дон Боско задерживался, чтобы обменяться несколькими словами с работодателями. Он справлялся насчет заработка ребят, времени их отдыха, возможности выходного в воскресный день. Он относился к тем, кто первым добивался заключения трудового договора между молодыми подмастерьями и хозяевами и следил за тем, чтобы эти договора соблюдались.

Он встречался со своими старыми друзьями и искал новых. «Он посещал фабрики, где работало много учеников, и всех приглашал в свою ораторию – свидетельствует дон Руа – но прежде всего он обращался к молодым людям, прибывшим из деревень».

Болезнь дона Боско

Однако дон Боско оставался только человеком. А человеческие силы имеют свой предел. После перенесенного весной психического перенапряжения, состояние его здоровья стало резко ухудшаться.

В начале мая маркиза Бароло, которая очень ценила дона Боско, пригласила его к себе. При их беседе присутствовал также и дон Борель. Она положила перед доном Боско головокружительную сумму денег в пять тысяч лир (что составляло его 8 – летний заработок) и решительно заявила:

– Возьмите, пожалуйста, эти деньги и отправляйтесь куда хотите для абсолютного отдыха.

Дон Боско ответил:

– Благодарю Вас, синьора. С Вашей стороны это великодушный жест, но я не для того стал священником, чтобы ездить на лечение.

– Тем не менее и не для того, чтобы себя убивать. Мне стало известно, что у вас появилось кровохарканье, что легкие ваши в критическом состоянии. Сколько вы можете так протянуть? Прошу вас прекратить посещение тюрем и дома Коттоленго, а прежде всего хотя на некоторое время оставить своих ребят. Дон Борель позаботится о них.

Дон Боско (уже в который раз) заметил в этом распоряжении попытку разъединить его со своими подопечными. Отреагировал решительно:

– На эти условия я никогда не соглашусь.

Маркиза потеряла самообладание.

– Если не согласитесь по-доброму, я буду вынуждена поступать иначе. Вы нуждаетесь в моих деньгах, чтобы связать концы с концами. Так знаете, что я вам скажу? Либо вы оставляете ораторию и едете на отдых, либо же я вас увольняю.

– Хорошо, синьора. Вы найдете много священников на мое место, а мои ребята не имеют никого. Я не могу их оставить.

Произнося эти героические слова, дон Боско ошибался. Только внешне казалось, что маркиза притесняет его, а на деле это она была права. Ближайшие месяцы это подтвердили.

Дон Боско – святой священник, но он еще очень молод (ему всего 31 год) и упрям. Он не умеет правильно оценить границы своих возможностей. Пожилая маркиза, которой уже исполнился 61 год, оказывается предусмотрительнее его. Она, должно быть была праведной женщиной, если после такой вспышки гнева, «стала на колени перед доном Боско и попросила его благословления», – как докладывает дон Джиакомелли, добавив при этом: «со мной она так никогда не поступала!»

Дон Боско действительно кашлял с кровью и по всей вероятности имел в плевре жидкость туберкулезного характера. Несмотря на это он думал о будущем. 5 июня 1846 года он снял для оратории три комнаты на первом этаже дома Пинарди за пятнадцать лир в месяц.

В это время опять дал знать о себе маркиз Кавур. Каждое воскресенье он высылал полдюжины стражей, которые получали задание следить за доном Боско. В 1877 году дон Боско скажет, обращаясь к дону Барберису: «Как жаль, что у меня не было в то время фотоаппарата. Как приятно было бы взглянуть сейчас на сотни молодых ребят, внимательно слушающих меня, в то время как шестеро полицейских стражей в мундирах, стоя по паре в трех разных точках часовни, заложив руки за спину, прислушиваются к моей проповеди. Они мне очень пригодились в соблюдении порядка среди ребят, хотя были присланы для того, чтобы следить за мной. Некоторые из них тайком утирали ладонью слезы на глазах. Хорошо было бы иметь фотографии этих стражников, стоящих на коленях среди молодежи вокруг моей исповедальни и ожидающих своей очереди. Потому что проповеди я гласил больше для них, чем для ребят. Я говорил о грехах, о смерти, о суде, об аде».

«Боже, не дай ему умереть!»

Первое воскресенье июля 1846 года. После дня, проведенного в оратории в губительной жаре, возвращаясь в свою комнату в Приюте, дон Боско потерял сознание. Его уложили в постель. «Кашель, мокрота с примесью крови, лихорадка». Эти слова означали воспаление плевры туберкулезного характера, сопровождаемое высокой температурой и кровотечением из легких. Развивалась очень опасная в то время болезнь, особенно для тех, у кого это повторялось не раз.

Спустя несколько дней казалось, что дон Боско угасает. Он принял таинство Последнего Помазадия и Причастие. На стройках среди каменщиков, в мастерских среди молодых механиков молниеносно разлеталось известие: «Дон Боско умирает!» Каждый вечер в комнатку Приюта, где он лежал почти на грани смерти, приходили толпы испуганных, бедных ребят. Они были одеты в грязную рабочую одежду, лица их были перемазаны известью. Без ужина они бежали на Вальдокко. Там плакали и молились: Боже! Не дай ему умереть! Врач строго запретил все посещения, и санитар, направленный маркизой, никого не впускал в комнату больного.

Ребята были в отчаянии.

– Разрешите мне только взглянуть на него!

– Я не буду ничего говорить!

– Я хочу сказать ему только одно слово, лишь одно!

– Если бы дон Боско знал, что я здесь, он обязательно приказал бы меня впустить!

Восемь дней жизнь дона Боско висела на волоске. Нашлись такие, которые на протяжении этих восьми дней во время работы в поле под палящими лучами солнца, не выпили ни глотка воды, чтобы выпросить неба благодать возврата ему здоровья. В храме Матери Божьей Утешения маленькие каменщики молились днем и ночью. Всегда кто-нибудь стоял на коленях перед Мадонной. Иногда глаза слипались от усталости (после двенадцатичасового труда), но они героически оставались на посту молитвы. Иные – с подкупающим великодушием молодых – обещали Матери Божьей на протяжении всей жизни читать розарий ежедневно, другие – поститься на протяжении года только с хлебом и водой.

В субботу наступил кризис. Дон Боско был совсем обессилен. Малейшее движение вызывало кровотечение из легких. Ночью опасались конца. Однако получилось иначе. Наступило улучшение – благодать, выпрошенная у Мадонны ребятами, которым грозила опасность остаться без отца.

В конце июля, в воскресенье пополудни, дон Боско направился в сторону оратории, опираясь на палочку. Ребята бросились ему навстречу. Старшие усадили его на кресло, подняли высоко и торжественно занесли во двор оратории. Они пели и плакали от радости, эти его маленькие друзья. Плакал также и он сам. Все вошли в часовню и вместе горячо поблагодарили Бога за возвращение к жизни. В напряженной тишине дон Боско смог сказать лишь несколько слов:

– Моей жизнью я обязан вам. Будьте уверены, что с этого момента она будет целиком принадлежать вам!

Это были самые прекрасные слова, которые дон Боско произнес когда-либо. Они являются «торжественной присягой», в силу которой он целиком посвятил себя молодежи. Исключительно ей. Другие великие слова (являющиеся продолжением первых) он высказал на смертном одре: «Скажите моим ребятам, что я их всех ожидаю в небе».

Еще слабые силы, которые в этот день дон Боско имел в своем распоряжении, он использовал для беседы с каждым воспитанником лично для того – как он сам вспоминает – «чтобы заменить в возможные для исполнения все эти присяги и обеты, которые многие делали необдуманно, когда мне угрожала смерть».

Врачи предписали ему долгое выздоравливание в абсолютном покое. Дон Боско уехал в Бекки к матери и брату. Но твердо пообещал ребятам:

– Как только начнут падать листья, я снова буду среди вас.

«Кошелек или жизнь»

Он путешествовал верхом на ослике. Остановился в Кастельнуово, «сброшенный осликом», а вечером прибыл в Бекки.

Во дворе радостно и громко приветствовали его племянники. Антони, который построил себе небольшой дом напротив, имел пятеро детей: 14-летнего Франческо, 12-летнюю Маргариту, 9 – летнюю Тересу, 6 – летнего Джованни и 3 – летнюю Францисску. Джузеппе тоже построил себе невдалеке собственный дом, в котором жил вместе с мамой Маргаритой и четырьмя детьми. Филомене было уже 11 лет, Розалии – Доминике – восемь, Франческо – пять, а маленький Людовико тихо попискивал в люльке.

Дон Боско остановился у Джузеппе. Превосходный воздух, молчаливая любовь матери, длительные прогулки, которые он совершал каждый вечер среди виноградников, где гроздья уже начинали розоветь, возвращали ему силы и здоровье.

Он регулярно писал письма дону Борелю, чтобы получать все новости о своих ребятах. В августе во время прогулки он дошел до Каприллио. Возвращался домой лесной тропинкой. Вдруг его остановил резкий окрик:

– Кошелек или жизнь!

Дону Боско стало не по себе:

– Я дон Боско. А денег у меня нет – сказал он.

Он посмотрел на мужчину, который вышел из-за дерева с серпом в руках. Изменившимся от волнения голосом дон Боско сказал:

– Кортезе, ты хочешь отнять у меня жизнь?

В этом обросшем щетиной лице он узнал парня, с которым подружился в туринской тюрьме. Юноша тоже узнал дона Боско и от стыда готов был провалиться сквозь землю.

Он поведал горькую типичную историю. Когда его освободили из тюрьмы, дома о нем никто не желал слышать. «Даже мать отвернулась от меня! Сказала, что я приношу позор семье. Работу тоже нигде не найти. Как только узнают, что я возвратился из тюрьмы, передо мной закрываются все двери».

Пока дошли до Бекки, дон Боско успел исповедовать его и сказал:

– А теперь пошли со мной.

Он представил его своим родным:

– Я встретил тут своего хорошего знакомого. Сегодня он поужинает с нами.

Рано утром, после Св. Мессы, дон Боско дал мальчику поручительное письмо к одному настоятелю прихода и к нескольким ремесленникам в Турине. На прощание крепко обнял его.

Наступил октябрь. Во время длинных уединенных прогулок дон Боско спокойно обдумывал планы на ближайшее будущее. Он предполагал возвратиться в Турин и поселиться в снятой комнате в доме Пинарди. Постепенно будет там размещать и бездомных ребят. Однако это место не очень подходящее для одинокого священника. По соседству находится корчма «Садовница», где до поздней ночи шумят пьяницы. Поэтому он должен поселиться не один, а с кем-нибудь, кто охранял бы его перед злыми языками. Подумал о матери. Но как ей об этом сказать? Маргарите 58 лет, а все жители в Бекке относятся к ней, как к королеве. Как оторвать ее от дома, от внуков, от спокойных ежедневных дел? Немного оправдывает мысль о теперешнем трудном положении в деревне. В 1846 году был плохой урожай, а на 1847 предполагался еще хуже.

– Мама – сказал он однажды вечером, собравшись с духом. – Может Вы бы хотели немного пожить у меня? Я снял на Вальдокко три комнаты и скоро поселю там бездомных ребят. Когда-то Вы мне сказали, что если я разбогатею, то никогда не приедете ко мне. Тем временем я беден, имею кучу долгов, а жить в одиночку в этом районе для священника небезопасно.

Маргарита задумалась. Она не ожидала такого предложения. Но дон Боско деликатно настаивал:

– Мама, а Вы бы не хотели стать матерью моим ребятам?

– Если считаешь, что это является Божьей волею, то я приеду – соглашается она.

Посторонние и бедные

Вторник 3 ноября. Листья падают с веток при малейшем дуновении ветра. Дон Боско собрался в дорогу в Турин. Под мышкой он нес бревиарий и служебную книгу к Св. Мессе. Рядом с ним шагала мама Маргарита с кошелкой в руках, где было сложено немного белья и еды.

О своем решении дон Боско написал дону Борелю, а «малый отец» оказался таким догадливым, что распорядился перенести немного мебели из комнаты в Приюте в дом Пинарди.

Двое путешественников шли всю дорогу пешком. Когда дошли до перекрестка, их узнал один священник, друг дона Боско и подошел поздороваться. Они были усталые и запыленные.

– Здравствуй, дорогой дон Боско! Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо. Совсем выздоровел. Вот, взял с собой маму…

– А почему же вы шли пешком?

– Нам немного не хватало того… и улыбаясь, дон Боско сделал красноречивый жест пальцами.

– Где же вы будете жить?

– Здесь, в доме Пинарди.

– Но как же проживете без доходов?

– Не знаю. Провидение позаботится о нас.

– Ты все такой же – сказал друг, качая головой.

Потом он вынул из кармана часы (в то время это был редкостный и дорогой предмет) и дал их дону Боско:

– Я бы хотел быть богатым, чтобы помочь тебе. Но пока сделать могу только это, – сказал он.

Маргарита вошла первой в свой новый дом. Три комнатки – пустые и убогие, в которых находились две койки, два стула и несколько кастрюлек. Она улыбнулась и сказала сыну:

– В Бекки я должна была много работать, чтобы везде был порядок, вытирать пыль, чистить кастрюли. Здесь мне будет намного легче.

Они немного отдохнули, потом взялись за дело. Пока Маргарита готовила ужин, дон Боско укрепил на стене крест, иконку Матери Божьей, постелил постели. Потом вместе с матерью они запели песенку:

 
«Плохо станет миру – коль услышит нас,
мы здесь посторонние, ничего нет у нас…»
 

Эту песенку услышал Стефани Гастанио, один из воспитанников. Молниеносно разлетелась весть, передаваемая из уст в уста среди молодежи Вальдокко:

– Дон Боско вернулся!

20. Добыть любой ценой

В следующее воскресенье, 8 ноября, состоялось большое торжество. Дон Боско должен был сесть среди ребят на кресло, установленное на лужайке, и выслушать их песни, приветствия и пожелания.

Против такого раннего возвращения его к работе, несмотря на запрещение врачей, очень возражал дон Кафассо. Он постарался даже о том, чтобы архиепископ вмешался в это дело.

Мне разрешили вернуться в ораторию – пишет дон Боско – но запретили читать проповеди на протяжении двух лет. И тут же признается: «Но я не послушался».

Начало школы

Первой заботой дона Боско стало открытие и расширение вечерней школы. «Я снял еще одну комнату, – пишет он. Мы учились в кухне, в моей комнате, в ризнице, на хорах и в часовне. Среди учеников были и хулиганы, которые все уничтожали и переворачивали. Через несколько месяцев мне удалось снять еще две комнаты».

Свидетели тех дней вспоминают: «Приятно были видеть, когда вечером в освещенных комнатах вертелось много ребят младшего и старшего возраста. Они стояли с книгой в руках, внимательно писали сидя на скамейках, сидели также на полу и выводили в тетрадках огромные неуклюжие буквы».

Священники Капрано, Нази, Триверо, Пакхиотти возвратились в ораторию и стали помогать. Дело об «иллюзиях» дона Боско совсем заглохло во время его болезни и длительного выздоровления. Оказалось, что если дон Боско решит что-нибудь сделать, то этот замысел он осуществит даже за счет своего здоровья.

Договор с маркизой Бароло был закончен в августе месяце и больше он не возобновлялся. Время от времени дон Боско посещал еще Лазаретик и читал проповеди для больных девочек. Маркиза же при помощи дона Боре ля и дона Кафассо вплоть до 1864 года, то есть до своей смерти, передавала щедрые пожертвования для его озорников.

Все эти заботы были ничем по сравнению с грозными событиями, висящими в воздухе. Единственным важным делом было укрепление оратории и полное выздоровление. Тем временем надвигалась большая политическая буря.