Текст книги "Поддай пару! Вор Времени (сборник)"

Дела в Гигиенической железнодорожной компании шли как нельзя лучше, и ее штат все множился. Гоблины из щеботанских лесов распространили среди своих знакомых вести о перспективах в Большом Койхрене, за которые те с готовностью ухватились. А с тех пор как после случая в Чортовом лесу слова Дика о создании Железнодорожной Академии перепечатали все газеты, к нему каждый день выстраивались очереди желающих записаться в подмастерья. Дик был суров с теми, кого набирал в ученики, объясняя им, что они должны открыть железу свое сердце. И бывало, ему приходилось сразу с кем-нибудь распрощаться, если он видел, что кандидат не тянет.

Вернувшись из очередной инспекторской поездки по щеботанской ветке, Мокриц задержался на участке, чтобы оценить последние изменения. Подмастерья с головой окунулись в свой собственный механический мирок, а Уолли с Дэйвом наставляли их и следили, чтобы фуражки у всех были надлежаще приплюснуты. Мокриц понаблюдал за ними, блаженно претворяющими в явь свои инженерные мечты, и приметил гоблинов, обступивших механиков со всех сторон. Те тоже слушали с самым сосредоточенным видом, будто это было дело жизни и смерти, и подбирали брошенные грязные тряпки, которые в их руках превращались в обновки от-кутюр и считались большим шиком среди своих. А около поезда сличали циферки в своих блокнотах наблюдатели. А Дик Кекс был всецело поглощен своим последним изобретением.

Мокриц пересек участок и подошел к нему; Дик в перепачканной фуражке и грубой рубахе с закатанными по локоть рукавами вытер тряпкой свое улыбчивое лицо, оставляя в мазуте маслянистые разводы.

– Господин фон Липвиг! Какая встреча! Я как раз хотел тебе кое-что показать. Смотри, какую красотку мы пригнали из Сто Лата. Уже в рабочем состоянии! – Он кричал даже громче обычного. – Оборудование первейшей необходимости! Моя конструкция! Я сам все спроектировал. Я зову это поворотным кругом!

Инженер шагнул к нему ближе, и Мокрицу захотелось зажать уши руками. Понятно, что тот так надрывается потому, что целыми днями работает с поездами, где его, должно быть, отчетливо слышно даже сквозь шипение и лязг, но интересно, как же тогда он общается с Эмили?

А что до поворотного круга… Это был-таки круг, и он поворачивался. Огромная металлическая пластина с парой рельсов, пересекающих ее посередине, которая вращалась по своей оси при помощи большой рукоятки, присоединенной к зубчатому устройству, которое с напряженной сосредоточенностью крутил тролль. Мокриц смотрел на все это, пока Дик проводил демонстрацию.

– Замечательно! Это прекрасно, Дик, но… ради… всего того, о чем я понятия не имею… что оно делает?

Дик посмотрел на Мокрица, как на малого ребенка, и сказал:

– Разве не видно, господин фон Липвиг? Загоняешь паровоз на поворотный круг – и вот тут хитрость – поворачиваешь всю штуку по кругу, и теперь он смотрит в другую сторону!

И тогда Дик пустился в пляс. Его башмаки стучали по железной платформе, которая медленно вращалась.

– Класс! Высший класс! Мы почти у цели! – ликовал он.

Его торжеству вторило шипение сродни тому, как шипела Железная Ласточка в конце долгой пробежки, и это могло бы стать уместным финалом эксперимента, только понадобилось некоторое время, чтобы тролль перестал вертеть рукоятку и Дик, который уже начинал зеленеть от этого кружения, смог слезть.

С радостью предоставив разбираться с конкурирующими компаниями Равнин Сто профессионалам в лице Громогласса и Стукпостука, разумеется, при содействии темных клерков, Мокриц надеялся хотя бы недолго пожить тихой семейной жизнью, когда его вызвали во дворец.

Он не удивился, застав его светлость за свежим кроссвордом. Стукпостук за плечом Мокрица прошептал:

– Если ты не в курсе, редакция взяла нового составителя. Вынужден скрепя сердце признать, что он ощутимо сильнее предыдущего. Но его светлость старается изо всех сил.

Лорд Витинари оторвался от кроссворда.

– Господин фон Липвиг. Есть ли в нашем языке такое слово, как «алкание»?

Мокриц благодаря своей лихой юности даже точно знал его значение, поэтому он, образно выражаясь, препоясал свои чресла и ответил:

– Если не ошибаюсь, сэр, этим словом выражается страстное желание чем-либо обладать. Припоминаю, как я однажды наткнулся на него, и оно меня озадачило, потому что я никак не мог взять в толк, чем алкоголь может помочь в достижении желаемого.

Ни один мускул не дрогнул на лице его светлости.

– Ясно, господин фон Липвиг. – Он отложил газету и встал. – Мне доложили, что дорога в Щеботан почти закончена. Если Щеботанская Ассамблея до сих пор медлит с ответом, придется мне вести разговор с месье Жаном Немаром… особый разговор. Должен отметить, господин фон Липвиг, что народ в долгу перед тобой за неоценимый вклад в развитие железных дорог.

– Ого. Значит ли это, что мне можно возвращаться к своей обычной работе и видеться с женой чаще раза в неделю?

– Разумеется, господин фон Липвиг! Ты ведь действовал исключительно на добровольных началах. Однако теперь мое внимание приковано к дороге до Убервальда. Так что хотелось бы поинтересоваться: как скоро мы сможем отправить состав в этом направлении? Безостановочно.

Мокриц не ожидал такого вопроса.

– Так не получится, сэр. Без остановок никак. Нужно пополнять запасы воды и угля, а там больше тысячи миль!

– Тысяча двести двадцать пять ровно от Анк-Морпорка до Здеца экипажем, хотя я понимаю, что поезд будет двигаться другим маршрутом.

– Да, сэр, но остановки…

– Господин фон Липвиг. Если ты думаешь сказать сейчас, что это невозможно, в два счета отправишься к котикам. Как-никак ты у нас человек, который добивается результата.

– К чему такая спешка? Строители работают не покладая рук, но в редкий день удается проложить больше трех миль пути, хотя Гарри Король не жалеет средств. К тому же всегда есть непредвиденные препятствия, и сверх того вы сами знаете, что каждый город на Равнине хочет стать частью нашей сети. Мы расползаемся в ширину, сэр. Еще немного – и лопнем посередине.

Витинари быстрым шагом обогнул стол и воскликнул:

– Отлично! Две части будут работать вдвое эффективнее. Сдается мне, господин фон Липвиг, ты не до конца понимаешь сути наших отношений. Я очень вежливо прошу тебя что-то сделать, памятуя о том, что я могу попросить и с другой интонацией, а твое дело – исполнять. Судя по всему, нет ничего, что было бы тебе не под силу, о великий господин фон Липвиг, не так ли? И мой тебе совет: все, что не работает на благо скорейшего окончания строительства дороги до Убервальда, отложи на потом. Остальное может подождать, и подождет. – Он поднял руку. – И не нужно мне рассказывать о проблемах. Рассказывай о решениях. Нет, можешь не рассказывать даже о решениях, главное – найди их.

– Можно присесть, милорд? – попросил Мокриц.

– Да пожалуйста, господин фон Липвиг. Стукпостук, принеси человеку воды. Ему как будто жарко.

– Хотелось бы понять, сэр… Ради чего все это?

Витинари улыбнулся:

– Ты умеешь хранить секреты, господин фон Липвиг?

– О да, сэр, храню их пачками.

– Вот и чудно. Суть в том, что я тоже. Тебе не обязательно знать ответ на свой вопрос.

– Но сэр! – не сдавался Мокриц. – Поезда успели стать неотъемлемой частью жизни для многих людей, особенно для жителей Равнин, которые живут на два города! Нельзя просто взять и все бросить, сэр!

– Господин фон Липвиг, что именно в слове «тиран» тебе не понятно?

Мокриц в отчаянии воскликнул:

– У нас нехватка рабочих рук, сэр! Нет людей, чтобы обслуживать литейные цехи! Нет людей, чтобы накопать столько руды! Сейчас у нас хватает сырья где-то на полпути, не больше. Но главное – рабочие.

– Да, – согласился лорд Витинари. – Все так. Не правда ли? Подумай об этом, господин фон Липвиг.

– А что волшебники? Могут они оторвать от кресел свои толстые задницы и помочь родному городу?

– Да, господин фон Липвиг, и мы с тобой оба знаем, как нам это еще аукнется. Живой пар – цветочки по сравнению с тем, что случится, если будет допущена магическая ошибка. Нет, мы не станем обращаться к волшебникам. Тебе нужно просто вовремя пустить поезд до Убервальда.

– И какое конкретно это время, сэр?

– В который раз повторяю, господин фон Липвиг: как можно скорее.

– Тогда у меня нет шансов. На это уйдут месяцы. Год. Больше…

Вмиг воздух в комнате похолодел, и патриций сказал:

– Тогда советую тебе не терять ни минуты.

Витинари сел на место.

– Господин фон Липвиг, люди делятся на два типа: те, кто говорит «так нельзя», и те, кто говорит «можно». И по моему опыту последние обыкновенно оказываются правы. Главное, творчески подходить к вопросу. Кто-то скажет: «Вообрази невообразимое», – но это чепуха. Впрочем, у тебя как раз таки хватит на это наглости. Обдумай это хорошенько. Не смею долее тебя задерживать.

Дверь за Мокрицем закрылась, патриций снова сосредоточился на кроссворде, и Продолговатый кабинет погрузился в тишину. Наконец Витинари заполнил клеточки, нахмурился и отложил газету.

– Стукпостук, – сказал он. – Как нынче обстоят дела у Чарли с представлениями Панча и Джуди? Все благополучно? Как он отнесется к тому, чтобы взять небольшой отпуск? Совсем небольшой, конечно.

– Да, сэр, – отозвался Стукпостук. – Сегодня же поговорю с ним.

– Вот так и надо решать вопросы, – сказал лорд Витинари.

Мокриц все еще был на взводе после ультиматума патриция, когда ему пришлось скакать в Чортов лес по поручению Гарри.

– Езжай проведать старушку и передай ей мои соболезнования, – сказал тот. – Пусть знает, что я остался под впечатлением от отважной попытки ее сыновей приручить пар, и я воздаю им честь как пионерам. Оглядись там и посмотри, как она живет. Раз уж у меня золото из ушей скоро полезет, я распоряжусь, чтобы ей организовали небольшую пенсию, только ради богов, пусть больше никто не узнает. Да, и скажи ей, что я позабочусь о том, чтобы, когда будет писаться история железных дорог, имена ее сыновей стояли на первой странице. И пусть обращается ко мне в любое время.

Старый домик в лесу был именно таким, каким и представлял его Мокриц, и госпожа Уэсли расплакалась, когда он передал ей предложение Гарри. Она осталась в полной уверенности, что тот святой или ангел, и если Мокриц хоть немного понимал в жизни, то весть о благородном жесте Гарри Короля за несколько часов должна была разлететься по всему лесу. А поскольку новости путешествуют быстро, к концу дня они доберутся и до Анк-Морпорка. Мокриц хорошо знал Гарри. Это был удивительно проницательный человек с золотым сердцем, умевший плакать младенческими слезами. Поступок Гарри шел от чистого сердца, он не преследовал никакой корыстной цели, однако стоит этой новости выйти наружу, все газеты немедленно запишут его в благодетели бедняков, и он прославится. Не впервые Мокриц пожалел о собственной склонности видеть скрытый интерес во всем, что происходило в жизни, как в хорошем, так и в плохом.

– Сколько?

Обычный вопрос прозвучал как объявление войны, от которой они и впрямь оказались на волоске, когда Гарри получил смету расходов по экспресс-линии до Здеца.

Мокриц стоял на своем.

– Дик говорит, что железа везде полно, но его еще нужно выкопать, а потом отлить из него сталь, а это съедает деньги, – договорил он торопливо, пока никого не успели спустить с лестницы.

– Нужно вложить золото, чтобы извлечь сталь, Гарри, – невозмутимо добавил Дик. – У нас с литейщиками выгодный договор, но до Убервальда тысяча двести миль, а это много стали.

– Гарри, – терпеливо продолжал Мокриц. – Мне прекрасно известно, что, когда вы с Юффи только поженились, вы ломали спички надвое, чтобы их на дольше хватало. Но ты уже не тот человек. Ты можешь себе позволить эти расходы.

Они не сводили глаз с Гарри. Тот вскарабкался на самую верхушку социальной лестницы из последней канавы и гордился этим обстоятельством, но Мокриц понимал, что он сколотил свое состояние задешево, поскольку в его сфере деятельности в общем-то особых инвестиций не требовалось, и теперь каждый раз, когда ему предлагали за что-нибудь заплатить, Гарри воспринимал это как очередное подтверждение тому, что с миром было что-то не так.

Дик Кекс тоже понимал его ход мыслей и потому сказал:

– Я б на твоем месте вытряхнул свою копилку, скупил все железо, насколько хватит денег, и не особо бузил по этому поводу. А то потом оно вдруг как подорожает – ты же понимаешь. Спрос и предложение.

Гарри все еще смотрел на них с таким видом, как будто думал, что его хотели надуть (это в принципе было его дефолтным состоянием). А Мокриц думал: ну а на что еще тратить Гарри Королю все свои деньги?

Так что он продолжил наседать.

– Решайся, Гарри. Как постоянному клиенту с хорошей кредитной историей Королевский банк однозначно даст тебе любой заем, какой понадобится. Хотя я-то знаю, что баланса у тебя более чем достаточно, чтобы проложить рельсы до Луны и обратно и пустить по ним вереницы поездов.

Господин Громогласс пророкотал:

– Еще всегда можно продать свои акции. Это значит, что придется делить затраты, но в то же время, увы, придется делить и дивиденды. Тебе решать.

Подхватил эстафету Мокриц:

– Гарри, всякий, кто купит твои железнодорожные акции, будет заинтересован в железной дороге уже как в своей собственной. Он поддержит твое решение. Тут, как говорят тролли, «и без ума понятно». Когда дым приносит тебе такие деньги, это твой дым, и нечего на это жаловаться. Плюс, – Мокриц сделал глубокий вдох, – если разделить риски, ты можешь позволить себе обеспечить жильем железнодорожников. Чтобы они могли жить недалеко от дороги, совсем рядом, и всегда были готовы…

– Мне не нужно этого объяснять, господин фон Липвиг. Парням с моих конвейеров тоже до дома рукой подать. Разница в том, что они свое жилье строят себе сами.

– Не нужно строить дворцы, – сказал Мокриц. – Просто уютные домики с маленьким садиком, где понравится детишкам, и все будут счастливы, и дело, считай, в шляпе. Все хотят иметь работу рядом с домом. Удобно, уютно, и сколько хочешь угля в твоем распоряжении.

Гарри Король вмазал бы лично каждому, кто назвал бы его филантропом, но под всеми колючками в нем было что-то любопытно-мягонькое. Пожилые сотрудники всех рас, выходя на покой, получали пенсию – редкий зверь в Анк-Морпорке, – и Мокриц на правах управляющего Банком знал про то, что крупные больничные счета имели обыкновение погашаться, когда Гарри узнавал о них. А на каждое Страшдество Гарри, ворча, как престарелый тролль с мигренью, заботился о том, чтобы на праздничные столы всех его подчиненных попадало настоящее мясо установленного происхождения, и в немалом объеме 5151
  И все равно для всех Гарри оставался Титаном – этому прозвищу, шутливо характеризующему человека с глубокими карманами и короткими пальцами, он был обязан своей привычке смотреть на подобное расточительство нехотя, как на удаление зуба руками стоматолога-тролля.


[Закрыть].

Мокриц успел хорошо узнать этого человека и потому продолжил:

– Взгляни на это с такой стороны: для человека, который сделал себя сам, делиться с другими равноценно тому, чтобы погубить собственную душу. Поэтому ты мог бы взять все риски на себя и стать богаче Креозота. Впрочем, мне кажется, Гарри, что ты и так уже богаче Креозота, и лично я, как всякий плут, считаю, что очередное состояние тебе сейчас совершенно ни к чему! И как твой банкир обязан предупредить, что распределение рисков и прибылей было бы самым разумным и социально приемлемым вариантом.

На долю секунды Мокрицу показалось, что само естество Гарри Короля рвется послать социальную приемлемость куда подальше, чтобы не мешала приличным людям заниматься честным трудом. Но от Мокрица не укрылась и его ухмылка: Гарри понимал, что это все часть решения проблемы. Все-таки патрицию нравилось, чтобы жители Анк-Морпорка чувствовали себя причастными к участи их города.

– Короче, – подытожил Мокриц, чтобы закрепить результат, – Витинари хочет дорогу до Убервальда, а он у нас самый главный начальник. А город может нехило расщедриться в плане финансов. Круговорот поездов – круговорот денег.

Щеботанская линия открывалась торжественной церемонией на анк-морпоркском вокзале, где главную роль, как ни крути, сыграли алкогольные напитки. Был пущен новый состав, получивший название «Гордость Щеботана», и об его котел была разбита бутылка шампанского высшего сорта лично маркизом де Бламанже и его супругой, которая была, как сказали бы в Щеботане, в интересном диспозисьен.

Среди всех этих празднеств только Мокриц заметил, как Дик Кекс отделился от веселой компании, чтобы вытереть котел от шипучего шампанского своим носовым платком, который моментально превратился в грязную тряпку. Он сердито посмотрел на Мокрица.

– Нельзя так, господин фон Липвиг, в двигатель лезть… Я же тут стараюсь разогнаться до сорока миль в час по ровной поверхности стланика, чтобы эти лобстеры увидели, на что мы способны.

В дебютном рейсе Мокриц присоединился к Дику и кочегару в кабине машиниста. Мимо на колоссальной скорости промелькивали заросли, а из-за каждого камня и векового дерева им вслед махали гоблины. Мокрицу показалось, что среди них он заметил Из Сумерек Темноты, но, к своему удивлению, обнаружил, что возмутительный гоблин встречал их на щеботанском вокзале. Мокрицу казалось, что мелкий гаденыш знал такие потайные ходы этого мира, которые были недоступны людям.

В остальных вагонах пассажиры замечательно проводили время, со всяческим авек плезир и буйством знаменитого антант кордиаль. Обновленные вагоны вызывали всеобщий восторг. Особенный фурор производил элегантный джентльмен, обслуживающий мужскую уборную в первом классе, который ловко подавал полотенца и объяснял правила пользования стеклянным сливным бачком, в котором плавала золотая рыбка. Рыбке нравились ощущения от смыва, а особое ситечко не позволяло водовороту унести ее.

На Центральном вокзале Щеботана их встретил большой парад, знаменовавший очередной раунд гражданской и политической сентиментальной суеты. Все проходило под аккомпанемент спиртного с финальным аккордом в виде званого ужина, устроенного в паровозном депо. И там снова звучали тосты, а потом поезд развернулся на нововведенном поворотном круге, чтобы отвезти пассажиров обратно в Анк-Морпорк, где они и разошлись по домам.

И уже совсем скоро одним дивным летним вечером Мокриц и Дора Гая по-королевски ужинали свежайшими лобстерами, доставленными из Щеботана на новейшем экспрессе «Дары моря». Они были вкусными, они стоили дешевле, чем когда-либо, и удачно сочетались со свежим кресс-салатом, который приятно пощипывал язык.

А потом были свежая клубника и мягкая постель с пушистыми подушками, и казалось, что вся эта суета стоила того.

Началось это с Верхнего Свеса в Графствах. Местные сказывали, что по ночам оттуда доносились какие-то звуки… Металлический звон, лязг и время от времени – стон корчащегося в муках металла. Все, конечно, говорили: ну, это же гоблины, чего еще от них ждать?

Такие события привлекли внимание старшего констебля Фини Наконец, прикрепленного к анк-морпоркской Страже. Фини нравилось быть прикрепленным. Так он мог быть спокоен, что если кто-нибудь начнет возражать, то придется им иметь дело с командором Ваймсом или даже с сержантом Детритом, чье появление в этом сонном захолустье пару лет назад навело немало шороху. Так что Фини оседлал своего коня и выдвинулся в Свес, получивший свое название за то, что в пламенном далеком прошлом здешний ландшафт был весь перекорежен невообразимыми пещерами и беспощадной ершистой растительностью.

Фини был порядочным и рассудительным полицейским, а такие люди, как он, всегда заводят друзей, потому что никогда не знаешь, когда они понадобятся, особенно если ты единственный полицейский в окрестностях. Хотя теоретически Фини имел напарника в лице особого констебля Кости Из Дымохода. Существовал закон, и закон был един для всех – и теперь он постановил, что гоблины были равны с людьми, а значит, закон, фактически представленный старшим констеблем Фини и его подчиненным, защищал гоблинов в здешних краях. Невероятно, но констебль разрешил своему старшему офицеру называть его Костяшом, разумно рассудив, что в случае какой передряги чем короче имя, тем удобнее звать на помощь 5252
  Фини повезло. Имя для гоблина – это всегда его имя, оно неприкасаемо и является неотъемлемой частью самого гоблина.


[Закрыть].

Фини бывал в Анк-Морпорке и гордился тем, что проходил боевую подготовку в Псевдополис-Ярде под руководством сержанта Детрита. А его напарник был куда сообразительнее небезызвестного капрала Шнобби Шноббса, так что Фини было грех жаловаться. Сейчас он даже обрадовался, когда констебль встретил его у самого входа в главную гоблинскую пещеру, где находился его кабинет, к которому местные гоблины относились чуть ли не как к святыне.

Нынче процветающая колония гоблинов гнездилась в Нижнем Свесе. Гоблины торговали изумительными горшками, и Фини всегда считал, что гончарное дело было тихим ремеслом и с громким лязгом имело мало общего. Интерьер небольшой пещеры, которая служила кабинетом Кости Из Дымохода, был не очеловечен, но огоблинен, и об этом не стоило забывать. А вот звук, доносившийся из большой пещеры за кабинетом, происходил точно не от горшков. Это был тяжелый металлический лязг. Что ж, гоблины (тут Фини запнулся, во всяком случае, мысленно) были свободными людьми, а если свободные люди хотят подолбить по железу в пределах своей огромной пещеры, то имеют полное право. Он похлопал глазами. Такой вот новый мир. Если все это не уложится у тебя в голове, перевернешься вверх тормашками.

Фини был человеком вежливым и догадался подучить гоблинский язык, что очень помогало ему в работе. День стоял солнечный, и путь до Свеса был легким и приятным, и на холмике над пещерой возвышалась клик-башня, которую, да, тоже обгоблинивали гоблины. Раздав необходимые бумаги и поручения, Фини решил спокойно переговорить со своим напарником и осторожно завел разговор о шумливых гоблинах в контексте нарушения общественного порядка. Поскольку в окрестностях гоблинского поселения проживало совсем мало людей, старший констебль Фини подозревал, что причина всех жалоб крылась в остаточной человеческой неприязни к гоблинам, которые теперь могли делать все, что им вздумается и где им вздумается. Но все-таки он посоветовал перенести то, что они там делали, поглубже в пещеру.

Трескучим голосом Кости Из Дымохода ответил:

– Нет проблем, командир, держимся. Все у нас будет в порядке. Все пучком.

– Что ж, рад слышать, но откуда весь этот стук и лязг, Костяш?

– Шеф, сам же знаешь, сколько гоблинов уезжает в Анк-Морпорк работать на навозного магната Гарри Короля с железной дорогой. Знаешь же, дааа? Каждый месяц возвращаются с денежками. Никогда у нас не бывало денежек! Иногда с чертежами возвращаются. И с идеями, и с хитрючими планами.

Кости Из Дымохода поглядел на старшего офицера с некоторым беспокойством во взгляде, а Фини переспросил:

– Они крадут… идеи?

Повисло молчание, и Фини понял, что допустил промашку, но Костяш только посмеялся.

– Да не, сэр. Улучшают! Нам нравится сэр Гарри, очччень хороший начальник, но мы будем строить нашу собственную железную дорогу, гоблинскую. Чтобы кататься на ней, и никаких проблем. Мы обнаружили, что лучший способ строить железную дорогу – это не строить! А копать! Подземная гоблинская железная дорога, дааа? Все гоблины соберутся вместе, со всех пещер на свете. А сколько еще наших пещер на задворках мира. Никакого шума. Гоблины везде нужны. Что бы делала милая Дора Гая Ласска, если бы не было гоблинов на башнях? Нам можно доверять – уж не меньше, чем мы вам, людишкам, можем доверять. Удивительная подземная дорога, узкоколейная, уж конечно. Ясно? У нас даже жаргон свой! Под землей ни дождя нет, ни снега, ни упрямых ослов, ни жутких старушек. Держимся! Наконец-то свой гоблинский мир в туннелях пониже великанского мира людей. Теперь мы просвещенные гоблины. Назад пути нет.

Фини обдумывал это на пути домой, пока его лошадка мягко скакала в закат. Он не был философом и даже не знал, как это пишется, но у него из головы не выходили слова гоблина. Он думал о том, что будет, если гоблины узнают о людях все-все-все и станут жить по-человечески, потому что решат, что так лучше, чем по-гоблински? Сколько времени пройдет, прежде чем они перестанут быть гоблинами и забудут обо всем, что в них было гоблинского, даже о своих горшках? Горшки были такие хорошие, Фини несколько штук купил своей маме. Гоблины серьезно относились к горшкам, те даже по ночам искрились, но что будет потом? Неужто гоблины и впрямь потеряют интерес к своей посуде? Или люди научатся серьезному, ценному, непростому и почти волшебному гончарному искусству? Или гоблины просто станут… еще одним сортом людей? И что было бы лучше?

А потом он подумал, что, может, и ни к чему полицейскому такие рассуждения, ведь все было по закону, никаких нарушений… Впрочем, нарушения таки были, хоть и незаметные. Что-то было украдено из мира, и никто этого не замечал и не переживал об этом. А потом Фини сдался, потому что он почти добрался до дома, а его мама обещала приготовить сунь-сам-пень с морковным пюре, хотя сегодня было и не воскресенье.

Строительство самой длинной на данный момент железной дороги в мире было вопросом трудовых будней и трудовых выходных, и с каждой неделей Мокриц отъезжал дальше и дальше от города. Поездки домой, чтобы насладиться плодами собственного труда 5353
  Или, точнее, дарами моря его собственного труда.


[Закрыть], становились все реже.

Вдоль тысячемильной линии новых рельсов тут и там вырастали сортировочные станции, и на каждой бесперебойно гудела работа, круглые сутки прибывали и убывали вагоны. И хотя компания старалась, чтобы рабочие были снабжены всем необходимым, следуя заветам Гарри Короля, который в интервью «Правде» сказал, что железнодорожникам необходимо сытно есть и крепко спать на хорошей постели после тяжелого трудового дня, в итоге не имело значения, была ли кровать теплой или удобной, потому что все засыпали, едва коснувшись подушки, как только предыдущие обитатели этих коек, размахивая кепками, убегали на свою смену.

Не обходилось и без вспышек чисто мужской агрессии, или как там это называлось на языке троллей, гоблинов, големов и, уж конечно, у горцев с жилами из натуральной стали, которые регулярно дрались между собой, непонятно за что.

Там, где новая линия шла вдоль русла реки Анк, которая истончалась по мере приближения к своему истоку высоко в Овцепикских горах, по воде сплавлялись баржи с древесиной для шпал, железной рудой, углем и прочими материалами. Литейщики работали ночи напролет, отливая рельсы, и те, кому повезло оказаться в нужном месте в хорошей защитной одежде, могли посмотреть, как они вскрывают формы и заливают в их нутро светящуюся жидкую сталь, которая плясала и жила в этот момент, как дитя преисподней. А если не повезет и ты окажешься ближе, чем надо, то и сам можешь очутиться в преисподней лицом к лицу с божеством по твоему выбору.

И все это подогревалось деньгами, деньгами, еще деньгами, нетерпеливыми инвесторами, которые превращали золото в сталь и уголь в надежде превратить уже их в еще большее количество золота.

Угольные бункеры строились повсюду на линии, и Мокриц в полной мере осознал, что паровозы и вагоны были лишь верхушкой айсберга в работе железной дороги, железной лошадкой, которую нужно было еще кормить и поить. И все это делали люди почти угольного цвета, которых ты случайно замечал, проходя мимо, и тут же забывал о них. Мокриц разбирался во всем этом, потому что он посещал все собрания и слушал, как железная дорога преподносит множество мелких задачек, которые, стоило их решить, приводили к новой загадке, полной граничных условий и дополнительных дел, которые непременно было нужно сделать перед тем, как начинать делать что-то другое. Короче, железная дорога была проблемой на колесиках. Удивительно, как еще счетная линейка Дика Кекса не раскалилась докрасна, под цвет печей, в которых он работал.

А в мастерских Швайнетауна конструировались новые паровозы. Небольшие паровозы, которые катались по увеличивающемуся в размерах участку, перегоняя другие паровозы и вагоны. Ночные поезда, медлительные и тяжелые, которые вагонами забирали грузы от фермеров, выращивающих кресс-салат, и от всех остальных, кому тоже нужно было доставить товар в город к рассвету. Новый скорый Марк II, раскрашенный в свежий зеленый цвет, и с крытой площадкой машиниста. У поездов появлялись свои названия вроде «Дух Промежа» и «Король Псевдополиса» 5454
  Мокриц подозревал, что такое наименование состав получил с легкой руки Витинари, ибо в Псевдополисе отродясь не было королей, зато его раздирал столь ненавистный патрицию недуг демократии.


[Закрыть].

Крики пара перестали нарушать покой населения – они просто слились с другими звуками Анк-Морпорка, как взрывы в Гильдии Алхимиков. А один старик заметил своей старухе: «По свистку семичасового щеботанского можно сверять часы». Казалось, считаные недели прошли с того момента, когда Железная Ласточка впервые, сопя, прокатилась вокруг участка Гарри Короля, но всего за один год железнодорожная сетка расползлась по Равнинам Сто, связывая мелкие города и села по всем направлениям.

А близ этих городов и сел начинали появляться свежесколоченные домики для новых железнодорожников. Дома с ванными комнатами! С горячей проточной водой! Удобства, естественно, по-прежнему были во дворе, но канализационная система была хорошо отлажена 5555
  Население Равнин Сто и некоторых других регионов до сих пор не смирилось с концепцией удобств в… доме. Туалет в садике, на свежем воздухе, считался куда гигиеничнее, а при известной аккуратности ваши томаты уродятся всем на зависть. (Если вам непонятно, что это значит, спросите у бабушки с дедушкой.)


[Закрыть]. Надо было отдать Гарри должное: если уж он за что-то брался, дело было сделано на совесть и вдвое лучше, если вмешивалась Юффи 5656
  Гарри пришлось силой остановить ее, чтобы она не установила биде в поездах щеботанской линии.


[Закрыть].

Словно тут раньше было пустое место, которое только того и дожидалось, чтобы его заполнили. Это было время паровых двигателей, и паровой двигатель явился, как капля дождя, упавшая точно в свою лужу, а Мокриц, и Дик, и Гарри, и Витинари, и все остальные были просто брызгами непогоды.

Однажды на анк-морпоркском вокзале, когда Мокриц в очередной раз отправлялся в Сто Лат, в его купе вошла дама, представилась госпожой Джорджиной Брэдшоу и уселась, вцепившись обеими руками в свой дорогой саквояж. Когда Мокриц привстал, чтобы уступить ей место по ходу движения поезда, как того, несомненно, требовал этикет, она сказала:

– Нет-нет, благодарю, любезный, не стоит беспокоиться из-за меня. Сразу видно, что ты джентльмен.

– Мокриц фон Липвиг, госпожа, всегда к твоим услугам.

– Ах! Тот самый господин фон Липвиг? С железной дороги? Я столько про тебя слышала.

– Он самый, – ответил Мокриц. – Никто другой на мое место не вызывался.

– Как это все интересно, – продолжала госпожа Брэдшоу. – Я никогда раньше не ездила на поездах. На всякий случай я взяла с собой таблеточек, если начнет укачивать. С тобой такого никогда не бывало?

– Нет, госпожа Брэдшоу, мне даже нравится ритм поезда, – ответил Мокриц. – Но скажи мне, где ты взяла эти чудодейственные таблетки?

– Я купила их у господина по имени профессор Достабль, торговец снадобьями от железнодорожных недомоганий. Он показался мне ужасно убедительным.

Мокриц невольно улыбнулся.

– Нисколько не сомневаюсь. Не хотелось бы разочаровывать тебя, госпожа Брэдшоу, но господин Достабль обычный обаятельный проныра и не более. Я на сто процентов уверен, что все его снадобья – это очень дорогой сахар с некоторыми добавками. Боюсь, он лишь первый из бродячих торговцев патентованными лекарствами, которые лично мне действуют на нервы.