Текст книги "Правда"

Отто поправил иконограф и вставил в него свежий холст.

– Итак, будем пробовать еще? – бодро предложил он. – На этот раз – все улыбаемся!

Начала приходить почта. Уильям, конечно, привык к определенному ее количеству – обычно от клиентов, которые жаловались, что в своем письме он не рассказал о двухголовых великанах, чуме и дождях из домашних животных, которые, по слухам, донимали Анк-Морпорк; его отец оказался прав хотя бы однажды – когда сказал, что пока правда надевает башмаки, ложь успевает обойти весь мир. И самое поразительное – что люди охотно ей верили.

Но это было… ну, это было, как если бы он потряс дерево и с него осыпались все орехи. Авторы нескольких писем утверждали, что случались зимы и гораздо холоднее этой, однако не могли сойтись в том, когда именно. Один жаловался, что нынешние овощи не такие смешные, как прежде, особенно лук-порей. Другой вопрошал, почему Гильдия Воров ничего не делает с нелицензированными преступлениями в городе. Третий утверждал, что во всех грабежах виноваты гномы, которых нельзя пускать в город, чтобы они не вырывали работу из зубов у честных людей.

– Поставим их в листок под заголовком «Письма», – решил Уильям. – Кроме того, которое про гномов. Его как будто господин Кривотолк писал. Или мой отец – только он знает, как пишется слово «нежелательные», и в руки не берет цветных карандашей.

– А почему бы не напечатать и это письмо?

– Потому что оно оскорбительное.

– Но некоторые люди считают, что это правда, – сказала Сахарисса. – Из-за этого было много проблем.

– Да, но печатать его не стоит.

Уильям позвал Доброгора и показал ему письмо. Гном прочитал его.

– Печатай, – посоветовал он. – Заполним лишнюю пару дюймов.

– Но люди будут возмущаться, – сказал Уильям.

– И хорошо. Их письма тоже напечатай.

Сахарисса вздохнула.

– Да, они нам, должно быть, понадобятся, – сказала она. – Уильям, дедушка говорит, что ни один член Гильдии не станет гравировать для нас иконографии.

– Почему? Мы же можем за них заплатить.

– Потому что мы не члены Гильдии. Положение все неприятнее. Вы расскажете Отто?

Уильям вздохнул и направился к лестнице.

Гномы обустроили в подвале спальню, поскольку по натуре предпочитали, чтобы у них над головами был пол. Для Отто отвели сырой уголок, который он отгородил, повесив на веревку старую простыню.

– О, приветствую, господин Уильям, – сказал он, переливая какую-то удушливо пахнущую жидкость из одного пузырька в другой.

– Боюсь, мы не сможем никого нанять, чтобы гравировать ваши картинки, – сказал Уильям.

Вампира это, похоже, не обеспокоило.

– Да, я думал об этом.

– Поэтому боюсь, что…

– Найн проблем, господин Уильям. Всегда есть выход.

– Как? Вы разве умеете гравировать?

– Найн, однако… мы ше печатаем только черным и белым, да? А бумага белая, поэтому на самом деле мы печатаем только черным, понимаете? Я посмотрел, как гномы делают свои литеры, и заметил, что у них повсюду валяются куски металла, и… вы ше знаете, что граверы делают картинки кислотой по металлу?

– Да?

– Так вот, все, что мне нушно сделать, – это научить бесов ризовать кислотой. Конец проблеме. С зерым цветом пришлось пораскинуть мозгами, но, кашется, я придумал…

– То есть вы можете обучить бесов вытравливать картинку сразу на пластине?

– Йа. Это одна из тех идей, которые кашутся очевидными, стоит о них подумать. – На лице Отто было мечтательное выражение. – А я думаю о свете все время. Все… время.

Уильям смутно припомнил, что кто-то когда-то сказал примерно следующее: опаснее вампира, одержимого кровью, только вампир, одержимый чем-то другим. Потому что всю ту невероятную целеустремленность, которая обычно уходит на поиски юных девиц, спящих с открытым окном, он с безжалостной и безукоризненной эффективностью перенаправляет на какой-то иной интерес.

– Эм, а почему вы работаете в темной комнате? – спросил Уильям. – Бесы ведь в темноте не нуждаются?

– А, это для моего эксперимента, – гордо ответил Отто. – Знаете ли вы, что иконографистов такше называют «фотографистами»? От древнего лататинского слова photus, что означает…

– Скакать повсюду, как идиот, и помыкать всеми, как будто ты в доме хозяин, – закончил Уильям.

– А, вы знаете!

Уильям кивнул. Это слово всегда вызывало у него вопросы.

– Так вот, я работаю над обскурографом.

Уильям наморщил лоб. День обещал быть очень долгим.

– Это чтобы делать картинки с помощью тьмы? – предположил он.

– С помощью истинной тьмы, если быть точным, – возбужденно ответил Отто. – Это не просто отсутствие света. Это свет по ту сторону тьмы. Его можно назвать… шивая тьма. Мы ее не видим, а безы – видят. Вы знаете, что убервальдский пещерный угорь излучает темный свет, если его напугать?

Уильям бросил взгляд на огромную стеклянную банку, стоявшую на верстаке. На дне ее сворачивалась кольцами парочка уродливых тварей.

– И это сработает?

– Йа, думаю, что сработает. Одну минуточку.

– Мне надо бы возвращаться к…

– Тогда зекундочку…

Отто аккуратно извлек из банки одного угря и переложил в клетку, которую обычно занимала саламандра. Осторожно навел на Уильяма один из своих иконографов и кивнул:

– Айн… цвай… драй… БУ!

И случился…

…случился мягкий, бесшумный, направленный вовнутрь взрыв, и Уильяму почудилось, что мир скомкали, заморозили, разбили на крохотные острые иглы и заколотили их в каждую клеточку Уильямова тела77
  Уильям отличался весьма живым воображением.


[Закрыть]. А потом на него снова нахлынул подвальный полумрак.

– Это было… очень странно, – сказал Уильям, моргая. – Как будто сквозь меня прошло что-то очень холодное.

– Теперь, когда мы отброзили свое омерзительное прошлое и вступили в новое яркое будущее, где мы ни в коем случае не думаем целыми днями о слове на букву «к», мы мошем многое узнать о черном свете, – сказал Отто, возясь с иконографом. Он внимательно изучил нарисованную бесенком картинку, а потом посмотрел на Уильяма. – Увы, придется начинать сначала.

– Можно посмотреть?

– Мне будет неловко, – сказал Отто, откладывая картонку на свой импровизированный рабочий верстак. – Я постоянно что-то делаю неверно.

– О, но я бы…

– Господин де Словв, там чего-то стряслось!

Это проорал Рокки, заслонивший головой подвальный люк.

– Что такое?

– Чего-то во дворце! Убили кого-то!

Уильям взбежал по лестнице. Бледная Сахарисса сидела за своим столом.

– Кто-то убил Витинари? – спросил Уильям.

– Э… нет, – ответила Сахарисса. – Не… не совсем.

Оставшийся в подвале Отто Шрик поднял сделанную с помощью темного света иконографию и снова на нее посмотрел. Потом поскреб ее длинным бледным пальцем, как будто пытался что-то счистить.

– Странно, – задумчиво сказал он.

Он знал, что бесенок это не выдумал. У бесов не было никакого воображения. Они не умели лгать.

Отто подозрительно оглядел подвал.

– Здесь кто-нибудь прячется? – спросил он. – Устраивает глупые розыгрыши?

К счастью, ответа не было.

Темный свет. О боги. Как много было разных теорий относительно темного света…

– Отто!

Он поднял голову и засунул картинку в карман.

– Йа, господин Уильям?

– Собирайся, пойдешь со мной! Лорд Витинари кого-то убил! Э-э, якобы, – добавил Уильям. – На самом-то деле это не может быть правдой.

Иногда Уильяму казалось, что все население Анк-Морпорка – попросту толпа, в любой момент готовая случиться. Чаще всего она, словно гигантская амеба, была тонким слоем размазана по городу. Но стоило где-нибудь чему-нибудь стрястись – и она сжималась вокруг этого места, точно клетка вокруг частички пищи, и улицы наводнялись людьми.

Сейчас она разрасталась вокруг главных дворцовых ворот. Это происходило как будто случайно. Маленькая кучка людей привлекала прохожих и становилась кучкой побольше и посложнее. Телеги и паланкины останавливались, чтобы выяснить, что происходит. Невидимая тварь росла.

У ворот вместо дворцовых стражников стояли городские. Это была проблема. «Пропустите меня, мне любопытно» – не та просьба, с которой можно было добиться успеха. Ей не хватало авторитетности.

– Почему мы остановились? – спросил Отто.

– Потому что у ворот сержант Детрит, – объяснил Уильям.

– А. Тролль. Они очень глупые, – поделился своим мнением Отто.

– Но их тяжело обдурить. Боюсь, мне придется сказать правду.

– И почему она долшна сработать?

– Он стражник. Правда их обычно сбивает с толку. Им нечасто доводится ее слышать.

Огромный сержант-тролль бесстрастно смотрел, как к нему подходит Уильям. Это был взгляд настоящего стража порядка. Он ничего не выдавал. Он говорил: я тебя заметил и теперь жду, что ты такого сделаешь плохого.

– Доброе утро, сержант, – сказал Уильям.

Тролль кивком обозначил, что ввиду имеющихся доказательств готов признать, что сейчас утро и что в определенных обстоятельствах некоторые могут счесть его добрым.

– Мне срочно нужно увидеть командующего Ваймса.

– Да ну?

– Да. Именно.

– А ему-то надо срочно тебя увидеть? – Тролль наклонился поближе. – Тебя ведь господин де Словв звать?

– Да. Я работаю в «Правде».

– Я ее не читаю, – сказал тролль.

– Правда? Мы обязательно сделаем тираж с большими буквами.

– Енто была очень смешная шутка, – сказал Детрит. – А теперь слушай: я, может, и тупой, только вот енто именно я говорю тебе, что ты никуда не пройдешь и… А ентот вампир чего делает?

– Замрите на зекундочку! – сказал Отто.

ПЫЩЩЩ.

– …чертчертчерт.

Детрит смотрел, как Отто с воплями катается по брусчатке.

– И чего енто было такое? – спросил он наконец.

– Он сделал картинку, на которой ты не пускаешь меня во дворец, – объяснил Уильям.

Детрит, хоть и родился выше снеговой линии на какой-то далекой горе, хоть и был троллем, первые пять лет жизни не видевшим человека, все-таки был стражником вплоть до своих щербатых, волочащихся по земле кончиков пальцев и отреагировал соответственно.

– Ему нельзя ентого делать.

Уильям достал блокнот и вооружился карандашом.

– А вы не можете объяснить нашим читателям, почему именно? – спросил он.

Детрит обеспокоенно огляделся.

– А где они?

– Я имею в виду, что я запишу ваши слова.

На помощь Детриту снова пришли базовые правила охраны порядка.

– Тебе нельзя ентого делать, – сказал он.

– Тогда можно я запишу, почему мне нельзя ничего записывать? – спросил Уильям, широко улыбаясь.

Детрит поднял руку и переключил маленький рычажок на боку своего шлема. Едва слышное гудение сделалось чуть громче. В шлеме тролля скрывался механический вентилятор, который охлаждал его кремниевый мозг, когда перегрев угрожал понизить его рабочие качества. А сейчас Детрит явно нуждался в холодной голове.

– А. Енто что-то вроде политики, да? – спросил он.

– Гм, возможно. Простите.

Отто уже кое-как поднялся на ноги и снова возился с иконографом.

Детрит принял решение. Он кивком подозвал констебля.

– Фиддимент, отведи ентих… двоих к господину Ваймсу. И смотри, чтобы они по пути не свалились с какой-нибудь лестницы.

Господин Ваймс, подумал Уильям, идя следом за констеблем. Все стражники называли его так. Этот человек был рыцарем, а теперь стал герцогом и командующим Стражей, но они все равно звали его «господином». Именно «господином», а не будничным незаметным «г-н»; таким «господином», какого используют, когда хотят сказать что-нибудь вроде «Так, господин, а теперь бросьте-ка свой арбалет и медленно повернитесь ко мне». Он гадал почему.

Уильяма не растили в уважении к стражникам. Это были люди «не их круга». Считалось, что они полезны примерно как пастушьи собаки, потому что видят небеса, кто-то должен держать народишко в узде, но только дурак пустит пастушью собаку спать в гостиной. Иными словами, стражники были прискорбно необходимым подвидом преступного класса – той части населения, к которой, по неформальному определению, данному лордом де Словвом, относились все, кто зарабатывал меньше тысячи долларов за год.

У родственников Уильяма, и у всех их знакомых, была в голове воображаемая карта города, на которой отмечались те районы, где обитали честные граждане, и те, где водились преступники. Они были потрясены… нет, поправил себя Уильям, они были оскорблены, когда узнали, что Ваймс работает, сверяясь с другой картой. Оказалось, что он проинструктировал всех своих стражников, чтобы они входили в любой дом через парадную дверь, даже при свете дня, хотя здравый смысл подсказывал, что им, как всякой прислуге, следует пользоваться черным ходом88
  Класс, к которому принадлежал Уильям, считал, что правосудие сродни углю или картофелю. Его заказывали, только когда в нем нуждались.


[Закрыть]. Этот человек понятия не имел, что делает.

А то, что Витинари даровал ему герцогский титул, лишний раз демонстрировало, что патриций утратил хватку.

Благодаря этому Ваймс заочно нравился Уильяму, хотя бы из-за того, каких он заводил себе врагов, однако, насколько Уильям понимал, любому качеству этого человека можно было предпослать слово «чудовищно» – «…воспитан», «…образован» и «…нуждается в выпивке».

Фиддимент остановился посреди большого дворцового зала.

– Никуда не уходите и ничего тут не делайте, – сказал он. – Я пойду и…

Но Ваймс уже спускался по широкой лестнице в сопровождении высоченного парня, в котором Уильям опознал капитана Моркоу.

Можно было добавить в список качеств Ваймса еще и «…одет». Нельзя сказать, что он носил плохую одежду. Просто казалось, что его окружает аура поношенности. Этот человек мог измять даже шлем.

Фиддимент встретился с ними на полпути. Завязался приглушенный разговор, в котором отчетливо прозвучали лишь слова «Что он сказал?», произнесенные голосом Ваймса. Командующий мрачно посмотрел на Уильяма. Взгляд его был недвусмысленно ясен. В нем читалось: день и так выдался плохой, а тут еще ты.

Ваймс преодолел остаток лестницы и оглядел Уильяма с ног до головы.

– И чего тебе надо? – требовательно спросил он.

– Я хотел бы узнать, что здесь произошло, – сказал Уильям.

– Зачем?

– Потому что люди тоже захотят это узнать.

– Ха! Они и так скоро узнают!

– Но от кого, сэр?

Ваймс обошел Уильяма кругом, как будто исследовал какую-то странную незнакомую штуковину.

– Ты ведь сынок лорда де Словва, да?

– Да, ваша милость.

– «Сэр» будет достаточно, – резко сказал Ваймс. – И ты пишешь эту бумажонку со сплетнями, верно?

– В общем да, сэр.

– И что ты сотворил с сержантом Детритом?

– Я всего лишь записал его слова, сэр.

– А-а, значит, обратил против него перо, да?

– Что, сэр?

– Записывать за людьми слова? Тц, тц… от такого будут только проблемы.

Ваймс прекратил описывать круги вокруг Уильяма, но то, что стражник уставился на него в упор, было ничуть не лучше.

– День и так был не слишком приятный, – сказал он. – И станет только хуже. Почему я должен тратить время на разговоры с тобой?

– Я могу назвать вам одну важную причину, – сказал Уильям.

– Ну давай, называй.

– Вы должны поговорить со мной, чтобы я все записал, сэр. Аккуратно и правильно. На бумаге окажутся именно те слова, которые вы скажете. А еще вы знаете, кто я такой, и, если я в чем-то ошибусь, вы знаете, где меня найти.

– И что? Ты говоришь, что если я сделаю то, что ты хочешь, то ты сделаешь то, что ты хочешь?

– Я говорю, сэр, что, пока правда надевает башмаки, ложь успевает обойти весь мир.

– Ха! Ты это прямо сейчас придумал?

– Нет, сэр. Но вы знаете, что это так.

Ваймс причмокнул сигарой.

– И ты дашь мне прочитать то, что напишешь?

– Разумеется. Я обязательно пришлю вам один из первых отпечатанных листков.

– Я имел в виду до того, как ты это напечатаешь, и ты это знаешь.

– Честно сказать, нет, я не думаю, что мне стоит это делать, сэр.

– Парень, я ведь командующий Стражей.

– Да, сэр. А я – нет. В общем-то, это мой главный аргумент, но я его еще обдумаю.

Ваймс посмотрел на него чересчур долгим взглядом. А потом чуть изменившимся тоном сказал:

– Около семи часов утра три уборщицы из числа дворцовых служанок, все – уважаемые дамы, услышали лай собаки патриция, а потом увидели самого лорда Витинари. Он сказал, – Ваймс сверился со своим блокнотом, – «Я убил его, я убил его, мне так жаль». Они заметили на полу что-то, очень похожее на тело. Лорд Витинари сжимал в руке нож. Они бросились вниз по лестнице, чтобы кого-нибудь позвать. Вернувшись, они обнаружили, что его светлость пропал. Тело оказалось Руфусом Стукпостуком, личным секретарем патриция. Он был ранен и находился в очень тяжелом состоянии. После обыска дворца лорд Витинари был обнаружен в конюшне. Он лежал на полу без сознания. Одна из лошадей была оседлана. В седельных сумках обнаружилось… семьдесят тысяч долларов… Капитан, да это же бред какой-то.

– Я знаю, сэр, – ответил Моркоу. – Но это факты.

– Но это неправильные факты! Это бредовые факты.

– Я знаю, сэр. Не могу себе представить, чтобы его светлость попытался кого-то убить.

– Ты с ума сошел? – спросил Ваймс. – Я не могу себе представить, чтобы он сказал «мне так жаль»!

Ваймс развернулся и уставился на Уильяма так, словно был удивлен, что тот все еще здесь.

– Да? – рявкнул он.

– Почему его светлость потерял сознание, сэр?

Ваймс пожал плечами.

– Похоже, он пытался залезть на лошадь. У него вывихнута нога. Может быть, он поскользнулся… Не могу поверить, что я это говорю. И вообще, это все, чего ты от меня добьешься, понял?

– Я хотел бы сделать вашу иконографию, – не отступал Уильям.

– Зачем?

Уильям быстро соображал.

– Она убедит граждан в том, что вы лично заняты этим делом, командующий. Мой иконографист внизу. Отто!

– О боги, да это же клятый вам…

– Он черноленточник, сэр, – прошептал Моркоу. Ваймс закатил глаза.

– Доброе утро, – сказал Отто. – Не двигайтесь, пошалуйста, вы зоздаете хороший баланс света и тени.

Он пинками распрямил треножник, заглянул в иконограф и поднял клетку с саламандрой.

– Посмотрите зюда, пошалуйста…

Щелк.

ПЫЩЩЩ.

– …ох, дерь-мооо!

Прах осыпался на пол. Следом по спирали спланировала черная ленточка.

На мгновение воцарилось пораженное молчание. Потом Ваймс спросил:

– И что за чертовщина тут случилась?

– Кажется, он переборщил со вспышкой, – сказал Уильям. Он дрожащей рукой извлек из маленькой серой кучки, бывшей покойным Отто Шриком, маленькую квадратную карточку.

«НЕ ТРЕВОШЬТЕСЬ, – гласила она. – С хозяином этой карточки случилась небольшая неприятность. Вам понадобится капля крови любого шивого существа, зовок и веник».

– Так, кухня вон там, – указал Ваймс. – Приведи его в порядок. Я не хочу, чтобы мои люди растащили его по всему чертову дворцу.

– Один последний вопрос, сэр. Мне написать, чтобы те, кто заметил что-нибудь подозрительное, обращались к вам, сэр?

– В этом городе? Да нам стражников не хватит, чтобы с очередью управиться. Ты просто осторожнее с тем, что пишешь, вот и все.

Оба стражника ушли прочь; Моркоу тускло улыбнулся Уильяму на прощание.

Уильям аккуратно смел Отто в кучу двумя листками из блокнота и пересыпал его в сумку, в которой вампир носил свое оборудование.

Потом он осознал, что остался один – Отто в данный момент можно было не учитывать – во дворце, в котором находился с разрешения командующего Ваймса – если, конечно, слова «кухня вон там» можно считать разрешением. Но Уильям хорошо умел обращаться со словами. Он всегда говорил правду. Был ли он при этом честен – другой вопрос.

Он поднял сумку и отыскал путь к черной лестнице и кухне, из которой доносились голоса.

Повара бродили по кухне с озадаченным видом людей, у которых закончилась работа, но которым тем не менее все равно за нее платят. Уильям бочком подобрался к служанке, рыдавшей в грязный носовой платок.

– Простите, мисс, не одолжите ли вы мне каплю крови… Да, возможно, сейчас не лучший момент, – нервно добавил он, когда она с визгом сбежала.

– Эй, ты что там сказал нашей Рене? – осведомился кряжистый мужчина, отставив противень с горячими лепешками.

– А вы пекарь? – спросил Уильям.

Мужчина озадаченно на него посмотрел.

– А на кого я похож?

– Я вижу, на кого вы похожи, – сказал Уильям. И заработал еще один взгляд, в котором на этот раз была щепотка уважения. – Но все равно спрашиваю, – добавил он.

– Я, так уж получилось, мясник, – сказал мужчина. – Острый у тебя глаз. Пекарь заболел. А ты кто такой, что вопросы тут мне задаешь?

– Меня направил сюда командующий Ваймс, – сказал Уильям. Его поражало то, с какой легкостью правда становилась чем-то очень близким ко лжи, когда подавалась в правильном свете. Он открыл блокнот. – Я из «Правды». Скажите, вы…

– Что, из листка? – спросил мясник.

– Да. Скажите, вы…

– Ха! С зимой-то вы маху дали, да. Надо было написать, что в году Муравья была самая худшая. Меня надо было спросить. Я-то бы все как на духу сказал.

– А вы?..

– Сидни Клэнси и Сын, тридцать девять лет, Свиной проезд, одиннадцать, поставщики наилучшего мяса для собак и кошек знатных господ… А ты почему не записываешь?

– Лорд Витинари ест корм для животных?

– Судя по тому, что я слышал, он вообще почти ничего не ест. Нет, я поставляю мясо его песику. Отличное мясо. Отборное. Мы, на Свином проезде, одиннадцать, торгуем только самым лучшим и открыты каждый день с шести утра до середины…

– Ах, его псу. Понятно, – сказал Уильям. – Э-э.

Он оглядел кухонную толчею. Возможно, кто-то из этих людей мог бы рассказать ему что-нибудь важное, а он тратит время на торговца собачьей едой. Однако…

– А вы не дадите мне маленький кусочек мяса? – спросил он.

– Это для листка?

– Ага. Что-то вроде. В некотором смысле.

Уильям нашел тихую нишу вдали от общей сумятицы и осторожно уронил одну-единственную каплю крови из кусочка мяса на маленькую серую кучку.

Прах грибовидным облаком поднялся в воздух, обратился массой разноцветных искорок, обратившейся Отто Шриком.

– Ну как, получилось? – сказал он. – О…

– Думаю, картинка вам ясна, – сказал Уильям. – Э, ваш фрак…

Кусок рукава вампира приобрел цвет и текстуру ковровой дорожки, укрывавшей лестницу главного зала, – довольно унылый красно-синий узор.

– Это пыль с ковра примешалась, – объяснил Отто. – Не беспокойтесь. Такое все время случается. – Он понюхал рукав. – Отборный стейк? Благодарю!

– Это был собачий корм, – объяснил Уильям Честнейший.

– Зобачий корм?

– Да. Берите вещи и идите за мной.

– Зобачий корм?

– Вы же сами сказали, что это отборный стейк. Лорд Витинари балует своего пса. И вообще, нечего жаловаться. Если это обычное дело – значит, надо носить с собой аварийный пузырек с кровью! Иначе люди будут пользоваться тем, что найдут!

– Да, конечно, все хорошо, спасибо и на том, – пробубнил вампир, волочась за ним следом. – Зобачий корм, зобачий корм, о горе мне… А куда мы теперь направляемся?

– В Продолговатый кабинет, посмотреть, где случилось нападение, – ответил Уильям. – Надеюсь, его не охраняет кто-нибудь сообразительный.

– Мы обязательно угодим в большие неприятности.

– Почему? – спросил Уильям. Ему в голову приходила та же мысль, однако: почему? Дворец принадлежал городу – ну, более или менее. Страже, скорее всего, не понравится, что он проберется в кабинет, однако Уильям костями чуял, что город не сможет нормально существовать, если будет основываться только на том, что нравится Страже. Ей бы понравилось, если бы все постоянно сидели дома, положив руки на стол – так, чтобы их было видно.

Дверь в Продолговатый кабинет была открыта. Охранял ее – если можно сказать «охранял» про человека, который привалился к стене и пялится на противоположную стену, – капрал Шноббс. Он тайком курил самокрутку.

– Ага, вот как раз тот человек, который мне нужен! – воскликнул Уильям. Это была чистая правда. Шнобби оказался для него подарком судьбы.

Самокрутка волшебным образом испарилась.

– Кто, я? – просипел Шноббс; из ушей его поползли завитушки дыма.

– Да, я только что поговорил с командующим Ваймсом и теперь хотел бы увидеть кабинет, в котором совершилось злодеяние. – Уильям возлагал на эту фразу большие надежды. Она вроде как содержала в себе слова «и он дал мне разрешение», хотя на самом деле их там не было.

Капрал Шноббс неуверенно посмотрел на него, а потом заметил блокнот. И Отто. Сигарета вернулась на положенное место между его губами.

– А, так вы из того новостного листка?

– Именно, – подтвердил Уильям. – Я подумал, что народу интересно будет прочитать, что наша бравая Стража мгновенно приступила к делу в такой нелегкий час.

Тощая грудь капрала Шноббса заметно выпятилась.

– Капрал Шнобби Шноббс, сэр, вроде как тридцать четыре года, ношу форму вроде как с десяти, c младых ногтей!

Уильям сообразил, что все это надо показательно записать в блокнот.

– Вроде как тридцать четыре года?

– Мамочка плохо дружит с цифрами, сэр. Вечно путается в мелочах, наша маманя.

– И до… – Уильям взглянул на капрала повнимательней. Он вынужден был исходить из допущения, что тот – человек, поскольку Шноббс был примерно человекообразной формы, умел говорить и не был покрыт шерстью. – С младых ногтей и до?.. – услышал он собственный голос.

– Просто с младых ногтей, сэр, – укоризненно ответил капрал Шноббс. – Просто с младых ногтей.

– Скажите, капрал, вы первым прибыли на место преступления?

– Последним, сэр.

– А ваша важная работа заключается в том, чтобы?..

– Останавливать каждого, кто захочет пройти в эту дверь, сэр, – ответил капрал Шноббс, пытаясь прочесть записи Уильяма вверх ногами. – «Шноббс», первые буквы «шн», а не «жл». Все так и норовят эту ошибку сделать. А что он там возится с этим ящиком?

– Собирается сделать картинку с элитой Стражи Анк-Морпорка, – сказал Уильям, медленно подкрадываясь к двери. Это, конечно, была настоящая ложь, но настолько очевидная, что Уильям про себя решил, что она не считается. Это было как заявить, будто небо – зеленое.

Капрал Шноббс уже практически оторвался от пола из-за распирающей его тельце гордости.

– А можно мне копию для мамани? – спросил он.

– Улыбнитесь, пошалуйста, – сказал Отто.

– Я уже улыбаюсь.

– Перестаньте улыбаться, пошалуйста.

Щелк. ПЫЩЩЩ.

– Аааргхаааргхаааргх…

Кричащий вампир всегда в центре внимания. Уильям проскользнул в Продолговатый кабинет.

Сразу за дверью на полу был очерченный мелом силуэт. Очерченный цветным мелом. Это явно была работа капрала Шноббса, потому что, кроме него, никто не стал бы пририсовывать силуэту курительную трубку и окружать его цветочками и облачками.

А еще в кабинете пахло мятой.

А еще там было опрокинуто кресло.

А еще в углу лежала перевернутая корзинка.

А еще из пола под острым углом торчала короткая, зловещего вида стрела: к ней прицепили бирку с гербом Стражи.

А еще там был гном. Он – нет, поправился Уильям, заметив плотную кожаную юбку и высокие каблуки на железных сапогах, – она лежала на животе, подцепляя что-то с пола парой щипцов. Похоже, это были осколки вазы.

Гномиха подняла взгляд.

– Ты новенький? А униформа где? – спросила она.

– Ну, э, я, э…

Она прищурилась.

– Ты вообще не стражник, да? А господин Ваймс знает, что ты здесь?

Путь правдивого от природы человека подобен велосипедной гонке в трусах из наждачной бумаги, и все же Уильям решил придерживаться неоспоримых фактов.

– Я с ним только что разговаривал, – сказал он.

Но гномиха не была сержантом Детритом и уж точно не была капралом Шноббсом.

– И он сказал, что тебе можно сюда пройти? – требовательно уточнила она.

– Ну, не то чтобы сказал…

Гномиха подошла к двери и резко ее распахнула.

– Тогда вали…

– Ах, какое чудесное обрамление! – воскликнул Отто, обнаружившийся по ту сторону двери.

Щелк!

Уильям закрыл глаза.

ПЫЩЩЩ.

– …оооххзарррраза…

На этот раз Уильям поймал карточку прежде, чем она упала на пол.

Гномиха отвалила челюсть. Потом закрыла рот. Потом снова открыла и спросила:

– Что, черт возьми, это было?

– Полагаю, это можно назвать производственной травмой, – ответил Уильям. – Подождите-ка, у меня, кажется, еще остался кусочек собачьей еды. Ну правда, должен же быть какой-то более удобный способ…

Он развернул перепачканный кусок новостного листка и осторожно уронил кусочек мяса на горку праха.

Та взметнулась вверх фонтаном и сложилась в моргающего Отто.

– Ну как, получилось? Мошет, еще разок? На этот раз обскурографом? – спросил он. Его рука уже тянулась к сумке.

– Убирайтесь отсюда немедленно! – потребовала гномиха.

– О, пожалуйста… – Уильям бросил взгляд на ее плечо. – …капрал, позвольте ему делать свою работу. Дайте ему шанс, а? Он, в конце концов, черноленточник…

За спиной у стражницы Отто извлекал из банки уродливое, похожее на головастика создание.

– Вы двое что, хотите, чтобы я вас арестовала? Вы мешаете работе на месте преступления!

– Какого именно преступления? – спросил Уильям, раскрывая блокнот.

– Выметайтесь оба…

– Бу, – тихо сказал Отто.

Сухопутный угорь, по-видимому, и так уже был взвинчен. И поэтому, как научила его тысячелетняя эволюция в области высокого магического насыщения, выбросил в атмосферу такое количество темноты, какого хватило бы на целую ночь. На мгновение она заполнила кабинет – чистейшая, непроницаемая чернота, пронизанная синими и фиолетовыми прожилками. И вновь Уильяму показалось, что она потоком проходит сквозь него. Потом снова вернулся свет – так возвращается вода после того, как в озеро бросили камень.

Капрал гневно уставилась на Отто.

– Это ведь был темный свет, да?

– Ах, вы тоше приехали из Убервальда… – радостно начал Отто.

– Да, и я не ожидала здесь с этим столкнуться! Вон!

Они пронеслись мимо ошарашенного капрала Шнобса, ссыпались по широкой лестнице и очутились в морозном воздухе внутреннего двора.

– Отто, ты, может быть, что-то от меня утаил? – спросил Уильям. – Она выглядела очень сердитой, когда ты сделал ту вторую картинку.

– Ну, это немношко слошно объяснить, – сконфуженно ответил вампир.

– Это ведь не опасно?

– О, нет, никакого физического воздействия…

– А психического? – уточнил Уильям, который слишком хорошо умел поворачивать слова под нужным углом, чтобы прохлопать настолько уклончивое объяснение.

– Не думаю, что зейчас подходящее время…

– И правда. Расскажешь позже. Но до того, как ты снова это попробуешь, ладно?

Уильям бежал по Филигранной улице, и голова у него гудела. Чуть больше часа прошло с тех пор, как он мучительно раздумывал над тем, какие из дурацких писем запихнуть в листок, а мир казался более-менее нормальным. А теперь он перевернулся с ног на голову. Лорд Витинари якобы пытался кого-то убить, и это не лезло ни в какие ворота – хотя бы потому, что тот, кого он пытался убить, судя по всему, остался жив. А еще патриций пытался сбежать с кучей денег, и это, опять-таки, не лезло ни в какие ворота. О, представить себе, что кто-то обокрал казну и напал на человека, было нетрудно, но стоило мысленно подставить на место этого кого-то патриция – и картинка сразу же распадалась. А еще была мята. В кабинете ей просто-таки воняло.

Вопросы на этом не заканчивались. Но когда капрал выгоняла их из кабинета, по ее глазам отчетливо читалось, что никаких ответов от Стражи Уильям больше не добьется.

А еще перед его внутренним взором все явственнее вставал мрачный силуэт печатного станка. Уильяму предстояло каким-то образом сделать из всего этого внятную историю, и сделать ее прямо сейчас…