Текст книги "В поисках счастья"

Марк не мог не оценить такой план. С ее стороны это выглядело естественно, словно все уже было заранее решено. Но сдерживать эмоции ему было труднее: каждый раз, когда она оказывалась рядом, его сердце начинало колотиться быстрее. И вот сегодня, без ее присутствия на уроках, день казался бы бесконечно скучным.

«Какой смысл в математике, если на ней нет Эмилии Нойер?» – с разочарованием думал Марк, подавляя зевоту.

Первым уроком был английский, и Марк сел на свое привычное место, погруженный в собственные мысли. В классе было тихо, как в библиотеке, но его взгляд внезапно наткнулся на Эйдана. Ощущение было таким, будто он не видел его целую вечность. Тонкая пелена времени словно отделяла их друг от друга. Но что же случилось? Вопрос, повисший в воздухе, мучил Марка.

Он хотел было заговорить с другом, но в этот момент дверь класса резко открылась, и в тишине пронесся властный голос директора, словно зимний ветер, врывающийся в теплый дом. В его словах прозвучало имя Марка, и вместе с ним в вызвали Элайджу.

Директор обратился к ним с предложением, которое могло изменить весь их день: присоединиться к школьной футбольной команде, чтобы сыграть против Эгертонской школы. Момент был драматичен, словно он предлагал участвовать не в матче, а в какой-то важной миссии.

Марк почувствовал внутри себя легкое колебание, неуверенность. Он никогда особо не тяготел к футболу, хотя, если честно, и не был в этом плох. Но сегодня? Участвовать в игре было последним, о чем он думал. Директор, как будто прочитав его мысли, не дал Марку ни секунды на сомнения, сразу продолжив убеждать:

– К сожалению, в нашей футбольной команде остались лишь новички и те, кто едва умеет держать мяч. У нас нет другого выбора, Марк. Нам нужен кто-то, кто может хоть как-то сыграть.

Марк почувствовал укол любопытства и недоумения одновременно. Кто же мог посоветовать его? Он не был человеком, которого обычно звали спасать матч. Озадаченно он поднял голову и спросил:

– А кто меня порекомендовал?

Директор медленно перевел взгляд на Элайджу, и тот, словно попавшийся, тут же отвернулся, издавая неловкий свист, как будто имитируя птицу за окном.

«Вот как… Элайджа. Ну что ж, если так, почему бы и нет?» – подумал Марк, чуть расслабившись. Он вдруг представил себе, как они играют, а после, победоносно выбравшись из этой авантюры, отправляются ужинать в уютное кафе. Он, Эми и Кейси – вечер обещает быть приятным. Но тут же его сознание пронзила мысль: как же Эми и Кейси дома проводят время?

Однако, взвесив все «за» и «против», Марк наконец решил:

«Ладно, сыграю. Один раз можно. Это ведь не конец света».

С этими мыслями он поднял руку и кивнул директору, соглашаясь, на что тот ответил довольной улыбкой, как будто вопрос был решен с самого начала.

Ланч плавно перетекал в будничную рутину, когда Марк, едва зацепившись зубами за сладкое безе, бродил по коридору с невозмутимым выражением на лице. Этот десерт был подарком Элайджи – извинение, на которое сам Элайджа, похоже, и не имел конкретных причин. Да и Марк особо не задумывался, пока наслаждался воздушным вкусом Анны Павловы.

Два голоса вдруг пересеклись, как молнии в далекой грозе. Один из них Марк узнал сразу. Подойдя ближе к кабинету, он невольно оказался свидетелем сцены, типичной для школьных коридоров – грубой, как нарочито неуместная комедия.

– Ты принес, что я велел? – угрожающе выпалил хулиган с чересчур наигранным тоном.

– Я не собираюсь подчиняться тебе, – храбро возразил другой голос, полный юношеской дерзости.

Марк знал, что это за сцена: типичный день из жизни Алекса, местного задиры, чья самодовольная улыбка вызывала у него желание устроить ему урок на месте. Свита хулигана стояла позади, бесполезные создания с пустыми глазами и зажатыми кулаками, словно они только что вылезли из учебника по неандертальцам.

– Привет, Алекс, – невозмутимо сказал Марк, откусывая очередной кусочек безе. Он уже привык к подобным сценам. – Чем занят?

– А, Эшфорд… Снова ты, – произнес Алекс, его голос звучал так, словно в груди его завелся мотор, работающий на дешевой зависти и пустом бахвальстве. – Лучше свали отсюда, пока не поздно.

Марк усмехнулся, сдерживая рвущуюся наружу иронию.

– Ты знаешь, Алекс, удивительное дело. На уроках ты превращаешься в образцового ученика, сидишь на первой парте и рисуешь из себя пай-мальчика. Но стоит выйти из класса, как ты становишься обычным задирой. Чудо какое-то. Как ты умудряешься быть двуличным одновременно? Настоящая мужская версия Меган. Правда, двуличие нынче не в моде. Многоликие – вот кто сейчас рулит. – С этими словами Марк с усмешкой снова откусил сладкий кусочек безе. – А твои «неандертальцы» позади для декорации? Или для нагнетания страха?

– Эшфорд, тебе не стоит вмешиваться, – прорычал Алекс, глаза его сузились, а на лице появилась тень злобы.

– О, я уйду, не волнуйся, – продолжил Марк, широко улыбаясь. – Но этого парня я забираю с собой.

Алекс взглянул на Рэя и его брови поползли вверх.

– Вы что, знакомы? Отлично! – Алекс сменил тактику, жестом приглашая их выйти. – Может, выйдем на улицу? Там я тебе быстро объясню, кто тут главный.

– Что ж, интересно, как ты собираешься это сделать? – с легкой насмешкой спросил Марк, его тон был совершенно равнодушным к угрозам. В его глазах Алекс выглядел не более чем карикатурой, недотепой в попытках строить из себя лидера.

– Я надеру тебе зад, это и ежу понятно! – завопил Алекс, его лицо покраснело от ярости, но вся эта сцена только усугубила комичность ситуации.

Марк едва удержался от смеха и, продолжая улыбаться, шагнул ближе, резко хлопнув руками перед лицом Алекса. Тот отпрянул, не ожидая такого поворота, глаза его вытаращились, как у испуганного щенка.

– Приятного аппетита! – сказал Марк, с улыбкой впихнув оставшийся кусочек безе ему в рот, а затем уверенно увел Рэя прочь из коридора, оставив позади ошарашенного хулигана.

– Слушай, а что, если вместо уроков сбежать на тренировку? – спросил Марк у Рэя, когда они уже уверенно двигались по пустому коридору.

– Но я ведь только в запасе… – неуверенно начал Рэй, растерянный от произошедшего.

– Ну и что? С нашей командой, будь ты хоть в воротах, разницы никакой. Зато не придется сидеть на скучных уроках.

Рэй на мгновение задумался, но улыбка на лице Марка была слишком заразительной, чтобы отказаться.

Приближалась игра между двумя соперничающими городами, и напряжение висело в воздухе, будто кто-то подмешал в него дух футбольного ристалища. Гул трибун, шум тренировок и разговоры игроков создавали иллюзию важности, хотя матч давно перестал быть чем-то больше, чем очередным поражением для местных команд.

Некоторые игроки, проявляя странную вежливость, подходили к соперникам пожелать удачи, надеясь, видимо, что это поможет хотя бы сгладить горечь проигрыша. Капитан Эгертонской команды, Диас, решил пойти еще дальше и перепутал не только имя, но и саму суть встречи.

– Так ты не капитан команды «Диких Голубей»? – с недоумением спросил он. Марк Эшфорд, сдерживая смех, кивнул в сторону скамейки:

– Нет, наш капитан переодевается там.

Диас кивнул, словно все встало на свои места. Его лысая голова сияла так ярко, что Марку пришлось подумать, не стоит ли надеть еще одни солнцезащитные очки поверх своих. Это явление привлекло не меньше внимания, чем сама игра, которая уже по традиции обещала быть катастрофой.

– Ну, приятно было познакомиться, хоть ты и не капитан, – проговорил Диас.

Марк лишь кивнул, не скрывая саркастической улыбки.

«Ну и цирк». – Подумал он, глядя, как Диас удаляется в сторону раздевалки. Их обмен любезностями был странен, как и сам настрой команды Эгертона. Они говорили не о победе или даже участии, а только о стараниях. Каждый был готов «вложиться на полную», но никто, казалось, не задумывался о реальном результате.

Когда до игры оставались считанные минуты, трибуны наполнились людьми, словно здесь разыгрывался матч века. Марк обшаривал глазами толпу, пытаясь найти среди них Эмилию с маленькой Кейси. И тут перед ним мелькнула фигура – человек пронесся мимо с такой быстротой, что он едва заметил движение. Когда Марк обернулся, тень уже исчезла. Ему это показалось странным, но не успел он обдумать это, как прозвучал свисток.

Игра, как и ожидалось, закончилась провалом. Ни одного забитого гола. Проигравший, но ничуть не удивленный Марк вернулся в раздевалку, где вновь почувствовал это странное присутствие – знакомую тень. И на этот раз он разглядел лицо. Каштановолосый парень с кривой улыбкой стоял рядом с Рэем, который всю игру просидел на скамейке, веселясь, будто не замечал всего происходящего.

«Где я его видел?» – лихорадочно вспоминал Марк, пока не осенило. Это был тот парень из кофейни, но имя его Марк не запомнил, а вот Рэй, похоже, знал его получше.

– Прости за то, что я сделал… – начал каштановый, но Рэй быстро его оборвал:

– Прощаю.

Марк, заинтересованный странной интригой, решил вмешаться:

– Так о чем речь?

Рэй только махнул рукой, будто отгоняя ненужные вопросы, и направился к выходу, оставив каштанового с задумчивым взглядом.

– Вы не так уж и близки, да? – протянул Марк, не упустив шанса подколоть. – Или если и близки, то явно не в хорошем смысле.

Каштановый сверкнул глазами:

– Ты вообще кто такой?

Марк лишь усмехнулся, бросив на прощание:

– Дружище, это ведь не так важно. Главное, что я его друг, а значит, я побегу сейчас за ним.

Он подмигнул и ушел, оставив каштанового парня растерянно стоять в пустеющей раздевалке.

Глава 26

«Кевин и Тед»

Кевин вышел из раздевалки с лицом, натянутым в непроницаемую маску, но за этой улыбкой пряталась ярость, кипящая в его груди. Он зажал кулаки так сильно, что ногти впились в кожу, и шагнул к ближайшей стене. Его рука взлетела, и первый удар обрушился с такой силой, что по его костяшкам сразу же побежала кровь. Но боль была приятна – она перекрывала ту, что разрывала его изнутри.

Каждый удар был криком отчаяния, глухим, как удар сердца, пульсирующим в ребрах, разрывающим связь с тем, кого он больше всего ненавидел. Стены дрожали от этих ударов, но они не могли отозваться на его злобу. Кевин бил снова и снова, его костяшки распухли и окрасились в багряный цвет, но это не останавливало его – напротив, лишь подстегивало.

– Я же говорил тебе! – Сказал голос взади.

– Замолчи! – прорычал он сквозь зубы, но это было адресовано не только стене – это было криком к противнику, словно он ожидал, что однажды и та рухнет. – Заткнись! – рявкнул он сам себе, вновь ударяя стену, оставляя на ней кровавые отметины. Каждый удар был как вызов – попытка сломать что-то большее, чем просто поверхность. Это был вызов прошлому, которое он не мог изменить, но и не мог отпустить.

За его спиной, в тени, стоял Тед, скрестив руки за головой, будто это могло защитить его от той боли, что сейчас исходила от Кевина. Он говорил тихо, с нотками усталости, но в его голосе звучала правда, которую Кевин не хотел слышать:

– Он тебя никогда не простит. Он никого из нас не простит.

Кевин остановился, тяжело дыша, его грудь вздымалась, а руки дрожали от напряжения. Он хотел что-то сказать, но лишь коротко бросил:

– Я же с пониманием отнесся к нему и…

Но Тед прервал его громким, колючим смехом, который эхом разнесся по коридору. Этот смех был как нож, вонзающийся в его раненую душу.

– Ты понимаешь Рэя? Ты даже не представляешь, через что он прошел. Какое к черту понимание?

– А что он пережил? – Кевин развернулся, его лицо было налито гневом. – Его отец сдох справедливо, он заслужил это! А мать… мать сама повесилась! Она умерла, потому что так хотела! – Его голос сорвался на крик, и он вновь обрушил свои кулаки на стену. – А моя мать умерла несправедливо!

Его удары стали яростнее, словно каждое слово вызывало новый всплеск боли. Стена теперь выглядела, как поле боя, покрытое его кровавыми отметками.

Тед отвел взгляд, тяжело вздохнув, как будто пытался сбежать от правды, которую Кевин так яростно отрицал:

– Ты такой эгоцентричный, Кевин. А как же те издевательства в школе?

– Ты про этот шрам? – Кевин с презрением посмотрел на него. – Да он у него давно зажил! Я извинился, но он, как последняя скотина, просто ушел! На отвали бросил: «Прощаю», и все. А потом ушел с каким-то придурком! Как он вообще смеет заводить друзей после нас?

– Но ведь у тебя они есть. Почему он не вправе их иметь? – Тед чуть покачал головой, пытаясь достучаться до человеческого в Кевине, но тот лишь поднял руки, как будто готовился нанести последний удар.

– Моя школьная карьера разрушена из-за него! – Кевин снова закричал, его голос разносился по пустому коридору, наполняя его эхом безысходности. – После того как все узнали, что я был лучшим другом «Демона Эгертона»!

– Это не он, Кевин. Его отец был монстром, а он здесь ни при чем, – голос Теда становился все тише, как если бы он знал, что слова уже не могут проникнуть сквозь стену гнева, выстроенную в голове Кевина.

– Какая разница? – взревел Кевин, и его голос сотряс стены, как гром среди ясного неба. – Псих или дитя психа – это одно и то же!

На мгновение воцарилась тишина. Казалось, что даже стены, напитавшиеся болью и гневом Кевина, готовы были заплакать. Его злость, как огонь, разожгла давно забытые обиды, но с каждым новым ударом она не угасала, а лишь разрасталась, как пожар, и уже не было видно, что за ним – месть или потерянная дружба.

Глава 27

«Бабушка Рэя»

В тот момент, когда Марк спешил к стремительно удаляющемуся Рэю, он с тревогой произнес:

– Ты уже идешь домой? Мы собирались отпраздновать наш проигрыш сегодня вечером. Не хочешь присоединиться?

Рэй обернулся, и Марк заметил на его лице легкую тень сомнения, которая вновь проскользнула в его душу, как недоброе предчувствие. Перед Рэем стояли Райан, Эми и Кейси.

– Как видишь, все уже здесь, – произнес он, стараясь создать атмосферу непринужденности, но его сердце екнуло от осознания, что Рэй не так прост, как казалось.

Груз плохого настроения, словно тяжелый камень, осел в желудке Рэя, заперев его эмоции за ментальным замком. Когда Марк говорил о празднике в честь проигрыша, он ожидал, что это будет вечер, наполненный дружеским весельем, но вскоре понял, что его дружбу с Рэем охватывает нечто более глубокое, нежели просто веселые посиделки. Рэй был интровертом, и общение с новыми людьми вызывало у него дискомфорт, как будто он попал в чужое, непривычное пространство.

– Хорошо, только схожу домой и отпрошусь у бабушки, – наконец произнес он, но в его голосе слышалась неуверенность.

– Я пойду с тобой. Будет несправедливо, если мы уйдем без тебя, – ответил Марк, чувствуя, что их дружба требует чего-то большего, чем просто бездумное развлечение.

Кейси с улыбкой приподняла брови:

– Я тоже хочу, – в ее голосе была настойчивость, но, когда Марк намекнул, что ее присутствие не обязательно, она усилила свои попытки. Ему не хватало ясности, почему ее желание идти так сильно. Возможно, это была привязанность, которую она чувствовала к нему, или страх, возникающий от этой самой привязанности.

– Кейси, не стоит идти с нами. Мы скоро вернемся. А пока нас нет, пригляди за домом. – Он передал ей ключи. – Я верю в тебя, ты справишься.

Она кивнула с доверием, и это подбадривало его, но внутри него росло беспокойство.

Свет фонарей разрывал мрак глубокой ночи, когда Марк нарушил тишину улицы:

– Рэй, а кто это был, с кем ты разговаривал сегодня?

– Друг детства, – отозвался Рэй, но его голос звучал пусто, как эхо в заброшенной комнате.

– И все? Между вами ничего не случилось? Ваш разговор в раздевалке звучал как ссора…

– Ты хочешь знать правду? – спросил Рэй, его глаза искали поддержку в взгляде Марка.

– Разумеется, – кивнул тот с улыбкой, но его сердце начинало биться быстрее.

Рэй остановился посреди пешеходной дороги, словно собирался с мыслями, а в его голове звучали слова бабушки: «Друзья могут причинять не только радость, но и боль».

Эти слова пронзили его, и он осознал, что настало время убрать преграду между ними и раскрыть свою истинную суть. Его разрывала на части мысль, что он не может поделиться своим ужасом с теми, кто его понимает.

– Марк, прости, что тогда просто убежал, не сказав ничего. Я по-настоящему боюсь последствий, если откроюсь. Но если я расскажу тебе правду, то ты пообещаешь мне, что не бросишь, не возненавидишь, что мы останемся друзьями, несмотря ни на что?

Марк, чувствуя вес ответственности, произнес:

– Я даю клятву, что при любых обстоятельствах я останусь твоим другом.

Это обещание взялось из его глубины, и, хоть он не понимал, в чем дело, он осознавал, что для Рэя это было нечто невероятно важное.

Сдерживая слезы и пытаясь выровнять дыхание от адреналина и жутких флешбеков, Рэй начал рассказывать о своем прошлом. Слова прорывались сквозь него, как бурлящий поток, когда он делился ужасными тайнами: его отец был серийным убийцей, Кевин издевался над ним в школе, его мать покончила с собой, а он сам однажды попытался навредить себе. Он скрыл некоторые моменты, такие как записка от матери или его присутствие на казни отца, но каждое слово, произнесенное вслух, вырывалось из его души с мучительной силой.

Марк слушал, погружаясь в рассказ, словно он сам переживал эти кошмары. С каждым откровением Рэя его сердце наполнялось одновременно состраданием и виной:

«Сон ли это?» – мучительно спросил себя Марк. – «Я наконец-то встретил его «интересного человека». Не знаю, говорить ли ему о том, что за всю свою жизнь, я не встречал никого более интереснее, но мне нужно как-то ответить».

– Рэй, но ведь ты уже смирился с этим?

– Вроде бы… – произнес Рэй, и в этом «вроде бы» звучала неуверенность, которая заставила сердце Марка сжаться от боли.

– Тогда все хорошо. – Но слова Марка были пустыми, и он чувствовал стыд за свои собственные переживания, ведь его сверстники не знали страха смерти, и тем более – с такими темными оттенками. Этот стыд мешал ему двигаться дальше, даже когда они подошли к дому.

– Я лучше подожду тебя на улице, – произнес он, пытаясь избежать этой неловкости.

– Нет, я хочу познакомить тебя со своей бабушкой, – уверенно сказал Рэй, и, хоть Марк колебался, он все-таки согласился и пошел за ним. Внутри него боролись эмоции: смятение, страх, дружба – все это создавало напряженную атмосферу, которая сопровождала их в этом вечернем путешествии.

Он распахнул двери, и нос его снова унюхал ту странную вонь, которая, словно тень прошлого, вновь окутала его, напоминая о том ужасном вечере. Этот запах был точь-в-точь как на его тринадцатый день рождения, и память о нем всплыла в сознании, как тень, жаждущая мести. Ноги затряслись, словно охваченные страхом, они отказывались двигаться дальше, и он застыл у порога, как будто чья-то сила приковала его к месту, отнимая способность действовать.

Вонючая волна захлестнула его, проникая в легкие и заставляя задыхаться. Он ощутил ее всем телом, когда упал на колени, словно эта зловонная субстанция пыталась подавить его, сжимая грудь. Он издал последний крик отчаяния:

– Я не хочу… Выйди! Выйди из дома! Прошу!

Голос его охрип, как будто в горле застрял камень. Он пытался выплюнуть это нечистое дыхание, но оно было настолько велико, что не давало покоя. Слезы, готовые покинуть его глаза, затуманивали взор, и он мог лишь различить размытые очертания рук, которые выталкивали Марка из дома. Он прислонился спиной к двери, запирая себя внутри, словно тем самым мог избежать ужаса, что ждал его за порогом.

– Запах… Он доносится из гостиной? – тихо произнес он, но его слова утонули в гуле собственных мыслей, которые крутились в голове, словно стая птиц, потерянных в бурю.

– Рэй, открой! – стучал Марк, отчаяние переполняло его. – Прошу тебя!

Прижав ладонь к дверям, Рэй, сжимая кулаки, медленно начал спускать ручку вниз.

– Рэй? – спросил Марк, и в его голосе звучала тревога.

– Уйди… пожалуйста… – прошептал Рэй, и слезы катились по его щекам, как ручьи горя, каждая капля была наполнена болью и безысходностью. Запах, что висел в воздухе, точно принадлежал трупу, и Марк это прекрасно понимал, но что делать в такой ситуации? Мысли о том, чтобы позвонить в «911», кружились в его голове, но он был не в силах оторваться от реальности, как будто обнаженные корни ужаса врастали в его сознание.

– Я никуда не уйду. Помнишь, мы друзья? А разве друзья оставляют в беде? – его голос звучал настойчиво, но внутри поднималась волна паники.

– Никогда!

Рэй отвернулся к Марку, открыв рот в немом ужасе, и, не закрыв дверь, шагнул в гостиную. Запах становился все сильнее, режущий, как лезвие ножа, вызывая болезненные воспоминания, которые, казалось, вновь обжигали его раны. Он продолжал идти, даже когда тошнота закружила ему голову, и его живот выворачивало наружу. Страх сжимал его сердце, которое теперь не желало биться, а в горле словно застрял теннисный мяч, вызывая ощущение, будто его тело отключилось от мира.

Первое, что он увидел, – окровавленный пол и стены, словно живопись ужасов, где его душа растворялась в алом. В этой картине ужаса был прописан каждый страх, каждая слеза, что когда-либо наворачивалась на его глаза. Его взгляд невольно скользнул к креслу, где сидела его бабушка. Ее фигура, некогда полная жизни, теперь напоминала лишь тень, затерянную в этом аду. Ноги, словно подкошенные, отказались подниматься, и он, словно марионетка, утратил свою нить, упал на пол, обрушив поток своей рвоты, окрашивая его в алая краску, смешанную с горем.

Картинка, открывшаяся перед ним, была ужасной: вырезанные глаза, полные пустоты и бездны, и зашитый рот, скрепленный степлером, придавали этому зрелищу безумный оттенок. В тот момент он почувствовал, как мир вокруг него рушится. Все повторялось, как в кошмаре, где застряла его душа, и, не успев осмыслить происходящее, он пополз в сторону кухни, не в силах разорвать оковы страха.

Марк, не в силах оставить друга в этой бездне страха, пытался вытащить Рэя из дома, но тот с отчаянием вопил о смерти, не своей, а настоящего «Демона Эгертона», который вновь пришел за ним, как старый враг, готовый покончить с ним раз и навсегда. В этих криках Рэй искал спасения, а Марк – утешения. Тьма сгущалась вокруг, и внутри Рэя зарождалось чувство, что этот момент станет переломным.

Марк понимал, что они стоят на грани чего-то ужасного, что их дружба испытывается как никогда раньше. Рэй был поглощен своим внутренним адом, и, не зная, как помочь, Марк чувствовал, что у него на плечах лежит бремя, которое он не может разделить с ним. Словно крики душ, его мысли стремились к ясности, но не могли вырваться из трясины страха и горя. Каждый момент, каждый вдох становился все более тяжелым, как будто в их мире больше не было места надежде.

Сквозь хаос, в котором они оказались, как будто мрак обрел форму, шагал с ними, подталкивая их к краю бездны. Рэй вновь и вновь тянулся к свету, но тот, как нежная бабушка, ускользал от него. Слезы, как дождь в безбрежном океане, смешивались с его криками.

Глаза Рэя начали воспринимать мир иначе, и в них затаилась тревога. На запястьях его бабушки, словно татуировка, были вшиты заглавными буквами слова «ПРОСТИ». Это зрелище вызвало в нем холодный ужас, словно стальная рука сжала сердце. Под действием словно магнита он потянулся к полу, а его рот издавал лишь мерзкие стоны, полные слюны. На пол падали капли, смешанные с его внутренней борьбой, и он узрел тот ужас, который заполнил комнату, как густой туман.

С трудом вытащив Рэя на улицу, Марк, дрожащими руками, достал телефон. Набранный номер на экране будто стал живым, и рука не слушалась, не желая нажимать на зеленую кнопку вызова. Невыносимая горечь заполнила горло Рэя, и, проглотив всю эту рвотную слюну, он произнес:

– Не звони…

Громкий кашель вывел его из оцепенения, и он прижал ладони к земле, пытаясь собраться с силами. Смахнув слезы рукавом, он хромая направился обратно в дом. Но когда Рэй вышел с ножом в руках, воздух вокруг Марка застыл.

– Не останавливай меня… Он сам меня позвал, – произнес он, и его ноги, не слушаясь, унесли его в сторону школы, словно они больше не имели власти над ним.

Рэй отталкивал Марка, который пытался его остановить, его ноги подгибались от дрожи, он падал на землю, разбивая колени и локти об асфальт. Но даже чувствуя усталость, он продолжал вставать и бежать, хотя голова его опускалась, хоть тело его тянулось к земле, он не останавливался. После каждого падения темнело в глазах, и когда он, наконец, добрался до раздевалки, оперся на стену, его блевота изливала ярко-маковую кровь.

Рэй, дрожащий от возбуждения и ужаса, с трудом распахнул двери раздевалки, будто весь вес мира обрушился на его плечи. Войдя внутрь, его ноги подкосились, и он рухнул на колени, выдохнув долгий, отчаянный вой, напоминающий стон умирающего зверя. Он не замечал ни окружающего мира, ни собственных слез, льющихся, как раскаленные капли на обожженную кожу. Марк, ворвавшийся следом, видел, как его друг распадается на глазах, но не знал, как помочь. Попытался заткнуть его крик, но это не могло заглушить той боли, что бушевала в душе Рэя.

Зловещая тишина раздевалки разорвалась шорохом – Кевин, сидевший в углу, поднял голову. Его глаза, когда-то ясные и уверенные, теперь выглядели пустыми, словно в них поселился страх, что терзал его изнутри. Остальные члены команды давно покинули стадион, а он остался. Один.

Руки Рэя дрожали, кровь капала с его густых, огненно-красных волос, а в руке поблескивал нож, сияющий холодным светом под лампами, как меч палача. Страх в глазах юноши вспыхнул, как спичка, когда он увидел Рэя. И Кевин был прав – страх не был безосновательным.

– Ты… ты… как твой отец, ублюдок! – прохрипел Кевин, отступая к стене. Его голос срывался на крик. – Семейка маньяков, убийц!

Рэй, сжав нож, который казался продолжением его собственной руки, бросил на него взгляд, полный безумия и боли. Все эти годы, что он пытался забыть, убежать от своей собственной тени, все эмоции, что он прятал за улыбкой, рвались наружу. Крик отчаяния разорвал воздух:

– Не смей говорить про моего отца!

Кевин схватил первый попавшийся предмет – степлер, отчаянно пытаясь защититься. Раздевалка была слишком тесной, чтобы убежать. Бой был неизбежен. И когда Рэй, движимый своим гневом, нанес первый удар ножом, порезав лицо Кевина, все изменилось. Крик боли и отчаяния вырвался из уст его бывшего друга, а кровь заструилась по лицу, окрашивая его в глубокий, угрожающий красный. Степлер выпал из его ослабевшей руки, и теперь его крик стал хрипом, захлебывающимся слезами и страхом.

Рэй поднял степлер. Тот самый степлер, который когда-то принадлежал его отцу, убийце. Орудие серийного маньяка. В голове все смешалось: реальность, боль, страх. Он направил его к глазу Кевина, и первое металлическое жало вонзилось в плоть, сопровождаясь невыносимым воплем, отчего даже стены казались содрогающимися.

Крик Кевина был настолько мучительным, что даже сам воздух в раздевалке казался тяжелым. Но этого Рэю было мало. Он продолжал стрелять скобами, наслаждаясь тем, как лицо Кевина превращалось в кровавую месиву. Пока, наконец, Марк не вмешался, пнув руку Рэя, сбивая оружие. Степлер отлетел в сторону и с треском разбился о стену. Но было поздно.

– Прекрати! – крикнул Марк, схватив его за руку, но получил взамен глубокий порез на ладони. Боль пронзила его, как молния, и он упал, корчась на полу. Рэй, теперь уже без контроля над собой, нанес последний, роковой удар – нож вонзился в грудь Кевина, разрывая его сердце. Кровь взлетела, окатив стены, пол и самого Рэя.

Марк, лежавший неподалеку, наблюдал за происходящим с ужасом, не веря своим глазам. Он не мог понять, как тот, кого он знал столько времени, мог превратиться в хладнокровного убийцу. Лишь приглушенные звуки доносились до его ушей, когда Кевин захлебывался в собственной крови. Его жизнь быстро покидала тело, а Рэй продолжал наносить удары, один за другим, как если бы его захватило настоящее безумие. Пол раздевалки стал кровавым озером, и Рэй, весь в алом, выглядел как падший ангел в момент своего триумфа.

– Умри! Умри! – кричал он, словно каждый удар освобождал его от боли прошлого, от тени отца, от всех ужасов, что терзали его душу.

Из угла раздался хриплый, зловещий смех. Тед, его старый друг, стоял там, наблюдая за всей этой сценой, с наслаждением хлопая в ладоши.

– О, Рэй, как ты прекрасен! – произнес Тед, выходя из тени, его глаза горели в темноте. – Ты превзошел все мои ожидания. Ты теперь такой, каким я всегда тебя знал… монстром, настоящим шедевром безумия!

Рэй, внезапно осознав весь ужас содеянного, рухнул на колени, трясущийся от страха и отвращения к самому себе. Тед, хохоча, продолжал говорить, его голос, тихий и зловещий, был похож на шорох мертвых листьев под ногами. Его слова проникали в сознание Рэя, вызывая ледяное покалывание в позвоночнике:

– Я так хотел, чтобы ты отомстил, – прошептал он, его глаза горели каким-то нечеловеческим восторгом, – представлял, как ты заставишь его страдать, но то, что я вижу сейчас… даже я не мог этого представить!

Рэй опустил взгляд на свои руки. Кровь. Она покрывала их тонким слоем, впитываясь в кожу, словно печать, которой не стереть. И вдруг, внутри его разума разразился хаос, словно кто-то сломал запертые двери, выпустив наружу ураган эмоций:

«Что я натворил? Что я сделал? Эти руки… эти чертовы руки в крови… Я ужасный друг. Нет, я… ужасный человек».

Голос Рэя, дрожащий от отчаяния, прозвучал надрывно, словно он выдавливал из себя каждое слово:

– Я не понимаю, что происходит? Что я… натворил? – его голос был полон безысходности, словно последний крик утопающего.

Тед лишь улыбнулся, его губы скривились в безумной гримасе, он смотрел на Рэя с таким видом, словно тот был его собственным шедевром, его извращенным творением:

– Происходит чудо, – сказал он, прижимая пальцы к лицу, словно через воображаемый бинокль, наслаждаясь зрелищем. – Рэй, ты помнишь день, когда нашли Люка мертвым? Я никогда его не забуду… до мельчайших деталей, все осталось в моей голове. Но один момент – он останется со мной навсегда. – Тед наклонился ближе, его глаза блестели, как у охотника, застигшего жертву в капкане. – Ты рассмеялся, когда мать Кевина сказала, что Люк мертв! Этот смех… о, Рэй, я влюбился в него с того момента. И теперь… я хочу снова его услышать. Рассмейся для меня, Рэй. Рассмейся, я жажду этого звука!

Рэй застыл, его тело напряглось, сердце билось, как барабан в груди. Он вспомнил тот день, эти зловещие секунды. Он действительно рассмеялся… но это был смех истерики со слезами, смех от непонимания реальности. И теперь это возвращалось к нему, тянуло его вниз, в самую бездну ужаса.