Текст книги "В поисках счастья"

– Так и быть, я расскажу тебе анекдот. Очень смешной, тебе точно понравится. Ты будешь смеяться, я тебе гарантирую! Жил был мальчик, и каждый день приходя со школы, его насиловал отец. Он ножом отрезал ему по кусочку яйца и протыкал дырку в члене иглой, отчего он писал кровавой кислотой. Затем его отцу надоело, и он, забирая сына на служебной машине, подобрал юную девочку чуть меньше его отпрыска. Два, может быть три года разницы. Но вот в чем дело, все что он вытворял с сыном, он стал вытворять с той девочкой, она пыталась сбежать, пыталась спастись, но не умереть. А мальчик лишь желал о своей смерти, но руки на себя никак не мог наложить. Отец после кончины той девочки сказал сыну, если ты не хочешь больше получать боль, тогда помогай мне ее причинять, и я не буду тебя больше трогать. Не буду больше причинять боль, не буду даже бить тебя, лишь помогай мне. Первую девочку отец съел так как не знал, что делать с телом, сына он тоже накормил, но узнал он об этом лишь после ужина. Он плакал каждый день, мальчик ненавидел отца, он боялся его, ведь он закон, он полицейский этого города, он герой и защитник порядочных граждан! Наш герой и есть тот враг, которого нужно было одолеть! Ну, как тебе анекдот?

– Твой отец… он ведь был полицейским?

– Почему ты не смеешься? Я эту шутку готовил несколько лет.

– Бабушка… мою бабушку убил твой отец?

– Мой отец? Не-е-е-т, я убил твою бабушку. – Тед улыбнулся, наблюдая за тем, как ужас и шок медленно разливали по лицу Рэя свои темные тени. Глупое, слезливое выражение, что так долго пряталось за завесой непонимания, наконец начало отражать осознание. Тед наслаждался каждой секундой этой мучительной тишины, жадно впитывая ее, словно тонущий воздух.

– Моего отца настигла справедливость, – продолжил он, делая паузу после каждого слова, как будто смакуя вкус произнесенных звуков. – В тот день, когда его гнилой план, наконец, реализовался, и Нормана Салливана отправили на электрический стул. Он знал, что его конец близок, и последними словами отдал мне приказ – теперь убей и его сына.

Горечь и отчаяние нависли над Рэем, сжимая его сердце холодными пальцами.

– Убить тебя? – Тед рассмеялся, звук его смеха напоминал что-то потустороннее, уродливое. – Нет, я не мог этого допустить. Как можно было уничтожить того, кто стал моим идеальным смехом? Ты, Рэй, – мое вдохновение, моя муза, моя страсть! Ты дал мне силы. Ты стал огнем, что питает мою душу, движущей силой всей моей жизни. Благодаря тебе я смог одолеть демона, что сидел в моем отце. Если бы не ты, Рэй, я бы никогда не нашел в себе смелость… его победить.

Слова эхом отражались в голове Рэя, оставляя за собой пустоту и боль. Воспоминания о Кевине стали распадаться на части. Он не мог поверить, что мир, в котором жил, оказался таким скрученным в своем ужасе.

– Кевин… я убил его… убил Кевина… нет… нет, нет, нет! Я не убийца… я не убийца! – Голос Рэя сорвался в отчаянии. Слова звучали как будто не его. Мир, что еще недавно был хаотичен, вдруг стал невыносимо пустым.

– Ох, Рэй, Рэй, Рэйнхард Норман Салливан! Конечно же, ты убийца, нет, даже не просто убийца, ты воплощение настоящего демона! Мой отец никогда не сравнится с тобой, он был лишь глупцом, который только вошел в тот мир. Но ты, ты уже давно стал частью этой тьмы! Убить друга детства, а затем резать и уродовать его, словно в безумном наслаждении. Как ты можешь утверждать, что ты не убийца? Ты осуждаешь убийц, но разве тебе не знакомы эти мрачные фантазии? Разве никогда не представлял, как нож с легкостью рассекает плоть, как иглы проникают в нежные участки кожи? Разве не находишь ты утешение в этих мыслях? Они дарят покой, особенно когда ты планируешь свою собственную смерть. Не смей говорить, что ты ни разу не убивал в своих воображениях! Все люди, даже этот с окровавленной рукой, все они прошли через эту тьму. Можешь оправдываться сколько угодно, можешь говорить, что убивать и представлять, как кого-то убиваешь – это разные вещи, но если бы не существовало законов, мир наполнился бы кровью, и ты, мой дорогой, не был бы исключением. Мы все в этом подобны. Даже Кевин… – Хмыкнул Тед, улыбаясь во тьму. – На самом деле, Кевин заслуживал смерти. Когда твоя мать покинула этот мир, он даже не удосужился почувствовать горе. Да, он даже свою мать не жалел, а у меня ведь ее никогда не было! Но ты не беспокойся, я заставил его ощутить боль от утраты. Я отомстил за нас обоих. Я встретил ее взгляд в один прекрасный день и, как лучший друг ее сынишки, помог матери с ее проблемами. – Он засмеялся, его смех звучал как шепот безумия. – Угадай, от чего она умерла? Обычный БАМ! И вот она уже мертва, никакого наслаждения, ни вдохновения, ни радости. Ничего. Холодная, бесчувственная смерть. Во мне обычно просыпается творец, художник, а скорее… Бог! Да, я становлюсь творцом!

– Ты убил маму Кевина? – в недоумении произнес Рэй.

– Нет, я не убиваю людей, я создаю искусство, точнее, я пытаюсь собрать его из того, чего мне не хватает. А мне лишь не хватает твоего смеха! Я думал, если ты убьешь Кевина, то, возможно, ты снова рассмеешься, как тогда, с Люком. Но нет. Ты был так красив и изящен, ты был мимолетным искусством, запечатленным в моей памяти, но ты не рассмеялся, даже не хихикнул. Где твоя радость на лице? Куда ты ее дел?

– Ты мерзкий подонок! Людям, как ты, не место в этом мире! Ты – дефект, как и твой отец. Твое место в чистилище! – крикнул Марк, перевязывая свою руку, его голос трясся от гнева и боли.

– Заткнись, букашка! – с явным презрением произнес Тед, вытащив пистолет из-под ремня. – Не видишь, мы разговариваем! Тебя это вообще не касается!

Рэй застыл, его рот оказался забитым, а тело дрожало, словно он сидел на электрическом стуле, вместо своего отца. Он выстрелил в Марка.

«Марк… я могу лишь оплакивать тебя, мне так жаль, Марк. Я ничем не могу помочь ни тебе, ни себе…» – осознал он, что всю жизнь жил среди тех, кого должен бояться, среди тех, с кем предпочел бы больше не пересекаться. Он и сам стал тем, кого боялся.

– Что такое, Рэй? Испугался? – Тед облизывал дуло пистолета, его глаза сверкали безумием. – Рэй, твое искусство навсегда запечатлено в моей памяти. Я слишком ревнив, не хочу, чтобы кто-то другой слышал твой смех! Никто, кроме меня, Рэй! Я твой хозяин, я собственник! – Он выкинул пистолет, как будто это было просто пустое слово. – Как я говорил, пистолет настолько холодное оружие, что не чувствуется в убийстве. Даже настоящим убийством это трудно назвать. Но вот нож… – он приложил его к щеке Рэя, его улыбка становилась все более зловещей. – Им куда приятнее, согласись же! – Диктофон из его кармана выпал и утонул в кровавой луже. – Он мне больше не нужен. – Тед сломал его ногой, будто это было просто игрушечное дополнение. – Больше никто не услышит твой прекрасный смех…

Внезапно в раздевалке раздался оглушающий звук, заставляющий уши каждого болеть – это был выстрел пистолета, который держал в своих руках Марк. Кровь хлынула из рта Теда, его глаза встретились со взглядом стреляющего, и, пытаясь повторить смех Рэя, он замер в моменте.

– Почему у тебя бесчувственное оружие? Ты что, вообразил себя настоящей человеческой сущностью? Хах… ха-ха… это не смешно… – произнес Тед, его голос затихал, пока он не пал, будучи уже не в этом мире. Нож, которым он хотел зарезать Рэя, укрылся в тени, спрятавшись возле кровавого металлического шкафчика.

Лунный свет, пронзающий ночь, отражался в окровавленном лезвии ножа, как последний шанс для Рэя на искупление. Этот холодный блеск, столь жуткий и одновременно манящий, подсказывал ему: все страдания, убийства и угнетения, мучившие его душу, должны быть покончены. Цепи, сжимающие его сердце, свивались все туже, и он, в глубине души, понимал, что не видит будущего для себя. Он был именно тем дефектом, о котором говорил Марк, тем самым пороком, которому не найти прощения. Рэй должен был положить конец этому злу, но решение пришло к нему внезапно и бесповоротно: он начнет с себя.

С трепетом в сердце он взял нож в свои красные руки, ощущая холодный металл, как предвестие своей решимости. Кровь медленно стекала по его пальцам, словно сама жизнь уходила из него. Он закрыл глаза и представил, как утоляет эту невыносимую боль, как освобождается от всех страданий, сковывающих его существование. Наконец, он глубоко вдохнул, сконцентрировав все свои чувства на лезвии, и с решимостью в сердце вонзил нож в грудь, облегченно падая на пол, оставляя за собой жизнь, которую больше не мог вынести.

Сквозь призму тьмы он ощутил, как его тело теряет связь с этим миром. Время перестало существовать, а воспоминания о страданиях и обидах начали расплываться, как капли дождя на стекле. Но внезапно его мысли прервал звук спешащих шагов. Это был Марк. Пульс Рэя замер на мгновение, когда он увидел, как его друг с диким ужасом и тревогой мчится к нему, его лицо искажено болью. Кровь на лице Марка, кажется, только усиливала трагизм момента, словно художник, решивший навечно запечатлеть этот кошмар.

– Рэй! – закричал он, его голос пронзил ночь.. – Ты идиот! Как ты мог?! Живи! Просто живи!

Но слова Марка, как колючие шипы, лишь укололи Рэя, подчеркивая его полное одиночество. Все, что он хотел сделать, это избавиться от этой невыносимой боли.

– Марк… почему ты молчишь? – его голос звучал хрипло и безнадежно, словно умирающий звук в пустом пространстве.

Темнота вокруг него становилась все гуще, как будто поглощала его последние остатки света. Он закрыл невидящие ничего глаза, поддаваясь этому всеобъемлющему безмолвию, осознавая, что с каждой секундой уходит из жизни, покидает этот мир, где его грехи и страхи, как кошмары, преследовали его бесконечно. Смерть приближалась, забирая с собой последние искры надежды.

– Извини… – прошептал он в воздух, который больше не мог его слышать, – я так хотел… так хотел быть счастливым…

И в этот момент, в последнем дыхании, когда тьма сжала его в свои объятия, Рэй наконец осознал, что именно в этой тьме он нашел свое освобождение.

Глава 28

«Самоубийство»

Рэй проснулся в ледяной пустоте, как будто его тело поглотил сам холод. Страх парализовал каждое его движение, а запах спирта разрезал воздух, будто крича о том, что он далеко не на небесах. Тусклый белый свет потолка слепил его. Он попытался прищуриться, но свет и боль в легких не позволяли этого сделать. Легкие были словно затянуты в железный капкан: каждое движение – пытка, каждое дыхание – словно тысяча кинжалов впивались в его грудь.

Мрак, что скользил по его сознанию, унес его в воспоминания, в тепло и свет, которого уже не существовало. Рэй закрыл глаза, пытаясь снова утонуть в этих образах. Перед ним возникло спокойное лицо Марка и смех Эмилии, который, как ему казалось, был способен исцелить любые раны. Однако реальность была беспощадной. Скрип двери разорвал этот зыбкий кокон памяти.

Тишина вернулась на мгновение, но она была обманчивой. Вопросы множились в его голове, словно демоны, рвущиеся на свободу. Он ощупал свою грудь – под бинтами чувствовалась длинная линия шва. Вспоминать причину его появления здесь было хуже, чем боль. Но осознание пришло молниеносно: он пытался убить себя.

– Точно… Я ведь пытался уйти… – его хриплый голос едва прокатился по комнате, разбиваясь о стены, словно эхо отшельника, оставленного в тишине.

Когда медсестра вошла, ее бодрое «О, вы очнулись!» прозвучало как насмешка. Она была слишком яркой, слишком живой для этого мира, в котором он находился. И ее присутствие раздражало его, как муха, бьющаяся о стекло.

– Я в больнице? – произнес он, стараясь удержаться на грани спокойствия.

– Несколько дней. Ваш друг был здесь, но ушел только что… Позвать его?

– Марк? Нет, не надо. – В его голосе не было жизни. Имя Марка резануло его разум, но не смогло оживить желание оставаться в этом мире.

Он медленно поднялся с кровати, его ноги дрожали, как листья на ветру. Боль была его неизменным спутником, но она уже не имела значения. Он знал, что это будет последний раз, когда он терпит ее. Ему нужно было одно – закончить начатое.

– Куда вы? – встревожилась медсестра, но Рэй лишь махнул рукой и, хромая, направился к дверям комнаты. – Я в уборную!

Его путь лежал не в уборную, а на крышу. Он шел, как загипнотизированный, словно призрак, уже не живой, но еще не мертвый. Ветер обдувал его лицо, холодный и жестокий, но Рэй не чувствовал холода. Это был «ветер свободы», как он про себя назвал его, и этот ветер будет его проводником в последний путь.

Когда он достиг края крыши, его сердце забилось сильнее. Не от страха, нет – страх давно покинул его. Скорее, от странного чувства облегчения. Всего лишь один шаг, и весь этот мир, с его болью, разочарованиями и страхами, исчезнет. Его не будет, и он перестанет чувствовать… все.

«Почему я боюсь смерти, если она меня так притягивает? – прошептал он себе. – И почему так много мыслей перед концом?»

Он закрыл глаза, позволяя себе почувствовать мгновение полного покоя. Только ветер и он. Один шаг – и все исчезнет. Шаг – и больше не будет боли, не будет сожалений. Ветер пронесся мимо его волос, разрывая их в хаотичных потоках, словно он уже растворялся в этом мире.

Но… мысль о Марке остановила его. Она взорвалась в его сознании, словно молния. Образ его друга, его доброго, заботливого Марка, вцепился в его сердце, как когтистая рука. Он не мог забыть его лицо, не мог выбросить из памяти его голос. Все, что Рэй пытался похоронить в себе, всплыло вновь, словно душа, что не хочет покидать тело.

Райан затаил дыхание, ощущая, как мир вокруг его сузился до одного мгновения – края, который так близко подкрался к жизни Рэя. Тонкий ветерок, кружащий вокруг крыши, шептал свои ледяные секреты, касаясь его лица.

Рэй стоял, словно затерянный в просторах своего внутреннего ада. Его руки, раскинутые по сторонам, будто были готовы схватить небо, а ноги дрожали, едва удерживаясь на грани между жизнью и смертью.

– Больше у меня ничего не будет, Марк, хоть тебя и нет рядом сейчас, но мне хочется сказать тебе спасибо. Все, что имело хоть какую-то ценность, я унесу с собой туда, в тот мир, – его голос был полон горечи и отчаяния, голос человека, который уже не видит света в туннеле.

Марк, запыхавшись после бегства по лестницам, вырвался на крышу в последний момент, будто сам воздух, который он впитывал в свои легкие, тяжело свинцом осел на его плечах. Пот лился ручьем, но его глаза были дикими и напуганными.

– Рэй! – голос Марка разрезал тишину. Но для Рэя это было не более чем шепот, который он проигнорировал.

«Почему он здесь? Зачем снова лезет в мою жизнь? Я ведь никто для него, так что же он пытается сделать?» – мысли кружились в голове Рэя, заполняя его сознание безысходностью.

– Марк, – Рэй повернулся к нему, его лицо было мокрым от слез, а глаза полны безумного отчаяния. – Моя жизнь имеет хоть какой-то смысл? – Он взмахнул руками, словно призывая ветер поддержать его падение. – Моя жизнь – одно сплошное дерьмо. Дерьмо из издевательств и боли! Я ведь пытался, делал все, чтобы быть счастливым… Так почему же я? Почему со мной люди умирают? Почему я всегда остаюсь один?

Марк сделал шаг вперед, чувствуя, как его собственное сердце медленно разрывается от боли друга.

– Рэй, ты не один. У тебя есть я. У тебя есть Эми, Кейси, Райан…

– Нет! – Рэй резко оборвал его, сжимая кулаки так, что побелели костяшки. – Ты ничего не понимаешь! Я никому не нужен! Никогда не был… Единственные люди, которые когда-то были рядом, – родители, бабушка… и они тоже ушли! Они бросили меня одного в этом мерзком мире, полном обмана и боли. Мир, построенный на крови, костях и трупах! И я устал… устал от этой бесконечной игры. Мне надоело это все…

Его слова, полные тоски и безысходности, звучали как удары по сердцу. Марк почувствовал, как под его собственными ногами трещит лед – барьер между жизнью и смертью.

– У тебя есть мы, Рэй, – Марк шагнул ближе, пытаясь сократить эту непреодолимую дистанцию. – Ты важен для нас. Ты важен для меня… Мы семья.

Рэй покачал головой, его лицо было утомленным, как у человека, пережившего тысячи сражений внутри себя.

– Семья? Я пришел в вашу жизнь случайно. Вы жили без меня и прекрасно справитесь дальше. Я – просто обуза, тень, которую ты носишь на своих плечах. Все твои слова – это ложь. Ложь, чтобы скрыть правду: тебе просто жалко меня. Не обманывай себя, Марк. Просто дай мне уйти. Дай мне умереть, прошу тебя.

Марк, чувствуя, как его сердце сжимается от беспомощности, на мгновение закрыл глаза. Когда он снова их открыл, его лицо было каменным, но в голосе слышался стальной оттенок решимости.

– Я не дам тебе погибнуть, Рэй. Даже если придется бороться с тобой до последнего вздоха. Однажды ты поймешь, что боль – это временно. Что за этой тьмой есть свет. И я не уйду, пока ты этого не увидишь.

Рэй, измученный, смотрел на Марка, в его глазах отражалось сомнение. Он был так близок к краю, и в то же время так далеко от спасения.

– Зачем ты это делаешь? Почему ты не можешь просто отпустить? – Его голос дрожал, и слезы снова залили его лицо.

– Потому что я тоже когда-то стоял на этом краю. Я тоже чувствовал эту бесконечную тьму. И знаешь что? Мне не хватало человека, который бы удержал меня. Я буду этим человеком для тебя, Рэй. Я всегда буду с тобой.

Рэй обхватил голову руками, не веря, ни единому слову Марка. Стоя на этом ветреном краю, все казалось непоколебимым.

– Прекрати нести чушь,! – Голос Рэя разрывался от отчаяния, эхом отдаваясь в ночной тишине. Его сердце бешено колотилось, словно пыталось вырваться наружу, страх холодными пальцами сжимал нутро, каждый вдох становился болезненным.

Рэй стоял у самого края крыши, невозмутимый и тихий, словно его уже ничего не держало в этом мире. Он медленно повернулся к Марку, его лицо было маской безразличия, но в глазах таилась невыносимая боль.

– Однажды ты почувствуешь радость так же ярко, как сейчас ощущаешь боль, – произнес Марк, голос его был тих, но в этих словах он услышал последние капли веры, которые Марк старался удержать. Тонкая грань между жизнью и смертью, которую он чувствовал в его голосе, заставляла сжиматься сердце.

– Рано или поздно я все равно умру, – холодно продолжил Рэй, словно смерть была чем-то обыденным, неизбежным. Как будто этот мир не мог предложить ему ничего, кроме серой пустоты.

– Все мы когда-нибудь умрем… – голос Марка дрожал, он боролся за каждое слово. Его страх переплетался с болью, растекаясь по венам. – Но пока мы живы, в этом есть смысл. Мы можем выбирать, бороться, чувствовать…

Рэй усмехнулся, но в этой усмешке не было жизни.

– Тогда почему ты не даешь мне умереть? В жизни нет смысла… – Его слова были подобны пустым, ледяным ветрам, что пронизывают насквозь, не оставляя места для тепла. Он шагнул к краю, бросив безразличный взгляд в бесконечную темноту, развернувшуюся под ногами.

– Смысл? Он не всегда нужен… Иногда нужно просто жить, хотя бы… – Марк вздрогнул, его голос дрожал, будто каждое слово было битвой за жизнь Рэя. Его ладони сжались в кулаки, пытаясь удержать этого человека, его друга, на грани.

Рэй засмеялся, но в этом смехе звучала горечь.

– Хотя бы ради тебя? Ты это хотел сказать? Не слишком эгоистично, Марк? – В его глазах вспыхнуло презрение, и Марк на мгновение почувствовал, как его сердце сжалось от боли. Рэй смотрел на него, как на последнего человека, от которого он ожидал помощи, а отвращение в его взгляде обжигало.

Марк хотел ответить с иронией, но вместо этого выдохнул:

– Ты прав… Это эгоистично. Но… я готов умереть за тебя, если это нужно. Ты – один из тех, кого я не позволю потерять.

Рэй напрягся, его лицо исказилось от ярости.

– Что ты пытаешься сделать?!

– У меня нет другого выхода. – В его голосе звучало хриплое напряжение, и он сделал еще один шаг, теперь уже стоя на самом краю крыши. Его сердце бешено билось, он ощущал пульс во всем теле. – Может, я тоже спрыгну, раз уж ты собираешься.

– Ты с ума сошел?! – Рэй вскрикнул, его голос был полон ужаса. Он рванулся вперед, но Марк не отступал. Его лицо светилось той безумной решимостью, которая пугает больше, чем страх.

Марк криво усмехнулся.

– Думаю, так будет справедливо. Если ты уйдешь, то я последую за тобой. – Он говорил это, пытаясь придать своим словам легкость, но его душа кричала. Каждая секунда превращалась в пытку, каждое слово – в битву за жизнь Рэя.

– И ты думаешь, это меня остановит? – В голосе Рэя зазвучала неуверенность, его броня начала трещать. Он стоял у края, чувствуя, как мир вокруг расползается, как воронка, и в его голове развернулась внутренняя война.

– Да, я думаю, это остановит тебя. Потому что ты не хочешь этого по-настоящему. Ты не хочешь, чтобы кто-то умер из-за тебя. – Марк шагнул ближе к Рэю, их взгляды встретились. В этом взгляде было что-то большее, чем страх, что-то большее, чем просто боль. Это была надежда.

Рэй опустил голову.

– Моя единственная мечта – все закончить. Ты только делаешь это хуже, задерживая меня здесь… – Его голос стал тише, в нем звучала усталость, но не та, что приходит от долгого дня, а та, что скапливается в душе годами.

Марк сделал несколько шагов вперед, его дыхание замедлилось, а голос едва достигал ушей Рэя, словно шелест листвы, уносимый ветром.

– Знаешь, – начал он, осторожно подбирая слова, – я тоже когда-то хотел все закончить.

Эти слова будто застыли в воздухе, наполняя холодный вечер тяжестью невысказанной боли. Их смысл отразился в глазах Рэя, как в зеркале, полный отчаяния и беспомощности. Марк же шагнул еще ближе к краю крыши, его взгляд устремился вниз, на неоновую суету города, которая казалась далекой и безразличной к человеческим страданиям.

– Иногда… – его голос снова прозвучал, едва слышно, – кажется, что только один шаг и все закончится.

Марк ослабил контроль над собственным телом, и внезапно, словно потеряв всякую связь с реальностью, он упал вниз. В этот момент Рэй, ошарашенный происходящим, не мог поверить своим глазам. Марк исчез за краем крыши.

– Марк! – яростный крик Рэя пронзил тишину, разрывая ее на мелкие осколки. Он бросился вперед, протягивая руки в отчаянной попытке схватить друга, но было уже поздно. Пустота под его пальцами была невыносимой. Он был бессилен.

Марк полетел вниз. В тот миг времени словно не существовало – Рэй видел его падение как в замедленной съемке: его темные волосы взметнулись в воздухе, рубашка вздулась под напором ветра, тело несло вниз, как куклу, лишенную движения. Но в этот момент, когда казалось, что всему пришел конец, сердце Рэя замерло от ужаса.

Глава 29

«День рождение»

Возвращение Рэя из больницы сопровождалось неожиданным сюрпризом. Он шагал бок о бок с Марком, и уже в дверях их встретили самые теплые лица. В доме витала атмосфера радости, но ее спокойствие нарушил один человек.

Марк, с загадочной улыбкой, извлек откуда-то десяток коробок пиццы, которые быстро раскидал по столу с ловкостью фокусника, словно раскладывал карты. Его задорный смех эхом разносился по комнате, словно он был злодеем из старого кино, что казалось особенно нелепым в такой ситуации.

– К столу, мои дорогие гости! – произнес он, разворачиваясь к остальным с широкой ухмылкой. Его смех раздражал Эмилию, но больше ее возмутило нечто более существенное.

– Ты серьезно? На ужин только пицца? – ее глаза выражали гнев, губы поджаты.

– Конечно! Я обожаю пиццу. Ем ее всегда, – Марк ответил так, словно это было само собой разумеющимся. – А в холодильнике еще и энергетические напитки.

– Ты издеваешься? Рэй только выписался из больницы, и ты решил отметить это… пиццей? – ее голос стал резче, возмущение нарастало.

– Ну, вообще-то, я тоже попал в больницу, – усмехнулся Марк, показав шрам на левом плече. – В меня стреляли, смотри! Пуля прошла мимо кости, чистое везение! А еще я упал с крыши больницы и еле как выжил!

Эмилия лишь закатила глаза, презрительно приподняв бровь.

– Как ты вообще после такого ходишь? В тебя стреляли, ты упал с крыши здания, а на тебе лишь царапина?

– Царапина, говоришь? От пули! – попытался оправдаться Марк.

Ее взгляд, полный разочарования, заставил его замолчать. В этом взгляде Марк увидел что-то, чего боялся больше всего – холодную стену между ними. Они были так далеки друг от друга, словно разделены преградой. Он хотел бы понять, в чем дело, хотел бы разрушить эту стену. В глубине души он просто жаждал быть ближе к ней, но как?

Вечер был веселым. Они то сидели на кухне, то перебрались в гостиную, где смеялись над старыми ситкомами. Даже Рэй пытался развлечься, но его мысли унеслись в другое место. Он не мог забыть ту ночь – окровавленный степлер, попытка покончить с собой, воспоминания о семье, которая медленно разрушалась. Мысль пронзила его, словно острое лезвие: «Надолго ли это?» Он видел их счастливые лица, слышал смех, но знал, что ничто не вечно. Неужели и эти люди однажды исчезнут из его жизни, как исчезли другие? Рэй, сняв розовые очки, которые Марк так старательно пытался надеть на него, осознал, что рано или поздно они тоже уйдут. И ни Марк, ни Эмилия не станут исключением.

Когда ночь наступила, и все собрались спать, Марк предложил всем остаться в гостиной. Идея была принята без возражений, хотя возникла одна проблема: диванов оказалось только два. Даже если двое лягут вместе, одному придется спать на полу.

Марк, всегда готовый к неожиданностям, достал японские футоны – подарок от Юки (одного из Ангелов Смерти, с которым у Марка хорошие взаимоотношения). Он разложил их между диванами, но, к его разочарованию, на них легли только Райан и сам Марк, в то время как остальные комфортно устроились на диванах.

Уснув после темных мыслей, Рэй вздрогнул от радостных криков, пронзивших тишину ночи:

– С днем рождения, Рэй!

Сердце его забилось быстрее, но часы на стене не пробили двенадцать. Он взглянул на них и заметил, что стрелки застыли. Был ровно двенадцатый час двадцать третьего октября. В дверь постучал курьер и привез трюфельный торт.

На лице Рэя распустилась улыбка, как цветок, встречающий первые лучи солнца, но под ней прятались самые разнообразные эмоции: страх, грусть, счастье…

– Загадывай желание, Рэй! – закричал Марк, поднося торт с горящими свечками. В этот момент Рэй остолбенел, забыв, как их задувать. Марк, словно маг, поднес свечи прямо к его рту.

Рэй, с широко открытым ртом, вначале просто пялился на светящиеся языки пламени, которые нежно касались его сухих губ, словно шептали о надежде. Вдохнув глубоко, он потушил их одним легким движением, и на его лице заиграла улыбка, наполненная настоящим счастьем. Он понимал, что такое празднование было ожидаемым, но все же не мог поверить, что они приготовили для него еще и подарки. Слезы, словно тихие ручейки, скатывались по его щекам.

– Что это? – он хлопал глазами, глядя на руки Марка, которые держали коробку, украшенную ярко-синими лентами.

Он знал, что праздник состоится, что они его поздравят, что подарят что-то. Все это он знал, но не мог принять, не мог поверить. Внутри него, словно буря, поднимался стресс от происходящего. Его сердце пыталось вырваться из груди, он едва не задыхался от накатившей паники.

С трепетом Рэй начал осторожно распаковывать подарок, нежно снимая ленту, словно боясь повредить обертку. Из коробки он достал красную худи с его любимым персонажем из вселенной про супергероев. Это был первый подарок, не от бабушки, и в его душе вспыхнула тревога.

– За что… – произнес он, и его темные мысли вдруг рассеялись под яркими цветами кофты. Ему хотелось немедленно надеть этот наряд, обнимающий его кончики пальцев хлопок. Взглянув на Марка, он заметил, что тот также облачен в худи, только белого цвета.

– Теперь мы братья по одежде! Мы будем как одинаково-одевающиеся близнецы! – весело воскликнул Марк, натягивая капюшон на голову, словно его внутренний мир был неразрывно связан с Рэем.

Эми, с доброй улыбкой, подошла к нему и вручила еще один подарок – коробку в два, нет, в три раза больше, чем у Марка. – Я не знала, что тебе подарить, но думаю, тебе понравится, – произнесла она, ее голос звучал как нежная мелодия.

Рэй открыл коробку и увидел медиаторы, каподасторы, струны и множество другой атрибутики для гитары. Его сердце наполнилось адреналином, чувствуя его по всему телу. «Как много всего. Я так стесняюсь говорить спасибо, раньше не говорил таких слов никому, кроме бабушки», – размышлял он, рассматривая медиаторы.

Его организм словно бурлил от энергии, он чувствовал необходимость действовать. Они сделали это все ради него, но чувство стыда накрывало его с головой.

«Я боюсь, что они неправильно меня поймут…» – размышлял он, погружаясь в свои мысли. – «Интересно, будет ли вся моя жизнь похожа на сегодняшний день? Нет… не будет. Когда-нибудь мы откроем нечто новое для себя, и наши пути разойдутся. Мы всего лишь ученики старшей школы, и вскоре забудем друг о друге, а все, что нас связывало, сотрется из памяти. Я уверен. Ведь все рано или поздно заканчивается».

Стыд за то, что он не может разделить с ними радость, давил на него. Ему хотелось извиниться за свои мысли, за свое непраздничное настроение. Иногда он думал, что просто навязывается им, и если уйдет, то жизнь продолжится без него так же, как и прежде. Но как же Марк мог убить тогда эти мысли, разрушив стены, которые он сам выстроил вокруг себя?

Ему было стыдно принимать поздравления, подарки и улыбки друзей, и он ненавидел себя за то, что не мог веселиться вместе с ними так, как они этого заслуживали. Его тусклое лицо всегда раздражало, но он не знал, как его изменить, и ему казалось, что снова все испортил.

Празднование Рэя затянулось до самого утра. На столе царил настоящий хаос: куски торта, остатки пиццы, разлитые энергетические напитки, а на полу – остатки вечеринки и резкий, кричащий номер «17». Беспорядок охватил не только кухню, но и весь первый этаж, словно гости оставили кусочки себя в каждом уголке, вплоть до бассейна. Марк разложился на футонах, среди разбросанных банок от энергетиков, как будто под покровом ночи искал спасение от бессонницы.

Его разбудил Рэй, стоящий прямо перед ним, с решительным выражением на лице:

– Марк, мне нужно уехать в одно место на несколько дней.

– Куда ты уезжаешь? – слабо проговорил Марк, зевая так, что его челюсть чуть не отвалилась. Он потянулся, словно змея, и снова закрыл глаза.

– В Эгертон. На могилы родителей. Хочу попросить у них прощения.

Рэй, уже готовый уйти, вдруг ощутил, как Марк, не открывая глаз, произнес усталым тоном:

– Давай я поеду с тобой? – в его голосе сквозила надежда и искреннее желание быть рядом.