Текст книги "Змеиная гора"

Вот и мое приглашение послов в свою крепость они расценили не иначе, как слабость. Без всяких сомнений они понимали, что я еще способен вести боевые действия. Могу обороняться и уверенно держать позицию, портя жизнь и им и себе. Но зачем? Ради чего все эти лишения и трудности, когда можно пойти на попятную и решить дело иным способом. Силу моего оружия монголы оценили и потому не сбрасывали со счетов. Им, с их мобильной и многоопытной конной армией, подобная мощь и не снилась. Поэтому я более выгоден как союзник, чем как враг. Ведь случись что, и все мои колдовские секреты канут в Лету вместе со мной. А это упущенная возможность. Да стоит только дать волю даже самой убогой фантазии и представить хоть на мгновение, во что в конечном счете превращается армия, несущая в своем арсенале хоть частицу такого вооружения, которое я применил во время обороны крепости. Для такой силищи не будет пределов, не будет невозможного. Неприступные крепости сдадутся и вынесут сундуки с золотом, лишь бы только не испытать на себе невиданного, злобного колдовства. Ах, какая заманчивая перспектива!

Вот поэтому дозорные с башен сейчас передавали по цепочке весть о том, что по дороге от переправы идут к нам не меньше полусотни конных воинов. Не прислали бы ордынцы послов, я бы, наверное, даже не знал, как расценивать такую ситуацию. А тут все шло как по написанному мной сценарию. Золото! Вот их божество. К сожалению, с этого нельзя было начинать. Нужно было сначала продемонстрировать силу и только потом заводить речь о мирных переговорах, чтобы в сознании завоевателя четко укоренилось понятие о том, с кем они имеют дело. А когда все фигуры расставлены и заняли свои позиции на шахматной доске, надо набраться терпения и шаг за шагом навязывать свою игру. Исход этой партии неведом никому.

– Открыть ворота! Дозорным смотреть по флангам! Все свободные от дозоров – на стены! – Все. Занавес поднимается и начинается спектакль…

В середине двора стояла огромная деревянная клетка, окованная железными лентами.

В некоторых местах клетка была подвязана веревкой, часть дубовых перемычек либо разбита, либо выбита. В ней метались, гремя доспехами, не меньше трех десятков волков. Матерые самцы, давно приученные к боевой амуниции, они с грохотом сшибались друг с другом, лениво рыча и скалясь. Я еще задолго до прибытия послов велел бросить в клетку с десяток изодранных, искромсанных кожаных доспехов, обрывки сапог, волосы. За прошедшие два месяца осады сыскать пару обглоданных скелетов возле стен крепости и вовсе не составляло труда. Человеческие черепа и кости были хаотично разбросаны по высланному соломой полу. Стража, как раз готовилась кормить ненасытных серых бестий, и запах крови и свежего мяса сводил их с ума. Волки метались по клетке, громыхая железными латами, набрасываясь друг на друга, в вечном противоборстве отстаивая право первенства в отсутствии вожака-оборотня, бессменного вот уже несколько лет в этой свирепой стае.

Послов было всего трое. И не тех затхлых старикашек, что прибыли когда-то с дежурными предложениями, а куда более знатных. Это было заметно по многим признакам. И по тому, как они держали себя, как оглядывались по сторонам, как были одеты и насколько привычны были в обращении с дорогим оружием, инкрустированным золотом и серебром, и великолепными шелками, которым позавидовали бы даже местные князья и их жены. Нет, это были не подставные, а действительно знатного рода люди, оказавшие на этот раз мне уважение личным присутствием.

Немного зная обычаи кочевников, я поторопился выйти им навстречу, совершенно безоружный, богато одетый, в сопровождении лишь своего верного телохранителя и сына. Димка все время выдергивал руку и держался независимо. Мелкий, а уже норовистый. Слава Богу, есть в кого. Что я сам, что боярыня Ярославна – характерами совсем не подарки к Рождеству. Мой зал для приемов оборудовали всю ночь. А что делать? Официальных делегаций я в своей крепости прежде не принимал, так что пришлось наводить лоск на оружейную палату во внутреннем дворе.

Как только всадники посольской делегации достигли волчьей клетки, лошади под ними захрапели и попятились. К ним сразу же бросились мои стрелки и придержали коней, давая тем самым понять, что дальше гостям придется идти пешком. Это не было оскорблением, напротив, в большей степени уважением. Принимая у послов лошадей, мои люди как бы показывали, что разговор будет долгим. Под ноги послам стелились роскошные ковры, одолженные у приказчиков Рашида прямо со склада.

В моем представлении все будет чистой воды фикцией и бутафорией. За каждое сказанное слово я скрещу за спиной пальцы или скручу фигу в кармане, но мне нужно добиться своего. Выторговать перемирие и выгодные условия. Мало того, ордынцы должны думать, что полностью контролируют ситуацию. Это в значительной степени ослабит бдительность и без того вымотанных долгой осадой войск.

– Тебя, князь Коварь, приветствует сам Орда, славный сын могущественного хана Джу-Чи, – заговорил один из послов, одетый многим скромнее, чем все в этой компании, и, видимо, взятый только лишь с целью переводить все сказанное. Возможно, что сам сын великого хана и знает язык, но в таких переговорах нельзя уступать даже в такой мелочи. Когда переговоры идут через переводчика, есть возможность более обстоятельно обдумать разговор и в случае какой-либо неувязки, свалить все на неточность перевода.

– И я, Коварь, приветствую тебя, Орда, сын Джу-Чи, в своей крепости, как посланника великой армии, которому гарантированы безопасность и мое уважение.

После небольшой паузы, пока переводчик втолковывал чванливому индюку на кривеньких ногах все сказанное, сам Орда внимательно осматривался, поблескивая хитрыми, узкими глазками. За ним плотной стеной стояла настороженная свита. Сын хана долго что-то втолковывал переводчику, продолжая зыркать по сторонам, не упуская из виду ни одной мелочи.

– Великий Орда признает в тебе, князь Коварь, воина, равного себе, и потому принимает приглашение и станет говорить с тобой как с равным.

– Вот и ладушки, – улыбнулся я и махнул рукой в сторону раскрытых настежь ворот внутреннего двора. – Милости прошу в мою скромную обитель.

Плевать, что по сравнению с его богато украшенной юртой внутренние каменные постройки этой крепости смотрятся скромно. Зато надежно и просторно. Что даже все прибывшие с послом полста соплеменников поместятся в главном холле на широких лавках за большим столом, занимая лишь одну его сторону.

Больше не тратя времени и слов на бессмысленные лживые реверансы, послы прошли во внутренний двор и большой оружейный зал, переоборудованный для приема гостей.

Переговоры начались со скрипом, и нам понадобилось время, чтобы преодолеть шершавые и угловатые темы. Посол требовал капитуляции и признания тем самым их армии великой, могучей и несокрушимой. Я же, в свою очередь, настаивал на том, что моя крепость тоже не лыком шита и что до сего момента мною была использована лишь малая часть того, что вообще заготовлено в обширном арсенале. Я напомнил, что добровольно отозвал тех «демонов», что так настойчиво донимали кочевое войско на пути его следования. Что по сей день держу волков взаперти, не давая им разгуляться. И что золота у меня столько, что на него найму многих еще непокоренных ордынцами князей. Киевские, черниговские, ростовские, вплоть до тех, которые нынешней орде и неведомы пока.

Мы также признали, что у нас обоих ситуация неудобная и затруднительная. Что и говорить. Идти ордынцам дальше, оставляя у себя в тылу мощную крепость, – глупо. Никто не помешает мне ударить им в спину, даже малой армией это получится с очень большой вероятностью успеха. Но и терпеть их осаду мне тоже не выгодно, потому как я торговец и весьма деловой человек, и война в данный момент мне не приносит дохода.

Немного вина снизило накал и напряжение сторон, поэтому к середине разговора, я как бы невзначай как один из вариантов выхода из положения предложил выкуп. Именно на этом предложении посол Орда заострил свое внимание.

– Князь Коварь сказал, что готов заплатить великой степи выкуп? – прогнусавил переводчик.

– Да, сундук с золотом, только за то, чтобы армия великой империи оставила меня в покое и отправилась дальше по своим делам.

– Великий Орда спрашивает, как много золота в том сундуке?

– Тридцать пудов, – немедленно ответил я и покосился на посла, отмечая для себя его реакцию на цифры, озвученные переводчиком.

– Возможно, что за такую дань великие воины оставят в покое твою крепость, но тебе придется заплатить еще дань всему Улусу, дать рабов и лошадей, дать меха, золото и серебро, чтобы стать частью империи и получить ярлык на княженье в своих землях.

– Вот это уже деловой разговор, – ответил я сквозь неподдельный смех и поднял кубок с вином, как бы закрепляя сказанные послом слова. – Мало того! Если Улус пожалует мне и рязанские земли, и муромские земли, я стану платить дань каждый год, с тех угодий, что станут под моим присмотром. Приумножать и прославлять как часть великой империи.

От такой суммы масштабной информации посол завис, как перегруженный компьютер, но как я и предполагал, обещать такую щедрость не стал. Злопамятный степняк все еще помнил тысячи трупов своих воинов, которые полегли перед этими стенами. Так что сразу сулить мне все указанные земли он не будет. Что ж, весьма осмотрительно с его стороны.

Как бы в подтверждение своих намерений я приказал внести указанный сундук. Действительно, весьма внушительная и очень соблазнительная выплата для кочевых воинов. Выструганный из мореного дуба, окованный железом и бронзой, этот роскошный ларец весом не меньше полутоны, выносили в зал человек десять. Я лично снял с пояса ключ и открыл мягко щелкнувший замок. Подняв тяжелую крышку, в полной тишине затаившего дыхание зала я продемонстрировал гостям содержимое сундука. Золото и серебряные монеты лежали в нем с горкой, да так плотно, что даже палец невозможно было просунуть.

Недоверчивый и, по всему видно, очень жадный посол соскочил со своего места, прошелся вокруг предложенной дани, словно кот возле горшка сметаны, осмотрел сундук со всех сторон и не удержался от того, чтобы не заглянуть внутрь и лично проверить содержимое. Тут не было подвоха. В сундуке действительно было золото и серебро, украшения с драгоценными камнями и мешочки с дорогими пряностями. Блеск золота затмил глаза посланника, и весь оставшийся вечер переговоров он не мог думать ни о чем, кроме как об этом сундуке. На все прочие предложения он только отмахивался и рассеянно обещал решить все проблемы со своими братьями. Но его личных заверений мне было явно недостаточно. Мне требовалось не только слово, но и дело. Как бы там ни было, он хоть и высокопоставленный, родовитый, но все же посол. Окончательное решение принимает не он.

Вот здесь-то и настал самый ответственный момент. Я упрямо настаивал на том, что лично привезу указанный сундук в стан великих воинов, как только те соберут все расположенные по округе отряды и соберутся в поход. Это было не самое жесткое, но все же законное требование. За такую цену я хотел получить хоть какие-то, пусть иллюзорные, гарантии. Посол упирался, юлил, но выбора у него не оставалось. Будь он один или хотя бы с узким кругом доверенных лиц, то, скорее всего, он бы пошел на любые уступки, которые впоследствии все равно не выполнил бы. А сейчас, при полусотне свидетелей из своего же стана, он не сможет скрыть такую договоренность и забрать всю дань себе, укрыв от братьев.

Орда настаивал на том, что золото в их стан должен привезти я и не больше пяти моих нукеров, подчиненных. Мы должны будем быть безоружны и прийти днем, при свете солнца. Все эти требования, как по шаблону, укладывались в те предполагаемые сценарии, что я обдумал для себя еще до начала всей операции «Весенний гром». Поэтому только для вида покобенился, указав на то, что в моем роду воин не может расстаться с оружием, что это сродни позору, и коль скоро Орда считает меня равным ему, то должен позволить мне явиться с оружием. В конечном счете посол рассудил, что пятерка вооруженных людей никак не сопоставима с огромной армией, и любезно согласился.

Натянутые улыбки, притворное веселье, сладкие меды, вино да пиво – все это походило больше на плохой спектакль. И они, и мы понимали, что за каждым сказанным словом кроется ложь. Что каждая улыбка – фальшива и притворна. Каждый замышлял собственную пакость. Но мы с честью и достоинством доиграли свои роли и под занавес распрощались, как заведенные, кланяясь и улыбаясь приторными улыбками.

Всю ночь в крепости шли приготовления к предстоящей операции. Оба потайных тоннеля едва справлялись со всем потоком лошадей и людей, переправляемых в глубь лесной чащи к малой болотной крепости. Десятки женщин и детей бродили по двору с факелами, таскали какие-то телеги и посуду, гремели и стучали, создавая видимость того, что на стенах полным полно охраны и стрелков. На самом же деле в крепости осталось лишь ничтожное количество солдат, детей, женщин и стариков. И теперь только им предстояло в случае опасности брать в руки оружие и защищать город.

Поспевали к указанным местам и засадные отряды. От булгарских правителей в обмен на обещание дальнейшей взаимопомощи и добрососедства прибыл конный отряд в составе семисот человек. Часть купцов, ведущих со мной давнюю торговлю и выгодные дела, прислали своих наемников, которые также влились в мою армию, получив в качестве аванса отличное оружие и снаряжение. Всего, вместе с моими ратниками, получалось около трех тысяч человек. Этого вполне должно было хватить для успешного завершения операции. К сожалению, по условиям всего плана мы будем вынуждены устроить беспощадную резню, оставлять пленных не на кого – каждый воин на счету. Теми, кому повезет безнаказанно сбежать с поля боя, займутся головорезы Скосыря. А бой будет очень жестокий и, надеюсь, последний. За короткое время моим отрядам надо будет незаметно пробраться в тылы противника и организовать засады. От синхронности и слаженности действий зависит успех всей операции. Единственное, чего я опасался, так это предательства. Найдись в моем окружении хоть один двойной агент, перебежчик или просто стукач, все пойдет прахом. Уже завтра утром кочевники ринутся на штурм крепости и без больших потерь возьмут ее. Но риск того стоил, чтобы одним махом снять осаду и обратить в бегство дикую армаду. Надо рисковать!

Рано утром, как только рассвело, у ворот крепости появились десять гонцов, все со знаками своих родов, и они поведали мне, что каждый из их повелителей, разумеется, великих и неустрашимых воинов, готов принять мою дань и участвовать в решении дальнейших споров о моем наместничестве. Уезжать гонцы не торопились, ждали, когда повозка с сундуком выйдет из ворот и отправится в их стан. Видимо, каждый из полководцев повелел своему гонцу следить за тем, чтобы условия договора были выполнены в полной мере, иначе ситуация опять зайдет в тупик и неизвестно, насколько еще затянется это бессмысленное противостояние.

Иметь дела с рэкетирами в таком огромном масштабе мне еще не приходилось, но думаю, что разница в подходе не сильно отличается от принятых в моем мире схем. Дай им то, что они хотят, а потом страви с конкурентами, привлекая к охране своего бизнеса третью сторону.

Вот и вся логика. У ордынцев пока конкурентов не было. На первый взгляд, они выглядят как единое целое, но это только верхушка айсберга.

На самом деле всю монгольскую орду терзают внутренние противоречия, интриги и те же самые проблемы, что и у прочих властных родов. Братоубийство, предательство, раздоры. Моя задача – только сыграть на этих противоречиях. Тогда они станут мочить друг друга, позабыв о том, что находятся на чужой земле. Представляю, какую свару они затеют при дележе моих откупных! Неспроста спозаранку прислали сопровождающих. Не доверяют друг другу. Так что мой расчет верен. Соберутся паучки в одну банку и перегрызутся. Главное – чтоб собрались!

Не создавая суеты, с видом человека, решившего все проблемы, я разоделся в самые красивые шелка и меха, нацепил на себя самое дорогое и проверенное оружие и отправился верхом вслед за повозкой, запряженной четверкой лошадей. Сопровождающие меня Мартын, Наум, и Олай тоже не поскромничали и вырядились под стать. Только Чен, руливший повозкой, выглядел, как обычно – в потертом тулупе, в облезлой шапке и войлочных сапогах с кожаными калошами. Мартын и Наум, братья-близнецы, с годами не потерявшие сходства, сейчас шли со мной просто как надежный заслон. Полтора центнера в каждом. Неудержимая сила, ярость и сноровка. Олай, безжалостный и коварный охотник, проворный, как хорек, был нужен и как соратник в бою и как переводчик. Чена от меня отогнать было невозможно. Так и не могу понять, почему китаец решил вдруг стать моим телохранителем, словно это смысл всей его жизни, но переубеждать коротышку я не собирался.

По раскисшей дороге вдоль пустынного, не успевшего зацвести первоцветами берега реки мы добрались до переправы. Напряжение нарастало с каждым шагом. На том берегу к нам приблизились уже не десятки, а сотни всадников, и каждый вожделенно смотрел на заветный сундук, чуть прикрытый медвежьей шкурой и дорогими коврами. До самой большой юрты нас сопровождали в таком плотном окружении, что даже оглядеться по сторонам было невозможно. Мне нужно было выиграть еще время и привлечь к нашему появлению внимание как можно большего количества людей. Пусть они собираются в кучки, пусть обсуждают и нас, и ту дань, которую мы везем их повелителям. Пусть ослабят бдительность и не думают ни о чем, кроме сотен килограммов золота в огромном сундуке. Тогда у моих засадных отрядов будет больше времени на то, чтобы занять как можно более выгодные позиции и перекрыть все возможные пути отступления противника. Там, позади, осталась беззащитная и почти пустая крепость. И я должен проявить максимум терпения и выдержки, чтобы выждать удобный момент. За ошибку или промах придется заплатить жизнью. Ладно бы своей…

Вблизи юрта оказалась намного больше, чем я себе представлял издали. Просто громадина, метров семь в высоту и метров пятнадцать в диаметре. Они стояла в тесном окружении юрт поменьше, на ровном и сухом месте. Другие укрытия и шатры выглядели убого и куце, в сравнении с этими временными пристанищами полководцев. Верхушка командования топталась неподалеку от огромного каменного идола, по всему видно – вкопанного в землю недавно. Свои божества монголы возили с собой и ставили как один общий оберег на всю армию в любом месте, где разбивали лагерь. Вместе с командованием из знатных родов у больших штабных юрт крутились шаманы. Две или три тощие фигурки, разодетых пугалами злобных старикашек. Служители культа, потирающие лапки в предвкушении дележа добычи.

На нас смотрели тысячи любопытных глаз. Нас изучали, сравнивали. На наш счет о чем-то негромко шептались и передавали по цепочке то, что прочие оказавшиеся в задних рядах увидеть не могли. Серьезные и грубые нукеры, из тех, что встретили нас у ворот крепости, отгоняли любопытных, но особо не усердствовали, понимая, что каждому хочется посмотреть на диковинных воинов, давших отпор такой великой, чумазой армии.

– Орыс, князь, который называет себя Коварь, и твои нукеры, должны поклониться сыновьям Джу-Чи! – выкрикнул толмач, стараясь переорать галдящую толпу, собравшуюся у штабных шатров. – Поклонись великим воинам Бату, Орда, Гуюк, Менгу, Кулкану, Кадну и Бури. Поклонись, признавая в их лице своих повелителей, как послушный раб, как покорный пес, которому следует служить и быть верным! Склони голову перед величием доблестных полководцев и молись своим богам о том, чтобы даровали они милость и благожелательность твоим повелителям.

– Улыбаемся и кланяемся! – шептал я, свирепо глядя на то, как оба брата-близнеца пунцовеют прямо на глазах. – И без фокусов, олухи стоеросовые! Гнем колени и смотрим по сторонам, чтоб эта чумазня из телеги что не подрезала.

– Как же стыдно, батюшка! – шипел Мартын, бухаясь на колени и сгибаясь пополам. – Неужто нам терпеть такую муку – кланяться поганым басурманам?!

– Делай, что велят! И не вякай! – прервал его стенания Наум.

– Ну-ка цыц! И лица попроще, и доброжелательней, – закрыл я прения. По толпе зевак прокатился возглас одобрения и даже ликования. Сейчас, наверное, самый ответственный момент во всей операции, так что играть роль униженного и согбенного перед славой великих воинов раба я буду с особым усердием.

– Я, тот, кто называет себя Коварем, принес во искупление своих ошибок и в знак доброй воли это золото. И клянусь, что всякий раз, как только прибудет в эти земли великий воин, достойный своего отца воин из славного рода, обязуюсь преподносить ему в дар такой же точно сундук, не укрывая ничего и не жалея сил. В закрепление своих слов я дарую сто отборных лошадей, которых мои воины пригонят к вашему дому, о великие воины, сто рабов и сто рабынь. И вся твоя армия будет обеспечена припасами и оружием по первому требованию…

– Нам нравятся твои слова, князь, – перебил меня толмач и махнул рукой, давая знак слугам, чтобы снимали сундук с повозки. – Ты будешь принят в доме повелителей как гость, до той поры пока великие не решат, чего достойны твои дары. Отправляйся со своими нукерами в гостевую юрту и прими наше угощение.

Пятясь задом в поклоне, мы все больше и больше удалялись от шатров своих будущих повелителей. Не провоцировать, не нарываться, сбить агрессию и недоверие. Мы проиграли, мы рабы, мы ничтожество. Главное – смазать острые углы, не выдать нервозности и не дать повода думать о подвохе. Эх, зря, наверное, я взял братьев. Терпение у этих отморозков – не самая заметная черта характера. Они со мной-то препираются, а уж поганых басурман на дух не переносят. Не сорвались бы.

Возле гостевой юрты нас ждали десять хорошо вооруженных воинов. Не могу с уверенностью сказать, монголы они были или из какого другого рода-племени, но каждый из них был нам максимум до плеч. Низкорослые, коренастые, в хороших кольчугах, с тяжелыми кавалерийскими палашами смотрелись воины грозно. Угрюмые, видимо, оттого, что им велели охранять нас, а не присутствовать при дележе добычи, они не отличались особыми манерами и просто запихали нас в низкий проход стоящей на отшибе юрты, прихлопнув деревянные створки.

Оказавшись внутри, Олай быстро огляделся и, пройдя вдоль шаткой решетчатой стенки, тут же вынул нож и резанул кошму. Припав лицом к узкому разрезу, стал наблюдать за обстановкой. Я последовал его примеру. Вроде никаких тревожных событий не происходит. Толпа кочевников продолжала клубиться возле больших юрт. С шумом и гамом стали сгружать сундук с повозки. Появились конные стражники и стали оттеснять толпу, но куда там. Возбужденное происходящим, разноплеменное воинство упрямо теснилось возле ханских юрт. Защелкали плетки стражников и раздались командные голоса. Наведя относительный порядок, стали заносить сундук в главную юрту. Толпа вновь загомонила и тут же стихла. Появившийся, видимо, авторитетный предводитель, так рявкнул, что оробевшие кочевники даже попятились.

Наум с Мартыном, брезгливо разглядев угощения, разложенные на низеньком круглом столике, насупились и сели на ковер возле едва тлеющего очага посреди шатра. Охраняющее нас воинство прикрывало только вход, раз или два пройдясь вокруг гостевой юрты, они все равно вернулись к тому месту, откуда удобней было наблюдать главное событие. Подав знак Чену следить за входом, я влез на плечи близнецов и приподнял кошму над верхним отверстием юрты. Я смог просунуть в него подзорную трубу и оглядеть окрестности. Все было спокойно. Никаких тревожащих перемещений. Мне удалось заметить лишь то, как из толпы, собравшейся возле командирских юрт, отвели в нашу сторону повозку с лошадьми. Любопытные взгляды зевак были направлены на главную юрту. Видно было, как собираются в нее все главари, один за одним, подъезжали они в сопровождении небольших свит, как, небрежно бросая поводья слугам, исчезали за приподнимаемым войлочным пологом юрты. Интересно, сколько времени понадобится, для того чтобы эти «покорители мира» сообразили, что сундук заперт и ключ у меня. Его до сих пор никто и не удосужился взять.

Дабы не привлекать ненужного внимания, я прикрыл проделанное мной отверстие и спрыгнул с плеч близнецов. Чен продолжал контролировать двери, Олай наблюдал за перемещениями нашей охраны, оставаясь у сделанных нами прорезей.

– А без ключа они сундук откроют? – спросил вдруг Мартын, почесывая затылок, накренив при этом шлем до самой переносицы.

– Че, они совсем придурки – ломать такую нужную вещь?! Это у них теперь будет мерка для нашей дани, – хохотнул Наум.

Все тут же замолкли, прибывая в тревожном ожидании. Олай теребил рукоятку ножа, Мартын, угрюмо пялился в тусклый орнамент на ковре, Наум просто откинулся на спину и глядел в серое небо через решетчатое отверстие в куполе юрты.

Не прошло и минуты, как за стеной послышались громкие возгласы и топот ног. В юрту ворвался богато одетый молодой воин, явно из приближенных к верхушке орды, с разгневанным лицом, следом за ним семенил, путаясь в лахмотьях длинной одежды, сутулый шаман. Цель визита молодого парня была ясна, а вот на кой черт приперся шаман, мы поняли не сразу.

Олай спокойно протянул ключ посланнику, хотя тот еще ни слова не сказал. А неугомонный старик, что вертелся у гонца под ногами, создавал непонятную суету и орал, что-то непотребное, хрипя и брызжа слюной.

Но молодой воин и слушать не хотел сутулого старика. В ответ на передачу ему ключа посланник было замахнулся на черемиса, да замешкался, встретив его прищуренный взгляд, так что на большее его и не хватило. Признаться, я сам не любил смотреть в глаза старому охотнику, особенно когда тот был так сосредоточен и взведен, словно стальная пружина.

От злости гонец грубо отпихнул ряженого старика и выскочил из юрты. Тот, посылая проклятья в спину удалявшегося юнца, упрямо поковылял за ним.

Вопли шамана не утихали, но удалялись прочь от гостевой юрты. Охрана не сильно беспокоилась насчет того, что мы выкинем какое-то коленце, и потому вела себя расслабленно, лениво обсуждая произошедшее.

– Вот теперь время пошло! – вскочив на ноги, сказал я и, выхватив меч из ножен, дал знак Науму.

– Зашибу! Убью! Кости переломаю! – вдруг завопил облегченно Наум и бросился на брата, повалив его на ковер.

– Бей его! Сильней дави! – выкрикнул Олай и нарочно сильно стукнул рукой в хлипкую стенку жилища.

Чен вынул из рукава ножи и притаился у двери, Олай перепрыгнул через мутузивших друг друга братьев и занял позицию напротив.

Я в этот момент уже отследил, где находится ближайший ко мне стражник, и прицелился ударить клинком прямо сквозь войлочную стену.

Створки дверей распахнулись, и в юрту ввалились трое охранников. Они даже не достали оружие, у них и мысли не могло возникнуть, что в их же собственном стане на них так коварно нападут, ведь кругом столько своих…

Чен ударил клинком под ребра первому, оставляя нож не вынутым, оттолкнул его от себя как можно дальше. Второй сам наскочил на подставленный нож и, подломив колени, рухнул в ноги китайцу, тот стянул шлем с его головы и что есть сил саданул ребром ладони сверху вниз, как раз в то место, где шея соединялась с затылком. Правильно выполненный, этот удар мгновенно ломал первый позвонок, на котором собственно и держался весь череп. Человек даже вдохнуть не успевает, просто умирает. Могу себе представить, что за бойню устроит китаец, если его действительно разозлить. Третий охранник, запнувшись о бездыханное тело напарника, раскорячился в нелепом полете, пока его не остановил черемис, вогнав ему острый кинжал под нижнюю челюсть. Я, как и задумал, просто проткнул мечом стоящего за стеной четвертого стражника. Братья мгновенно стихли и расцепились. Откатившись в разные стороны, они ухватились за деревянные решетки стен юрты и разом уставились на меня, ожидая команды.

Далеко в толпе народа, собравшегося у юрт полководцев, раздались возгласы ликования и бравые боевые крики. Мы с Олаем, быстро прикинув направление, куда будем смываться, тоже ухватились за решетки. Чен проворней обезьяны вскарабкался по ребрам купола юрты и, отогнув кошму, занял позицию рулевого.

– Разом взяли! – выкрикнул я, потянув вверх решетку. Юрта на удивление легко приподнялась, и мы, стараясь удерживать ее равномерно, без перекосов, двинулись короткими шажками прочь от ликующей толпы. Нашу бегущую юрту видят десятки людей, удивленные, но беззаботные, не понимающие, что происходит, они быстро спохватятся, поэтому я ору:

– Прибавьте ходу, соколики!

Чен – молодец. Ориентируясь на его крики: «Лево! Право! Прямо!», – мы еще ни разу не запнулись. Я лихорадочно отсчитывал оставшиеся мгновения. Уже летели стрелы и копья, впиваясь в вязкую отсыревшую кошму нашей юрты, когда я почувствовал – все! Один-ноль, нам не уйти дальше, чем мы уже смогли оторваться, поэтому плюхаемся мордами в грязь и растягиваемся на сырой земле плашмя, накрывая головы.

Четыреста килограммов пороха разорвали стенки сундука из мореного дуба, стальных и бронзовых накладок; каждый сантиметр тяжеленного сундука просто нашпигован чугунными сколками и стальными обрезками. Еще шесть узких кувшинов с горючими смесями, эфиром и сырой нефтью. Это была самая большая противопехотная мина, которую мне удалось создать. Фальшивая верхушка, присыпанная сверху золочеными безделушками, вот все, на что смогли полюбоваться в свой последний миг отпрыски великого хана. Поднятая крышка сундука взвела пружины кремневых бойков. Длинный вал, получивший импульс от пружин, привел в действие катушку маховика, которая за пять секунд дала значительный ударный импульс и что есть дури в стальных спиралях выбила сноп искр в неприкрытый пороховой запал.

Наученные горьким опытом на бесконечных полевых испытаниях, мои спутники лежали в грязи с раскрытыми ртами. Операция «Весенний гром» вступила в завершающую фазу.

Грохот взрыва, ударная волна и смертоносная шрапнель тысяч осколков смела все вокруг себя на добрые пятьсот метров, в этом чудовищном смерче пропала и наша спасительница – юрта. Улетела, утыканная, словно еж, стрелами и копьями. Я увидел разметанные по полю ошметки центрального лагеря. Чудовищных размеров облако черного дыма поднималось над, бывшим недавно многолюдным, ордынским станом. Куда ни кинь взгляд – всюду люди и лошади, горящие словно факелы, в агонии мечущиеся по полю. Мгновенно все, кто оказался рядом с эпицентром взрыва, распались на такие мелкие ошметки, что их даже не заметят в раскисшем, растоптанном в грязь поле. Клочья тех, кто стоял поодаль, обуглились, смешались с комьями чернозема и клочками жухлой травы. Все, кто стоял в полный рост, даже на значительном удалении от места взрыва, получили серьезную контузию и теперь надолго выведены из строя. Что уж говорить, даже мы, готовые ко всему, что произошло, сумевшие отбежать достаточно далеко, чтобы не угодить под осколочный удар, и то получили по ушам и теперь ничего кроме звона в головах не слышали. Никто не поспешил вынуть оружие из ножен, схватиться за копье или лук. Застигнутые врасплох, ордынские воины, словно тростник, валились наземь после сокрушительных ударов наших мечей. Те, кто лежал на земле, получали удар сверху независимо от того, жив он или просто не в состоянии встать. Это была резня. Дикая, свирепая резня. Бойня. Как мои волки режут скованных страхом людей, так и мы впятером сейчас кромсали налево и направо десятки очумевших, контуженых и заторможенных ордынцев. Первым, шатаясь, шел Наум. Словно сама смерть, взмахивая вместо косы мечом. То и дело спотыкаясь о павшие тела кочевников, он яростно прорубал широкую просеку в напиравшей на нас толпе. Кровавые брызги, летевшие с его меча, слепили глаза. Подпирая его могучую спину втроем, мы не давали сомкнуться наседающим рядам противника. Я по правую руку от Наума отбивался мечом и подвернувшимся вовремя щитом. Олай с Ченом бились слева. Охотник, словно прокладывая себе путь в густой лесной чаще, привычными движениями взмахивал своим широким тесаком. Тот, кто успевал увернуться, напарывался на быстрые ножи китайчонка. За нами, пятясь спиной, бушевал Мартын. Зажав в левой руке ножку того самого столика из гостевой юрты, видимо, догнавшего нас после взрыва, он с остервенением гвоздил им всех подряд, сшибая за раз кучу народа, что конных, что пеших, и добивал их мечом. Лошади, обезумев от этого ада, сбрасывали всадников и уносились прочь, усиливая сумятицу. Минуты после взрыва тянулись очень долго. Каждая секунда растягивалась до бесконечности. Мне самому казалось, что в паузах между гулкими ударами сердца я успеваю нанести два или три удара. Налипшие на холодных клинках куски плоти срывались грязными комьями, плюхаясь на наши вороненые доспехи. Мы ворочались в кровавом месиве, шаг за шагом продвигаясь вперед. Подкрепление уже идет. Они не могли не услышать сигнал. Конные отряды во весь опор устремились из засад нам на выручку. Затаившиеся стрелки давно распределили между собой участки, которые будут простреливать из безопасных укрытий. А нам следует скорее пробиваться к реке. Туда, где должны ждать разведчики. Они выведут нас из боя, доставят в безопасное место, и я смогу сам проследить, чтобы вся операция закончилась успешно.