Текст книги "Господа Игры, том 1"

Простая человеческая любовь

Год 2-й ректорства сэра Бергера,

зима-весна

Тайра потянула дверь. Она поддалась со второго раза и с двух рук. После шести вечера спиртное в Норвегии продавали только в барах и ресторанах, а выпить было очень надо. Тайра вошла в полутемное вечернее кафе, споткнувшись о высокий порог, – колокольчик над входом мелодично звякнул – стряхнула снег, расстегнула пуховик и нетвердым шагом двинулась к стойке.

Голова уже не раскалывалась, как два дня назад, осталась только неприятная тяжесть, но резкие движения давались с трудом. Предметы начинали светиться зеленым, во рту появлялся привкус крови, и руки были ледяными, даже когда она кастовала терморегуляцию или грела их над огнем кухонной газовой плиты. С появлением в ее жизни Торхильдфиорда постэффект превратился в эпидемию. Как они с сэром ′т Хоофтом ни пытались высчитывать сроки его наступления, предсказать постэффект можно было лишь приблизительно. В последние месяцы ошибка составляла всего лишь два-три дня, правда, как в плюс, так и в минус. Когда постэффект наступал раньше срока, было гораздо хуже. Тайра пыталась бороться, но, если не сливала кровь вовремя по разработанному Максом графику, через пару часов от температуры уже слабо держалась на ногах и видела мир в зеленоватых оттенках.

Кровь надо было восстанавливать. В дополнение ко всем магическим техникам и эликсирам Макса сэр хет Хоофт официально разрешил ей употреблять красное вино, и иногда Тайре казалось, что по венам у нее льется адская смесь. От вина становилось легче, привкус крови пропадал, главное, надо было сразу же уснуть, и через каких-то пять-семь часов она уже видела снег в том цвете, в каком ему полагалось быть.

Тайра доплелась до барной стойки, взгромоздилась на высокий стул, скинула пуховик на соседний и огляделась. Она была здесь первый раз, но много слышала об этом заведении от Мендозы. Кафе было уютным, оформленным в деревенском стиле. С тяжелых, прибитых к потолку балок свешивались пучки сухих трав и цветов, по стенам в аккуратных рамочках висели вышитые крестиком картины с видами лугов, рощ и цветочных букетов. Мебель была массивной и основательной, так что стул с высокой спинкой одной рукой было не сдвинуть. В углах кафе таился сумрак, и разглядеть немногих в это время посетителей за дальними столиками было практически невозможно.

Барменша оказалась женщиной лет сорока, рыжеволосой и конопатой, с цветной татуировкой медузы на внутренней стороне предплечья. Она без особого интереса листала последний выпуск National Geographic, иногда задерживая взгляд на красивых фотографиях. Тайра облокотилась на стойку и дождалась, пока барменша оторвется от своего занятия. Та подняла голову от страниц, захлопнула журнал и приветливо улыбнулась.

– Чем могу?

– Красное полусладкое, пожалуйста.

Барменша подняла руку, отчего медуза на ее коже словно бы всплыла к воображаемой поверхности, и сняла с направляющих сияющий чистотой бокал.

– И бутылку с собой, – добавила Тайра.

Барменша налила ей вина и без каких-либо вопросов достала из-под стойки бутылку «Мерло». Карлос предупреждал, что она закрывала глаза на некоторые статьи закона, мешающие ее бизнесу. Выгодно это было и ей, и ее посетителям, поэтому известная всем тайна так и оставалась тайной. Тайра расплатилась и отпила из бокала. Вино было терпким и отдавало перегретыми на солнце смородиновыми листьями.

– Шоколад? – предложила барменша, пододвигая поближе сферическую стеклянную вазу с миниатюрными шоколадными батончиками.

– Нет, спасибо.

– Проблемы? – барменша облокотилась о стойку, подперев щеку рукой.

– Решаемые, – Тайра чуть улыбнулась: она слышала о том, что бармены иногда заменяют клиентам психотерапевтов.

– Первый раз у меня?

– Это твое кафе? – на всякий случай уточнила Тайра.

– Теперь мое. Раньше было мое и мужа.

– Развелись?

– Думаю, он умер, – без сожаления сказала женщина и протянула над стойкой руку для пожатия. – Я Хельги.

– Тайра, – мужское приветствие пришлось поддержать. Рука у барменши была нежной и теплой.

Хельги расплылась в широкой улыбке.

– По-моему, ты очень даже ничего. Мэл говорит, ты странная. Ну я бы тоже не сказала, что ты совсем уж обычная, но вполне себе ничего.

Удивляться Тайра не стала. Разумеется, Мэл о ней говорит, и не только с Гудрун.

– Так это ты та самая Хельги, подруга Мелинэ? – спросила она, чтобы развеять последние сомнения.

– Та самая Хельги, подруга Мелинэ, – передразнила барменша и рассмеялась. – Уже наслушалась про наши близкие отношения?

– Говорят, она тебя защищает, – корректно сообщила Тайра и добавила: – От всех мужчин, которые смотрят в твою сторону.

Хельги снова рассмеялась, тряхнула головой и откинула за спину рыжие кудри.

– Говорят, – в свою очередь сообщила она, – что ты увела у меня возлюбленную. Так что теперь я для мужских взоров полностью открыта.

– Никого я не уводила! – возмутилась Тайра и почувствовала, как щеки моментально покраснели. – Я просто живу в ее служебной квартире! Мы с ней даже видимся от случая к случаю!

– Ты не подумай, я не ревную, – Хельги сделала большие глаза и чуть наклонилась вперед, чтобы слова звучали убедительней. – Мое мнение, конечно, расходится с официальной наукой, но я уверена, что человек – существо моногамное, а к полигамии его толкают социальная неустроенность и духовное несовершенство. Если эти два фактора положительны, то человек стремится сохранить партнера, создать семью и произвести потомство. Судя по тому, что я слышу о тебе от Мэл, ты не являешься даже бета-самкой в нашем тандеме.

Тайра молчала, до конца не понимая, разыгрывает ее Хельги, издевается или говорит правду. Голова была мутной и думать и анализировать хоть что-то напрочь отказывалась.

Хельги подождала немного – Тайра слышала, как гогочет компания парней где-то за спиной, как задевают о тарелки ножи и вилки, как льется в чашки чай, как хрустят свежие поджаренные гренки, – а потом опять расхохоталась. Смех у нее был добрым, по-летнему солнечным и легким.

– Боже, обожаю новеньких! – Хельги вытерла слезинку из уголка глаза. – Все в порядке, Тайра. Мы с Мэл просто подруги. Ни тебе, ни мне ничего не угрожает.

Тайра сделала глоток вина и все же решилась уточнить свой статус:

– Бета-самка?

– Не выше, – утвердительно кивнула Хельги.

– Странная у тебя терминология относительно людей.

– Человек – то же животное. У меня докторская степень по биологии, я окончила Сорбонну. Я морской биолог, а еще я обожаю мхи и лишайники. Даже снимаю иногда для некоторых журналов, – она пролистнула National Geographic до макрофотографии чего-то зелено-коричневого.

– С ума сойти, – Тайра была впечатлена. – А почему работаешь тут?

– О, опять этот вопрос, как я от него устала, – вздохнула Хельги. – У меня тут дедушка и бабушка жили, я приехала на каникулы, влюбилась, а когда получила степень, вернулась сюда и осталась. Люблю природу севера. Тут недалеко научно-исследовательская станция, они морскую живность изучают. Я работала там, пока не надоело, а потом захотела сидеть дома и фотографировать, но дома не заладилось, с мужем начались проблемы… Все как у всех.

– Ну а до кафе как дошла?

– А вот как-то сидела в очередной раз в полном одиночестве и подумала: раз все равно жизнь проходит на кухне, так надо же на этом зарабатывать! – Хельги усмехнулась. – Продала свой мотоцикл, дедову яхту, перебралась в бабушкин домик, взяла кредит на недостающие средства и купила это кафе.

– А причем тут тогда муж? – не поняла Тайра.

– Вот и я подумала: причем тут муж? – Хельги изобразила задумчивость. – Когда собрались разводиться, он хотел кафе у меня отсудить, а так как он до сих пор числится пропавшим без вести, кафе мое.

– А мужа не жалко?

– Нет, не жалко. Он сначала просто любовниц заводил, потом бить меня начал. Потом выпивать стал. Надоело. А однажды ушел и не вернулся. Я ждала года два, а потом Мэл сказала, чтобы я ничего не боялась и подавала в официальный розыск. Мол, все равно не найдут.

Тайра промолчала, размышляя о том, загрызла его Мелинэ или побрезговала. Морис бы побрезговал.

– На вот, почитай, – Хельги достала откуда-то из недр стойки разноцветные карточки из плотной бумаги. – Это я писала, когда мне совсем плохо было.

Тайра взяла в руки уже изрядно потрепанную стопку.

– А ничего, что я тебе чужой человек? – поинтересовалась она.

– Мы в этом мире все друг другу чужие. Это прошлое, что его бояться или скрывать? Я такая, какая есть. Ты вот не боишься прийти, потребовать бутылку вина и пить в одиночестве, хотя это твое настоящее.

Логика Хельги была Тайре не совсем понятна. Она допила вино, Хельги подлила ей еще и переключилась на других устроившихся у барной стойки посетителей. Из кухни потянуло жареными грибами и яблочным пирогом.

Тайра вытащила из кучи карточек первую попавшуюся.

«Замужняя женщина двадцати семи лет,

Что ты видишь, кроме плиты и заблеванного унитаза?

Только перспективу смерти».

Тайра криво усмехнулась, хотя ничего смешного в стихах Хельги не было, и достала следующую.

«Где тебя носит целую полярную беззвездную ночь?

Соседские петухи надрываются на восход.

Чтобы вы все сдохли, сукины дети!»

Тайра тихонько засмеялась. Она читала хокку и более приземленного содержания с более отвратительным ритмом, но стихи Хельги просто не могли оставить ее равнодушной. Они были больше похожи на терапию, чем на искусство, и были такими искренними, что будь Тайра в другом настроении, обязательно пустила бы слезу над горькой женской долей, одинаковой во всем мире, но сейчас Хельгины тексты очень ее веселили.

«Сломалась машина прямо посреди трассы.

Хоть бы один помог починить!

Продам, как и обещала!»

Тайра смеялась уже открыто. От взглядов, которые бросали в ее сторону другие гости кафе, становилось еще смешнее. Она закрывала рот рукой, но успокоиться все равно было трудно.

– Смешно? – спросила Хельги, вытирая руки об ажурный передник.

– Извини, – сквозь смех сказала Тайра. – Но, правда, очень смешно.

– Мне теперь тоже смешно, – она улыбнулась. – Хочешь, забирай себе, а то мне выкинуть жалко.

– Нет уж, – Тайра аккуратно сложила карточки в стопку, подвинула ее к Хельги и слезла с барного стула. – Мне чужого не надо.

Она взяла со стойки бутылку и засунула ее во внутренний карман пуховика.

– Заходи, если что, – на прощание сказала Хельги. – Буду рада.

Тайра кивнула, не переставая улыбаться, и вышла в зиму.

Хельги некоторое время смотрела ей вслед, потом сняла передник и положила его на стойку.

– Кэт! Кэти, подмени меня! – крикнула она в кухню и направилась к одному из темных уголков своего кафе.

Гудрун молча курила, задумчиво глядя на закрывшуюся за Тайрой дверь. Мэл меланхолично рассматривала собственный маникюр. Хельги присела на свободный стул и закинула ногу за ногу. Когда молчание начало ее тяготить, она сказала:

– По-моему, ваша девушка очень милая.

– Она пьяная? – строго спросила Гу.

– Абсолютно нет.

– Она смеялась над твоими стихами, – неторопливо произнесла Мэл. – Я над ними три дня слезы лила, а ей смешно.

– Хоть кто-то понимает мои стихи, – пожала плечами Хельги. – Теперь это и правда смешно.

– Я же говорю, она пьяная. Трезвый в своем уме бы плакал, – Гудрун старательно раздавила в пепельнице очередной бычок. – И походка у нее нетрезвая, так что зря ты ей вина налила.

– Она не пьяная, – еще раз возразила Хельги. – Мне показалось, что у нее температура, что она больна. Грипп или еще что. Я в человеческих болезнях разбираюсь плохо.

Мэл усмехнулась.

– Зачем ей пол-литра вина? – продолжала гнуть свое Гу.

– Это не преступление, если вы не побежите докладывать в полицию, что я продала ей выпивку после шести не в бокале, а в бутылке.

– Я же говорю, она как Горан. Наследственность дает о себе знать.

Мэл недовольно цокнула языком и напоказ вздохнула:

– Я тебе еще раз, сотый уже, наверное, говорю: Горан ей не отец. У них нет ни капли общей крови. Я скорее поверю, что они любовники, но он ей не отец.

– Тогда дай мне нормальную версию того, что их связывает, – Гу недовольно откинулась на спинку стула.

– Версий нет, – так же недовольно ответила Мэл.

– Послушайте, – вмешалась Хельги, – ваш волшебный Горан, о котором я так много слышала, вполне может быть ей приемным отцом.

– Он сказал, что он ей родной, – недовольно сказала Гу. – Если права Мэл, то Горан меня обманул.

– Горан тебя не обманывал, – медленно возразила Мэл. – Про кровное родство он ничего не говорил. Это ты так поняла его слова, вини теперь себя.

Гудрун вынула из пачки новую сигарету.

– Может, лучше пирог? – предложила Хельги.

Гу и Мэл не ответили. Хельги снова пожала плечами и замолчала.

– Я ее боюсь, – неожиданно для себя вслух призналась Мэл.

– Аль′Кхассу? – Гу фыркнула. – Чего ее бояться? Девица как девица.

– Если бы она была нормальной девушкой, ты бы ее ко мне не подселила! – возмутилась Мэл. – Ты с ней не живешь!

– Ты сама в своей берлоге появляешься настолько редко, что можно считать, что и ты с ней тоже не живешь, – парировала Гу.

– Потому что я ее боюсь. Не могу объяснить, это подсознательное чувство. Что ты о ней знаешь? Она почти ни с кем не общается. Чокнутая Ави Коэн и милашка Мендоза… И все! Ни одной подруги не завела. Если бы Ави в первый день не бросилась на нее с кулаками, то, думаю, остался бы только Мендоза, и то потому, что мимо него ни одна девчонка еще не прошла.

– Ну аль′Кхасса еще иногда конфликтует с Заком и Шейлой, – ради справедливости добавила Гудрун.

– Бьюсь об заклад, это Шейла с ней конфликтует, – скривилась Мэл, – причем опять же из-за Мендозы.

– А Мендоза, – уточнила Хельги, – это тот самый парень с фигурой Аполлона и улыбкой Афродиты?

– Угу, – сквозь затяжку ответила Гу. – Точнее не сказать.

– А где ее носит полдня? – начала заводиться Мэл.

– Тебе-то что, ты ей не мать, – развела руками Хельги. – Она уже взрослая, это ее дело.

– Полдня она проводит в библиотеке, это я тебе точно скажу, – сообщила Гу.

– Пусть так. А птицу ее ты видела? – Мэл понесло, и остановить ее не представлялось никакой возможности. – Сокол-кречет! Я ей уже говорила, чтобы она купила крагу, но аль′Кхасса упорно подставляет ему голую руку!

– Соколу? – удивилась Хельги. – У него же когти! Он может очень сильно поранить.

– А он именно это и делает, – зло огрызнулась на Хельги Мэл, словно ее предыдущие слова предназначались только Гудрун, а Хельги лезла в чужой разговор. – Рвет ее руку, будто это его добыча, а потом успокаивается и замирает, как неживой. И чтоб меня не стало, если это не магия крови! Я только понять не могу, как все это между собой связать, а я знаю о магии крови все! Было бы тебе уютно, если бы какая-то девчонка ставила тебя в тупик?

– Я бы не паниковала, – жестко сказала Гу. – И ты прекрати. Думала, Горан простой шут? У него мозги варят так, что мы по сравнению с ним малолетки. Если он втянул аль′Кхассу в свою игру – это еще полбеды, а если она ему подыгрывает, тогда мы в полном дерьме! Она не глупее него. Тан и Джи Джи из-за нее уже на ножах. И в Бергене Гуэрра с Дэвенпортом бесятся, потому что видят аль′Кхассу только на нашей территории. Стоит ей открыть портал – и все, пропала. Ни аль′Кхассы, ни ее трека. Дэвенпорт Горана всегда придурком считал, алкоголиком и недоучкой, а тут не может его нечитаемый трек отследить. И, кстати, с птицей аль′Кхассиной тоже не все чисто. Она прилетает ниоткуда и улетает в никуда. Гуэрра сказал, Горан для нее коридор сделал. Выход всегда возле аль′Кхассы, а где вход, неизвестно. Так что Горан свою девчонку нам явно не просто так подсунул. Это чертова партия. И я понятия не имею, что Горану надо!

– И при чем здесь аль′Кхасса, – добавила Мэл.

– И при чем здесь аль′Кхасса, – согласилась Гу.

– Вы больны войной, – Хельги неодобрительно покачала головой. – Не пробовали посмотреть на все глазами простого человека? Что плохого, если Горан Тайре приемный отец? Кто-то же должен был присматривать за ней, когда ее мама умерла? Может, Горан – друг семьи? И соколу ее надо где-то жить, это не волнистый попугайчик, в конце концов, в студенческой комнате его не поселишь. Вы бы лучше взяли и спросили аль′Кхассу, чем сидеть вечерами и придумывать сценарии апокалипсиса.

– Больно ты умная, – негромко рявкнула Гу. – Мы бы посмотрели на все глазами простого человека, Хельги, но это магический мир. Он ненормален. И если на горизонте появляется кто-нибудь из Ишанкара, а в особенности Горан, этот мир при всей своей изначальной ненормальности превращается в русскую рулетку.

– Она даже не ест по-человечески, – сказала Мэл уже Хельги, чтобы той на своем уровне стала понятна глубина проблемы. – Любимая еда – куриная котлета с капустным салатом и кукурузные хлопья с молоком. И ей это месяцами не надоедает. Она может неделями есть фрукты, а может вообще жить на хлебе и воде.

– Это неправильно, – Хельги нахмурилась. – Может, у нее денег нет?

– Не думаю, чтобы в Британском музее мало платили, – скептически хмыкнула Гу.

– Она работает в Британском музее? – не поверила Хельги. – Кем?

– Официально это что-то связанное с Ближним Востоком, отдел переводов или типа того, но вообще она личный стажер Александра Дарнелла.

– Куратор Темной Стороны Британского музея – ее начальник? – уточнила Мэл.

– И это еще одно, что меня настораживает, – прищурилась Гудрун. – Как они познакомились? Ксандер, насколько мне известно, Ишанкару от ворот поворот дал еще в детском возрасте. Как он связался с дочерью Горана? Когда и где?

Мэл не ответила.

– Я вам вот что скажу, – Хельги положила обе ладони на стол. – До тех пор, пока вы будете подозревать аль′Кхассу во всех смертных грехах, покоя вам не будет. Поговори с ней, Гу, ты же ее Куратор. По нормальному, без своего военного тона. Она у тебя вообще-то не наказание отбывает.

– Ну явных косяков за аль′Кхассой нет, – с неохотой призналась Гудрун. – Но уж очень странные личности входят в круг ее знакомых. Я бы сказала, знаковые для нашего времени, а девчонка еще ничем особым, кроме двойного убийства, не прославилась.

– А кого, кстати, она замочила? – с интересом спросила Мэл.

– Не знаю, – недовольно отозвалась Гу. – Она не говорит. Я пробовала узнать, но Горан так запрятал концы в воду, что кроме того, что он сам мне про аль′Кхассу рассказал, я никакой информацией не обладаю. Был бы ее отцом кто угодно другой, а не Горан, я бы решила, что Тайра – обычная девушка, о которой толком и сказать-то нечего, кроме родилась-училась-прибила двоих, но Горан меняет все. Может, я не доверяю аль′Кхассе именно из-за него. Не знаю…

В этот раз Хельги промолчала. Мэл курила, Гу думала о своем. Хельги встала, собрала со стола пустые чашки из-под кофе и взглянула на Гу.

– Поговори с ней, – еще раз попросила она. – Увидишь, многое в мире, даже магическом, можно решить простой человеческой любовью.

За те полгода, что Тайра знала Карлоса, он, не считая Шейлы, которая всегда оставалась неизменным запасным вариантом, успел закрутить краткосрочные романы с двумя старшекурсницами. С одной из них он не пробыл и трех недель. Было ли между ними что-нибудь серьезнее обмена откровенными взглядами, сказать было трудно, но, так как Шейла все еще не послала Карлоса подальше, Тайра предполагала, что нет. Почитательницы у него не заканчивались, со всеми он был любезен, и даже женщины-преподаватели смотрели на него с симпатией. Тайра посмеивалась, признаваясь себе, что эта черта в характере Мендозы, вопреки ожиданиям, ее абсолютно не раздражает, а, наоборот, делает Карлоса еще более привлекательным, придавая ему некий до этого незнакомый ей шарм. В Ишанкаре под присмотром господина Хранителя парни были гораздо сдержаннее, хотя и не без огонька, но там столь свободные отношения между юношами и девушками не дозволялись.

Как бы Мендоза ни открещивался и ни старался заработать себе репутацию прилежной учебой, все воспринимали его именно в контексте его имиджа плейбоя. Тайре никогда не нравились мальчики с обложек модных журналов, по которым плакала слезами восторга Хидамари, но и она попала под очарование Карлоса. Он был естественен в своем пороке, естественен настолько, что все окружающие воспринимали это как достоинство. Тайра не стремилась пополнить число его многочисленных обожательниц, хотя иногда думала о том, как было бы здорово, если бы он был ее парнем. Умный, красивый, сексуальный… Если бы можно было предположить, что Мендоза способен когда-нибудь найти свою единственную и перестать строить глазки всем девушкам, попадающимся ему навстречу, о нем стоило бы подумать более серьезно, без ехидной усмешки на лице, но в мире было столько девчонок, которые мечтали хоть на денек завоевать внимание Карлоса, что у Тайры просто не было шансов.

Ави постоянно подкалывала ее насчет их отношений, хотя кроме лекций и институтского кафе они больше нигде не встречались. Карлос действительно смотрел ей вслед, но Тайра относилась к этому спокойно, зная, что он смотрит так на каждую симпатичную девушку. Она же совсем не подходила под его любимый типаж невысокой стройной блондинки, и именно поэтому Ави утверждала, что у Карлоса это по-настоящему. Ави говорила это таким тоном, словно была поверенной в его сердечных делах, правда потом нервно хихикала и, извиняясь, кашляла в кулак. Тайра не обижалась. В глубине души ей было даже приятно, но признаться в том, что внимание Карлоса не было ей безразлично, Тайра побаивалась. В итоге больших торгов со своей совестью Тайра остановилась на том, что Мендозе она сильно симпатизирует. Ну и, в конце концов, господин Ректор ведь приказал переключиться…

Тайра грела пальцы о толстые белые бока фарфоровой чашки, параллельно пытаясь выучить заданные на завтра последовательности ключей к шумерским шифрам, когда к ней в очередной раз подсел Карлос.

– Построила Тану модель? – минуя приветствие, спросил он.

– Не-а, – честно призналась Тайра. – Вызовет – построю.

– Прямо так? На ходу?

– Что там строить? Моделька так себе, три уровня и асимметрия первого порядка во втором секторе. Рассчитаю меньше, чем за минуту.

– Ну это ты гений, – обиженно сказал Карлос. – Я весь вечер парился.

– Я не гений, я просто домашнюю работу делаю не от случая к случаю, а ты весь вечер парился с Шейлой. Она уже всем подружкам рассказала, какой ты негодяй. Опять ненадолго расстались?

– Почему ненадолго?

– Потому что вы раз в месяц точно расстаетесь, но это так, не по-настоящему, чтобы друг друга позлить, поревновать. Потом снова помиритесь.

– А если я не хочу с ней мириться?

– Ты месяц назад то же самое говорил, – Тайра никак не отреагировала на его признание. – Тебя вроде никто не заставляет.

– Ты не понимаешь, – он помотал головой. – У нас мало общего. Только физиологические потребности и тщеславие.

– А я думала, ты ее любишь. Вы же, говорят, все три курса вместе.

– Ее Зак любит, вот и таскается за ней следом, как верный пес. А я так… Тоже люблю иногда.

Тайра почувствовала, что краснеет, опустила глаза и еще раз пробежалась по формулам. Когда молчание стало неловким, она закрыла тетрадь и спрятала ее в сумку. Разбираться в его интимных делах совершенно не хотелось, но и грубо обрывать разговор тоже.

– Это пройдет, – успокоила его Тайра. – Если объективно смотреть, Шейла классная. Умная, смелая, красивая… Да что там – красивая, первая красавица Торфиорда. У преподавателей на хорошем счету. Это у меня с ней не заладилось, и то по твоей вине, а в целом она ничего. Вы с ней идеальная пара.

– Вот поэтому мы и вместе. Видимость идеальной пары. Физиология и тщеславие, говорю же.

– А от меня-то ты что хотел? Тана списать?

– Не без того. А еще хотел пригласить тебя на свидание, но не придумал как.

Вот уж действительно, прав был сэр Котца: не задавай вопросы, ответы на которые не хочешь узнать. Тайра смотрела на Карлоса с недоверием, но он даже не подмигнул и не улыбнулся, не сказал, что пошутил. Он продолжал изучать ее своими карими глазами с отражением горячего испанского солнца и ждать ответа.

– Шутишь или с ума сошел? – тихо спросила Тайра, боясь, что их разговор могут подслушать, и по-настоящему испугавшись его предложения. – Мы же с тобой друзья.

– Ты мне нравишься, – признался Карлос. – Ты даже без зеленых линз не такая, как остальные.

Тайра напоказ вздохнула:

– Ты бы хоть разным девушкам разные слова говорил, а то даже обидно как-то.

– Других слов для этих чувств еще не придумали.

– Чувств? – Тайра криво улыбнулась.

– Не веришь? – Карлос был на удивление серьезен.

– Факты не в твою пользу, а я не хочу попасть в разряд «остальные».

– Мир меняется. Люди меняются. Приходят в твою жизнь и уходят из нее, приходят новые. А те, кто ушли, это не остальные.

– Это бывшие, – не удержалась от сарказма Тайра.

– Давай попробуем? – Карлос стоически терпел ее выпады. – Давай просто сходим куда-нибудь? Познакомимся поближе. Поговорим о чем-то, кроме Тана. Я наблюдаю за тобой уже полгода. Думаю о тебе. Никаких вольностей не будет, обещаю. Я просто хочу идти рядом и держать тебя за руку.

Тайра молчала, ошарашенная его откровенностью. Никто и никогда не говорил ей таких слов, не делал таких предложений, и потому броня ее скепсиса, недоверия и страха начинала трескаться, а еще совсем некстати появилось старательно забытое ощущение прикосновения Горановых ладоней к ее пальцам, которое теперь снова придется долго забывать, и почему бы не попытаться сделать это с помощью Карлоса? Тайра понимала, что еще несколько его слов в таком же духе, и она согласится.

– А как же Шейла? – чувствуя, что сдается, спросила она. – Если бы вы по-настоящему расстались, а не как обычно…

– Это я решу.

– До или после прогулки, если я на нее соглашусь? – Тайра снова не удержалась.

– Так ты согласишься?

Тайра поставила чашку на стол. Соглашаться сразу было опрометчиво.

– Я подумаю до понедельника, – вместо ожидаемого Карлосом ответа сказала Тайра, прикидывая, что пятницы и выходных как раз должно хватить на то, чтобы все как следует взвесить, и встала из-за стола.

Надо было скорее уйти, чтобы не потерять голову от новой партии его признаний, зато теперь стало понятно, что в нем находили все девушки института. Карлос был неподражаем и неотразим.

Подвоха в его словах Тайра не почуяла, но все это было так неожиданно и так четко оправдывало все ее тайные фантазии, что впору было закрыться в своей комнате и вообще не выходить на свет. И прогуливать Тана, чтобы не сталкиваться с Мендозой. Тайра не была влюблена, но его внимание льстило ее самолюбию, и поэтому уж очень хотелось ответить ему согласием и просто с ним прогуляться. Без вольностей. Просто прогуляться. Может, и правда разрешить ему подержать себя за руку.

В конце концов, господин Ректор ведь приказал переключиться.

Сайхо сидела на низком темно-зеленом пуфике перед трюмо и расплетала свою почти метровой длины косу. Кайо уже давно понял, что это действо представляло собой не просто необходимую процедуру, а ежевечерний ритуал, схожий с медитацией, и не вмешивался. Он лежал на широкой кровати и наблюдал за изображением Сайхо в трех узких зеркалах.

Он не мог сказать, что понимал ее, не мог сказать и почему она с ним, и у него складывалось впечатление, что они оба просто больны друг другом и эта неправильная и ненормальная связь необходима обоим для того, чтобы каждый получил то, чего достичь без другого был бы не в силах. Он смотрел, как ее пальцы пронзают толщу волос, отделяя одну прядь от другой, и ему казалось, что это его черную душу Сайхо собирает и разбирает каждый вечер и каждое утро.

Она была красива. За одни только ее блестящие смоляные волосы можно было отдать полжизни. Правда, иногда он представлял, как затягивает ее же косу на ее же горле, но эти мысли отступали так же быстро, как и приходили, стоило ему только представить ее вывалившийся язык и посиневшие губы, которые он так любил целовать. Сайхо была нужна ему не только как любовница, хотя у нее было не отнять мастерства и в этом непростом деле. У нее были иные, гораздо более ценные способности, ради которых Кайо мирился с ее высокомерием, отчужденностью и всеми этими обвешанными перьями и костяными бусами деревянными болванами и отполированными сучками, которые в изобилии стояли у нее на туалетном столике и к которым она относилась со священным трепетом. Туземцы, что говорить… Даже умница и красавица Сайхо на родине была самой обыкновенной туземкой. Это здесь, в просвещенной Европе слово «Алтай» отдавало Рерихами и чем-то высоко-мистическим. В России, как говорила Сайхо, не каждый смог бы указать на карте, где именно тот самый Алтай находится.

Кайо повернул голову к окну, возле которого на серебряном гвозде покоился ее разрисованный орнаментальными оленями, санями и воронами бубен. Ему хотелось снять и вынести эту вещь из их спальни, ему казалось, что все эти сани и олени – одна сплошная похоронная процессия, которая движется за ним, а умирать он пока не собирался, но поделиться с Сайхо своими страхами было еще хуже, чем спать под присмотром проводников в иные миры. Он и так слишком часто показывал ей свою слабость. Когда-нибудь – и Кайо был в этом уверен – настанет решающий момент, и тогда в живых останется тот из них, кто среагирует первым. Или она побьет его его же оружием, или он затянет-таки ее косу на ее лебединой шее.

– Все думаешь о противостоянии?

Кайо не заметил, как она подобралась к кровати, и встрепенулся.

– Я оставлю тебя напоследок, ты же знаешь, – ответил он. – Когда больше мне воевать будет не с кем.

– Ты будешь находить себе противников вечно, и я вечно буду тебе нужна, поэтому подумай о том, что моей косы хватит на нас двоих.

Кайо представил себе эту картину и холодно улыбнулся. Сайхо закинула голову назад и угрожающе рассмеялась, и, будь она на Алтае, от этого ее смеха обязательно начался бы камнепад. Кайо показалось, что вороны на бубне одобрительно захлопали крыльями.

– Что было на Конвенте? – Сайхо улеглась рядом. Волосы черной сетью расползлись по подушке и атласным простыням.

– Ничего особенного, как обычно, – вздохнул Кайо. – Рутина и слабые попытки каждого доказать всем, что они еще живы и готовы выйти в поле, если вдруг что. Петушиные бои.

– А мой любимый хет Хоофт? – Сайхо взглянула на него своими раскосыми глазами, и Кайо стало вдвойне неприятно. Хет Хоофт был его костью в горле, которую он не мог вынуть уже много лет.

– ′Т Хоофт как всегда… Пришел один, без Трейсера и без Ректора, сидел молча, глядел на весь этот сброд как Бог на людишек перед потопом: пожалеть или прибить?

– Про его ученицу больше никто не спрашивал?

– Толку спрашивать? Из него даже под пытками ничего не вытянешь. ′Т Хоофт, я думаю, внутри тихо торжествует.