Текст книги "Храброе сердце. Как сочувствие может преобразить вашу жизнь"

Стэнфордская программа по развитию сострадания

История этой программы началась зимой 2007 года, когда я познакомился с инициативным нейрохирургом Джимом Доти. Джим хотел создать форум для специалистов, на котором они могли бы вести междисциплинарные исследования альтруистического поведения и его основных побуждений, в особенности – сострадания. Он спросил, не заинтересует ли меня такая идея. Она меня всегда волновала! В результате возник CCARE – Центр исследований и образования в области сострадания и альтруизма при Стэнфордском университете, задачей которого было изучение сострадания методами современной науки. Я получил приглашение поработать в Стэнфорде и занялся подготовкой программы обучения.

Сначала это была двухмесячная программа с еженедельными двухчасовыми интерактивными занятиями. В ней были предусмотрены вступительная часть по психологии и курс медитации для развития внимательности и понимания динамики мыслей, эмоций и поведения. Между отдельными занятиями участники выполняли «домашнюю работу»: предварительно записанные медитативные практики длительностью от пятнадцати минут до получаса. Кроме того, они занимались еще и «неофициальной» практикой – используя подходящие житейские ситуации, чтобы поработать с темой данной недели.

Вы могли бы спросить: а сохранится ли действенность традиционной буддийской медитации, если удалить из неё все религиозные элементы? Мой взгляд на такой вопрос очень прост. Я профессиональный переводчик и всегда восхищался, как Ральф Уолдо Эмерсон сказал о нашей работе. Вот незабываемый пассаж из его книги «Общество и одиночество»: «Всё лучшее в любой книге – настоящие мысли и чувства – всегда можно перевести». Я считаю, что этот принцип справедлив не только для перевода текстов, но и всех других форм коммуникации, которые мы используем для передачи определенной идеи. Традиционные буддийские практики сострадания касаются самых основ нашей человечности, и благодаря им можно воспитать и развить лучшее в нас самих. А значит, эти методы могут быть преобразованы в понятные для всех формы – вне зависимости от расы, религии или культуры. Другими словами, самые глубокие и лучшие истины – универсальны.

Традиционные буддийские практики сострадания касаются самых основ нашей человечности.

Участниками программы сначала стали студенты Стэнфордского университета и жители близлежащих кварталов. Но потом, на основании полученного опыта, мы внесли в нее необходимые поправки. Например, в первом варианте был сделан слишком большой упор на медитативные практики, которые не совсем подходили людям, не склонным к тихой рефлексии и традиционной сидячей медитации. Для создания у них нужных психических или эмоциональных состояний более эффективными оказались активные или интерактивные упражнения. Поэтому в программу были включены немедитативные методы, самыми полезными из которых оказались интерактивные тренировки – например, когда два участника выполняют практику понимания и сочувствия по отношению друг к другу.

Чтобы сделать нашу программу обучения комплексной, я обратился за помощью к трем замечательным преподавателям – доценту Стэнфордского университета и известному преподавателю йоги и медитации Келли Мак-Гонигэлу, семейному психотерапевту и сертифицированному тренеру по развитию осознанности Маргарет Каллен, а также к исследователю эмоций и преподавателю медитации Эрике Розенберг. Они стали первыми старшими преподавателями программы, а позднее к нам присоединились Моника Хэнсон и Лия Вайс. (Лия стала директором программы сострадательного образования в CCARE.) Именно Келли и Лия в сотрудничестве со всей нашей командой разработали комплексный курс подготовки преподавателей программы, и на сегодняшний день этот курс прошли уже более ста инструкторов. Теперь обучение по нашей программе стало доступным широкому кругу желающих – студентам Стэнфордского университета и Стэнфордской бизнес-школы, жителям Пало-Альто и его окрестностей, участникам системы поддержки онкологических больных, пациентам стационарных центров лечения посттравматических стрессовых расстройств у ветеранов военных действий, сотрудникам крупной частной медицинской компании в Сан-Диего и инженерам компании Google. Дальше я расскажу несколько историй про некоторых участников нашей программы. Заинтересовавшиеся найдут в примечаниях к этой книге список использованных мной источников, включая ссылки на научные исследования.

Далай-лама сказал однажды, что он предвидит наступление времен, когда все люди осознают важность психического здоровья и займутся тренировкой своего ума, как сейчас они занимаются физическими тренировками и подбирают правильную диету, чтобы позаботиться о своем физическом здоровье. Эти времена уже не за горами.

Об этой книге

Я пытаюсь сказать здесь самое главное: сострадание имеет фундаментальное значение для человеческой природы. Внутреннее соединение с сострадательной частью самого себя, её воспитание и выстраивание отношений с самим собой, с другими людьми и с окружающим миром в моменты сострадания является ключом к личному счастью и социальному благополучию. Каждый из нас может пройти несколько простых шагов, чтобы сделать сострадание центром собственной жизни и нашего общего мира. Во второй части книги я опишу эти этапы.

Цель книги проста, хотя и амбициозна: я хочу сделать сострадание понятным для всех и постараться, чтобы в нашем обществе мы хотели сострадать, а не должны были это делать. Я надеюсь свергнуть сострадание с того пьедестала, на котором оно стоит среди прочих «высоких идеалов», и сделать его активной силой в той самой неприглядной реальности, которая и является обычной человеческой жизнью. Эта книга предлагает систематическую программу обучения вашего разума и сердца и показывает, как сделать сострадание обыденным явлением и основой для более полноценной жизни, где больше мира, стабильности и счастья, но меньше стресса.

Парадокс сострадания в том, что оно приносит пользу и нам самим. Как мы увидим в первой части этой книги, сострадание делает нас счастливее. Оно выводит за пределы обычной жизни, полной разочарований, сожалений и заботы о себе, и обращает наше внимание на что-то большее. Вопреки ожиданиям, сострадание делает нас более оптимистичными. Хотя оно и сосредоточено на страданиях, сострадание является очень энергичным состоянием ума, который поглощен позитивным желанием прекратить эти мучения.

СОСТРАДАНИЕ ИМЕЕТ ФУНДАМЕНТАЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ.

Сострадание – это всегда возможность что-то сделать. Оно дает нам чувство цели, которая находится за пределами привычных мелких и навязчивых идей, приносит в наше сердце свет и снимает напряжение. Сострадание делает нас более терпеливыми и дает возможность понять себя и других. Оно становится альтернативой раздражению и другим негативным реакциям (именно это делает его таким полезным для ветеранов войны с посттравматическим синдромом). Сострадание делает нас менее одинокими и боязливыми. И еще один приятный аспект – оно дает возможность получить больше пользы от доброты других людей.

Одна из участниц нашей программы, врач тридцати двух лет из одной перегруженной больными поликлиники, рассказала, как сострадание помогло лично ей:

– Иногда у меня бывает по тридцать пять пациентов за день. Я уже перестала чувствовать с ними хоть какую-то связь, они превратились для меня в цифры. Я решила, что уже полностью выгорела на этой работе, и даже думала всё бросить и уйти из медицины. Всё изменилось после того, как я пришла на курсы развития сострадания и начала сама его практиковать. Каждый раз перед осмотром я стала выполнять дыхательную практику и тщательно следить, чтобы не впустить в голову мысли о предыдущем больном. Каким-то образом это позволило мне полностью сконцентрировать внимание на пациенте, который находился передо мной в данный момент. Для меня снова приобрели значение страдания этого больного, и что еще важнее – я поняла, что помимо рецепта этот человек нуждается в моей заботе, а я способна её дать. Весь мой рабочий день плотно занят, и у меня по-прежнему очень много пациентов, но я чувствую себя менее напряженной. Я снова увидела смысл своей работы, чувствую себя более уравновешенной, останусь в медицине и продолжу практику сострадания.

Сострадание дает возможность получить больше пользы от доброты других людей.

Я рад, что люди никогда не освободятся от диктата сострадания. Мы родились во власти чужих забот. Мы выросли и дожили до взрослых лет только потому, что о нас заботились другие люди. Даже когда мы становимся взрослыми и достигаем максимальной автономности, присутствие или отсутствие в нашей жизни чужой привязанности очень сильно определяет – мы счастливы или страдаем. Зависимость и уязвимость лежат в самой природе человека, и это очень хорошо. Храброе сердце способно принять эту фундаментальную истину человеческого бытия. Мы все способны проявить храбрость, необходимую для признания этой истины, и стать более сострадательными. Жить с сердцем, широко открытым навстречу и боли, и радости – это и значит быть человеком на планете Земля. Мы – абсолютно социальные и моральные создания, и каждый из нас желает получить признание. Для нас особенно важно играть роль в жизни тех, кого мы сами любим. Нам нравится верить, что мы существуем для определенной цели – мы «существа в поисках смысла». Если наша связь с другими людьми важна для них и приносит им радость, то это наделяет смыслом и нашу собственную жизнь, придает ей ценность и цель. В этом и заключается сила сострадания.

Часть 1
Почему сострадание так важно?

1
Самая сокровенная тайна счастья: сострадание

«В какой одной-единственной добродетели заключены все остальные? В сострадании».

Приписывается Будде

«Можно ли отыскать мудрость бо́льшую, чем доброта?»

Жан-Жак Руссо (1712–1778)

Когда мне было девять лет, умерла моя мама, и я оказался в школе-интернате для детей тибетских беженцев в Шимле. Мои родители и еще более чем восемьдесят тысяч человек в 1959 году вместе с Далай-ламой бежали из Тибета в Индию. Многие тибетцы, включая и моих родителей, начали строить автомобильные дороги на севере этой страны. После китайской аннексии Тибета Индии потребовалось срочно защитить границу длиной более трех тысяч километров – отсюда и настоятельная необходимость в новых дорогах, – а прибывшие из Тибета беженцы были идеальной рабочей силой для решения этой проблемы. Мои родители работали на строительстве шоссе от расположенной на высоте двух тысяч метров живописной горной станции Шимла до тибетской границы. Несмотря на все тяготы, частые перемещения лагеря вслед за строящейся дорогой, родителям удалось создать для меня чудесное детство.

Я вспоминаю те годы с теплотой и благодарностью.

Позже я узнал, что смерть моей матери можно было предотвратить. У нее началось кровотечение, когда в строительном лагере она рожала мою сестру, и осложнения возникли из-за дорожной пыли и при полном отсутствии медицинской помощи. Мой отец в это время очень тяжело болел и лежал в тибетской больнице в Дхарамсале. Чтобы его навестить, сразу после родов мать отправилась в рискованное шестичасовое путешествие на автобусе из Шимлы в Дхарамсалу. Через несколько дней после прибытия в Дхарамсалу она скончалась. К этому времени мой младший брат находился там же, в детском приюте для тибетцев. И когда выяснилось, что за моей новорожденной сестрой теперь некому присматривать, она тоже оказалась на попечении этого благотворительного учреждения. Я хорошо помню, как приходил в палату для малышей – бунгало с зеленой жестяной крышей и аккуратными рядами кроваток, где поселили мою сестру вместе с другими маленькими детьми, многие из которых стали сиротами. Я ждал сестру на краю веранды, у меня для нее были леденцы, и одна из заведующих приютом привела её ко мне.

Мой отец выздоровел и вскоре ушел в монастырь.

Спасибо всем божествам за моего дядю Пенпу, брата моей матери! Он был высоким, худощавым человеком с острыми скулами и немного хромал из-за своего слабого колена. В отличие от моего отца, который по тибетской традиции заплетал свои волосы в длинные, обернутые вокруг головы и украшенные красными кисточками косы, у дяди Пенпы были короткая современная прическа, а также тонкие усы. Когда-то дядя Пенпа был монахом, он знал тибетскую грамоту и самостоятельно изучил английский язык, во всяком случае, достаточно хорошо, чтобы разбирать надписи на автобусах и поездах. В общем, когда я остался сиротой, именно дядя Пенпа стал обращаться со мной как со своим сыном. Две его собственные дочери жили в той же школе-интернате, что и я, и каждый раз, когда дядя Пенпа приходил их навестить или увозил в строительный лагерь на каникулы, он брал и меня. Через неделю отдыха у дяди Пенпы он выдавал нам поровну карманных денег: две индийские рупии, около пяти центов.

НЕСМОТРЯ НА ВСЕ ТЯГОТЫ, ЧАСТЫЕ ПЕРЕМЕЩЕНИЯ ЛАГЕРЯ ВСЛЕД ЗА СТРОЯЩЕЙСЯ ДОРОГОЙ, РОДИТЕЛЯМ УДАЛОСЬ СОЗДАТЬ ДЛЯ МЕНЯ ЧУДЕСНОЕ ДЕТСТВО.

Когда я вырос и осознал все те трудности, которые испытывали мой дядя и мои родители в те ранние годы жизни беженцев в Индии, я стал еще больше ценить его сострадание и доброту. Они были чужими в новой стране и жили в импровизированных придорожных палатках под непрекращающимся муссонным дождем. С деньгами было очень плохо, но дядя делился со мной даже тем, чего у него самого было так мало.

Дядя Пенпа стал одним из самых важных людей в моей жизни. Мы оставались очень близки до самой его смерти – несмотря на все жизненные перемены, которые унесли меня далеко от его мира.

Когда в одном из репортажей тележурналисты напомнили нам о террористическом акте на Бостонском марафоне 2013 года, американский просветитель и телеведущий Фред Роджерс сказал: «Когда я был мальчиком и видел в новостях разные ужасы, моя мать говорила мне: „Ищи близких. Ты всегда найдешь людей, которые придут тебе на выручку„».

Именно это мы и увидели в Бостоне: в самых ужасающих ситуациях зрители марафона спонтанно бросались на помощь жертвам этого страшного преступления. Если мы хорошенько оглядимся вокруг, то в любой ситуации найдем таких же людей. Они действительно помогают – и в большом, и в малом. Просто потому, что взаимопомощь является одним из тех дел, для которых люди, собственно говоря, и рождены.

Мой дядя Пенпа не был святым. Он родился человеком (как и все мы) с естественной способностью ощущать боль других людей и беспокоиться об их благополучии.

Может показаться, что такие необычайно сострадательные люди, как Мать Тереза и Далай-лама, принадлежат к другому биологическому виду, но и они – тоже люди. Способность к состраданию является врожденной, хотя она больше похожа на талант освоения иностранного языка, а не на такое врожденное качество, как цвет глаз или кожи. Не каждый достигает словесного мастерства Шекспира, но все мы по-своему овладеваем своим языком – благодаря его изучению и постоянной практике. Мать Тереза и Далай-лама так сильны в сострадании просто потому, что они над этим много работали. А само семя этого качества души присутствует в каждом из нас. И еще – в дальнейшем мы увидим, что даже небольшое сострадательное действо может оказать намного бо́льшее влияние, чем можно было ожидать.

* * *

В западных странах исторически сложилось (по крайней мере – с эпохи Просвещения и уж точно после появления теории эволюции Чарльза Дарвина) господствующее представление, что сама природа человека эгоистична, а соперничество между людьми – это основа их взаимоотношений.

За упорство в распространении идей этого английского ученого Томаса Хаксли даже называли бульдогом Дарвина. Так вот, он использовал для описания человеческой природы известную строку из Теннисона: природа с кровью на зубах и на когтях. Хаксли видел человеческую жизнь как бой гладиаторов, в котором самые сильные, быстрые и самые смелые выживают только для того, чтобы сражаться в завтрашней битве. Исходя из гипотезы о нашей эгоистичной природе, ученые и философы пошли на многое, чтобы свести мотив любого поступка человека к его личному и эгоистичному интересу. А если такой интерес еще не выявлен как основа конкретного поступка, то объяснение его мотивов считается неполным – особенно в научном смысле. Причем предположение, что человек способен на самоотверженное поведение, отвергается как наивное. В лучшем случае, такие поступки понимаются как иррациональные и потенциально вредные для самого человека, а в худшем – альтруисты считаются лицемерами или жертвами самообмана.

Я всегда считал такую точку зрения, мягко говоря, немилосердной по отношению к нам самим. В молодости я был монахом и изучал классическую буддийскую философию, которая трактует сострадание (и другие положительные качества) как врожденные человеческие свойства, а его проявление через доброту – как нечто совершенно естественное. Это просто вопрос развития лучшего в нас самих и сдерживания заключенных в нас разрушительных тенденций – таких как гнев, агрессия, ревность и жадность.

Когда я был мальчиком и видел в новостях разные ужасы, моя мать говорила мне: ищи близких, ты всегда найдешь людей, которые придут тебе на выручку.

Важной целью современных экспериментов является изучение эмпатии. В самых разных научных дисциплинах новейшие исследования показывают, что мы мотивированы эмпатией.

Какие только аргументы я не приводил своим сокурсникам по Кембриджу в наших дискуссиях об альтруизме! Я говорил о работе Матери Терезы на благо обездоленных в калькуттских трущобах, но мне часто отвечали: «Наверняка она что-то имела и для себя, иначе ничего бы не делала».

В течение всей своей академической карьеры я всё время искал несогласных с идеей человеческого эгоизма, и в этой книге мне будет приятно познакомить вас с такими людьми – их ряды на Западе растут. Например, американский философ Томас Найджел доказал, что концепция альтруизма не является ни бессмысленной, ни непоследовательной, а психолог Дэниель Бэтсон посвятил бо́льшую часть своих исследований доказательству, что подлинное самоотверженное поведение реально существует. Мне кажется, что люди просто еще не проявили достаточного доверия к самим себе и страдают от исполнения эгоистических пророчеств.

Сегодня (даже в научном сообществе) растет признание, что эгоистичная концепция человеческой природы – это не более чем упрощение. В дополнение к личным и эгоистическим интересам наши научные представления должны включать понимание той фундаментальной роли, которую в качестве мотивов человеческого поведения играют инстинкты заботы и воспитания. Мы непременно признаем, что сотрудничество имеет в эволюции человека такое же значение, как и конкуренция.

Важной целью современных исследований является изучение эмпатии. В самых разных научных дисциплинах, начиная от изучения приматов и психологии развития детей и вплоть до нейробиологии и нейроэкономики (подраздел экономики, занимающийся нейрофизиологическими методами изучения экономического поведения), новейшие исследования показывают, что мы мотивированы эмпатией.

Что такое эмпатия? Это наша естественная способность понимать чувства других людей и разделять их жизненный опыт. Таким образом, она состоит из двух ключевых компонентов: эмоционального ответа на чьи-то ощущения и когнитивного (умственного) понимания его ситуации. Наш эмоциональный отклик может проявляться в форме резонанса, когда мы испытываем эмоции, похожие на чувства другого человека. А может быть, и наше собственное чувство по отношению к другому человеку, например огорчение по поводу неудачи или произошедшего с ним несчастья, хотя его чувств по этому поводу мы можем и не испытывать.

Английское слово «эмпатия» было придумано психологом Эдвардом Б. Титченером в 1909 году для того, чтобы перевести труднопроизносимое немецкое слово Einfuhlungsvermogen, которое появилось где-то в XIX веке. Этот немецкий термин, буквально переводимый как обладание способностью сочувствовать, означает чувствительность к эмоциям другого человека. Несмотря на недавнюю родословную этого термина, люди давно признали само обозначаемое им явление. Идея сопереживания заключена в золотом правиле – делать другим лишь то, что хотел бы, чтобы они сделали тебе. Этот принцип лежит в основе этических учений всех основных духовных традиций. Его связь с эмпатией предельно понятна из формулировки в буддийских источниках: возьмите за образец самого себя и не наносите вреда другим.

МЫ НЕПРЕМЕННО ПРИЗНАЕМ, ЧТО СОТРУДНИЧЕСТВО ИМЕЕТ В ЭВОЛЮЦИИ ЧЕЛОВЕКА ТАКОЕ ЖЕ ЗНАЧЕНИЕ, КАК И КОНКУРЕНЦИЯ.

Концепция эмпатии присутствует и в нерелигиозных источниках. Жан-Жак Руссо в своем философском романе «Эмиль» спрашивает: как можем мы быть тронуты жалостью, если не путем уподобления самого себя страдающему – как бы отказываясь от собственной сущности и принимая сущность несчастного? Шотландский философ Дэвид Юм сравнивает наши естественные чувства по отношению к другим людям с резонансом скрипичных струн – мы резонируем с чужой болью или удовольствием, как если бы они были нашими. Один из основателей теории рыночной экономики Адам Смит считал, что воображаемый перенос себя в другого человека является источником нашего сочувствия к страданиям других. И даже сам Чарльз Дарвин говорил, что мы отлично наделены социальными инстинктами, которые приводят животное к наслаждению обществом своих собратьев, к появлению симпатии к ним и оказанию им различных услуг.

В буддийских источниках подобные идеи выражены с несколько другой точки зрения. В них мы читаем о нашей естественной способности к эмпатии, возникающей из-за нашего ощущения связи с иными людьми или отождествления самого себя с кем-то другим. Некоторые из ранних буддийских текстов описывают это отождествление как ясное признание разумного характера другого человека, другие источники характеризуют его как чувство уважения к другому или признание ценности другого. Таким образом, когда мы сопереживаем, то не просто признаем, что другой человек испытывает определенные чувства, а выражаем свое уважение к ним.

Эмпатия проявляется в результате функционирования нескольких зон мозга. Во-первых, это лимбическая система, известная своей ролью в обработке эмоциональных сигналов. Во-вторых, эмпатия активирует ряд нейронных сетей, которые являются частью структуры, играющей решающую роль во взаимодействии между ребенком и объектом его привязанности, например матерью. И наконец, когда она возникает в ответ на чужие страдания, появляется и связь с тем, что ученые называют матрицей боли, – теми областями мозга, которые ответственны за наш личный опыт болевых ощущений. Картирование головного мозга показывает, что эмпатия имеет глубокие корни как в его эволюционно древних частях, так и в новом мозге – неокортексе. Последнее позволяет, например, воспринимать точку зрения другого человека.

Кроме того, результаты нейробиологических исследований показывают, что существует тесная связь между нашим впечатлением от другого человека и отношением к нему – с одной стороны, и нашими эмоциями и мотивами – с другой. Поэтому если перестроить свое восприятие и отношение к кому-либо, то действительно можно изменить чувства, которые испытываешь к этому человеку.