Текст книги "Храброе сердце. Как сочувствие может преобразить вашу жизнь"

Одно из самых удивительных открытий современных исследований одиночества – это заразительность доброты. Доброта других делает добрее и нас. Мы не только лучше себя чувствуем, когда видим помощь другому человеку, – это вынуждает нас самих кому-то помочь. Томас Джефферсон заметил, что мы становимся альтруистичней, когда узнаем о благотворительности или хотя бы о ней думаем. Это получило название морального возвышения. Представьте себе эффект пульсации доброты. Начиная с любого из нас, волны доброты распространяются вовне, причем каждый человек создает следующие волны и так далее. В итоге – вокруг нас множество перекрывающих друг друга кругов доброты…

В следующий раз, когда вы увидите, как кто-то проявляет заботу о другом человеке или помогает кому-то в затруднительной ситуации, постарайтесь обратить внимание, какой будет на это ваша инстинктивная реакция. У вас загорелись глаза? Стало тепло на сердце? Ваши губы сложились в улыбку?

Трое ученых из Кембриджского, Плимутского и Калифорнийского университетов в Лос-Анджелесе продемонстрировали заразительность сострадания в одном гениальном эксперименте. В их исследовании сравнивалось поведение студентов, случайным образом разбитых на две группы. Одна из них просматривала комедии или телепрограммы о живой природе, а вторая – эмоциональные шоу Опры Уинфри о людях, помогающих другим. Студентам сказали, что эксперимент нацелен на проверку их памяти и что им нужно будет выполнить на компьютере определенную задачу, которая непосредственно связана с их просмотром. Когда студенты должны были поочередно её выполнять, экспериментатор делал вид, что ему не удается открыть компьютерный файл. После нескольких неудачных попыток он сообщал каждому студенту, что тот может уходить и всё равно получит зачет за участие в этом эксперименте. Когда студент собирался уже выйти из кабинета, ученый вдруг спрашивал – не хочет ли он заполнить еще одну анкету, чтобы помочь в изучении другой темы. Анкета очень скучная и утомительная, и никакой компенсации за это не будет.

Результаты были поразительными. Участники, которые просматривали телепередачи про доброту и помощь, были рады помочь экспериментаторам. Причем участники группы Опры провели за этой работой в два раза больше времени, чем остальные. Когда мы видим доброту – это заставляет нас чувствовать сострадательно, а сострадание ведет к готовности оказать помощь. К счастью, в обычной жизни всегда есть масса возможностей проявить доброту. Уходя утром из дома, мы можем поцеловать своих близких на прощанье или уступить свое место в автобусе беременной женщине, можем позволить спешащему водителю обогнать нас на дороге или предложить коллеге свое заботливое ухо и просто его выслушать. Можем посвятить время волонтерской деятельности или пожертвовать часть доходов. У почти всех из нас есть множество таких возможностей. Но даже если мы не привыкли об этом думать, то в состоянии научиться. Вторая часть этой книги покажет, как это сделать.

Мы рождены для взаимоотношений с другими людьми. Наше стремление к объединению, причем не только с человеческими собратьями, но и с животными, чрезвычайно глубоко, и именно оно определяет наше счастье.

Во всем мире люди сейчас пропагандируют доброту. Например, участники движения «Заплати дальше» просят не отвечать на свое доброе дело им самим, а совершить что-то доброе незнакомому человеку. Так люди распространяют доброту, делая что-то другому. Во многих школах она уже стала частью учебной программы. В Великобритании кампания по продвижению миллиона случайных добрых поступков была запущена радиокомпанией BBC в 2008 г., а сегодня это стало уже обыденным явлением. Представьте себе мир, в котором сострадание станет не секретом счастья, а общепризнанной ценностью, организующим принципом общества и движущей силой перемен!

Обычно близкие люди дарят нам свою доброту и являются для нас величайшим источником счастья. Но они могут оказаться и самой большой причиной всех наших обид.

Чувство сострадания к любимому человеку может возникать снова и снова. Это совершенно естественно. Но вот постоянное поддержание доброты, особенно перед лицом невзгод, требует терпения и самоотверженности. Нередко даже простое повседневное общение в напряженной семейной атмосфере делает очень трудным сохранение самообладания, столь необходимого для проявления сострадания. Но когда мы выходим из себя, нам необходимо проявить именно доброту и простить – в первую очередь, самих себя. (Мы узнаем о важности самопрощения в следующей главе, а о самообладании – в части II этой книги.) И еще – нужно постоянно напоминать себе простую истину: резкий и болезненный обмен мнениями между близкими людьми происходит именно потому, что они беспокоятся друг о друге. Каждый чувствует себя рядом с другим в полной безопасности, и они не выбирают слов и выражений. Пока обе стороны помнят об этом беспокойстве, доброта останется основой их отношений.

Одни из самых сложных отношений у меня сложились с моим отцом. С моих одиннадцати и до двадцати лет мы с ним были монахами одного небольшого монастыря, который назывался Дзонгкар Чоде – по имени городка Дзонгкар в Западном Тибете, где я родился. У моего отца была очень сильная эмоциональная связь с этим монастырем и его долгой историей. Мои проблемы начались после окончания монашеской подготовки (в основном – запоминание литургических текстов и песнопения), когда я стал интересоваться другими, не связанными с монастырской жизнью вещами. Например, изучением английского языка и чтением книг на английском. Я был интеллектуально неудержим и чувствовал себя всё менее и менее комфортно в ежедневных ритуалах нашего монастыря, особенно повторяя ритуальные тексты и не понимая их смысла.

ОБЫЧНО БЛИЗКИЕ ЛЮДИ ДАРЯТ НАМ СВОЮ ДОБРОТУ И ЯВЛЯЮТСЯ ДЛЯ НАС ВЕЛИЧАЙШИМ ИСТОЧНИКОМ СЧАСТЬЯ. НО ОНИ МОГУТ ОКАЗАТЬСЯ И САМОЙ БОЛЬШОЙ ПРИЧИНОЙ ВСЕХ НАШИХ ОБИД.

Когда отец согласился с моим решением присоединиться к монастырю, у него на мой счет были простые и четкие планы: он хотел, чтобы я достиг совершенства в песнопениях и исполнении ритуалов, а потом стал настоятелем этого небольшого монастыря. А я хотел совсем другого, причем идея стать постоянным членом монашеской общины меня не привлекала. Мой отец был малограмотным человеком и никогда не понимал моего интеллектуального любопытства, воспринимая его как форму подросткового неповиновения, которое со временем пройдет. Он обвинил меня в эгоизме и неблагодарности за те тяготы и лишения, которые он и моя мать вынесли ради нас, и сказал, что после отдаления от общины я буду страдать и потеряю уважение окружающих. Я стал избегать его, что сделало наши отношения еще более напряженными и привело к еще бо́льшему отчуждению.

Я покинул Дзонгкар Чоде и присоединился к монастырю в другой части южной Индии, но мы сохранили контакт друг с другом. Однако я видел, что стал для него источником разочарования и стыда. С точки зрения моего отца, я предал свою общину, важную добродетельную организацию тибетцев и многих других азиатских культур.

Все изменилось в 1985 году, когда я стал переводчиком Его Святейшества Далай-ламы. В глазах моего отца теперь всё стало очень хорошо. Он признал, что не понял меня и никогда даже не подозревал, что все те мои дикие вещи могут оказаться настолько полезными.

Последние десять лет своей жизни мой отец страдал болезнью Паркинсона. Ему было прописано очень сильное лекарство. Оно помогало ему двигаться, но одновременно стимулировало выработку дофамина и сделало его несчастным. Усугубило его и без того тревожный характер, вызывало частые приступы паранойи и психозы, а также каким-то образом усилило его страх смерти. Мне повезло, что у меня была возможность потратить много времени, чтобы помочь моему отцу примириться с его страхами – в основном с помощью буддийских духовных учений и медитации. Мой отец умер в мире и совершенно счастливым. Он знал, что провел хорошую жизнь, а все трое его детей – мой брат, моя сестра и я – тоже счастливы и имеют собственные семьи. Должен признать, что иногда я был очень близок к тому, чтобы разорвать с ним отношения. Но благодаря состраданию – к моему отцу и к себе самому – мне удалось удержаться.

* * *

Что заставляет нас проявлять доброту по отношению к другим? Что за механизм управляет добрыми делами? И что их поддерживает? Уже понятно, что это сила заботливой и сострадательной части нашей собственной природы. Хотя эта сила и делает нас уязвимыми – в смысле нашей зависимости от заботы и доброты других людей, но она же дает нам возможность связи с другими людьми, с их потребностями, их болью и радостями. Именно этот инстинкт заботы помогает нам соединиться с ними на самом глубоком уровне. Когда мы испытываем чувство добра и сострадания к кому-то, когда мы связаны с чужой болью и нуждой, мы чувствуем себя по-настоящему живыми людьми. Мы видим, что наполняемся энергией, а сердце реагирует на происходящее с бо́льшей силой и руководит телом так, чтобы оно было готово действовать. В момент сострадания мы избавляемся от всех категорий и ярлыков, которые придумали для отделения себя от других. Именно тогда и раскрывается наш подлинный гуманизм. Мы оказываемся связанными с другим человеком на самом базовом и глубоком уровне. Теперь важно только то, что это еще один человек, такой же, как мы, который стремится к счастью и инстинктивно избегает страдания. Ничто другое не имеет больше никакого значения: ни раса, ни религия, ни принадлежность к определенной культуре, ни пол. Любое действие в ответ на нужды другого человека становится актом чистой доброты.

2
Ключ к принятию самого себя: будьте сострадательны к себе

Самый глубокий принцип человеческой природы – это стремление быть оцененным.

Уильям Джеймс (1842–1910)

Корень мудрости заключается в наблюдении за своим собственным умом.

Гёнпава Ванчуг Гьялцен (XI век)

Мы тяготеем к доброжелательности других людей и сами можем ответить на их нужды состраданием – если, конечно, позволим себе следовать своим инстинктам. Переплетение восприятия себя и восприятия других лежит в самой основе нашей человечности. Поэтому можно было бы предположить, что самосострадание, то есть заботливое и доброе отношение к самому себе, должно быть таким же естественным, как дыхание, и все могут проявить такое сострадание, ничему специально не обучаясь и об этом даже не думая. Но на самом деле ситуация намного сложнее – особенно в сегодняшнем обществе с высокой конкуренцией.

Сама современная культура мешает многим из нас сострадать себе. И всё же, согласно непрекращающемуся потоку доказательств, очень многое в жизни зависит именно от нашей способности проявить самосострадание. В самых разных ситуациях – от нервных расстройств и до выгорания на работе, от проблем в личных отношениях до проблем мотивации – очень большую роль играет сострадание себе (или его отсутствие). Когда нам не хватает самосострадания, мы становимся менее уверенными, менее толерантными и менее добрыми к самим себе. Эти недостатки болезненно проявляются и в собственной жизни, и во взаимодействии с другими людьми, особенно с любимыми.

Сострадание к себе настолько же важно для нашего счастья, как и сострадание к другим, если не больше. Но для многих людей оно чужеродно и очень неудобно – примерно как ходьба на руках. Если мы не привыкли к самосостраданию, то для начала потребуется определенная практика.

Эта глава посвящена самосостраданию и вопросу о том, почему оно необходимо. По этому поводу уже возникли недоразумения, и я хотел бы прояснить некоторые вещи.

По-прежнему верно утверждение, что мы более счастливы, если менее сфокусированы на самих себе и более ориентированы на мир вокруг нас. Здесь важно, что самосострадание не имеет ничего общего с нарциссизмом. Подлинно самосострадательные люди заботятся о себе, проявляя при этом предельную внимательность к чувствам и потребностям окружающих. Психическое и физическое здоровье, которое является результатом доброго отношения к себе, позволяет нам лучше заботиться о других людях. И наоборот – эгоцентрик настолько замкнут в своем собственном мире, что у него не остается места ни для кого другого.

Самосострадание не следует путать с жалостью к себе. С ней и мы погружаемся в собственные проблемы и не обращаем внимания на окружающий нас мир. Это форма эгоцентризма, тогда как самосострадание позволяет увидеть свои проблемы с точки зрения совместного опыта всего человечества. Жалость к себе увеличивает все трудности, как в увеличительном стекле, так что даже мелкая неприятность кажется огромной и невыносимой. А самосострадание дает чувство меры, которое помогает справляться с трудностями и мучениями более конструктивным способом.

Самосострадание – это не самодовольство. Возможно, самая сострадательная вещь, которую мы можем сделать для себя, – это не съесть весь пакет чипсов или не путать желание с необходимостью и не покупать ненужное. Самосострадание – это не стремление «порадовать самого себя», хотя иногда – осознанно и после зрелого размышления – вполне можно решить развлечься. Не менее важно, что оно не является наказанием самого себя за поедание чипсов, покупку какой-то вещи или получение иного удовольствия.

Ну и наконец, самосострадание – это совсем не то же самое, что чувство собственной важности или высокая самооценка. Оно позволяет с пониманием и добротой относиться к самому себе и признавать себя – особенно в трудностях и неудачах. Самосострадание – это нежное и заботливое, но безвредное направление сердца и ума на свои страдания и потребности. А чувство собственной важности основано на самооценке. Сострадание себе может повышать самооценку, но от нее не зависит.

В современной культуре, особенно в Северной Америке, самооценка стала Святым Граалем развития ребенка и психического здоровья. В США в школах имеются специальные программы, направленные на повышение самооценки, а родителям сообщают, что чем раньше они начнут беспокоиться о развитии её у своих детей – тем лучше. Конечно, в самооценке как таковой нет ничего плохого. Но дети и взрослые часто полагают, что они достойны уважения, лишь когда «преуспевают» и добиваются определенных достижений. Кроме того, самооценка настолько искажается нашей соревновательной культурой, что многие люди ощущают свою ценность только в сравнении с другими.

Мы с моей женой – тоже родители и иногда испытываем соблазн сыграть в ту же игру и заняться повышением самооценки наших дочерей с точки зрения их академических достижений или успехов в спорте и музыке. Но я вырос в совершенно другой культуре и беспокоюсь о последствиях такого условного определения оценки самого себя. Во время моего взросления я никогда не думал, что моя значимость как человека зависит от моих хороших действий. Даже в детстве я чувствовал себя полноценной и вполне признанной личностью. Возможно, это связано с традиционной буддийской идеей, что каждый из нас привносит в плотную сеть человеческих отношений что-то уникальное, взятое из своей прошлой кармы, – всего, что произошло до и во время нынешней жизни и создало сегодняшние обстоятельства.

Зависимость самооценки от достижений несет в себе риск уязвимости от неудачи – если всё происходит не так, как ожидалось.

Подобные опасения высказывались и некоторыми учеными. Они обнаружили, что зависимость самооценки от достижений несет в себе риск уязвимости от неудачи – если всё происходит не так, как ожидалось. Другие исследователи доказали, что стремление к высокой самооценке может препятствовать обучению, особенно на собственных ошибках. Когда цель всех действий сводится лишь к подтверждению собственного статуса, и это возможно только при положительном результате, мы обычно плохо подготовлены к неудаче. А если мы сталкиваемся с поражением и разочарованием в своих ожиданиях (что неизбежно), то сразу же ощущаем опасность для себя, для своей личности. И либо притворяемся, что всё в порядке (отрицание поражения), либо переходим в другую крайность и сурово себя осуждаем.

Для моей жены и меня вопрос заключался в следующем: можно ли получить преимущества от высокой самооценки, например уверенность в себе и оптимизм, без негативного побочного эффекта? Можно ли совместить самооценку и самосострадание? Да, это оказалось возможным – но только если самооценка достигается в качестве не главного продукта и не является самоцелью. Мы хотим получить из нее лишь симпатию к самому себе, а не восхваление или возвеличивание. А это подразумевает спокойный мир с самим собой. Если такая симпатия возникла из самосочувствия, то она лишена гордыни. Самосострадание сочетает в себе признание собственной ценности и подлинное смирение.

Тибетцы кратко выразили все проблемы перфекционистской самооценки в замечательной поговорке «Зависть к высшему, соперничество с равным и презрение к низшему». Именно эти три качества часто служат причиной неудовлетворенности жизнью и многих несчастий.

При развитии самосострадания не следует оценивать себя с точки зрения мирских успехов и сравнивать себя с другими. Вместо этого надо признать свои недостатки и делать это с терпением, пониманием и добротой. Мы рассматриваем свои проблемы в более широком контексте наших общечеловеческих качеств. Самосострадание, в отличие от самооценки, позволяет чувствовать себя еще более связанным с другими людьми и более позитивно к ним относиться. И наконец, самосострадание позволяет быть честным с самим собой и способствует реалистическому пониманию своей ситуации.

В ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ БОЛЬШИНСТВУ ЛЮДЕЙ СЛЕДУЕТ ЗАБОТИТЬСЯ ТОЛЬКО О СЕБЕ ИЛИ ЕЩЕ О ЛЮДЯХ ИЗ СЕМЕЙНОГО ОКРУЖЕНИЯ.

Наши курсы по развитию сострадания в Стэнфордском университете посещала одна женщина около сорока лет, у которой после перенесенного инсульта была парализована одна сторона тела. Пока она не прошла наш курс, она была не в состоянии помыть эту сторону, потому что не могла заставить себя даже дотронуться до нее. Для туалета она постоянно нуждалась в посторонней помощи. Развив сострадание и доброту к этой части её собственного тела, она смогла преодолеть свое отвращение и научилась мыться полностью. Это достижение очень серьезно повлияло на качество её жизни, у нее появилось ощущение благополучия.

Я вырос в беднейшей части мира, и на мой первый наивный взгляд могло показаться, что люди на Западе более уверенные, более эффективные и способны лучше о себе позаботиться и насладиться жизнью. В этом индивидуалистическом обществе большинству людей следует заботиться только о себе или еще о людях из семейного окружения. Семьи здесь небольшие, а пожилые родители живут отдельно, причем часто – в домах престарелых. В этой культуре высоко ценится досуг, а поездки в отпуск настолько же обычны, как раньше – религиозные паломничества. Здесь явно посвятили себя уходу за самим собой, довольству и праздностям жизни. Но не всё так, как кажется.

Куда ни посмотри, здесь у людей заметны признаки нехватки самосострадания, причем их диапазон весьма широк – от легкой неприязни к себе до глубокой ненависти. Вот несколько примеров: люди остаются в неблагополучных или даже оскорбительных отношениях между собой просто потому, что они винят в этом самих себя и не верят, что заслуживают лучшего. Люди чувствуют себя неловко в своих собственных телах. Они не любят своего отражения в зеркале и добровольно голодают или накачивают свои тела непонятно чем и добровольно вредят себе, чтобы просто отвлечься от их настоящей боли. Люди не заботятся о себе, а если начинают это делать, то чувствуют себя подавленными.

Буддисты понимают самосострадание как основу, на которой мы учимся бо́льшей сострадательности и лучшей заботе о других.

Они пренебрегают своими базовыми потребностями во сне, питании и физических упражнениях и всё усерднее и усерднее работают, потому что не знают, как еще они могут найти подтверждение, что они – люди. Если их критикуют – сразу выходят из себя или, наоборот, закрываются. Они всегда готовы поверить во что-то плохое о себе, но в то же время не могут выдержать критики – потому что им не хватает чувства собственной ценности. Люди чувствуют себя обманщиками, особенно когда всё идет хорошо. Они живут в страхе разоблачения, так как на самом деле не верят, что заслуживают лучшего. И постоянно испытывают тревогу, подавленность, отчаяние и не знают, что с этим делать, – и в этом тоже винят и осуждают себя.

* * *

Я был воспитан в вере, что забота о самом себе – одна из форм самосострадания, это инстинкт не только у людей, но и у всех живых существ. Традиционные буддийские медитации о сострадании основаны на предпосылке, что мы обладаем врожденным инстинктом быть добрым к себе. Медитативная практика построена на расширении этого естественного чувства в отношении других живых существ. Мы расширяем круг нашей заботы (центр которого – мы сами) и включаем в него сначала своих близких, затем – чужих людей, а далее – «трудных» (это политики противоположных взглядов или проблемные подростки) и в конечном итоге – всех людей и каждое живое существо в этом мире. Буддисты понимают самосострадание как основу, на которой мы учимся бо́льшей сострадательности и лучшей заботе о других.

В 1989 году на конференции по буддизму и психотерапии в Ньюпорт-Бич, на которой Его Святейшеству Далай-ламе впервые была полностью представлена концепция ненависти к самому себе, я увидел, как традиционное буддийское представление о самосострадании сталкивается лицом к лицу с современным опытом. На одной из дискуссий многие медики рассказывали об этой укоренившейся ненависти, которая лежала в основе проблем их пациентов.

Когда возник вопрос, как традиционные буддийские практики могли бы им помочь, Далай-лама поначалу был озадачен. Его Святейшество спросил, насколько вообще обоснованы такие представления. Ведь если самосохранение, забота и любовь к самому себе являются фундаментальными инстинктами каждого разумного существа – как это рассматривает буддийская психология, – то можно ли ненавидеть саму свою сущность? Как люди смогли настолько извратить собственную природу и настолько отдалиться от неё? Такая озлобленность – это нечто большее, чем неудовлетворенность своим внешним видом, жизненными достижениями и отсутствие чувства собственного достоинства.

Это показалось Далай-ламе очень важной проблемой, затрагивающей саму основу нашего внутреннего отношения к самим себе. Участникам конференции пришлось немало потрудиться, чтобы убедить Его Святейшество, что ненависть к самому себе – не выдумка, а психологическая реальность и на Западе не является редкостью. Дело здесь не в том, что буддийские представления неверны. Далай-лама понял, что ненависть к самому себе корнями уходит в тот же самый базовый инстинкт заботы о себе. Ненависть – это тоже форма заботы (её не может вызвать что-то безразличное). Она исходит из нее, но неспособна признать или простить наше несовершенное «я».

С помощью самосострадания мы учимся восстанавливать связь с той чистой, нежной и уязвимой частью нас самих, которая по-прежнему о нас беспокоится. Эта часть никогда не прекращала этого делать, но просто скрылась за броней, которую мы надеваем в минуту опасности.

МНОГИЕ ПОЧУВСТВОВАЛИ СЕБЯ ДИСКОМФОРТНО, КОГДА БЫЛИ ВЫНУЖДЕНЫ ДУМАТЬ О СВОИХ ПОТРЕБНОСТЯХ.

Я прожил на Западе более двух десятилетий и с близкого расстояния наблюдал отсутствие самосострадания, причем во многих проявлениях. Но иногда даже я недооцениваю его глубину в повседневной человеческой жизни. При разработке самой первой Стэнфордской программы обучения состраданию я использовал в ней традиционную буддийскую структуру перехода от самосострадания к состраданию другим в постоянном расширении круга людей. Но после тестирования этой программы стало ясно, что камнем преткновения для жителей Запада является сама исходная точка – самосострадание. Многие обучавшиеся почувствовали себя дискомфортно, когда были вынуждены думать о своих потребностях. У некоторых вызывали отвращение такие фразы из медитации о самосострадании, как «Пусть я буду счастлив, пусть я найду мир и радость». Я понял, что нужно начать с какого-то другого места, или мы здесь застрянем, и изменил порядок прохождения курса.

Мне удалось обсудить эту проблему с психологом Кристин Нефф, которая сыграла важную роль в создании систематического научного подхода к самосостраданию. В ходе своей основной работы по психологии самосострадания Нефф разработала анкету для измерения трех основных компонентов сострадания себе: доброты к самому себе, общей человечности и осознанности. Она определяет «доброту к самим себе» как способность относиться к собственным недостаткам и встреченным трудностям с добротой, пониманием и признанием, а не с осуждением. «Общая человечность» по её шкале – это восприятие своих проблем и страданий в контексте общечеловеческого опыта. А «осознанность» – это способность спокойно удерживать болезненные переживания в сознании, а не делать их навязчивой идеей или отчаянно пытаться их исправить.

Вот несколько вопросов из анкеты Кристин Нефф.

Выразите свое отношение к следующим утверждениям и укажите степень своего согласия (полностью согласен, более или менее согласен, совсем не согласен).

• Я стараюсь с пониманием и терпением относиться к тем чертам моей личности, которые мне не нравятся (доброта к самому себе).

• Когда я переживаю трудные времена, я отношусь к себе с заботой и нежностью, которые мне необходимы (доброта к самому себе).

• Когда я чувствую себя неадекватно, я стараюсь напомнить себе, что чувство неадекватности возникает у большинства людей (общая человечность).

• Когда мои дела идут плохо, я понимаю, что с такими трудностями в жизни сталкиваются все люди (общая человечность).

• Когда я чувствую себя подавленным, я стараюсь относиться к своим чувствам с любопытством и открытостью (осознанность).

• Если мне не удалось что-то важное, я стараюсь сохранить общую перспективу (осознанность).

Нефф уверила меня, что в реальности недостаток самосострадания никак не связан с различиями Востока и Запада. Её шкала самосострадания применяется теперь во многих странах – и на Западе, и на Востоке. Эта проблема оказалась настолько же широко распространена во многих азиатских странах, как и в США, Канаде или Европе.

Сравнительное исследование, проведенное в США, Тайване и Таиланде, показало, что по степени самосострадания Таиланд находится на первом месте, США – на втором, а Тайвань – на третьем. Нефф и её коллеги связывают более высокий балл у тайцев с их буддийской культурой, а я подозреваю, что и с большим чувством связи тайцев с их общим культурным наследием. В любом случае, проблема самосострадания явно больше связана с модернизацией и современной культурой, а не с противопоставлением иудео-христианского наследия Запада и азиатского культурного наследия Востока.