Текст книги "Сарторис"

– Вы с этим проклятым доктором сведете меня в могилу. – Голос старого Баярда временно заглушил голос мисс Дженни. – Билл Фолз меня не убьет. В городе я из-за этого проклятого болвана ни минуты не могу спокойно посидеть на стуле, он только и знает, что шататься вокруг с разочарованным видом от того, что я все еще жив и здоров. А когда я приезжаю домой, где его нет, ты мне даже поужинать спокойно не даешь. Суешь мне под нос кучу дурацких разноцветных картинок, на которых какой-то идиот изобразил человеческие внутренности.

– Кто это скоро помрет, пап? – шепотом спросил Айсом.

Саймон обернулся:

– А ты чего тут слоняешься? Ступай на кухню, где тебе место.

– Ужин стынет, – отвечал Айсом. – Кто помирает?

– Никто не помирает. Разве умирающие так вопят? Ступай на свое место, парень.

Они прошли через прихожую и вернулись на кухню. Сзади яростно бушевали голоса, слегка приглушенные стенами, но все еще недвусмысленно сердитые, как и прежде.

– И чего они все спорят? – спросил Кэспи, усердно работая челюстями.

– Не твоего ума дело. Ты не суйся – белые люди сами разберутся, – отвечал ему Саймен. Он уселся за стол; Элнора встала, налила чашку кофе из кофейника, стоящего на плите, и подала ему. – У белых людей тоже есть заботы, как и у черномазых. Подай-ка мне мясо, парень.

С наступлением ночи буря утихла; прекратив боевые действия как бы по обоюдному согласию, обе стороны, надежно окопавшись, назавтра вновь атаковали друг друга за ужином. И так продолжалось каждый вечер вплоть до начала второй недели июля, когда наконец на шестой день после того, как молодого Баярда привезли домой со сломанными ребрами, мисс Дженни со старым Баярдом и доктором Олфордом отправились в Мемфис на консультацию к знаменитому специалисту по болезням крови и желез, с которым доктор Олфорд – не без труда – заранее условился. Молодой Баярд лежал наверху в гипсе, но Нарцисса Бенбоу обещала днем приехать с ним посидеть.

Вдвоем с доктором мисс Дженни посадила старого Баярда на утренний поезд, хотя он все еще бранился, упираясь как упрямый, сбитый с толку вол. В вагоне оказалось несколько знакомых, которые, увидев их в обществе доктора Олфорда, принялись выражать свое удивление и сочувствие. Воспользовавшись этим, старый Баярд снова попытался настоять на своем, но мисс Дженни не обращала никакого внимания на его яростное ворчанье.

Словно сердито надувшегося мальчугана, они отвели его в клинику, где их должен был принять специалист, и все трое уселись в комнате, напоминавшей холл дешевой летней гостиницы, среди тихих, переговаривающихся шепотом людей, шелестящих страницами газет и журналов. Ждать пришлось долго.

Время от времени доктор Олфорд атаковал непроницаемо любезную даму, сидевшую за коммутатором, которая неизменно отбивала его натиск, возвращался обратно и с натянутым, чопорным видом усаживался возле своего пациента, чувствуя, что с каждой минутой падает в глазах мисс Дженни. Старый Баярд постепенно тоже присмирел, хотя иногда с робкой надеждой в голосе принимался снова ворчать на мисс Дженни.

– Ах, перестань ругаться, – перебила она его наконец. – Никуда ты теперь не уйдешь. Возьми газету и сиди смирно.

Но вот в приемную энергичным шагом вошел специалист и направился к даме у коммутатора; увидев его, доктор Олфорд встал и двинулся к нему. Специалист, энергичный, щеголеватый мужчина, быстрые резкие движения которого напоминали выпады фехтовальщика, обернулся и при этом чуть не наступил на доктора Олфорда. Он бросил на доктора Олфорда тусклый досадливый взгляд, затем пожал ему руку и скороговоркой обрушил на него град сухих отрывистых слов: «Минута в минуту. Точность. Отлично. Больная здесь? Переезд перенесла благополучно?»

– Да, доктор. Он…

– Хорошо, хорошо. Разделась и готова?

– Больной…

– Минуточку. – Специалист обернулся. – А, миссис Смит.

– Да, доктор.

Дама у коммутатора не подняла головы, и тут в приемную вошел другой специалист по каким-то болезням – высокого роста, с величественным таинственным видом королевского гробовщика; он отстранил доктора Олфорда, и обе знаменитости громко залопотали, между тем как доктор Олфорд, вежливо вытянувшись, в полном небрежении стоял рядом, весь кипя от ярости и чувствуя, что с каждой минутой мнение мисс Дженни об его профессиональном статусе становится все ниже и ниже. Когда оба специалиста закончили разговор, доктор Олфорд подвел своего врача к пациенту.

– Вы сказали, что ваша больная готова? Хорошо, хорошо. Не будем терять время. Обедаю сегодня в городе. Вы уже обедали?

– Нет еще, доктор. Но больной…

– Нет еще, – согласился специалист. – Впрочем, времени достаточно.

Он стремительно повернулся к завешенной шторою двери, однако доктор Олфорд твердо, но вежливо взял его под руку и остановил. Старый Баярд читал газету. Мисс Дженни бесстрастно наблюдала за происходящим. Шляпа торчала у нее на самой макушке.

– Миссис Дю Пре, полковник Сарторис, это доктор Брандт, – сказал доктор Олфорд. – Полковник Сарторис – ваш…

– Здравствуйте, здравствуйте. Привезли больную? Дочь? Внучка?

Старый Баярд поднял голову.

– Что? – прокричал он, приложив ладонь трубочкой к уху, и увидел, что специалист, широко открыв глаза, смотрит на его лицо.

– Что это у вас на лице? – спросил он, рывком выбросил вперед руку и дотронулся до почерневшего нароста. Нарост мгновенно отвалился, а на морщинистой, но чистой щеке Баярда осталось круглое пятно, розовое и гладкое, как кожа грудного младенца.

Вечером, сидя в поезде, старый Баярд, погрузившись в глубокую задумчивость, долгое время молчал.

– Какое сегодня число, Дженни? – неожиданно спросил он.

– Девятое, а что? – отвечала мисс Дженни. Старый Баярд досидел еще немного. Потом он встал и сказал:

– Схожу выкурю сигару. Надеюсь, табак мне не повредит, доктор?

Три недели спустя от специалиста пришел счет на пятьдесят долларов.

– Теперь понятно, чем он так знаменит, – ледяным тоном произнесла мисс Дженни и, обращаясь к племяннику, добавила: – Благодари свою звезду, что он всю голову с тебя не снял.

С этих пор она обращается с доктором Олфордом покровительственно и сурово, старика Фолза приветствует кратчайшим ледяным кивком и горделиво шествует дальше, а с Люшем Пибоди не разговаривает вовсе.

7

Со свежего жаркого утреннего воздуха она вошла в прохладную прихожую, где Саймон с важным видом собственника суетливо смахивал метелкой пыль.

– Они сегодня в Мемфис уехали, – сказал он, кивнув ей головой. – Но мистер Баярд вас ждет. Идите прямо наверх, мисс.

– Спасибо, – отвечала она и пошла наверх, оставив его деловито пересыпать пыль с одной поверхности на другую и обратно. Поднявшись по лестнице, она попала в ровную струю сквозняка, тянувшего из открытых дверей на другом конце прихожей. Сквозь эти двери виднелся отрезок голубых холмов и белесое, как соль, небо. Возле дверей в комнату Баярда она остановилась и постояла немного, крепко прижав к груди книгу.

Несмотря на возню Саймона внизу, в доме, который в отсутствие шумной и деятельной мисс Дженни утратил свойственную ему атмосферу спокойной уверенности, царила несколько даже зловещая тишина. Откуда-то издали, со двора, до Нарциссы доносились какие-то слабые звуки; их глухие сонные отголоски вливались в дом на волнах живительного июльского ветерка.

Но из комнаты, перед которой она стояла, не слышалось ни малейшего звука вообще. Быть может, он уснул; и когда первоначальное побуждение, заставившее ее приехать сюда несмотря на отсутствие мисс Дженни, – данное слово и стойкость ее безрассудного сердца, – сослужив свою службу, покинуло ее, она остановилась за дверью, надеясь, что он уснул и проспит весь день до вечера.

Однако ей придется войти в комнату посмотреть, спит он или нет, и она прикоснулась руками к лицу, словно этим жестом можно было вернуть себе обычное выражение безмятежного покоя – специально для него – и вошла.

– Саймон? – спросил Баярд. Он лежал на спине, подложив под голову руки и глядя в окно на противоположной стене, и Нарцисса молча остановилась в дверях. Не услышав ответа, он поднял голову и посмотрел на нее своим мрачным, тяжелым взглядом. – Черт побери, вот уж не думал, что вы сегодня приедете.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она.

– Ведь стоит тете Дженни выйти из комнаты, как вы уже одной ногой за дверью, – продолжал он. – Это она велела вам приехать?

– Она просила меня с вами посидеть. Ей не хочется, чтоб вы оставались весь день с одним только Саймоном. Вам сегодня лучше?

– Ах, вот оно что, – протянул оа – Может, вы, в таком случае, присядете?

Ее стул стоял в углу. Она подвинула его к кровати. Он смотрел, как она поворачивает стул и садится.

– Что вы об этом думаете? – спросил он.

– О чем?

– О том, что приезжаете сюда со мной сидеть?

– Я привезла новую книгу, – сказала она, – Только что получила. Надеюсь, она вам понравится.

– Надеюсь, – без особой уверенности согласился он. – Пожалуй, скоро какая-нибудь из них мне и в самом деле понравится. Однако что вы все-таки думаете о том, что приехали сюда сегодня?

– Я думаю, что больного нельзя оставлять одного с неграми, – сказала она, склонившись над книгой. – Эта книга называется…

– Почему бы тогда не нанять сиделку? Охота вам ездить в такую даль.

Она наконец посмотрела на него своими серьезными, полными отчаяния глазами.

– Зачем вы приезжаете, если вам не хочется? – настаивал он.

– Мне это не трудно, – ответила она и открыла книгу. – Она называется…

– Бросьте, – перебил он. – Мне и так придется целый день слушать этот вздор. Давайте немножко поговорим.

Но Нарцисса не поднимала головы, и руки ее все еще лежали на раскрытой книге, – Почему вы боитесь со мной разговаривать?

– Боюсь? – удивилась она. Может, вы хотите, чтобы я ушла?

– Что? Нет, черт побери. Я хочу, чтоб вы хоть раз нечеловечески со мной поговорили. Подите сюда.

Она не поднимала глаз и отгородилась от него руками, как будто он не лежал беспомощно на спине на расстоянии двух ярдов.

– Подойдите поближе! – скомандовал он. Она встала и крепко вцепилась в книгу.

– Я ухожу, – сказала она. – Я велю Саймону быть поблизости, чтоб он услышал, если вы его позовете. До свидания.

– Подождите! – воскликнул он. Она быстро пошла к дверям.

– До свидания.

– Но вы же только что сами сказали, что нельзя оставлять меня одного с черномазыми.

Она помедлила у дверей, и он с холодной хитростью добавил:

– Ведь тетя Дженни просила вас со мной посидеть. Что ж я ей теперь скажу? Почему вы боитесь человека, который лежит на спине в чугунной смирительной рубашке?

Но она только смотрела на него своими спокойными безнадежными глазами.

– Ну, раз так, то идите. – Голова Баярда дернулась на подушке, он снова уставился в окно, и тогда Нарцисса вернулась и села. Он кротко спросил: – Как называется эта книга? – и, услыхав ответ, сказал: – Ну, ладно, читайте. Я все равно скоро усну.

Она раскрыла книгу и стала скороговоркой читать, словно прячась за ширмой слов, которую воздвигал между ними ее голос. Она читала, склонив голову над книгой и чувствуя, как проходит время, с которым она, казалось, старается бежать наперегонки. Баярд не шевелился. Она дочитала фразу и, не поднимая головы, умолкла, но он тотчас заговорил:

– Читайте дальше, я не сплю. Может, на этот раз мне больше повезет.

Близился полдень. Где-то каждые пятнадцать минут били часы, и во всем доме не слышалось больше ни звука. Саймон давно уже прекратил свою возню в прихожей, но иногда до Нарциссы доносилось какое-то глухое, невнятное бормотанье. Листья на ветке за окном висели неподвижно, и в знойном воздухе сливалось в сонный гул множество разнообразных звуков – голоса негров, чавканье животных на скотном дворе, ритмичные стоны водяного насоса, нестройное кудахтанье кур в саду под окном и нечленораздельные крики Айсома, который их разгонял.

Баярд уснул, и когда Нарцисса это поняла, она поняла также, что сама не заметила, как перестала читать. Она сидела, держа на коленях раскрытую книгу, слова которой не оставили никакого следа у нее в голове, и смотрела на его спокойное лицо. Оно опять напоминало бронзовую маску, с которой болезнь смыла неистовый пыл страстей, но эти страсти, лишь слегка облагороженные, все еще дремали где-то в глубине.

…Она отвернулась от него и, уронив неподвижные руки на страницы раскрытой книги, стала смотреть в окно. Занавески не шевелились. Горячие пальцы солнца перебирали неподвижные листья на ветке, наискосок пересекавшей оконную раму, а сама Нарцисса как будто утратила все признаки жизни – она дышала так тихо, что легкая ткань ее платья совсем не колебалась на груди, – сидела и думала, что вожделенный покой ей суждено обрести лишь в таком мире, где совсем не будет мужчин.

Часы пробили двенадцать. На лестнице тотчас же послышалось тяжелое хриплое дыхание, и, прокравшись по прихожей, словно огромная крыса, в дверь просунул голову Саймон, напоминавший прародителя всех обезьян.

– Он еще спит? – хриплым шепотом спросил он.

– Тш-ш. – Нарцисса предостерегающе подняла руку.

Саймон на цыпочках вошел в комнату, пыхтя и шаркая ногами.

– Тише, – быстро проговорила Нарцисса, – ты его разбудишь.

– Обед готов, – тем же хриплым шепотом возвестил Саймон.

– Неужели нельзя подождать, пока он проснется? – прошептала Нарцисса и встала, чтоб его остановить, но он уже прокрался к столу и начал неловко рыться в стопке книг, которые в конце концов с грохотом рухнули на пол. Баярд открыл глаза.

– О господи, – сказал он. – Ты уже опять.

– Похоже, что мы с мисс Бенбоу так-таки его разбудили! – в притворном ужасе воскликнул Саймон.

– Не понимаю, почему ты не можешь спокойно смотреть, как человек лежит с закрытыми глазами, – сказал Баярд. – Слава богу, что вы не размножаетесь, как москиты.

– Вы его только послушайте, – отвечал Саймонт. – Ложится спать – ворчит, просыпается – опять ворчит. Элнора вам обед приготовила.

– Почему ж ты его не принес? – спросил Баярд. – И для мисс Бенбоу тоже. Но может быть, вы предпочитаете обедать внизу?

Всеми своими движениями Саймон являл карикатуру на самого себя. Теперь он принял вид оскорбленного достоинства.

– Столовая – вот подобающее место для гостей, – произнес он.

– Да, да, – сказала Нарцисса. – Я пойду вниз. Не надо доставлять Саймону столько хлопот.

– Никаких хлопот нет, – отвечал Саймон, – да только это…

– Я спущусь вниз, а ты ступай и принеси поднос мистеру Баярду, – сказала Нарцисса.

– Да, мэм, – отвечал Саймон, направляясь к двери. – Вы можете спускаться вниз. Элнора сразу же вам подаст.

С этими словами он вышел из комнаты.

– Я пыталась… – начала Нарцисса.

– Знаю, – перебил ее Баярд, – он никому не даст поспать в обеденное время. А вы лучше скорей идите обедать, а то он утащит все обратно на кухню. И ради меня можете не торопиться.

– Можете не торопиться? Что вы этим хотите сказать? – Она остановилась у дверей.

– Вы, наверное, уже устали.

– Ах, вот оно что, – отозвалась она и постояла еще немного, погрузившись в свое тихое отчаяние.

– Послушайте, – сказал он вдруг. – Вы что, плохо себя чувствуете? Может, вам лучше уехать домой?

– Нет, – отвечала она, выходя из комнаты. – Я скоро приду.

Она в одиночестве сидела за столом в сумрачной столовой, а Саймон, отправив Айсома с подносом наверх к Баярду, суетился вокруг, усердно потчевал ее различными блюдами или, прислонясь к буфету, произносил бессвязный монолог, который не имел начала и едва ли мог когда-нибудь прийти к концу. Монолог этот непринужденно лился у нее за спиной, пока она шла через прихожую, а когда она остановилась у парадной двери, он все еще продолжался сам по себе, словно зачарованный самим фактом своего существования и приводимый в движение своею собственной инерцией.

Возле крыльца под нестерпимо белым солнечным светом переливалась яркими пятнами клумба с шалфеем. За нею в полуденном зное трепетала подъездная дорожка, перекрытая сводом листвы дубов и белых акаций; прохладным зеленым туннелем спускаясь к воротам, она вливалась в горячую ленту шоссе. По другую сторону шоссе простирались поля и застывшие в безветрии перелески, растворяясь в мерцающей июльской дымке у подножья голубых холмов.

Нарцисса в своем белом платье немного постояла у дверей, прижавшись щекой к прохладному и гладкому косяку, в легком сквозняке, тянувшем неизвестно откуда при полной неподвижности листьев; Саймон уже убрал со стола, и это легкое дуновение, слишком теплое, чтоб его можно было назвать ветерком, доносило из кухни ленивое бормотанье сонных голосов.

Наконец, она услышала наверху какое-то движение, вспомнила, что туда пошел Айсом с обедом для Баярда, повернулась, открыла дверь в гостиную и вошла. Свет, пробивавшийся в узкую щель между плотно закрытыми ставнями, еще больше сгущал темноту. Она подошла к роялю, постояла возле него, касаясь рукой его пыльной поверхности, и ей представилось, как мисс Дженни, прямая и несгибаемая, сидит возле него на стуле. Потом она услышала, как Айсом спускается с лестницы; вскоре его шаги замерли на противоположном конце прихожей, и тогда она выдвинула табурет, села и положила руки на закрытую крышку рояля.

Саймон, бормоча что-то себе под нос, снова вошел в столовую, теперь уже с Злнорой, и они, гремя посудой, переговаривались лишенными согласных словами. Разобрать их было нельзя, и до Нарциссы доносилось только повышение и понижение мягких голосов. Потом они ушли, а она все сидела, уронив руки на прохладное дерево, в тихой темной комнате, где как будто застоялось даже самое время.

Бой часов раздался опять, и она встрепенулась. «Я плакала», – подумала она.

– Я плакала, – проговорила она грустным шепотом, упиваясь собственным одиночеством и горем. Остановившись перед высоким зеркалом у дверей гостиной, она пристально посмотрела на свое смутное отражение и кончиками пальцев легонько коснулась глаз. Потом двинулась дальше, но у подножья лестницы снова остановилась, прислушиваясь. После этого быстро поднялась наверх, прошла через комнату мисс Дженни в ее ванную и вымыла там лицо.

Баярд лежал в том же положении, в каком она его оставила. Теперь он курил папиросу, между затяжками небрежно стряхивая пепел в блюдце, стоявшее возле него на кровати.

– Ну, что? – спросил он.

– Вы так весь дом сожжете, – сказала она, убирая блюдце. – Мисс Дженни никогда бы этого не допустила.

– Знаю, – застенчиво согласился он, и Нарцисса придвинула к кровати стол и поставила на него блюдце.

– Так вам будет удобно? – Да, спасибо. Вы сыты?

– О да. Саймон очень старался. Почитать вам еще, или вы хотите спать?

– Почитайте, если вам не трудно. Я, наверное, бо лыне не усну.

– Это что, угроза?

Он быстро взглянул на нее, когда она садилась и брала в руки книгу.

– Что с вами случилось? Перед обедом вы вели себя как-то странно. Саймон дал вам чего-нибудь выпить?

– Нет, что вы. – Она нервно засмеялась и открыла книгу. – Я забыла, где мы остановились. Вы помните… впрочем, вы ведь уснули. Начать с того места, где вы перестали слушать? – говорила она, быстро переворачивая страницы.

– Нет, читайте откуда попало. По-моему, там все одно и то же. Если вы подвинетесь немного ближе, я, пожалуй, не усну.

– Можете спать, если вам хочется. Мне все равно.

– Вы хотите сказать, что не подвинетесь? – спросил он, подняв на нее сумрачный взгляд.

Она подвинула стул ближе к кровати, снова открыла книгу и продолжала ее листать.

– Кажется, это было где-то здесь, – неуверенно проговорила она. – Да, пожалуй.

Прочитав про себя несколько строчек, она начала читать вслух, дочитала до конца страницы, и тут голос ее в замешательстве прервался. Она перевернула еще страницу, потом открыла ее опять.

– Это я уже читала, теперь я вспомнила. – Она продолжала листать книгу, и ее безмятежное чело чуточку затуманилось. – Наверное, я и сама уснула, – сказала она, глядя на него дружелюбно и немножко смущенно. – Мне кажется, что я прочла уже сотню страниц.».

– Начните с любого места, – повторил он.

– Нет, обождите, это здесь.

Она снова начала читать и наконец нашла прерванную нить повествования. Поднимая глаза, она всякий раз ловила устремленный на себя спокойный сумрачный взгляд. Вскоре Баярд перестал на нее смотреть, и, заметив, что глаза его закрыты, она решила, что он спит, дочитала до конца главы и умолкла.

– Я еще не сплю, – сонным голосом пробормотал Баярд.

Однако Нарцисса не стала читать дальше, и тогда он открыл глаза и попросил папиросу. Она отложила книгу, чиркнула спичкой, дала ему прикурить и снова взялась за книгу.

День клонился к вечеру. Негры ушли, и в доме не было слышно ни звука, кроме боя часов через каждые пятнадцать минут; на дворе под низкими косыми лучами солнца все больше сгущались тени, мирные предвестники сумерек. Баярд спал, несмотря на уверенность в том, что не уснет, и вскоре Нарцисса умолкла и закрыла книгу. Его длинное тело, напряженно вытянувшись, лежало в гипсе под простыней, и при виде неподвижного дерзкого лица и жалкой пародии на то, чем он был до того, как разбился, она почувствовала, как ее тихую печаль заливает бесконечная жалость к нему. Он совершенно лишен каких бы то ни было привязанностей, он такой… такой жесткий… Нет, это не то слово. Однако слово «холодный» от нее ускользало: жесткость она еще могла понять, но холодность – нет.

День отходил, и вечер вступал в свои права. Она сидела в раздумье, спокойно и тихо глядя в окно, за которым в полном безветрии все так же неподвижно висели на ветке листья, сидела, словно ожидая кого-то, кто скажет ей, что делать дальше, утратив всякое представление о времени – оно превратилось в неторопливый темный поток, в который она всматривалась до тех пор, пока магия воды не изгнала прочь и самую воду.

Неожиданно он издал какой-то нечленораздельный звук, и, быстро повернув голову, она увидела, что тело его чудовищно скорчилось в своем гипсовом корсете, руки сжались в кулаки, зубы жутко оскалились, а когда она, побелев от ужаса, неподвижно застыла на стуле, он издал тот же звук снова. Дыхание со свистом вырывалось сквозь плотно сжатые зубы, и он закричал – сначала нечленораздельно, а потом из его рта полился поток грубой брани, а когда она, наконец, вскочила и остановилась, прижав к губам руки, тело его обмякло и из-под влажного от испарины лба в нее вперился неотступный взгляд широко раскрытых глаз, в которых затаился ужас, дикая холодная ярость и отчаяние.

– Он в тот раз чуть в меня не попал, – выговорил он хриплым слабым голосом, все еще не сводя с нее широко раскрытых глаз, из которых постепенно уходила боль. – На меня как бы петлю накинули, и стоило ему выстрелить, она затягивалась все туже и туже. – Он принялся теребить простыню, стараясь притянуть ее к лицу. – Вы можете дать мне носовой платок? Он там, в верхнем ящике.

– Да, да, – пролепетала Нарцисса; дрожа всем телом, она подошла к комоду и, чтобы не упасть, прислонилась к нему, потом вытащила платок и вернулась к кровати. Сначала она попыталась вытереть ему лицо, но в конце концов он отобрал у нее платок и вытер его сам.

– Вы меня напутали, – простонала она, – вы так ужасно меня напугали. Я думала…

– Простите, – коротко отозвался он. – Я не нарочно. Дайте мне закурить.

Она протянула ему папиросу, чиркнула спичкой, но рука ее так дрожала, что ему снова пришлось схватить ее запястье, и, не выпуская его, оп сделал несколько глубоких затяжек. Она попыталась высвободить свою руку, но его пальцы были тверды как сталь, а со трепещущее тело выдавало ее, и она снова опустилась па стул, глядя на него с ужасом и неприязнью. Он быстро и судорожно втягивал в себя дым и, все еще держа ее руку, неожиданно и грубо заговорил о своем покойном брате. Этот страшный рассказ не имел начала, он был ужасающе, бессмысленно жестоким, временами циничным и грубым, но именно благодаря своей ожесточенности не казался оскорбительным, а грубость удерживала его от непристойности. А подо всем этим отчаянно билась упрямая ложная гордость, и Нарцисса сидела, глядя на Баярда зачарованным от ужаса взглядом, прижав к губам одну руку, между тем как вторая, напряженно сжавшись, застыла в его стальных пальцах.

– Он шел зигзагом, и потому я никак не мог попасть в этого немца. Только я наведу прицел на немца, Джон выныривает между нами, и мне приходится делать горку, чтобы один из них не всадил в меня очередь. Скоро он прекратил свои зигзаги. Я как увидел, что он скользит на крыло, так сразу понял, что ему конец. Потом вижу, у него по крылу ползет огонь, а сам он смотрит назад. Не на немца смотрит, а на меня. Немец тогда перестал стрелять, и мы все трое вроде как бы спокойно на месте сидим. Я никак не мог понять, что Джон собирается делать, как вдруг смотрю – он ноги вниз спускает. Потом он глянул на меня, показал мне нос – он всегда так делал, – махнул рукой на немца, оттолкнул ногами машину, чтоб не мешала, и выпрыгнул. Он прыгнул ногами вперед. Когда падаешь ногами вперед, далеко не уйдешь, и он очень скоро лег плашмя. Прямо под нами висела тучка, и он плюхнулся на нее животом. Когда вот так брюхом вниз шлепнешься с высоты в воду, то кажется, что сейчас у тебя сразу все кишки вон. Но под этой тучкой я никак не смог его поймать. Я спустился раньше, чем он мог из нее выбраться – я это точно знаю, потому что когда я очутился под ней, его машина вынырнула прямо на меня, вся в огне. Я было рванул в сторону, но это проклятое корыто сделало свечку, вильнуло вбок и снова на меня, и мне пришлось от него увертываться. И потому-то я и не смог его поймать, когда он из этой тучи вынырнул. Я быстро пошел вниз и, когда понял, что я уже под ним, посмотрел еще раз. Но я никак не мог его найти и решил, что, наверно, надо спускаться ниже, и спикировал еще. Я увидел, как его машина врезалась в землю милях в трех от этого места, но Джона я больше не видел. А потом они стали стрелять в меня с земли…

Он все говорил и говорил, и ее рука, оторвавшись от губ, скользнула вниз по другой руке и начала теребить его пальцы.

– Пустите, пожалуйста, пустите, – шептала она.

Он умолк, посмотрел на нее и разжал пальцы, но не успела она подумать, что наконец свободна, как они сжались снова и теперь охватили оба ее запястья. Она пыталась вырваться, глядя на него отчаянным взглядом, но он только оскаливал зубы и все крепче прижимал к кровати ее скрещенные руки.

– Пустите, пожалуйста, пустите, – умоляла Нарцисса, стараясь высвободиться; она чувствовала, как кости ее запястий поворачиваются в коже, словно в висящей мешком одежде, видела мрачные глаза Баярда и хищный оскал его зубов и вдруг покачнулась на стуле, голова ее упала на плененные руки, и она истерически зарыдала в отчаянии и безнадежной тоске.

Скоро в комнате опять воцарилась мертвая тишина, и Баярд повернул голову и посмотрел на ее темный затылок. Убрав свою руку, он увидел, что на том месте, где он сжимал ее запястья, от них отхлынула кровь, и они побелели. Но даже и тогда она не шелохнулась, и он снова уронил свою руку на ее запястье и лежал спокойно, и через некоторое время даже ее дрожь и трепет утихли.

– Простите, – сказал он, – я больше не буду. Он видел только макушку ее темной головы, а руки ее безвольно лежали под его рукой.

– Простите, – повторил он, – я больше не буду.

– Вы больше не будете с такой скоростью носиться на этом автомобиле? – не шевелясь, глухим голосом спросила она.

– Что?

Она ничего не ответила, и он медленно, с невыносимой болью в скованном гипсом теле, стал поворачиваться на бок, закусив губу и тихонько ругаясь, пока не смог положить ей на голову вторую руку.

– Что вы делаете? – спросила она, все еще не поднимая головы. – Вы опять сломаете ребра.

– Да, – согласился он, неловко гладя ее волосы.

– В том-то и беда, – проговорила она. – Вот так вы вечно… Вредите самому себе, только чтобы напугать других. И никакого удовольствия вам это не доставляет.

– Никакого, – согласился он и, чувствуя, как в грудь впиваются раскаленные иглы, твердой неловкой рукой продолжал гладить ее по голове. В далекой вышине над ним сверкали страшные черные звезды, а вокруг простирались долины тишины и покоя. Наступал вечер, в комнате уже сгущались тени, они растворялись во мгле, а за окном рассеянным, почти осязаемым сияньем неведомо откуда струился бледный солнечный свет. Где-то уныло и грустно замычали коровы. Нарцисса наконец поднялась и пригладила волосы.

– Вы совсем скрючились. Если вы будете и дальше так себя вести, то никогда не поправитесь. Повернитесь на спину.

Он повиновался – медленно, закусив губу от боли; на лбу его выступил пот, а Нарцисса с тревогой за ним наблюдала.

– Вам больно?

– Нет, – отвечал он, и рука его снова сомкнулась вокруг ее рук, которые теперь больше не пытались сопротивляться. Солнце уже зашло; вечерняя полутьма, приемная мать мира и покоя[66]66
  …приемная мать мира и покоя.  – Еще одна реминисценция из «Оды греческой вазе» Китса (стихотворения английского поэта-романтика Джона Китса (1795-1821) «Ода греческой вазе» (1820)).
  Ср.:
О ты, нетронутая дева тишины,Приемная дочь молчания и медленного времени…

[Закрыть], наполнила комнату, и сумерки стали сгущаться.

– И вы больше не будете с такой скоростью носиться на автомобиле? – настойчиво вопрошала она из тьмы.

– Не буду, – отвечал он.