Текст книги "Гамп и компания"

– Вот дурачье, – говорит. – Как ни бейся, из дерьма пулю не сделаешь. Давайте-ка лучше втроем ляжем в постель и посмотрим, что из этого выйдет.

– Умолкни, Элис, – отрезал Альфред. – Тебе не понять: такая возможность подворачивается раз в жизни!

– Возможность, которая подворачивается раз в жизни, – это то, что предложила я, – сказала миссис Хоупвелл, вернулась в зеркальную комнату и принялась бить в гонг.

В конце концов Альфред прислонился к холодильнику и обхватил голову руками.

– Гамп, – говорит, – это уму непостижимо. Ты вырвал меня из лап неминуемого краха – и вернул туда же. Но я не сдамся. Сейчас я вызову полицию и прикажу опечатать кухню. А завтра сюда прибудут в полном составе мои подчиненные, изымут все продукты, какие ты только мог вбухать в эту жижу, и переправят их в Атланту.

– В Атланту? – удевился я.

– Да, клянусь твоей пухлой задницей, Гамп. А самым ценным продуктом будешь ты!

– Кто, я?

– Именно ты, Гамп. Твой необъятный зад будет маячить у нас в лаборатории до победного конца. Вообрази, Гамп. Сегодня – Атланта! Завтра – весь мир!

Когда я уходил за вещами, из окна улыбалось лицо миссис Хоупвелл, а мне почему-то думалось, что перетурбации мои на этом не закончаца.

Глава 3

Короче, вечером опять пришел я к миссис Каррен и от нее позвонил в мотель Дрыну – сказать, что отказываюсь снабжать население энциклопедями.

– Ну-ну, хорошо же ты отплатил мне за мою доброту, Гамп! – возмущаеца он. – Нож в спину! Как я сразу тебя не раскусил?

А под конец вобще смешал меня с дерьмом и бросил трубку.

Ладно, по крайней мере в этом деле поставлена точка.

Когда я освободился, малыш Форрест уже видел тридесятый сон, а миссис Каррен и спрашивает: что, мол, происходит? Я расказал, что энциклопедями занимаца больше не буду, а поеду в Атланту, подсобить Альфреду с произвоцтвом «Нью-коки» – отказываца нельзя, посколько это принесет не малые срецтва и позволит обезпечить Форреста-младшего. Она не возрожала, только попросила меня на прощанье поговорить с малышом Форрестом и обьеснить, кем я ему прихожусь после кончины родителей. Я спрашиваю: может, у вас лутше получица обьеснить, но она ни в какую:

– Я считаю, Форрест, в жизни каждого человека настает момент, когда приходится брать ответственность на себя, и сейчас для тебя настал такой момент. Вероятно, тебе будет нелегко, но через это надо пройти. Своим рассказом ты должен произвести на ребенка неизгладимое впечатление.

Понятно, что миссис Каррен была права, но я даже не знал, с какого боку к этому поцтупица.

На утро я встал пораньше, миссис Каррен сварила кашу и помогла мне собраца в дорогу. Альфред обещал заехать за мной ровно в девять, так что разговор с малышом Форрестом обкладывать было нельзя. Когда он позавтракал, я вызвал его на крыльцо.

– Мне, – говорю, – придеца на какое-то время уехать, но прежде ты должен кое-что узнать.

– Что узнать? – спрашивает он.

– Ну, во-первых, неизвесно, долго ли я пробуду в отъезде, но ты слушайся миссис Каррен.

– Она же моя бабушка. Я всегда ее слушаюсь, – говорит малыш Форрест.

– Учись на отлично, веди себя как следует, договорились?

Он нахмурился и странно как-то на меня смотрит.

– Слушай, ты мне даже не папа. С чего это ты решил меня воспитывать?

– Вот-вот, – говорю ему, – об этом я и хотел с тобой потолковать. Понимаешь, на самом деле я как раз и есть твой папа.

– Неправда! – вскричал он. – Мой папа заболел и лежит дома. А как выздровеет– сразу приедет и меня заберет.

– Я тебе должен еще кое-что сказать, – говорю. – Твой папа не выздровеет, Форрест. Он теперь там же, где твоя мама, понимаешь?

– Неправда! – упёрствует Форрест. – Бабушка говорит, он за мной приедет! Уже скоро.

– Значит, бабушка ошибаеца, – расстолковываю ему. – Пойми: он заболел вместе с мамой и не выздровел, так что теперь я за тебя в ответе.

– Ты?… Еще чего! За мной папа приедет!

– Форрест, – говорю, – выслушай меня. Не хотел тебе говорить, но пришлось. Поверь: я – твой родной отец. Твоя мама давно мне в этом призналась. Но вы жили одной семьей, а я считался как бы… старым знакомым, что ли, посколько тебе с ними было лутше. Но теперь, понимаешь, их больше нет, и забота о тебе ложица на мои плечи.

– Все ты врешь! – выкрикнул он и стал меня кулачками мутузить, а потом расплакался.

Этого следовало ожидать, но я впервые видел его слезы и подумал, что так ему будет легче, хотя не знаю, много ли до него дошло. А я готов был повесица.

– Форрест правду говорит, милый.

Все это время миссис Каррен стояла в дверях. Теперь она вышла на крыльцо, взяла внучонка на руки и усадила к себе на колени.

– Мне тяжело было об этом заговорить, – сказала она. – Пришлось попросить Форреста. Я сама так и не решилась.

– Неправда! Неправда! – кричит он, брыкаясь и плача. – Вранье! Вы оба врете!

В это время тормозит у дома длинный лимузин, из окна выглядывает Альфред и делает мне знак поторопица. А с заднего сиденья ухмыляеца миссис Хоупвелл.

Взял я сумку, иду к машине и слышу, как у меня за спиной захлебываеца Форрест-младший: «Вранье, вранье, вранье!» Если это имела ввиду миссис Каррен, когда говорила, что правда произведет на Форреста «неизгладимое впечатление», надеюсь, она ошибалась.

Короче, поехали мы в Атланту, и миссис Хоупвелл всю дорогу бедро мне поглажевала, то-сё, а этот Альфред над какими-то бумашками корпел да сам с собой разговаривал.

У главного здания компании «Кока-кола» нас встречала целая толпа; выхожу из машины – все мне руку жмут, по спине хлопают. Провели меня длинным коридором до двери с вывеской «Опытная научно-исследовательская лаборатория. Сверхсекретный объект. Вход воспрещен». Но мы вошли, и я чуть в обморок не грохнулся! Там была оборудована кухня, как у миссис Хоупвелл, один в один, включая даже полупустые стаканы, из которых я пил коку-колу.

– Здесь, Гамп, все воспроизведено точь-в-точь как было в Мобайле, – говорит Альфред. – Нам нужно, чтобы ты совершил те же действия, при помощи которых улучшил для себя кока-колу. Вспоминай каждый шаг, думай головой – от этого может зависеть судьба всей компании!

По-моему, на мои плечи взвалили не справедливо тяшкий груз. В конце-то концов, что я такого совершил? Просто попытался удалить жажду каким-нибудь преемлимым напитком. Короче, облочили меня в широкий белый халат, на подобие доктора Килдэра, и экскеримент начался. Сперва я взял жестянку «Нью-коки» и вылил в стакан с кубиками льда. Пригубил, как тогда у миссис Хоупвелл: на вкус – говно.

Зашел я в кладовушку, там все банки-склянки на своих местах. По правде сказать, у меня даже ни одной мысли не возникло, чем же я тогда смог на столько улутшить коку-колу. И все же взялся за дело: начал смешивать что-то с чем-то. Возле меня не отступно копытяца четверо или пятеро даже: берут на крандаш каждое мое действие. Для начала взял я щепоть гвоздики, сыпанул малость винного камня. Капнул мускатного масла, размягчителя мяса, сырной приправы для попкорна, добавил черной патоки и специй для моря продуктов. Затем откупырил мясные консервы с перцем Чили, отцедил не много ораньжевого жирку, что сверху плавает, – и туда же. Для верности положил немного пекарской соды. В конце концов перемешал все ингридеенты пальцем, как в доме у миссис Хоупвелл, и набрал полный рот. Все затаили дыхание, глаза вылупили. А я поболтал эту смесь во рту и выдал единственное, что напрашевалось:

– Ффф-у-у-у!

– В чем дело? – заволнавался один из набледателей.

– Разве не ясно? – спрашивает другой. – Ему не понравилось.

– Ну-ка, дай попробовать, – говорит Альфред.

Попробовал – и выплюнул прямо на пол.

– Господи, что за отрава, еще хуже прежней!

– Мистер Хоупвелл, – заметил второй набледатель, – вы сплевываете на пол. А Форрест сплевывает в раковину.

Дескать, экскеримент выходит из-под контроля.

– Вы правы, – говорит Альфред, опускаеца на карачки и подтирает «Нью-коку» собственным носовым платком. – Однако, на мой взгляд, не столь важно, кто куда плюнул. Главное – без промедления вернуца к работе, Гамп.

Так мы и сделали. Трудились весь день и пол ночи. В какой-то момент я совсем запутался и заместо честночного порошка, способного, на мой взгляд, слегка нетрализовать скипидар, нечайно бухнул в коку-колу половину солонки. Выпил – и в голове помутилось, как, по расказам, бывает у людей в спасательной шлюбке от питья морской воды. В конце концов Альфред скомандовал:

– Ладно, на сегодня хватит. Но завтра начнем с самого утра. Правильно, Гамп?

– Наверно, – отвечаю в слух, а про себя понимаю: дохлый номер.

Весь следущий день, и следущие недели, и следущие месяцы я экскерементировал с этой «Нью-кокой». И все в пустую. Добавлял и каенский перец, и шафран испанский, и ванильную иссенцию. В дело пошел кумин, пищевой краситель, перец горошком и даже столбилизатор.

Набледатели не отходят от меня не на шаг, каждый всем другим на нервы действует, у них блокнотов исписано уже, наверно, штук пятцот. Ночевать я ухожу в номер люкс, мы все в одной здоровенной гостинице прожеваем, и миссис Хоупвелл, разумееца, тут как тут: разгуливает, можно сказать, в чем мать родила. Пару раз просила сделать ей массаж спины, ну, я не отказывал, но, когда она стала требовать массаж грудной клетки, пришлось заевить, что моему пределу тоже есть конец.

Стало мне казаца, что вся эта история – сплошной блев. Тут тебе и харчи, и жилье, а зарплаты нет как нет, но ведь я только из-за денег на это подписался – ради малыша Форреста. Однажды ночью лежу без сна, думаю, как дальше быть, вспоминаю Дженни и все хорошее, и вдруг прямо передо мной возникает ее лицо, как тогда, на кладбище.

– Ну что, дурила? – говорит она. – Не можешь для себя решить?

– Ты о чем? – спрашиваю.

– Тебе никогда в жизни не восстановить тот вкус. Уж не знаю, что ты сотворил в первый раз, но это был слепой случай, вот и все.

– И что мне теперь делать? – спрашиваю.

– Бросай все! Уноси ноги! Найди нормальную работу, а то так и будешь до конца своих дней эту дрызготню разводить!

– Как же так? – говорю. – Ведь эти люди на меня расщитывают. Твердят, что я – их единственная надежда на спасение компании «Кока-кола».

– Пошли их подальше, Форрест. Им на тебя плевать. Они заняли теплые местечки, а тебя за идиота держат.

– Да, – говорю, – пожалуй, ты права. Как всегда.

И тут она ищезла, а я снова один остался.

На утро, с позаранку, за мной зашел Альфред. В экскерементальной кухне я опять принялся доводить до ума коку-колу. Пол дня смешивал всякие гадости, но теперь после каждой дикустации уже не фыркал и не плевался, а с улыбочкой тянул: «О-о-о-о!» – и отпевал еще глоток.

– Что такое? – задергался один из набледателей. – Ему понравилось?

– Думаеца мне, – говорю, – я справился.

– Господь услышал мои молитвы! – завопил Альфред, хлопая себя по лбу.

– Позвольте-ка, – говорит другой набледатель.

Набирает жижу в рот, перекатывает, типо, на языке. И потом обьевляет:

– А что, недурственно!

– Дайте попробовать, – требует Альфред.

Глотнул, в лице изменился, кабудто заколдованый, и говорит:

– Аххх! Изумительно!

– И мне чуть-чуть налейте, – просит третий набледатель.

– Нет уж, дутки! – отрезал Альфред. – Что осталось, пойдет на химический анализ. Этим опивкам цена – миллиарды! Все меня услышали? Миллиарды!

Выскочил он за дверь и, призвав двоих вооруженных охранников, приказал им убрать стакан с кокой-колой в сейф и беречь как синицу ока.

– Гамп, ты это сделал! – вопит Альфред, бьет себя по колену кулаком и бугровеет, как свекла.

Набледатели прыгают, взявшись за руки, и тоже вопят. Вскоре дверь в экскерементальную кухню распахнулась и на пороге возник рослый седовластный человек, холеный такой, в темно-синем костюме.

– Что, – интересуеца он, – здесь происходит?

– Сэр, мы сотворили чудо! – кричит Альфред. – Гамп, это председатель совета директоров, глава компании «Кока-кола». Иди сюда, пожми ему руку.

– В чем же состоит ваше чудо? – спрашивает этот седовластный.

– Гамп – вот он, полюбуйтесь, – добился, чтобы у «Нью-коки» был сносный вкус! – отвечает Альфред.

– Неужели? – удевляеца начальник. – И как же тебе это удалось?

– Не знаю, – говорю. – Наверно, просто свезло.

Вобщем, через пару дней компания «Кока-кола» организовала у себя в шкап-квартире, в Атланте, грандиозную дикустацию на пять тыщ человек, куда вошли креспонденты, политики, высоко поставленная тусовка, акционеры и протчая элита, плюс пятцот учеников из окресных школ. Снаружи небо разрезали, кабудто ножницами, огроменные прожекторы, а кому нехватило приглашений, толпились за канатами и махали щасливчикам, кому хватило. Приглашенные, почти все в смоукингах и в длинных платьях, прохаживались по залу и вели свецкие беседы, как вдруг на сцене поднялся занавесь – и там стоим мы с Альфредом, миссис Хоупвелл и президент «Коки-колы».

– Леди и джентльмены, – начал президент, – мне выпала честь сделать важное объевление.

Все, прикусив языки, уставились на нас. А он продолжает: так, мол, и так, компания «Кока-Кола» с гордостью прецтавляет новый продукт, способный предать второе дыхание нашему произвоцтву, которому более семидесьти лет, и за эти годы мы ни разу не меняли базовую рецептуру, посколько «кока-кола» всем была по вкусу. Однако нынче, в восьмидесятые годы двацатого века, положение стало иным. Рано или позно всюду происходят перемены. «Дженерал моторс» меняеца каждые три-четыре года. Политическое руковоцтво страны – тоже. Люди меняют одежду раз или два раза в год…

На этой последней фразе по залу прокотился тихий ропот.

– Я хочу сказать, – подправился президент, – что дизайнеры с завидной регулярностью создают новые товары, и посмотрите, какие это дает прибыли!

Он выдержал паузу, чтобы его слова улеглись в умах, и продолжил:

– Вот и наша компания приняла решение отойти от многолетней традиции в пользу современных тенденций. Наш обновленный продукт получил название «Нью-кока», и мы хотим выразить признательность молодому исследователю Форресту Гампу, изобретателю этого поразительного напитка! Сейчас наш обслуживающий персонал расставит на столах стеклянные бутылки и жестяные банки – не отказывайте себе в удовольствии попробовать эту новинку, но перед этим я должен предоставить слово изобретателю. Леди и джентльмены, встречайте: Форрест Гамп!

Подводит он меня к микрофону, а я даром речи лишился от ужоса, стою и думаю: мне бы по маленькому, только в слух я нипочем этого больше не скажу. Нет-нет. И за место этого выговорил:

– Надеюсь, вкус не плох. – И попятился от микрофона.

– Замечательно! – воскликнул президент, когда смолкли оплодисменты, и предложил начать дикустацию.

Стало слышно, как по всему залу откупыривают бутылки и жестянки, а потом учасники этого меропринятия начали пробовать «Нью-коку». Отовсюду понеслось «о-о-о», «аххх», гости переглядывались и кивали. Но, ни с того ни с сего, один малец из приглашенных как выкрикнет: «Ф-у-у-у! Гадость какая!» – и выплюнул все, что в рот набрал. Другие школьники последовали его примеру; я глазом моргнуть не успел, как, щитай, все гости стали давица и выплевывать «Нью-коку» на пол. А некторые выплевывали прямо на тех, кто рядом стоял, и от этого в зале разгарелась не шуточная подтасовка. Очень скоро приглашенные стали кидаца жестянками и бутылками, вход так же пошли кулаки, ботинки и открывашки, столы переворачивались вверх кармашками. Некоторые дамочки, кому платья порвали, с воплями убежали в темноту. Фотокамеры слепят вспышками, телевизионщики стараюца все заснять. Мы с президентом, Альфредом и миссис Хоупвелл, стоя на сцене и лишившись даром речи, знай уворачиваемся от бутылок и жестянок. Кто-то кричит: «Вызовите полицию!» – я смотрю, а полиция-то вся тут, в самой гуще.

Прошло совсем не много времени, и беспорядки выплестнулись на улицу, откуда уже доносился рев сирен и протчее. Мы с президентом, Альфредом и миссис Хоупвелл попытались пробица к выходу, но застряли в толпе, и очень скоро на миссис Хоупвелл порвали все платье. Мы с головы до ног в «коке» и в плевках, к одежде прилипли объедки «чокопая» и кексиков, заботливо предложенных компанией «Кока-кола» к новому напитку. Кто-то выкрикнул, что из-за масовых беспорядков мэр Атланты, якобо, объевил «черезвычайное положение»: на Пичтри-стрит толпа повыбила витрины и разграбила магазы, а теперь и до поджогов дошло.

Жмемся мы под козырьком шкап-квартиры, и вдруг кто-то меня узнал, да как заорет: «Вот он!» – я глазом моргнуть не успел, как на меня ринулась тысячная кодла, в том числе и президент «Коки-Колы», и Альфред, и даже миссис Хоупвелл, оставшись в одних трусиках! Не долго думая, припустил я оттуда со всех ног, через главную магистраль, в горку, проселочными дорогами, под градом камней и бутылок. Сцуко, со мной ведь такое уже бывало. Короче, оторвался от толпы, посколько на это натренерован, но, доложу я вам, такого страху натерпелся!

Через некторое время выбежал я на двухполостное шоссе, ведущее неизвесно куда, и, завидев свет встречных фар, поднял к верху большой палец. Фары замерли, и что вы думаете: останавливается не большой грузовичок. Я спросил водителя, куда он едет; тот сказал, что «к северу, в Западную Виргинию», и не возрожает меня подбросить, но только если в кузове, потому как в кабине у него пассажирка. Глянул я на эту пассажирку и вижу: на сиденье, сопя и похрюкивая, развалилась здоровенная свинья, весом не менее двух центеров.

– Породы «польско-китайская», с родословной, – обьесняет водитель. – Зовут Гуртруда. Она меня скоро богачом сделает, я ее завсегда в кабине вожу. Но ты устраивайся взади. Там хрюшки попроще. Могут слегка рылом ткнуть, а так – безобидные.

Кое-как втиснулся я в кузов, и мы поехали. Свиней там было с десяток: все захрюкали, заверещали, зафыркали, но вскоре успокоились, подвинулись даже. Через некторое время дождик припустил.

Да, думаю, бывают же такие перетурбации.

На расцвете следущего дня заехали мы на стоянку для грузовиков, фермер вылез из кабины, обошел кузов.

– Эй, – окликает меня, – как спалось?

– Не плохо, – отвечаю ему из-под свиноматки вдвое больше меня, но от нее хотя бы ночью тепло было.

– Пойдем, что ли, кофейку выпьем да перекусим, – говорит. – Фамилия моя, кстате, Макгиввер.

У входа в закусочную был стенд с газетой «Атланта конститьюшн», а в ней на первой полосе заголовок: СЛАБОУМНЫЙ ИЗОБРЕТАТЕЛЬ СПРОВОЦИРОВАЛ МАССОВЫЕ БЕСПОРЯДКИ В ГОРОДЕ

В статье говорилось так:

Вчера бывший торговец энциклопедиями, подвизавшийся в штате Алабама, представил разработанную им для компании «Кока-кола» новую рецептуру, чем спровоцировал одну из крупнейших вспышек насилия за всю историю Атланты. Его мошенничество было разоблачено в присутствии нескольких тысяч самых достойных горожан.

Инцидент разгорелся около 19 часов, когда президент компании «Кока-кола» представил общественности бродячего изобретателя-самоучку, торговца фальсифицированными справочными изданиями Форреста Гампа как разработчика нового бренда любимого безалкогольного напитка всей страны. По словам очевидцев, дегустация этой смеси получила резко отрицательную оценку собравшихся, в число которых входили мэр города с супругой, муниципальные советники и члены их семей, а также руководство крупных корпораций самого разного профиля.

Вызванные к очагу скандала полицейские назвали ситуацию «неуправляемой» и рассказали прессе о неслыханных унижениях, которым подверглись представители городской элиты: у женщин были разорваны вечерние и коктейльные платья, повсеместно вспыхивали драки, по залу летали различные предметы.

В какой-то момент волна насилия выплеснулась на улицы, где переросла в бунт: значительный ущерб был нанесен самому респектабельному району в центре города. Близкий к влиятельным кругам источник, пожелавший остаться неизвестным, сообщил: «Хуже этого я видал только бойню шестьдесят четвертого – когда Лестер Мэддокc начал раздавать топорища в своей забегаловке».

О виновнике нынешней смуты, Форресте Гампе, известно совсем немного. Как утверждают свидетели, он сбежал вскоре после начала потасовки. Из некоторых источников выяснилось, что Гамп, которому сейчас немногим более сорока лет, в свое время играл в футбольной команде университета Алабамы. На условиях анонимности помощник тренера по футболу, работавший в Технологическом колледже штата Джорджия, сказал следующее: «Как же, как же, помню я этого Гампа. Умом не блистал, но бегал, сукин сын, как лось».

Правоохранительные органы распространили ориентировку на Гампа, тогда как компания «Кока-кола», которая базируется в нашем городе, назначила премию в один миллион долларов тому, кто возьмет его живым или мертвым…

Короче, перевернул я эту газетенку другой стороной, мы вошли в закусочную, сели за столик, и мистер Макгиввер стал просвещать меня в свои фермерские дела в Западной Виргинии.

– Покамест хозяйство у меня небольшое, но дай срок – я стану крупнейшим в мире поставщиком свинины.

– Правда? – говорю. – Как славно.

– «Славно»… надо ж такое ляпнуть: «славно». Работа грязная, вонючая, уважухи никакой, но денежная. «Бекон – в каждую семью» и все такое. От свиновода гибкость требуется. Сами-то хрюшки неприхотливы, но постоянно возникает множество разных вопросов.

– Каких? – спрашиваю.

– Ну, например, в городке Коулвилл, где у меня ферма, народ вечно жалуется на зловоние. Допустим, от свиней запашок тот еще, да и черт с ним, Гамп. Бизнес есть бизнес. У меня тыща свиней, и все жрут да срут. Конечно, будет запах, не без этого. Но я же привык, так чего другие нос воротят?

Он еще порасуждал на счет свиновоцтва, а потом переключился на меня.

– Слышь, – говорит, – не ты ли устроил вчерашнюю заваруху в Атланте? Там, вроде, целый бунт вспыхнул?

– Ну, не совсем, – отвечаю, слегка покривив душой, но уж очень мне неохота вдаваца в подробности.

– А куда путь держишь? – интересуеца мистер Макгиввер.

– Сам не знаю, – говорю ему. – Мне бы работу какую-никакую найти.

– А ты чем по жизни занимался, Гамп? – спрашивает он.

– Да как сказать, – отвечаю. – Чем я только не занимался. Теперь у меня одна задача: снова на ноги встать.

– А ко мне слабо пойти? На ферме всегда дел полно.

И я пошел.