Текст книги "Доллары мистера Гордонса"

– Я к своему снаряжению тоже приноровился, – поддержал его Джеллико.

– Ну а я могу работать с любым старым дерьмом, – сказал сержант Питульский. – Я из морской пехоты. Чем хуже снаряжение, тем лучше я его использую.

Мистер Гордонс велел всем замолчать, выйти и подождать снаружи, пока их не позовут. Алштайн заявил, что это его бар и он останется здесь. Мистер Гордонс взял Алштайна за шею и за ноги, перевернул вниз головой, отнес без видимых усилий к двери, вернул в нормальное положение и знаком приказал остальным не медлить, что и было тут же исполнено. Он запер за ними дверь, а через полчаса вышел и роздал каждому по коробке.

Самая большая досталась Джеллико. По размерам она была похожа на чемодан, но весила, как сундук. А точнее – коробка весила ровно столько, сколько весило его снаряжение: баллоны, резиновый костюм и гарпунные ружья.

Упаковка полегче досталась сержанту Питульскому. Была она достаточно объемистой, и внутри что-то плескалось. Самую маленькую коробочку, величиной с футляр для ожерелья, получил Мо Алштайн.

Перед вылетом на остров Святого Томаса, предъявляя свою ношу таможеннику, Джеллико увидел в своем багаже выгравированную на металлической доске картину с маленьким оранжевым солнышком в углу. Цвет солнышка был таким же, как и цвет баллонов его акваланга. Картина была заключена в раму из черной резины, и хотя Джеллико так и не смог сдать экзамен по инженерному делу на втором курсе колледжа, он сразу же определил, что это тот же материал, из которого был сделан его костюм для подводного плавания. Только материалу этому теперь придана совсем иная форма.

Такое, конечно, невозможно, но как быть, если он видит это своими собственными глазами? Мистер Гордонс смог каким-то образом сконденсировать материалы и сжать их до размеров небольшой гравюры. Джеллико почувствовал, как в животе у него задрожало и ослабли колени. Он увидел перед собой глуповатую улыбочку Гордонса и поспешил сообщить, что с ним все в порядке.

Ожидая других возле арки металлодетектора, Джеллико видел, как изумился Алштайн, обнаружив в своей коробке отлично выполненную хромированную фигурку Авраама Линкольна, и как поднял глаза к потолку Питульский, в багаже которого оказался стальной бюст Джорджа Вашингтона и пять стальных цилиндров с жидкостью.

– Что в них? – спросил инспектор.

– Никаких горючих жидкостей, – сказал мистер Гордонс, быстро подойдя к таможенной стойке. – И что еще важнее – снижение атмосферного давления во время полета не окажет на них никакого влияния.

– Хорошо, но все-таки что это?

Когда Джеллико услышал ответ – формулы базовых химических веществ, входящих в состав горючей жидкости для огнеметов, – он едва не грохнулся на пол. Покачнувшись, он тем не менее устоял на ногах, успев опереться на высокую напольную пепельницу. Джеллико объявил, что ему нехорошо, и оба мистер Гордонс и таможенный инспектор – разрешили ему вернуться в зал через арку металлоискателя.

Он шел, шаркая ногами, словно больной, пока стальные двери таможни не скрылись из вида, после чего бросился бежать. Джеллико все еще чувствовал слабость в ногах, но надеялся, что его легкие все же выдержат, если даже он пробежит так целую милю. Он будет дышать и бежать, дышать и бежать от охватившего его невероятного страха, от ужаса, который ему внушал тот, которого он согласился убить. Он не знал, кто был тот человек, но понял, что никто на свете не сможет с ним совладать. Если даже такой человек, как мистер Гордонс, не может сам, без посторонней помощи, прикончить его, то...

Да поможет им Господь!

У стойки авиакомпании Бранифф он свернул, пронесся мимо газетного киоска, юркнул в полутемный бар, заказал выпивку и прошел в туалет. Там он забрался с ногами на унитаз и стал ждать. До вылета оставалось двадцать минут. «Как хорошо, – думал он, – что пассажиров всех пролетающих вблизи Кубы самолетов проверяют металлоискателем! Иначе я бы не догадался, во что вляпался!»

Когда до отлета оставалось всего десять минут, в дверь кабинки постучали. Это было странно, поскольку никто не мог видеть из-под двери его ноги.

– Роберт Джеллико, выходите, не то вы опоздаете на самолет!

Это был голос мистера Гордонса.

Глава 5

Над аквамарином Карибского моря и его островами сияло жаркое тропическое солнце. Острова эти – не более чем выступающие из воды нагромождения скал, на тощих землях которых борются за свое существование люди, а в кустарниках рыщут коричневые, с удлиненным пушистым телом мангусты – потомки тех хищников, которые были вывезены в свое время из Индии, чтобы очистить острова от зеленых змей. На островах уже давно не осталось зеленых змей, зато возникла проблема с мангустами.

Об этом и о многом другом размышлял Мастер Синанджу Чиун.

– Эти острова для тех, кто хочет и может выжить, – говорил он. Здешнее солнце полезно для твоего плеча, морской соленый воздух – для легких. Мы нашли хорошее место, ты быстро поправишься.

– Надеюсь, папочка, – откликнулся Римо. Он полулежал в легком кресле на веранде снятого ими дома, смотревшего окнами на залив Меджен и состоявшего из трех крытых террас и жилой комнаты. Дом из дерева и стекла стоял на скалистом уступе – куда ни глянешь, непременно видишь плещущееся внизу море. С плавок Римо стекала вода: он только что проделал под наблюдением Чиуна ежедневный заплыв на четыре мили – две туда и две обратно. Когда Римо попробовал протестовать, заявив, что его плечу для заживания нужен покой, а не упражнения, Чиун презрительно усмехнулся:

– Ты напоминаешь этого вашего... четвертинщика.

– Кто это такой?

– Четвертинщик. Тот, что каждый год повреждает себе колено, и его отправляют отдыхать, а потом он возвращается и ломает суставы пуще прежнего.

– О чем ты? Если не можешь толком ответить, лучше помолчи – хватит того, что ты наговорил.

– Я говорю об игре, которую ты смотришь по телевизору. Ну, этой, где толстяки сшибают один другого и прыгают друг на друга.

– Футбол?

– Правильно. Футбол. Четвертинщик. Он очень смешно выглядит, смешно говорит. Когда его показывали, он, по-моему, был в женских чулках.

На этом дискуссия закончилась, и Римо, как был в мокрых плавках, уселся в кресло, а Чиун высказался в том смысле, что эти острова – острова выживших победителей.

– Не знаю, не знаю, – сказал Римо. – У меня такое чувство, что я здесь чужой. Мы как будто настроены в разных тональностях. Может, мне для быстрой поправки лучше вернуться туда, где я родился?

Чиун тихо покачал головой. Его седая редкая бородка качнулась от свежего ветерка, залетевшего с дальних невидимых отсюда островов.

– На этих островах могут выжить только агрессивные пришельцы и захватчики, вроде этих мангуст. Скажи, где сейчас карибские индейцы?

– Не знаю. Должно быть, валяются пьяные где-нибудь в «Шарлотте Амалии», – предположил Римо, имея в виду торговый район на Святом Томасе, где беспошлинное спиртное, не облагавшееся налогом, стоило как газировка.

Практически в каждом втором магазине, а все они были освобождены от налогов с выручки, можно было, например, купить часы «Сейко». Эти часы были едва ли не главным, что привлекало на остров пассажиров морских круизов, которые охотно оставляли здесь свои деньги, а взамен получали бронзовый цвет кожи.

– Карибских индейцев, которые здесь обитали когда-то, уже нет, – сказал Чиун. – Они жили полнокровной и счастливой жизнью, пока сюда не заявились испанцы. Новые повелители были такими жестокими, что все карибские индейцы бросились однажды с высокой скалы и поразбивались насмерть. Вождь сказал перед смертью, что боги отомстят за них.

– Отомстили?

– Если верить истории, которую здесь любят рассказывать, то – да. Произошло землетрясение, город был полностью разрушен, погибло тридцать тысяч человек.

– Это все были испанцы?

– Нет. Потому что тот, кто ждет, чтобы за него отомстили другие, никогда не удовлетворит жажду мщения. Как тебе известно, Синанджу не имеет ничего общего с местью. Месть вообще глупость. В основе нашего искусства лежит жизнь. Наша цель – жить и выживать. Даже суть наших смертоносных услуг состоит в том, чтобы Синанджу могла выжить. Именно это и делает нас могущественными. Силен тот, кто живет. Ты посмотри на черные лица вокруг нас. Их привезли сюда в цепях. Их избивали кнутами. На голой и бесплодной земле они должны были выращивать для других сахарный тростник. И кто выжил?

Гордые карибские индейцы, надеявшиеся на то, что за них отомстят боги? Или негры, которые день за днем растили детей, строили дома и смиряли свой гнев?

Негры победили и живут. Мангусты победили и живут. А вот зеленых змей и карибских индейцев больше нет.

– У зеленых змей была гордость?!

– Эта история должна научить тебя не думать об отмщении Гордонсу. Ты должен учиться выживанию, что традиции Синанджу составляют главный смысл нашего искусства. И я говорил вовсе не о зеленых змеях.

– А мне показалось, что о них, – сказал Римо, зная наперед, что эти слова рассердят Чиуна. Он не обманулся в своих ожиданиях – из потока корейских слов, которым разразился Мастер Синанджу, он понял, что никак нельзя превратить бледный кусок свиного уха в шелк, как невозможно сделать из грязи бриллиант. Римо понял, что вечером его ожидает лекция на тему: «Бесплодность попыток передать белому человеку тысячелетний опыт Синанджу».

Но Римо не придавал особого значения словам: за Чиуна говорили – громче и яснее слов – его дела.

Старый кореец оставил в Штатах все свои пожитки – и кимоно, и, что гораздо важнее, специальную телевизионную систему, которой его снабдил Смит и с помощью которой он мог смотреть свои любимые дневные мыльные оперы, зная, что при этом не упустит и другие, которые передавались параллельно.

Эта штука записывала их на пленку, так что Чиун мог часами, не прерываясь, наслаждаться сериалами. В США осталось и фото главного героя сериала «Пока Земля вертится» Рэда Рекса с автографом. Чиун знал, что пока они с Римо прохлаждаются на тропическом острове, Рэд Рекс в Штатах мучается сомнениями: сказать или не сказать миссис Лоретте Ламонт о том, что когда ее дочери делали аборт, то обнаружили злокачественную опухоль, и это некоторым образом оправдывало Уайетта Уолтона, оставившего на Майорке жену с семью детьми, прежде чем появиться в качестве духовного наставника в доме миссис Ламонт. И Римо знал, что Чиун очень страдает от того, что не пришлось увидеть эту сцену.

И уж коли Чиун пожертвовал телевизионными мелодрамами, то и Римо в свою очередь должен не раздумывая покинуть КЮРЕ. Но Чиуна не слишком занимал этот вопрос. С тех пор, как они неделю назад прибыли на Святой Томас, Чиун ежедневно втолковывал своему ученику, что главное – выживание. И тем не менее вопрос о выходе из КЮРЕ продолжал тревожить Римо до глубины души.

А в это время на другом конце острова, в аэропорту имени Гарри Трумэна, совершил посадку реактивный лайнер компании «Америкэн эйрлайнз», в котором находился пассажир, встревоженный не меньше, чем Римо. Но по Роберту Джеллико это было, в отличие от Римо, очень заметно. Все пассажиры двинулись в переднюю часть самолета на выход, а Роберт Джеллико направился назад, в тесный туалет, где его снова стошнило. Он не запирал за собой дверь туалета.

Он не пытался спрятаться в нем. Он машинально спустил воду, вышел и побрел, спотыкаясь между рядами кресел, спустился по трапу и направился в здание аэропорта, где его ждали мистер Гордонс, Мо Алштайн и сержант Питульский.

Алштайн заметил, что из-за жары и влажного воздуха у него появилось ощущение, будто надетый на нем костюм прирос к коже. Сержант Питульский считал, что единственный способ избавиться от этого чувства – добрая порция виски «Сигрэмс севен» с бутылочкой пива, но Гордонс пить запретил.

Они остановились в гостинице «Уинуорд» в номере с видом на порт. Мистер Гордонс попросил всех троих подождать немного: ему надо было кое-что купить.

Сержант Питульский заверил, что он может за них не беспокоиться, и, как только Гордонс вышел, сразу же заказал в номер бутылку виски и ящик баденского пива. Он пил большими глотками, пока не пришел к мысли, что нынешние морские пехотинцы не имеют права называться настоящими морскими пехотинцами. Этой мыслью он поделился с остальными. Настоящие морские пехотинцы не воевали во Вьетнаме, иначе Америке не пришлось бы уйти оттуда, не доведя дело до конца. Настоящие морские пехотинцы – это те, которые служили в Сан-Диего, Японии, Черри-пойнте, Северной Каролине и на острове Паррис.

– Ага, значит, вы служили в этих местах? – догадался Мо Алштайн.

Сержант Питульский подтвердил эту догадку.

– Я так и думал, – сказал Алштайн.

Джеллико сидел тихо и молчал. Алштайн предложил ему выпить, но тот отказался.

– В чем дело, приятель? – спросил Алштайн.

– Ни в чем.

– Мне, знаете, тоже не улыбается работать с вами. Вы – сукин сын и антисемит, – сказал Алштайн, – вы дилетант. А из-за дилетантов и я могу пострадать.

– Кто дилетант, я?! – вскинулся сержант Питульский. – Я – морской пехотинец!

– Вы – болван! – сказал Алштайн.

– Вы не знаете, на что способны морские пехотинцы!

– Единственное, на что они способны, – отрезал Алштайн, – это напиваться и затевать драки. Боже, как мне не хватает моего револьвера! Если бы он был со мной!

– Еще будет, – сказал Джеллико.

– Какое там! – вздохнул Алштайн. – Он отобрал его еще в Чикаго. Странный тип этот Гордонс! Бьюсь об заклад, он притащит какое-нибудь дешевенькое дерьмо, пистолетик, который придется засовывать жертве прямо в ноздрю, чтобы был хоть какой-то толк. Вот увидите. Все смеются над калибром моей пушки и над тем, что она хромирована. А, между прочим, хром – моя идея. Со своим «магнумом» я – король!

– Да получите вы назад свою пушку, – сказал Джеллико.

– Чепуха. Не мог же он пронести револьвер через таможню! Они особенно усердствуют, когда имеют дело с рейсами, пролегающими мимо Кубы.

– А морские пехотинцы запросто могут закинуть оружие па Кубу, – сказал Питульский. – Собственно говоря, оно там уже есть, на Гуантанамо. Храни Господь американскую морскую пехоту!

Тут сержант зарыдал и стал жаловаться, что оставил единственную семью, которая у него когда-либо была, – морскую пехоту. И ради чего? Ради денег. Ради грязных, вонючих денег! Да к тому же пришлось стащить огнемет, о котором они будут очень жалеть. Это не то что ВВС, где ты можешь потерять весь воздушный флот, а правительство пришлет тебе еще пять эскадрилий.

Морские пехотинцы всегда дорожили своим оружием...

– Заткнись! – сказал Алштайн. – Ты разнылся о своей сопливой работенке за какие-то шесть сотен в месяц, а у меня от этого зависит все, вся карьера.

– Вы оба получите обратно ваше оружие, – сказал Джеллико.

– Но не то же самое, – возразил Алштайн. – Того уже не будет.

– Точно такое же.

– Номер будет не тот.

– Тот самый номер. Все будет абсолютно то же самое, включая пупырышки на хроме, – твердо сказал Джеллико.

Мистер Гордонс вернулся в гостиницу и, войдя в номер, распорядился, чтобы каждый принес свертки, полученные от него в Чикаго и прошедшие таможенный досмотр. Заметив, что Питульский нетвердо держится на ногах, он поставил свою ношу на пол.

– Негативное явление! Прекратить. Не пить так много! Это невоздержанность. Прекратить! – произнес Гордонс и дважды звонко хлестнул Питульского по лицу.

Малиновые щеки сержанта загорелись еще ярче. Подталкивая Питульского перед собой, Гордонс подвел его к туалету и, без видимого усилия перевернув вверх ногами, задвинул внутрь и запер дверь.

– Чрезмерное потребление спиртных напитков опасно, особенно когда в руках этих людей орудия, предназначенные для выживания других, – наставительно сказал мистер Гордонс.

– Но у него вроде не было никаких орудий, – заметил Алштайн.

– Я говорю в данном случае о его возможностях как об орудии, а также о моем выживании, – пояснил мистер Гордонс.

Он показал кивком на покупки. Джеллико нагнулся, ухватился за ручку и резко рванул. Чемодан остался там, где был.

– Тяжеловато, не так ли? – заметил Гордонс. – Ладно, я сам отнесу.

Легко, как если бы они были наполнены кружевами и носовыми платочками, Гордонс поднял баулы и перенес их в другую комнату.

– А вы, Джеллико, оказывается, слабачек, – заметил Алштайн.

Прошло примерно полчаса. Алштайн читал в гостиной журнал, Джеллико сидел, тупо уставившись в дверь, за которой скрылся мистер Гордонс. Дверь внезапно распахнулась.

– Что это? – спросил мистер Гордонс.

– Ничего, – ответил Алштайн.

– Я что-то слышу.

Алштайн и Джеллико пожали плечами.

– Я что-то слышу. Я в этом уверен, – повторил мистер Гордонс.

Руки его были прикрыты полотенцем. Вернее, было прикрыто то место, где должны были находиться руки, но, судя по неясным очертаниям, под полотенцем были вовсе не кисти рук, а какие-то инструменты, которыми оканчивались запястья.

– Откройте туалет!

Алштайн открыл дверь, и все увидели сержанта Питульского. Ноги его были наверху, а голова с налитым кровью лицом – внизу. Алштайн наклонился к нему и прислушался.

– Он мурлычет «Чертоги Монтецумы».

– Поставьте его на ноги, – приказал мистер Гордонс. – И с этого дня не давать ему спиртных напитков. Остальным, поскольку они могут, видимо, пить и не терять голову, это разрешается. Но не Питульскому.

– А каким образом мы удержим его от выпивки, если будем пить сами? – спросил Алштайн.

– Вы хотите сказать, что у человека возникает желание выпить только потому, что он видит, как пьют другие?

– Да, бывает и так, – подтвердил Алштайн.

– Заложите это себе в память, – сказал Джеллико.

– Сделано, – ответил Гордонс.

– С положительной вероятностью семьдесят три процента.

– А что означают эти цифры?

– Что это будет верно в семидесяти трех случаях из ста.

– Ввожу в память и это, с учетом типичной для людей погрешности в расчетах, – сказал Гордонс и снова исчез в своей комнате.

Когда он вернулся, в его руках, которые, как и ожидал Джеллико, теперь выглядели нормальными, были револьвер «Магнум-357» с патронами и гарпунные ружья. На левой руке висел на ремнях огнемет, на правой – баллоны акваланга и водолазный костюм. В огнемете что-то плескалось: он был заправлен.

Мистер Гордонс отдал Алштайну револьвер, Джеллико – его принадлежности для подводной охоты и положил огнемет к ногам Питульского, который безмятежно храпел, развалившись в мягком кресле.

Алштайн любовался сверкающим хромом револьвером. Покачал его на ладони.

Крутанул барабан. Взглянул на патроны, взял один из них и стал внимательно рассматривать.

– Это тот же самый револьвер и те же патроны, – изумился он. – Я узнаю этот патрон. Два дня тому назад я заряжал револьвер и засмотрелся на бронзовые гильзы. Ведь патроны обворожительно красивы, как настоящее произведение искусства. Я взял тогда булавку и просто под настроение нацарапал на одной из гильз свои инициалы. Еле-еле, чтобы не ослаблять гильзу. И посмотрите, вот тот самый патрон!

– Эти царапины меня озадачили, – сказал Гордонс. – Я посчитал, что это связано с какой-то вашей особой системой. Но теперь я понял, что это не так, потому что вы собираетесь вставить этот патрон в другое гнездо барабана.

– Гнезда все одинаковы, – сказал Алштайн.

– Нет, не одинаковы. Как и патроны. Все они имеют различные размеры и форму. Просто вы этого не замечаете. Давайте я вставлю патроны в прежнем порядке.

Алштайн так и не понял, как Гордонс отличал один патрон от другого. Это была, однако, не первая и не последняя странность. Алштайну предстояло первый раз работать в группе, но и это было не все. Его подключили к проводам и прикрепили на живот какую-то штуковину, которую Гордонс называл «трекером». После этого он поставил Алштайна в центре комнаты и велел медленно поворачиваться вокруг своей оси. Когда прикрепленная на животе Алштайна похожая на пуговицу штучка завибрировала, мистер Гордонс остановил его и сообщил, что обе цели находятся в данный момент в том направлении, куда обращено его лицо.

– Как... В этой комнате?

Мистер Гордонс разложил карту острова Святого Томаса.

– Нет, ориентировочно где-то здесь – в районе поместья Петерборгов или у залива Мэджен. Всякий раз, когда цель будет находиться перед вами, вы ощутите вибрацию. Чем ближе цель, тем сильнее будет вибрация.

Сержант Питульский зевнул, поморгал и попытался собраться с мыслями.

Что-то прицепилось сзади к его рубашке и царапало кожу. Засунув руку за спину, он поднатужился и выдрал из рубашки какую-то металлическую кнопку.

Сдавил ее пальцами, а затем прикусил зубами, чтобы проверить на прочность. В тот же миг Алштайн схватился руками за живот и закрутился на месте.

– Ой, жжет, жжет! – закричал он. – О, больно!

– Отойдите от Питульского! – приказал Гордонс и выхватил изо рта сержанта морской пехоты кнопку, как это делают с домашней собачкой, когда она намеревается проглотить какую-нибудь гадость.

Джеллико видел, как пальцы Гордонса восстановили прежнюю форму кнопки и как Алштайн тут же вздохнул с облегчением. Так вот каким образом Гордонс легко отыскал его в туалете в аэропорту О'Хара, догадался Джеллико. Это миниатюрные радиопередатчики для наведения на цель. Когда сержант сдуру решил попробовать кнопку на зуб, то, видимо, случайно поменял частоту своего сигнала на частоту тех, за кем им предстоит охотиться. Джеллико ощупал свою спину, и пальцы его наткнулись на шип кнопки. Он быстро отдернул руку.

Гордонс, похоже, не заметил этих манипуляций. Пусть остается на месте, пока не появится возможность сбежать. И уж тогда он не станет таскать на себе радиомаяк, а выбросит его подальше и смоется. Только бы подвернулся случай.

– Компания идиотов, – проворчал Алштайн и принялся разглядывать фотографии двух мужчин, которых ему предстояло лишить жизни.

Как сказал мистер Гордонс, одного из них «с большой степенью вероятности звали Римо», а другого – «с большой степенью вероятности Чиун». Чиуном звали азиата. Мистер Гордонс был почти уверен, что их так зовут, поскольку слышал, что так они обращались друг к другу.

Снимки походили на обычные фото, но, когда Джеллико взял их в руки, на пальцах остались следы чернил. Джеллико внимательно вгляделся в снимки. Это были не фотографии, а отпечатки с клише невероятно тонкой работы!

Кто этот мистер Гордонс? В чем его сила и откуда она у него? Мистер Гордонс – ходячая лаборатория и завод одновременно. Джеллико содрогнулся и попытался переключиться на более приятные мысли.

– Через час дело будет сделано, я вернусь, и мы отправимся по домам, – объявил Алштайн.

Но через час он не вернулся. Более того, до самого захода солнца он так и не нашел дома, в котором находились те двое. Кнопка-вибратор работала безотказно, но дороги уводили Алштайна то в поля, то на склоны Скалистых гор, и только перед рассветом ему удалось, наконец, определить нужную комбинацию дорог. Его машина стояла перед небольшим деревянным домом с красивым видом на широкий зелено-голубой залив и набегающие на берег волны.

Под банановым деревом пробежал пушистый, похожий на крысу зверек с длинным туловищем. Коричневая ящерка, висевшая на стене дома, недобро поглядывала на гостя вращающимися независимо друг от друга глазами.

Мо Алштайн взвел револьвер и постучал в дверь.

Никто не ответил. Он постучал еще раз.

– Кто там? – послышался голос.

– Компания «Уэстерн юнион», – отозвался Алштайн. – Телеграмма.

– Кому?

– Какому-то Римо.

– Минуточку!

Алштайн направил револьвер чуть повыше дверной ручки. Когда ручка повернулась и дверь слегка приоткрылась, он выстрелил. В двери появилась дыра размером с кулак. Дверь распахнулась, и Алштайн шагнул внутрь, уверенный, что увидит лежащее тело. Пол был усеян щепками, в застекленной двери в противоположном конце дома тоже зияла дыра, но нигде не было заметно ни капли крови. Старый азиат с бороденкой высунул из-за двери голову.

Алштайн выстрелил ему прямо в лицо. Опять никакой крови! Не заметно и тела, которое выстрел из револьвера такого калибра должен был отбросить к стене...

Никакого результата, только еще одна большая дыра – на этот раз в стене.

А где же тот, кто открывал дверь? Где? Мо Алштайна внезапно охватил непонятный страх, и он попятился. Лучше вернуться на дорогу и разнести их оттуда в пух и прах. Ничто в этом доме не сможет противостоять «Магнуму-357».

Но что же все-таки произошло? Он ведь наверняка кого-то ранил, но крови почему-то нигде нет. Нет сомнения и в том, что он пристрелил бородатого старикашку. С расстояния в тридцать футов Алштайн запросто отстреливал ножку от рюмки, а уж в человеческую голову, стреляя в упор, он не дал бы промаха и в темноте! Щепки от двери тоже ведь должны были зацепить того, кто эту дверь открыл!

Алштайн попятился и вдруг почувствовал в руке, держащей револьвер, легкое покалывание. К его запястью откуда-то сверху скользнула чья-то рука.

Алштайн поднял глаза: на притолоке удобно, словно в гамаке, расположился какой-то парень.

– Привет! Я – Римо. Вы принесли мне телеграмму? Так давайте ее сюда.

Алштайн попытался высвободить руку, но из этого ничего не получилось.

Револьвер с глухим стуком упал на пол. Перед пробитой выстрелом дверью появился старик-азиат. Бороденка его была на прежнем месте в целости и сохранности.

Чиун приблизился к Алштайну, его руки, точно обезумевшие бабочки, заметались, запорхали и, нащупав на животе Алштайна маленькую металлическую кнопку, не остановились, а продолжали обыск еще некоторое время, прежде чем Чиун отступил в сторону.

– Кто тебя послал? – спросил Римо, спрыгивая вниз.

– Мистер Гордонс.

– Он здесь, на острове? Где именно?

Но Алштайн уже не мог произнести ни слова. Его рот открылся и тут же заполнился кровью. Мастер Синанджу вытащил из его горла длинный ноготь, и из раны хлынула кровь, как если бы из умывальника вынули затычку.

– Зачем ты это сделал? – возмутился Римо. – Скажи, зачем? Он был готов рассказать о Гордонсе!

– Слушайте, слушайте, мистер Гордонс! – вскричал Мастер Синанджу. Мы не хотим вашей смерти. Слово Синанджу одно! В мире достаточно места для нас обоих. Да здравствует Дом Гордонсов!

– Теперь я понимаю, зачем ты его убил, – сказал Римо, – ты не хочешь, чтобы я вышел на Гордонса.

Алштайн корчился на полу. Кровь заливала его одежду, руки конвульсивно дергались. Римо отошел от растекающейся по полу темной лужи.

– Это – кровь, – сказал Римо. – Ты знаешь, как плохо отмывается кровь с сухого деревянного пола? Это очень трудно. Убери его отсюда побыстрее.

Но Чиун снова запричитал:

– У Синанджу нет и никогда не будет никаких претензий к славному Дому Гордонсов! Синанджу смиренно отступает.

– Ах ты шмук! – пробормотал Римо.

Здоровой рукой он подцепил Алштайна за брючный ремень, держа на вытянутой руке, чтобы не испачкаться кровью, отнес тело на веранду и резким броском швырнул через парапет. То, что недавно было Мо Алштайном, описав крутую дугу, плюхнулось в воду залива Мэджен.

– У нас есть что-нибудь из моющих средств типа «Комет» или «Фэнтастик»? – спросил Римо.

– Мы склоняем голову перед Гордонсами, – громко отвечал Чиун. – Мы хотим только мира.

– "Листола" тоже нет?

Небольшой телеэкран без корпуса тихо светился в одном из номеров гостиницы «Уинуорд», транслируя речи Мастера Синанджу. Последними словами была фраза Чиуна о мире. Последней картинкой был вид неба. Бледные предутренние звезды словно кинулись врассыпную, на экране появились пузырьки, и все сменилось темнотой и тишиной.

Джеллико смотрел на погасший экран. Он застонал и замотал головой.

Сержант Питульский имел озадаченный вид.

– Я толком ничего не понял, – признался он. – Сначала дверь... потом выстрел. Потом косоглазый дед, которого по идее пристрелили, и откуда-то сверху появилась эта рука. Может, у них там, в этом доме, есть какие-нибудь хитрые устройства или что-то в этом роде?

– Ладно, – сказал мистер Гордонс, – металл мы испробовали. Теперь, сержант Питульский, очередь за огнем.

– Морская пехота готова к бою! – рявкнул Питульский.

– Не подходите к ним ближе, чем на расстояние протянутой руки, предупредил мистер Гордонс. – Если отправимся немедля, то сможем застать их в доме. Бейте по дому из огнемета с расстояния двадцать пять ярдов. Судя по тому, что мы видели на экране, вокруг дома место открытое, так что им негде спрятаться и подстеречь вас. Это обстоятельство можно эффективно использовать.

Им не пришлось петлять в поисках дороги к заливу Мэджсп. Алштайну она была не известна, и он добирался туда, непродуктивно потратив массу времени.

Теперь, проследив за его метаниями по телевизору, они могли сразу выбрать наиболее короткий и удобный маршрут. Несмотря на ранний час, было уже жарко, и скоро в машине стало нечем дышать. Сержант Питульский поинтересовался, зачем понадобилось мистеру Гордонсу сопровождать его в этой поездке.

– Это оказалось необходимым, потому что вы пьете. Нет ничего менее надежного, чем человек с алкоголем в крови.

– Пьяный я воюю лучше, чем трезвый, – сказал Питульский.

– Это только иллюзия, вызванная наличием в крови посторонних химических соединений, – сказал мистер Гордонс.

Машина взбиралась по серпантину Мофоли-авеню. Позади, у подножия возвышающейся горы, в заливе белели круизные красавцы-корабли.

– Могу я спросить, для чего нам убивать тех двоих? – полюбопытствовал Джеллико. – Если это не секрет, конечно.

– У меня нет мотивов уклоняться от ответа. Тот, что без бороды и, значит, моложе другого, обладает необыкновенной силой. Он повредил мне левый бок, и если он смог это сделать, значит, он или тот, что с бородкой, или оба вместе смогут меня уничтожить. Верно?

– Верно, – ответил Джеллико. – Но ведь азиат заявил совершенно определенно, что не хочет с вами связываться.

– "Связываться" означает сражаться? – уточнил мистер Гордонс. – Да, он так сказал. Но если человек что-то обещает, это еще не означает, что именно так он и поступит.

– Но ведь не они нас ищут, а мы их, правда?

– Вы правы. Но это доказывает лишь то, что в данный момент они действительно не нападают.

– А мне кажется, что они вообще не собираются охотиться за вами. По крайней мере, этот старик точно не хочет с вами встречаться – ни сейчас, ни потом.

– Какая, к чертовой матери, разница? – сказал сержант Питульский.

– Помолчи, болван! – оборвал его Джеллико.

Не обращая внимания на Питульского, мистер Гордонс уверенно вел машину.

– Я тоже склонен считать, что с вероятностью шестьдесят четыре процента, плюс-минус восемь, тот, бородатый, будет меня избегать. По крайней мере, сейчас.

– Тогда почему же вы и мы все собираемся их убить?

– Потому что это оптимальный вариант, – ответил мистер Гордонс.

– Не понимаю.

– Мои шансы на выживание повысятся, если они будут мертвы. Поэтому я должен их убить. Покончив с ними, я к тому же научусь в дальнейшем обращаться с такими, как они.