Текст книги "Верховная жрица"

Глава 20

Подъем в горы через перевал Гурла давался бунджи-ламе очень нелегко. Голова у нее прямо-таки раскалывалась от боли. Через каждые двести – триста футов она останавливала процессию и укрывалась за какой-нибудь ближней скалой, чтобы извергнуть содержимое своего желудка.

– Бунджи-лама разделяет все наши страдания, – перешептывались ее приверженцы. – Сама, добровольно!

Так позднее было написано в летописи, но в первые дни пребывания бунджи-ламы в Тибете она переносила жестокие муки и беспрестанно жаловалась, хотя летопись об этом не упоминает.

– Ни у кого нет экседрина-форте? – выкрикнула Скуирелли, с помощью услужливых рук выбираясь из паланкина, позолоченная крыша которого защищала ее от жгучего солнца и стихий.

– Вы должны превозмогать свои мучения, – наставлял ее Лобсанг Дром.

– Но что со мной? Я не могу удерживать съеденное, а голова моя трещит так, будто по ней барабанят тяжелый рок.

– Горная болезнь, – объяснил Кула, хлопая себя по груди. – Вы дышите священным воздухом Гималаев. Он очень полезен для вас.

– Я чувствую себя так, будто вот-вот умру, – простонала Скуирелли Чикейн, бросаясь на шелковые подушки.

– Если вы умрете, – подстерег ее Лобсанг Дром, – в следующей вашей жизни вам придется повторить это путешествие.

– И не напоминайте мне об этом, – проскулила Скуирелли, зарываясь головой в кучу подушек. – До чего болит, просто мочи никакой нет!

Паланкин вновь запрыгал по горным тропам, за ним следовали тысячи людей, непрестанно вращая тысячами молитвенных колес.

– Ом мани падме хум[28]28
  Буддийская священная формула «Сокровище в лотосе».


[Закрыть], – монотонно тянули голоса.

– Прикажите им замолчать, – заскрежетала зубами Скуирелли.

– Нельзя. Они взывают о защите от горных демонов и китайцев.

– Кто из нас бунджи-лама – я или ты? Скажи им, чтобы замолчали!

– Это невозможно, – упрямо повторил Лобсанг Скуирелли открыла свои налившиеся кровью глаза и села. Позывы к рвоте не утихали. Ей еще никогда не было так плохо с тех самых пор, как она пересекла таинственный барьер, рассекающий жизнь надвое.

– Ты простой актер в этой пьесе, а ведешь себя как директор, – обиделась она.

– Тебе предстоит многому научиться, бунджи.

Лицо тибетца так и лучилось самодовольством.

Скуирелли порылась в своем кошельке: не завалялось ли там таблетки аспирина? Лекарства она не нашла, зато обнаружила недокуренную сигарету в золотом мундштуке.

– Нет у кого-нибудь огня? – спросила она, протягивая из паланкина окурок.

Подошел какой-то тибетец и попробовал на ходу зажечь сигарету кресалом. Через три минуты сигарета все-таки затлела.

Выпуская дым в разреженный воздух «крыши мира», Скуирелли сосредоточенно думала о том, что ей предстоит сделать.

Итак, действие первое. Все прошло бы без сучка без задоринки, если бы не эта горная болезнь. Третье действие должно вытанцеваться само по себе. Неужели трудно будет уговорить китайцев проявить благоразумие: ведь они тоже буддисты. Правда, не слишком ревностные. Но все же буддисты. Это у них в крови.

И вот уже три часа, как идет второе действие, но до сих пор ничего не происходит. Голова у нее раскалывается на части, ее тошнит, но и только!..

Неужели публике суждено наблюдать, что Скуирелли Чикейн выворачивает наизнанку? В цвете, в ярких красках. Впрочем, не слишком сильные страдания способствуют усилению интереса зрителей.

– Может, оставить головную боль, а все сцены с опорожнением желудка вырезать.

– Вам следует очистить тело от всего лишнего, – посоветовал Лобсанг.

Вот это уже другое дело! Конечно, ей нужны советы настоящих мужчин. До сих пор она общалась только с актерами, а это совершенно особая публика. Был бы с ней этот красавчик Римо! Он явно послужил бы ей идеальным советчиком.

Впрочем, если никаких других возможностей не представится, подумала Скуирелли, я введу его роль в сценарий. Не в книгу, конечно. Зрители, без сомнения, поймут, если она позволит себе какие-нибудь вольности, чтобы придать событиям драматизм.

Но кто может сыграть Римо? Ричард Гир? Недостаточно мужественен. Стивен Сигал[29]29
  Стивен Сигал (род. в 1952) – киноактер. Владеет карате, айкидо. Снимался в фильмах «Над законом» (1988), «В осаде» (1992) и др.


[Закрыть]? Поговаривают, что он не пропускает ни одной юбки. Она, Скуирелли Чикейн, с таким в паре не играет. Кен Уал[30]30
  Кен Уал (род. в 1957) – киноактер. Играл в фильме «Пурпурное сердце» и др.


[Закрыть] вполне подходит по внешности, но он все время подвизался так далеко на юге, что остряки шутят, будто он спал с пингвинами. А Фред Уорд[31]31
  Фред Уорд – киноактер, режиссер. Снимался в известном фильме «Генри и Джун» (1990).


[Закрыть] уже лысеет, такая вот неприятность.

От болезненно сладкого дыма сигареты голова ее, казалось, раздувается, словно воздушный шар.

Ей становилось все яснее, что проблема выбора подходящего партнера очень и очень сложна.

* * *

У подножия горы их ожидали танки «Т-64» с красными звездами Китая на башнях.

Дорогу преградили сурового вида солдаты в однообразных оливковых формах. Перед собой они держали «АК-47» с примкнутыми штыками.

Скуирелли увидела все это лишь после того, как ее разбудил Лобсанг.

– Бунджи. Настал решительный час.

– Что? – сонно пробормотала актриса.

– Решительный час.

– Кульминация? Люблю кульминации, – отозвалась женщина и, перекрестившись, уткнулась лицом в подушку.

Чья-то сильная рука схватила ее за волосы и вытащила из паланкина наружу.

Кула был мрачен как никогда.

– Разве так подобает обращаться с ламой? – возмутилась она.

– Мы вместе встретим опасность.

Скуирелли проследила за взглядом монгола и увидела три танка и солдат.

– Что мне делать? – шепнула она.

– Сейчас узнаешь, – ответил он.

К ним приблизился какой-то официального вида человек в зеленом мундире, сопровождаемый двумя солдатами.

– Я сотрудник Бюро общественной безопасности, – представился он. – Вы Скуирелли Чикейн?

– У меня есть виза.

– Предъявите, пожалуйста, вашу визу.

Актриса вытащила документы из кошелька.

Сотрудник Бюро тщательно все прочитал и произнес:

– Я должен осмотреть ваши вещи, не везете ли вы каких-нибудь контрабандных товаров.

– У меня есть только то, – сказала Скуирелли, расплывшись в своей сладчайшей улыбке, – что вы видите перед собой. Паланкин и несколько близких друзей. – Актриса махнула рукой в сторону своих приверженцев, колонна которых тянулась до самого горизонта.

– Есть ли у них въездная виза?

– Разрешение было дано как бунджи, так и ее свите, – отозвался Лобсанг.

– Я спрашиваю про всех остальных.

– Но я хотела бы поставить масштабный фильм, – быстро нашлась Скуирелли. – Мне нужны помощники для изучения местности, для установления общественных связей и приобретения национальных костюмов и атрибутов. Кстати, вы не знаете, где в Тибете есть хорошие киносъемочные павильоны?

Агент Бюро безопасности посмотрел на нее пустым взглядом мало что понявшего человека, но не пожелал ударить в грязь лицом.

– Я все-таки осмотрю ваши вещи.

Скуирелли указала на паланкин, где лежали ее пожитки.

– Осматриваете, пожалуйста.

Солдаты кинулись вперед и стали колоть подушки штыками. Ничего не обнаружив, они с остервенением стали выбрасывать их на землю.

– Эй вы, поосторожнее, это мой лучший паланкин!

Никто не обратил внимания на ее слова. Длинная колонна приверженцев бунджи-ламы с мрачным видом вращала свои молитвенные колеса.

Скуирелли сделала тайный знак, чтобы тибетцы ускорили вращение.

Молитвенные колеса закрутились еще быстрее, кисточки стали еле заметными.

Актриса улыбнулась. Какое впечатляющее зрелище! Нет, вы только посмотрите на этот великолепный задник! Фарфоровое небо. Целое сборище людей для массовки. Самое оно для широкомасштабного объектива. Нет, этот фильм будет отнюдь не рядовым фильмом Скуирелли Чикейн. Это будет настоящее эпическое полотно. Может быть, последнее эпическое полотно в ее жизни. Она уже предчувствовала грандиозные сборы.

Неожиданно агент Бюро швырнул ее кошелек наземь. В руках он держал мундштук с обгорелым окурком, перед ним лежали ее запасы бханга.

– Контрабанда! – злобно пролаял он.

– Помилуйте, – взмолилась Скуирелли. – Тут меньше унции. Для личного пользования. Неужели вы не понимаете?

Агент что-то выкрикнул на китайском языке и жестом велел своим солдатам окружить актрису.

– Что он сказал? – спросила Скуирелли у Кулы. – Приказал нас арестовать?

– Да. Арестовать. И препроводить в тюрьму.

– В тюрьму?

Сузив обветренные глаза. Кула обнажил свой серебряный кинжал.

Скуирелли ударила его по руке.

– Ты что, с ума сошел? – сплюнула она. – Убери сейчас же!

– Мы не дадимся им живыми! – процедил Кула сквозь зубы.

– Выпендривайся где хочешь, только не здесь, – осадила его Скуирелли. – Все идет замечательно. Бунджи-лама становится жертвой несправедливого преследования, ее отводят в тюрьму. Это наше второе действие.

Глава 21

В окрестностях пограничного города Зангму в Тибете, на непальско-тибетском Шоссе дружбы, Римо ждал появления «вушилинга».

До сих пор ему попадались только дребезжащие старые грузовички «джифенг», и в конце концов он решил удовлетвориться «донгфенгом», который – если верить справочнику для путешествующих автостопом, купленному в Гонконге, – менее просторен, чем «вушилинг», но, несомненно, быстрее, чем «джифенг».

Обычно с помощью Смита Римо не составляло труда добраться в любую точку земного шара. Но китайцы закрыли тибетские торговые аэропорты, отрезав страну от внешнего мира. Через пропускные пункты шел только поток грузовиков с самыми необходимыми товарами.

В гонконгском аэропорту Римо связался со Смитом.

– По слухам, бунджи-лама уже пересекла границу Тибета, – упавшим голосом сообщил ему Смит, – в сопровождении тысячной колонны паломников.

– О Чиуне что-нибудь слышно?

– Нет, – отозвался шеф.

– Может, позвонить по 1-800-ЧИНГИС?

– Извините?..

– У Болдбатора Хана есть свой собственный телефон.

– Вы шутите!

– Я сам звонил по этому номеру.

За многие тысячи миль Уильямс, казалось, слышал, как Харолд В. Смит размышляет, поверить ли Римо на слово.

– Хуже не будет, – заторопил его подчиненный.

– Минуточку, – бросил Смит.

Через несколько мгновений он сказал:

– Линия занята.

– Должно быть, Хан совершает очередной грабительский налет, – сухо отозвался Римо. – Но Чиуна точно нанял Болдбатор, именно он и поручил ему найти бунджи-ламу. Теперь мастер, наверное, выторговывает еще комнату золота за спасение ее от китайцев.

– Раз уж мисс Чикейн и ее свита пересекли границу, на их перехват, несомненно, будут посланы подразделения Народно-освободительной армии, – сдавленным голосом произнес Смит.

– И что же нам делать?

Помолчав, шеф ответил:

– Изменим план. Вам незачем лететь в Нью-Дели. Летите в Непал. Из Катманду вы легко попадете в любое место Тибета. Когда прибудете на место, свяжитесь со мной.

Из Катманду Римо снова позвонил Смиту.

– Скуирелли Чикейн арестована китайскими властями, – сообщил тот. – Я только что получил телеграмму.

– Такова цена гарантий Первой леди.

Смит невесело откашлялся.

– Кажется, ей предъявлено обвинение в провозе наркотиков. Это может поставить Первую леди в затруднительное положение.

– Этого допустить нельзя, – откликнулся Римо. – Постарайтесь не отдать ее на съедение Конгрессу. Итак, что же мне делать?

– Мисс Чикейн препроводили в Лхасу, столицу Тибета. Перейдите непальскую границу, и после того как обойдете таможню и посты Бюро общественной безопасности, вы без труда доберетесь на попутных грузовиках до Лхасы. По Шоссе дружбы.

– На попутных грузовиках?! Стало быть, придется голосовать? А другого способа нет?

– К сожалению, нет. В Лхасе свяжитесь с Бумбой Фуном.

– Это кто – какой-то местный клоун? Шут гороховый?

– Бумба Фун – член Чуши Гангдрук. Тибетского сопротивления.

– В Тибете есть сопротивление? Почему же я никогда не слышал о его бойцах?

– Потому что они действуют довольно успешно, – сухо отозвался Смит. – Китайские оккупационные власти стараются замалчивать их подвиги. Всех же схваченных они подвергают тайным пыткам и казням. Вашим проводником будет Бумба Фун.

– Мне не нужен проводник.

– Разве вы говорите по-тибетски?

– Нет.

– Или можете сойти за тибетца?

– Вы же знаете, что нет.

– Значит, без Бумбы Фуна вам не обойтись.

* * *

Итак, Римо стоял на обочине пыльного шоссе возле гаража для грузовиков, ожидая современного «вушилинга» или хотя бы полусовременного коричневого «донгфенга». Но только не «джифенга», потому что справочник предупреждал, что «джифенги» обладают малой скоростью и часто ломаются, а главное – в машине с трудом помещается водитель, не говоря уже о пассажире.

В течение двух часов мимо проносились только «джифенги», и Уильямс, отчаявшись, уже собирался остановить первый же попавшийся «донгфенг» или «джифенг». Оставалось лишь надеяться, что водитель за последние полгода хоть раз мылся.

Следующим оказался сверкающий новехонький «вушилинг». Похоже, полоса неудач закончилась.

Следуя указаниям туристического справочника, Римо сжал кулаки, оттопырив большие пальцы, и стал крутить руками так, будто сбивал масло.

Взвизгнув тормозами и подняв тучи пыли, автомобиль остановился. Водитель повернул к Римо обветренное лицо с веселыми глазами, в которых светилась мудрость. Трудно было сказать, сколько ему лет: может, тридцать, а может, и все пятьдесят. Суровая жизнь в горах безжалостно старит людей. На голову шофер нахлобучил тесную ушанку. Когда он высунул язык в знак приветствия, Римо подумал, что он здорово смахивает на четырехклассника.

– Лхаса? – спросил Уильямс.

– Шигаце, – ответил мужчина.

– Около Лхасы?

– Да-да. Сто, двести миль не доезжая.

– Достаточно близко для правительственного служащего, – заметил Римо, влезая в кабину.

Врубив первую передачу, водитель спросил на ломаном английском:

– Как тебя зовут?

– Римо.

– Ри-мо. Хорошее имя. А фамилия?

– Буттафуоко.

– Звучит гордо.

– В Америке такую фамилию приходится слышать чуть ли не каждый день.

– Ты журналист?

– Сотрудничаю в «Еженедельнике рабочих-социалистов».

Шофер сплюнул.

– Но на самом деле я агент ЦРУ, – добавил Уильямс.

Водитель с такой силой ударил себя в грудь, что у шапки на голове даже уши задрались.

– ЦРУ – это хорошо. Пинать коммунистов в задницу! Зачем ты ехать в Лхасу? Там сейчас беспорядки.

– Я должен встретиться с бунджи-ламой.

– Таши делек.

– Что это значит? – поинтересовался пассажир.

Шофер рассмеялся.

– Желаю удача, желаю удача тебе и бунджи-лама, хе-хе-хе-хе.

Дорога вилась змеей, как, впрочем, и все тибетские дороги, постоянно огибающие высокие горы с пропастями и заснеженными вершинами, а затем спускающиеся в желтые от горчицы долины или идущие через поросшие пышной зеленью ущелья.

Но Тибет был прежде всего горной страной. Стоило им миновать одну гору, как впереди уже маячили три-четыре других снежных пика. Создавалось впечатление, будто играешь в видеоигру с бесконечно повторяющимися пейзажами; только открывающиеся перед тобой виды не были однообразны.

Римо никогда не был большим любителем гор, но от этих просто глаз оторвать не мог.

Шофер гнал машину как сумасшедший, лихо закладывая крутые повороты. Раза два Уильямсу даже казалось, что колеса с одной стороны вращаются в пустоте. Он все время держался за ручку дверцы, чтобы в случае чего сразу же выпрыгнуть.

Дорога пошла щебеночная, кое-где сужаясь из-за давнишних осыпей. На обочине ржавели разбитые легковые автомашины и грузовики. Те, что не вписались в горную дорогу, валялись далеко внизу, среди скал.

Местность вокруг расстилалась бесплодная, негостеприимная, открытая всем ветрам.

Теперь их окружал разреженный воздух. Римо изменил ритм своего дыхания. В Синанджу дыханию придавалось величайшее значение. «Правильное дыхание, – говорил Чиун, – источник неисчерпаемых сил; оно превращает каждую клеточку тела в миниатюрное горнило, обладающее неограниченным потенциалом».

Уильямс замедлил дыхательный цикл, стараясь при каждом вдохе получать как можно больше кислорода. Ему уже приходилось бывать в высокогорных районах, например, в Мексике и других местах, но Тибет – «крыша мира». Горы здесь самые высокие. Впрочем, Римо не унывал, надеясь, что сможет действовать успешно и в этой разреженной атмосфере.

Ощущение было такое, что мозг все же недополучает кислорода, но через два часа это ощущение исчезло. Это был хороший знак.

– Где кончаются горы? – спросил Римо у шофера.

Тот неопределенно махнул рукой в сторону невероятно голубого неба.

– Горы нигде не кончаются. Идут до самого неба и еще дальше.

Время от времени водитель притормаживал, чтобы пропустить пастуха с двумя-тремя черными мохнатыми яками. За одним из поворотов им вдруг встретилось стадо горных коз. Козы быстро вскарабкались по склону и рассеялись вдали, перепрыгивая со скалы на скалу.

Шофер хохотал так, будто никогда в жизни не видел ничего смешнее.

Оглянувшись, Римо отметил, что ни одна коза не сорвалась с кручи. Прыгуны они были замечательные.

– Сколько ты мне заплатишь? – спросил вдруг водитель.

– Ничего.

Шофер изо всех сил ударил обеими руками по баранке. Уильямс даже удивился, что та не сломалась – так силен был удар.

– Я, черт побери, лучший во всем Тибете водитель!

– Это-то меня и пугает, – мрачно произнес Римо.

* * *

Ночью удача им изменила. Впереди засверкали всполохи, на какое-то мгновение высветив горный рельеф. Прямо фейерверк, устроенный самим Господом.

– Может, китайские танки? – предположил водитель.

Они въехали в долину, и стало ясно, что здесь разыгралась сильнейшая гроза. Небо гневно сверкало, гром громыхал, как орудийная канонада; ему отвечало усиленное естественными резонаторами эхо.

Наконец хлынул дождь, застилая прозрачной пеленой лобовое стекло. Ни один разумный человек не стал бы продолжать путь в таких условиях.

Однако тибетец до упора выжал педаль газа.

– Куда ты гонишь? Остановись на обочине! – заорал Римо, стараясь перекричать шум двигателя.

Но тибетец только покачал головой.

– Нет, впереди река. Мы можем успевать.

– Ты что, спятил? Река уже все равно вышла из берегов!

Хищно оскалив зубы, водитель лишь поддал газу.

Грузовик с ревом ринулся вперед, и вдруг вода на лобовом стекле стала грязно-коричневой. Вибрация шасси прекратилась.

– Мы въехали в реку, – самодовольно произнес шофер.

Колеса с жалобным звуком разбрасывали жидкую грязь. И вот они словно прекратили вращение.

Римо быстро опустил стекло и выглянул наружу. Волосы у него тут же встали дыбом: оказалось, они плывут вниз по течению, медленно разворачиваясь на плаву.

– Мы плывем, – многозначительно заявил он водителю, закрыв окно.

– Хорошо. Экономим бензин.

– Что, если мы пойдем ко дну?

– Ты умеешь плавать?

– Да.

– Хорошо. А я вот нет. Ты должен меня спасать.

Проплыв две-три мили, грузовик ударился о скалу и перевернулся.

Уильямс был наготове. Открыв дверцу, он выскочил наружу. Затем, схватив водителя за сальные волосы, вытащил и его. Тот весь был покрыт грязью.

Римо взвалил его себе на плечи и вскарабкался на уступ. Перепрыгивая с камня на камень, Уильямс добрался до противоположного берега.

Опустив шофера на землю, он хмыкнул:

– До чего же здорово ты водишь машину!

– За зиму грузовик обсохнет, – беззаботно отозвался бедолага. – Дойдем пешком.

– А далеко еще идти?

– Под дождем идти вдвое дольше.

– Это уж слишком, – заключил Римо. Но что он мог поделать? Пришлось следовать дальше на своих двоих.

Опустив головы и прищурившись, чтобы глаза не захлестывало водой, они час с лишним шлепали под непрерывным ливнем по лужам на плато. Гром все еще гремел. К счастью, молнии полыхали где-то далеко на севере.

– Неужели этот дождь никогда не кончится? – проворчал Римо.

Водитель пожал плечами.

– У нас есть такая поговорка: «Люди говорят, что время проходит, а время утверждает, что проходит человеческая жизнь».

Внезапно дождь прекратился, правда, в небе по-прежнему громыхало, полыхали молнии. Римо, проведшему почти всю свою жизнь в американских городах, редко приходилось дышать таким свежим воздухом.

Неустанно двигаясь вперед, Римо усилием воли повышал температуру своего тела. В скором времени от него повалил пар, а еще через двадцать минут ходьбы одежда на нем совершенно высохла.

– Тумо. Хорошо, – одобрительно сказал тибетец.

– Тумо? Что это такое?

– Тумо пользуются ламы, согревая тело. Ты умный американец.

– Неплохо для белоглазого, правда?

– Что ты говоришь? Ты не белоглазый.

– То есть?

– Белые глаза – серые или голубые. Твои глаза хороший цвет. Карие.

– Видно, подмешали чужой крови, – растерянно пробормотал Римо.

Где-то уже за полночь они добрались до перевала и увидели под собой долину. В долине располагался город. Кое-где на крышах каменных домов почему-то стояли люди.

Их черные силуэты отчетливо вырисовывались в свете сверкающих молний. Надвигалась гроза.

– Почему эти люди не уходят с крыш, там ведь опасно? – спросил Уильямс.

– Китайцы не разрешают им уйти.

– Не разрешают уйти?

– Да. Так китайцы наказывают тибетцы. Если в них попадет молния, они будут умирать. Если не попадет молния, значит, будут оставаться живы.

Раскаты грома все приближались.

– А если они самовольно уйдут? – не отставал Римо.

– Весь семья будут убивать перед их глазами, – печально ответил тибетец. – А кто будет отказаться, получит счет за пули, когда расстреляют его семью. Это китайский обычай.

– Похоже, пора вводить новые обычаи, – покачал головой Римо, начиная спуск.