Текст книги "Верховная жрица"

Глава 25

Римо старался внимательно следить за дорогой. Это оказалось нелегко: кое-где дороги вообще не было. Бензин уже кончался, близился рассвет, а он понятия не имел, где находится. Знал только, что горный серпантин обязательно приведет его в Лхасу.

Со всех сторон Уильямса окружали горы. Увенчанные снежными шапками, окутанные туманами, вечные и до безумия знакомые.

В прежнем своем мире – он думал о США, о днях, проведенных во Вьетнаме, – Римо действовал уверенно почти в любой ситуации. Ничто, казалось, не способно его остановить.

Здесь – впервые с тех пор, как появился на свет, – он чувствовал себя маленьким, незначительным, ничего собой не представляющим.

А перед ним бежала и бежала бесконечная дорога, змеилась, как бы ускользая, а Римо смотрел на нее, стараясь не думать о том, почему чувствует себя таким ничтожным в этой чужой, но удивительно знакомой стране.

И конечно же, старался не вспоминать о происшествии в той тибетской деревне.

Уильямс прибыл сюда не для того, чтобы спасать Тибет. У него было простое задание: найти Чиуна, найти Скуирелли Чикейн. Вернуть их обратно в большой мир, по возможности избегая международных конфликтов.

Сам Тибет не входил в число его проблем. Конечно, он был бы рад видеть его освободившимся от китайской оккупации. Но страна была огромная, китайская Народно-освободительная армия надежно в ней окопалась, смирению же тибетцев не было предела. Их религия запрещала насилие, и потому они мирились с оккупацией и возлагали надежды на находящихся далеко отсюда слабовольных религиозных лидеров. Жаль их, но, если они сами не хотят сражаться за свое освобождение, это уже их проблема, а отнюдь не его, Римо.

Уильямс мог размышлять только о том, что случилось бы, объявись неожиданно китайская армия в Скалистых горах. Китайцы вряд ли устояли бы перед американцами, пусть и вооруженными пистолетами и охотничьими ружьями.

Свобода! Если ты действительно хочешь обладать ею, то должен сам сражаться за нее. Римо прибыл в Тибет вовсе не для борьбы за его освобождение, но это не значит, конечно, что он упустит удобный случай надрать китайцам задницу, если те ему насолят. Но тут надо знать меру: с этой деревней он наломал-таки дров!

Римо, выключив двигатель, спокойно катился по одному из редких здесь прямых участков дороги, когда вдруг раздался звук, хорошо знакомый ему по прошлому.

Негромкий, глухой, но безошибочно узнаваемый. Во Вьетнаме этот звук вызывал мгновенный выброс адреналина в кровь и заставлял инстинктивно пригибаться. С таким звуком заряжают миномет.

Римо затормозил. Джип остановился. Мина шлепнулась в ста ярдах от бампера. Как раз там, где он должен был бы оказаться, если бы продолжал движение. По свисту Уильямс точно определил место падения мины.

Взметнулся фонтан песка и щебня. Осколки затарахтели по лобовому стеклу, брезентовому верху, корпусу...

Римо на полной скорости проскочил мимо дымящегося кратера и достиг подножия горы прежде, чем нападавшие успели опомниться.

В зеркале заднего вида он разглядел крошечные фигурки на гребне. Теперь они уже слишком далеко, чтобы можно было определить, китайские это войска или участники тибетского сопротивления.

Если это китайцы, то у них наверняка есть рация. Тогда он влип. Впрочем, у него есть фора. Римо стремительно проскочил сквозь долину между двух горных склонов, усеянных желтыми маками. Пейзаж был точно такой же, как в «Волшебнике страны Оз»[32]32
  «Волшебник страны Оз» – кинофильм с участием Джуди Гарланд (1939).


[Закрыть]. Где-то впереди слышалось ленивое звяканье колокольчиков, и Римо даже задумался, не объехать ли ему это место.

Дорога вскоре пропала, оказалось, что он едет по иссохшему пастбищу. Это предопределило его решение: единственный способ добраться до Лхасы – ехать по идущей к ней дороге, значит, надо отыскать ее снова.

Взглянув в боковое зеркало заднего вида и убедившись, что погони нет, он поехал прямо на мелодичное позвякивание.

Впереди показались безобразные черные туши яков. Буколический звук, очаровавший Римо, издавали колокольчики у них на шее.

Стадо пасли два пастуха в пыльных одеждах. Они смотрели в сторону Римо сурово и озабоченно, в глазах их не было и признака радушия.

Но стоило ему подъехать ближе, как они захлопали в ладоши. Хлопали они без всякой радости, но непрерывно. Римо подкатил к ним.

– Лхаса? – спросил он.

Аплодисменты смолкли. Разглядев, что шофер не китаец, азиаты явно растерялись.

– Лхаса? – снова спросил Римо.

Они недоуменно уставились на незнакомца. К счастью, Римо вспомнил о туристическом справочнике, лежавшем на пассажирском сиденье. Перелистав его, он старательно произнес:

– Водао Лхаса. Я еду в Лхасу.

Пастухи резко повернулись к нему спиной и пошли обратно к своим якам, выкрикивая через плечо что-то вроде: «Бу кеки».

Лишь тогда Римо осознал, что пользовался китайским разделом справочника. Они ответили ему что-то вроде: «Чего вы ждете?»

Нахмурившись, Уильямс тронулся с места.

Скоро он заметил вдали дым и круглые черные шатры, которые напоминали ему монгольские войлочные юрты – по-монгольски – гэры. Правда, эти, размером поменьше, были разбросаны по всему серовато-коричневому пастбищу, как черные ульи. На открытом пространстве паслись яки и несколько пони. Людей Римо не видел. Слышал только смех играющих детей.

Уильямс сбавил скорость. Кто знает, как его здесь примут? Из-за войлочных дверей тут и там показались чьи-то головы. Дети, весело игравшие на земле, вдруг куда-то исчезли.

– Теплый прием, – пробормотал он. – Так, вероятно, встречают прокаженного.

Уильямс заглушил двигатель и крикнул по-тибетски:

– Таши делек!

Из шатров, вслед за головами, появились и плотно сбитые туловища. Вокруг незнакомца собрались все мужчины кочевья. Бесстрастные, с каменными лицами, через мгновение они принялись хлопать в ладоши.

– Туджайчай, – остановил он их. – Благодарю вас. – Хлопанье прекратилось. Тибетцы стали расходиться в свои шатры.

– Погодите! Нга Лхаса дру-гий-йин. Я еду в Лхасу.

– Калишу, – откликнулся кто-то.

Римо нашел это слово в справочнике. Ему пожелали счастливого пути.

– Отлично, – буркнул он. – Кто-нибудь из вас говорит по-английски?

Никто из тибетцев даже глазом не моргнул.

– Инджи-гай шинг-гий дюгай? – повторил он свой вопрос по-тибетски.

Очевидно, и эта его попытка не удалась. И на этот раз никто не ответил.

– В Лхасе я должен встретиться с Бумбой Фуном.

– С Бумбой Фуном? – вскричала вдруг какая-то женщина. – Ты ищешь Бумбу Фуна? – Римо, не вставая с сиденья, повернулся на голос. Из одного шатра вышла молодая тибетская девушка в национальном костюме – белая блуза, поверх нее – какое-то длинное, смахивающее на платье без рукавов одеяние угольно-черного цвета, и поверх него – передник. Бронзовое лицо приятного оттенка окаймляли пряди густых черных волос.

– Ты говоришь по-английски?

– Рай. Да.

– Что ж ты сразу-то не сказала?

– А ты почему не говорил, что ищешь Бумбу Фуна? – парировала она.

– И правда... как мне доехать до Лхасы?

– Езжай на север до лиловой тени у подножия горы.

– Какой горы?

Девушка махнула рукой на север.

– Вон той! Она называется Нагбопори. Черная гора.

– О'кей, понял. А потом?

– Будешь все время подниматься и спускаться по горам, пока не доедешь до Лхасы.

– И много впереди этих гор?

Девушка тряхнула смоляными прядями.

– Да, порядочно. Проедешь целый день. Если, конечно, хватит бензина. И если не лопнут покрышки.

– О'кей, ладно. Я все понял. А как я найду Бумбу Фуна в Лхасе?

– Развернешь свою машину и поедешь по горам обратно прямо сюда. А я отведу тебя к Бумбе Фуну.

Римо удивленно моргнул.

– Бумба Фун здесь?

– Рай. Да.

– Тогда зачем мне ехать в Лхасу? Отведи меня прямо к нему.

Тибетка нахмурилась.

– Ты не поедешь в Лхасу?

– Для меня гораздо важнее повидать Бумбу Фуна.

– Ты мог бы повидать Бумбу Фуна и в Лхасе.

– Интересно как, если он находится здесь?

– Бумба Фун есть и в Лхасе, и здесь.

– Мы говорим об одном и том же Бумбе Фуне? – уточнил Римо.

– Сколько людей с таким именем ты знаешь?

– Ни одного. А сколько их?

Женщина наморщила лоб.

– Может, пятьдесят, а может, и все шестьдесят.

– А как мне найти нужного?

– Тебе подойдет любой из них. – Тибетка взглянула на него с таким же недоумением, как, вероятно, и он на нее. Наконец она уточнила: – Ты поедешь в Лхасу или повидаешься с Бумбой Фуном здесь?

– Здесь, – ответил Уильямс, вылезая из джипа.

– Иди за мной, – скомандовала женщина.

– Почему все хлопали в ладоши, когда я подъехал? – поинтересовался Римо.

– Подумали, что ты китаец.

– Тибетцы так приветствуют китайцев?

Женщина помотала головой.

– Пекин настаивает, чтобы мы приветствовали китайцев, хлопая в ладоши, хотя в душе у нас лишь одно желание: поскорей бы вороны выклевали им глаза.

– О-о!

– Мы называем это «приветственным налогом».

Молодая женщина отвела его в один из шатров на краю кочевья и откинула войлочную дверь.

– Входи, – позвала она.

Римо шагнул вперед. В шатре стоял дымный маслянистый запах, который в его сознании привычно ассоциировался с Лобсангом Дромом. Свет в шатер попадал только через дыру в крыше, которая одновременно служила и дымоходом. Посредине, среди темной густой тени, пропахшей затхлым запахом дыма, образующегося при горении кизяка, резко выделялся светлый круг.

Человек, сидевший по ту сторону светлого круга, был стар. Большой, грузный, точь-в-точь монгол, если бы не бирюзовые серьги в ушах и не ярко-красные нити, вплетенные в густые волосы. Он поднял на гостя один карий глаз, похожий на камень «тигровый глаз». Другой – слепой – напоминал молочную жемчужину.

– Как тебя зовут, чилинг? – спросил он.

– В этих краях меня зовут Гонпо Джигме.

Молодая тибетка, стоявшая за спиной Уильямса, ахнула. Бумба Фун широко открыл своей единственный целый глаз.

– Ты спустился с горы Кайласы, чтобы освободить Тибет?

– Я приехал сюда, чтобы...

Снаружи послышался гомон, началась какая-то суматоха. Вот донесся шум моторов, громкие вопли. Римо непонимающе уставился на хозяев.

– Китайцы! – закричала женщина. – Сейчас они увидят джип и всех нас накажут.

– Ну, я мигом улажу это, – успокоил ее Римо, направляясь к выходу. – Им нужен я, а не вы.

Но девушка тотчас преградила ему путь. Выражение лица у нее было умоляющее и в то же время упрямое.

– Нет, нет, лучше спрячься! Они не должны тебя здесь найти.

– Не забывай, я Гонпо Джигме.

Она прижала руки к груди.

– В том-то и все дело. Если ты всех их перебьешь, последуют репрессии, явятся еще китайцы. Спрячься. Ну пожалуйста!

Уильямс заколебался.

– А как же джип? Ведь угнал его я.

– Мы как-нибудь отговоримся. Прячься быстрее!

Римо нырнул обратно в шатер.

– Итак, – начал он, присев и выждав некоторое время, – ты Бумба Фун?

– А ты белый, – ответил одноглазый.

– Что поделаешь, таким уж уродился.

Бумба Фун впился в Римо своим немигающим «тигровым глазом».

– Ты отнюдь не одержим богом.

– Каким богом?

– Гонпо. Его зовут также Махакалой[33]33
  Махакала – имя бога Шивы как Разрушителя.


[Закрыть].

– Никогда о нем не слышал.

– Он известен также, как Покровитель Шатров. Разве ты не знаешь?

Прислушиваясь одним ухом к шуму прибывающей моторизованной колонны, Римо пожал плечами.

– Нет, не знаю.

– Ты не Гонпо Джигме.

– Возможно, и ты не тот Бумба Фун, которого я ищу, – не стал ничего объяснять гость.

– Возможно. Но я тот Бумба Фун, которого ты нашел.

Снаружи слышались голоса, пронзительные крики китайцев и сдержанные ответы на тибетском языке.

Римо подполз к двери и выглянул наружу.

В самом центре кочевья подразделение Народно-освободительной армии поносило собравшихся кочевников. Опустив головы, они кротко слушали брань в свой адрес. Один тибетец от имени всех остальных пытался урезонить китайского командира с косыми глазами, словно выколотыми штыком на тестообразном лице. Римо не понял ни единого слова из того, что говорил китаец, но, глядя на то, как он то и дело показывал на пустой джип, без труда догадался, о чем идет речь.

Тем временем китайские солдаты, переходя от шатра к шатру, выгоняли оттуда женщин и детей.

– Скоро они и до нас доберутся. Это лишь вопрос времени, – заключил Уильямс.

– А затем, если не поймают кого ищут, они начнут стрелять. Это лишь вопрос времени, – отозвался Бумба Фун.

– Слушай, это моя вина. Почему бы мне не сдаться, а там будь что будет.

– Неплохо, – согласился Бумба Фун, – но сперва я сам попробую их успокоить.

Бумба Фун встал и тотчас вышел из шатра.

При первых же звуках его голоса китайский командир резко повернулся и указал на него солдатам. Они тут же схватили одноглазого тибетца и, подгоняя ударами рук и ног, повели с собой.

Римо хотел было выскочить, но в последний момент передумал. Пусть Фун выложит свои карты. Это его кочевье, и он явно знает, что делает.

Ударами прикладов по плечам китайцы заставили Бумбу Фуна встать на колени перед своим командиром. Старик, не сопротивляясь, опустился на колени.

Солдаты тотчас окружили его. Кочевники же наблюдали за происходящим молча, с суровыми лицами. Римо видел точно такие же по всей Азии.

Начался допрос. Командир вопил, Бумба Фун кротко отвечал, а Римо, стиснув зубы и сжав кулаки, с трудом удерживался от вмешательства.

Наблюдая за происходящим, Уильямс одновременно подсчитывал число солдат, количество оружия, выискивал наиболее уязвимые цели. Он мог бы легко справиться с ними, но кругом стояли женщины и дети. Нельзя, чтобы пострадали невинные.

Даже не закончив какой-то гневной тирады, китайский командир вытащил револьвер и прострелил Бумбе Фуну поврежденный правый глаз.

Дула «АК-47» проводили падающее тело и тут же нацелились в разные стороны, угрожая кочевникам. Женщины пытались прикрыть детей, дети хватались за юбки матерей. Мужчины загородили их своими телами.

Командир пролаял что-то еще, и солдаты сняли автоматы с предохранителей.

Предвидя, что произойдет в следующий момент, Римо резко выскочил из шатра. Его белое лицо исказилось от ярости.

Глава 26

Приближаясь под конвоем к мрачным каменным стенам тюрьмы Драпчи, мастер Синанджу вел себя совершенно невозмутимо. Ни один мускул на его пергаментном лице не дрогнул.

Тюрьма была довольно большая: после оккупации китайцы значительно ее расширили. И только ее внешние очертания остались такими же резкими – низкое, одноэтажное здание с узкими прорезями вместо окон. Тюремщиков хватало, все были прекрасно вооружены, и того, кто задумал бы проникнуть сюда, ждали большие неприятности.

Главной обязанностью суровых стражников с громоздкими ружьями было охранять заключенных. И только затем они должны были отбивать возможные нападения со стороны участников тибетского сопротивления.

Когда небольшого старичка с похожим на угольную пыль волосами на яйцеобразной голове подвели к воротам, навстречу ему вышел китайский солдат, и тут же разгорелся спор, кому теперь принадлежит сильный серый пони – арестовавшему его конвоиру или тюремному охраннику дежурившему у ворот.

Мастер Синанджу с непроницаемым лицом слушал их дурацкие препирательства.

– Этот пони принадлежит мне! – настаивал конвоир.

– А я выше тебя чином, – возражал тюремщик. – Поэтому он мой.

Результат этого спора был предрешен превосходством в чине, но конвоир долго артачился. И сдался только после того, как тюремщик буквально задавил его своей надменностью.

Конвоир отошел в сторону, чтобы почистить грязные ботинки, тогда как тюремщик – капитан – взял пони за поводья и ввел его в ворота, тотчас со звоном закрывшиеся за ним.

Чиун с безмятежным видом въехал на пони в неприступную тюрьму Драпчи. Наидревнейшая уловка, к которой он прибег, была давно известна, но тем не менее возымела успех. Он тихо радовался своей удаче – так провести китайцев, несмотря на то что троянцы еще в незапамятные времена выболтали этот секрет, который теперь знают даже белые!

Мастера тут же заставили спешиться, что он и проделал, не возразив ни слова. Пони увели. Он с успехом выполнил свою роль, потому не жаль и трех золотых монет, что пришлось выложить за него в пограничном городке Рутоге. Капитан, очевидно, заинтересовавшийся только пони, передал Чиуна своему подчиненному.

– Пошли! – рявкнул тот.

Чиун с напускной кротостью повиновался. Они двинулись по сырым коридорам, каждый из которых заканчивался дверью с замком. Мастер Синанджу тщательно запоминал путь. А заодно и старался запечатлеть в памяти исхудалые лица, выглядывавшие из небольших, в кирпич величиной, окошек в дверях. Наконец его втолкнули в камеру с голыми стенами без окон. Тюремщик с лязгом повернул ключ в ржавом замке и удалился.

Чиун подождал, пока смолкнут шаги в коридоре, и громко произнес:

– Я ищу бунджи-ламу.

– Бунджи? Бунджи? Бунджи? Разве бунджи здесь, в тюрьме? – послышались голоса.

– Помолчите, буддисты. Пусть говорит бунджи.

– Так бунджи среди нас? – обеспокоенно спросил чей-то голос.

– Помолчите. Говорит мастер Синанджу.

Воцарилась тишина, хотя и неполная. Мастер Синанджу закрыл глаза и напряг слух. Он слушал биение сердец, обращая особое внимание на их индивидуальный ритм. Через некоторое время он понял, что в камере нет ни бунджи-ламы, которую он возвел на такой высокий пьедестал, ни монгола Кулы, ни тибетца Лобсанга.

Здесь их нет, во всяком случае, в этом крыле. А он должен во что бы то ни стало найти их. Тут-то, возможно, и поджидали его всяческие трудности.

Дверь камеры была очень проста – деревянная, окованная железом – и чрезвычайно прочна. Не было никакой возможности добраться до язычка или сломать замок без риска вызвать тревогу. Петли находились с другой стороны, запоры задвинуты очень плотно и представляли собой как бы единое целое с дверью и косяком.

Мастер Синанджу протянул вперед длинные Ножи Вечности – свои укрепленные диетой и упражнениями невероятно острые ногти, более гибкие, чем если бы они были из рога, и более острые, чем самые отточенные кинжалы.

Сложив три пальца вместе и оттопырив большой, он стал отдирать верхнюю железную полосу, срывая головки болтов. Конечно, он мог бы управиться гораздо быстрее, но тогда не обошлось бы без шума.

Под оторванными головками болтов на фоне черного железа оставались лишь ровные сверкающие кружочки.

Чиун собрал обломки в руку и бросил их на груду песка, куда они упали почти бесшумно.

Затем он принялся за железную обивку. Металл, постанывая, медленно поддавался.

Теперь уже не составляло особого труда вытолкнуть сверкающие стальные стержни наружу. Болты с легким звоном упали на каменный пол. Теперь петли уже не удерживали дверь. Мастер Синанджу без труда вытолкнул ее наружу, и язычок замка выпал из своего гнезда, как старый, давно шатавшийся зуб.

Оказавшись в темном коридоре, тускло освещенном единственной дватцатипятиваттной лампочкой, мастер Синанджу спросил:

– Кто из вас хочет свободы?

– Я, – тихо ответил один.

– И я, – добавил другой.

– Мы все хотим свободы! – подхватил третий.

– А кто будет сражаться за свободу, если выйдет из камеры? – спросил Чиун.

Ответом ему было молчание.

– Обычаи запрещают нам сражаться, – уныло проговорил второй голос.

Мастер Синанджу покачал своей черноволосой головой.

– Буддисты, – только и обронил он и тихо двинулся по коридору.

Ему предстояло любой ценой найти выход из этого нелегкого положения.

Глава 27

Китайских солдат оказалось тринадцать. Двоих из них Римо убил, ткнув своими железными пальцами в затылок, прежде чем они успели заметить, что среди них появилось черно-белое пятно.

Звук падения тел потонул в криках тибетцев, которые опасались пасть под пулями китайцев. На это, собственно, и рассчитывал Уильямс: чем больше врагов он успеет прикончить, пока они опомнятся, тем больше у него шансов выйти целым и невредимым из этой схватки. И тем больше жизней он успеет спасти.

Но один из китайцев держал палец на спусковом крючке автомата. Перед смертью, уже падая, он все же инстинктивно успел дать очередь. Над землей взвились струйки песка и пыли.

Этого оказалось достаточно, чтобы все, включая командира с косыми, острыми, как кинжалы, глазами, повернулись в сторону Римо.

Не обращая внимания на целившиеся в него автоматы, Уильямс двинулся к главному косоглазому. Конечно, тактика примитивная, но Римо был вне себя от гнева. После двадцати лет тренировки поддаться приступу ярости, как какой-нибудь захудалый любитель!

Командир схватил своего «Токарева» и выпалил, почти не целясь. Римо нарочно предоставил ему эту возможность, машинально уклонившись от пули. Даже гнев не мог повлиять на быстроту выработанной долгими годами тренировки реакции.

Рука Римо с выставленными вперед двумя пальцами взметнулась вверх. Они, как два гвоздя, вошли в расширившиеся от изумления и страха глаза китайца, а когда Уильямс вытащил их, на месте глазниц остались две огромные дыры, откуда фонтаном хлестала темная густая кровь.

Вокруг засвистели пули. Римо, извиваясь, принялся танцевать. Во всяком случае, казалось, будто он танцует – так обычно дергается человеческое тело, которое со всех сторон поливают свинцом.

Тибетская девушка в ужасе закричала и закрыла лицо руками, полагая, что пули наносят смельчаку смертельные ранения.

Так же думали и китайцы, стреляя в Римо в упор. А он, раскидывая руки и ноги, плясал в диком упоении, и солдаты не сомневались, что от него во все стороны летят обломки костей.

Они не замечали, что их пули не причиняют никакого вреда, белый человек как бы ловит их в незримую паутину. Китайцы не умели следить за полетом пуль, а следовательно, не имели достаточной подготовки, чтобы следить за движениями пальцев рук и ног Римо.

Автоматы вываливались из сжимавших их рук. Коленные чашечки лопались от мощных пинков, способных изогнуть профильные балки. Белая ладонь одним махом уложила сразу двоих – солдаты стояли плечом к плечу и вели совместный огонь.

Какое-то мгновение они еще стояли неподвижно. Затем их руки бессильно упали, автоматы выскользнули из ослабевших пальцев, колени подогнулись.

Но только когда бойцы повалились, их отсеченные головы покатились вниз, обнажив обрубки шей.

Все это произошло за какую-то минуту, если не меньше. Испуганные тибетские кочевники, которые отвернулись, дабы не видеть, как убьют белого человека, известного им под именем Гонпо Джигме, теперь восторженно смотрели, как Гонпо Джигме крушит самых жестоких китайских солдат.

– Он одержим богом! – крикнула по-английски молодая тибетская женщина. – Лха гьало! – добавила она по-тибетски.

Римо позволил прицелиться в себя трем китайским солдатам. Он знал, что ружье – всего-навсего слегка модернизированный старинный пистолет, и потому никакого страха не испытывал.

Убедившись, что за спиной у него никто не стоит, Римо развернулся на одной ноге. Вторая его нога вознеслась вверх и с неудержимой силой выворотила руки врагов вместе с зажатым в них оружием из суставов. Послышался треск разрываемых связок, хруст ломаемых костей.

Как только солдаты, воя от боли и ужаса, рухнули на землю, Уильямс вдребезги разнес их черепа.

В живых осталось всего трое, впрочем, они уже опустошили свои «магазины».

Расправиться с этими было совсем уже просто.

Шагнув к ним, он произнес:

– Сейчас я покажу вам, как играть в пинг-понг.

И, молниеносно схватив двоих китайцев за головы, столкнул их лбами.

– Пинг!

Один солдат упал с запрокинутой назад головой.

– Понг!

Голова второго лопнула, как переспелая тыква. Из отверстия в черепе потекла ало-коричневая жижа.

Последнего «освободителя» Римо убил ударом ладони по грудной клетке. Переломанные кости ребер так сильно сдавили тому сердце, что оно лопнуло, как красный воздушный шар.

Теперь все противники валялись в пыли. Кое-кто еще дрыгал ногами, кое у кого клокотало в горле, а у некоторых мозги уже полностью отказали.

В этой схватке, к радости Римо, не погиб ни один тибетец. А он и надеться не смел, что удастся избежать потерь дружественных ему людей.

Уильямс опустился на колени перед скорчившимся телом Бумбы Фуна, нащупал сонную артерию. Пульс не прощупывался. Бумба Фун умер, и уже ничто не могло оживить его.

Сзади вдруг послышался знакомый голос тибетской девушки, имени которой Римо так и не узнал.

– А ты и правда Гонпо Джигме! – воскликнула она.

Уильямс обернулся.

– Он сказал им, что украл джип, да?

– Да.

– Почему?

Скрестив руки на переднике, девушка недоуменно взглянула на него.

– Это его долг. Ведь он Бумба Фун!

– Но мне надо было поговорить с ним, – сердито произнес Римо.

– Ты можешь поговорить с Бумбой Фуном в Лхасе.

– Как мне узнать, настоящий ли он?

– Бумба Фун – депунг – генерал Чуши Гангдрук. Все наши генералы называют себя Бумба Фунами, чтобы одурачить этих глупых китайцев. Допустим, они пытали и пытают какого-нибудь депунга Чуши Гангдрук. А он всегда говорит своим истязателям, что его генерала зовут Бумба Фуном. Поэтому китайцы убивают первого же схваченного ими Бумбу Фуна и думают, что убили лидера Чуши Гангдрук. Получается, что Бумба Фун никогда не умирает. Бумба Фун бессмертен. Чуши Гангдрук продолжает борьбу!

Девушка бросила взгляд на изуродованный труп Бумбы Фуна. На глаза у нее навернулись слезы. Но она все-таки не заплакала, сдержалась.

– Он не должен был умереть, – с горечью произнес Римо. – Я мог предотвратить его гибель.

Девушка гордо вскинула подбородок.

– Он умер, выполняя свой долг. Ведь он был Бумбой Фуном!

Уильямс осмотрелся по сторонам. Кочевники глядели на него с каким-то странным выражением на своих обветренных лицах. Они, словно зачарованные, придвигались все ближе и ближе. Казалось, их привлекает какая-то незримая сила. Никто даже не взглянул на валявшееся на земле китайское оружие.

– Китайцы скоро начнут искать свой взвод, – обратился к тибетцам Римо. – Сверните свои шатры и уходите.

Девушка упрямо помотала головой.

– Если мы скроемся, китайцы станут искать виноватых среди невиновных. И накажут других. Нет, мы останемся, и, если понадобится, примем наказание.

– Вы что, все с ума посходили? – взорвался Римо. – Они же вас перебьют.

– Но мы возродимся, чтобы продолжать оказывать сопротивление китайцам, чтобы умирать вновь и вновь, если этого потребует наша карма.

– И что же в этом хорошего?

Она гордо подняла голову.

– Может, если умрут много тибетцев, мир наконец обеспокоит судьба Тибета.

Римо не знал, что и сказать.

– Послушай, мне нужен проводник до Лхасы. Не могла бы ты пойти со мной?

– Нет, я должна остаться.

– И умереть, когда придут китайские солдаты.

– Это мой долг. Павший от руки китайца был моим отцом. Я должна занять его место.

– Ну что ж, поступай как знаешь, – сказал Римо. Он подошел в стоявшим поодаль джипам и грузовикам и быстро вывел их из строя, без труда находя самые уязвимые места. Затем собрал автоматы и голыми руками переломал стволы, как соломинки.

Так он привел в негодность все оружие и весь транспорт.

Затем Римо сел за руль своего джипа и завел двигатель. Но тотчас кое-что вспомнил.

– Что ты имела в виду, когда сказала: «Он одержим богом»? – спросил он тибетку.

– Ты Гонпо Джигме. Ты не знаешь, что это такое?

– Нет, – признался Римо.

Девушка скромно опустила ресницы.

– Значит, ты уже не одержим богом. Когда возвратится Гонпо Джигме, ты сразу же это поймешь.

Уильямс развернул автомобиль в сторону Лхасы. Двигатель работал на холостом ходу а он сидел и смотрел на девушку долгим взглядом.

– Послушай, я даже не знаю, как тебя зовут.

– Бумба Фун, – ответила девушка, махнув ему рукой на прощание.

Сурово насупившись, Римо тотчас покинул кочевье. Он, как летящая стрела, мчался прямо к подножию горы, которую девушка назвала Нагбопори. Она словно звала его к себе. Но чем сильнее он разгонял джип, тем дальше, казалось, отодвигалась от него гора. Римо как будто видел перед собой все время отдаляющийся мираж.

К ночи он все же добрался до подножия. К этому времени лиловая тень почернела. Оказалось, что это узкий проход на горном склоне.

Неожиданно послышалось гудение приближающегося вертолета, и Римо вжался в скалу, пока вертолет не пролетел мимо.

В скором времени несколькими милями южнее раздался приглушенный рев и грохот разрывов класса «воздух – земля».

Римо чертыхнулся. Оставив машину, он, как паук, вскарабкался на утес.

С плоской площадки на вершине он видел вспышки света в той стороне, где лежал лагерь кочевников. С очередной вспышкой земля каждый раз содрогалась. Когда все смолкло, слышно было только, как гудит несущий винт вертолета.

Наконец машина повернула назад, и на фоне горящих пастбищ еще долго виднелся расплывчатый силуэт.

– Гады, – процедил Римо. – Они же были простыми скотоводами.

Подобрав обломок скалы, он встал посреди площадки и помахал руками.

Пилот заметил Уильямса. Подстрекаемый любопытством, он направил свою неуклюжую машину в сторону одинокого человека на утесе.

Римо обманчиво небрежно метнул «камешек» в вертолет. На скорости семьдесят пять миль в час обломок, пробив круглую дыру в плексигласовой кабине, угодил прямо в лицо пилоту.

Вертолет, потеряв управление, закружился в воздухе, словно бесхвостый воздушный змей.

Члены экипажа попытались стащить убитого с пилотского места и восстановить управление машиной.

Однако у них не было никаких шансов на спасение. В следующий же миг хвостовой винт ударился о скалу и воздушный корабль превратился в огромный огненный шар. Точнее говоря, в ничто.

Римо снова сел за руль и помчался дальше сквозь тьму бесконечной тибетской ночи, раздумывая о том, кто же все-таки такой этот Гонпо Джигме.

Впрочем, он знал наверняка, что он такой же Гонпо Джигме, как Скуирелли Чикейн – бунджи-лама.