Текст книги "Патопсихология шизофрении"

Антон Р., 10 лет, 4-й класс массовой школы

Раннее физическое развитие в пределах нормы. Речевое развитие с чертами опережения: первые слова – 9 месяцев, первые фразы – 1 год 2 месяца, развернутые фразы в 2 года. С раннего возраста педантичен. В детском саду был отгорожен от детей, не принимал участия в общих играх, не участвовал в ролевых играх. В 5,5 лет читал по слогам и считал до 20. В школе с 6 лет 10 месяцев. Учится ниже своих возможностей, на 3 и 4. Учителя о нем говорят, что «теоретически знает все, а практически – ничего». Домашние задания выполняет только с родителями. Трудно дается письмо. Отличается моторной неловкостью. В школе общается только с теми ребятами, которые его выбирают. Читать не любит. В течение длительного времени многократно перечитывает одну и ту же «Книгу будущих командиров». Из школьных предметов больше всего нравится математика, занимается в математическом кружке. С 8 лет увлекается исторической тематикой. Интересуется русской культурой, хочет посвятить себя ее восстановлению. С этой целью начал заниматься игрой на баяне как «истинно русском инструменте». Переписал древнерусскую азбуку. В 4-м классе усилилась несобранность, стал еще более отвлекаем на уроках, «погружался в свои мысли». Стал много рассуждать о строении Вселенной, говорил, что человеку отводится мало времени для жизни. С этого времени наблюдается психиатрами (дифференциальный диагноз между шизоидной психопатией и латентной шизофренией). Экспериментально-психологическое исследование выявило у мальчика опережающее его возраст развитие мыслительных операций (абстрагирования, обобщения, включения в класс, формально-логических операций). Самостоятельно и быстро решает задачу на пересечение классов. В умственном плане, не прибегая к практическому действию, может произвести классификацию геометрических фигур. Выполняет задание на включение дополнительных классов, требующее анализа соотношения множеств и подмножеств.

Наряду с этим при выполнении заданий «открытого типа», допускающих возможность многозначных решений и требующих предпочтений тех или иных признаков на основе собственных критериев испытуемого, он обнаруживал снижение уровня избирательности. Так, при сравнении понятий у него выявились склонность к актуализации сверхобщих неспецифических свойств предметов и малозначимых латентных признаков («ботинок и карандаш стучат»), тенденция к образованию вербальных комплексов, позволяющих условно и формально объединять разнородные предметы («ботинок и карандаш ходят, карандаш – по бумаге»), замена смыслового анализа формальным грамматическим анализом слов. В методике «Конструирование объектов», производя целостное конструирование, т. е. обобщая все 4 признака, актуализировал нехарактерные (нестандартные) для данного комплекса предметы (например, «острый, твердый, блестящий, тонкий – лед»). Отмеченные особенности создают впечатление определенной вычурности, необычности мышления.

Для понимания особенностей формирования познавательной деятельности Антона представляется весьма существенным прежде всего ограниченность его контактов как со взрослыми, так и со сверстниками, что проявилось в патологии его игры и в несформированности достаточной мотивации к учению, т. е. в несформированности двух видов деятельности, в которых отражаются основные общественные отношения и формируются главные критерии социальных значимостей. Именно с несформированностью этих критериев можно гипотетически связать недостаточность избирательности мышления, проявляющейся в актуализации малозначимых латентных свойств и отношений, а также использование способов мышления, неадекватных уровню развития его мыслительных операций. Вместе с тем развитие интересов и увлечений мальчика (любовь к математике, интерес к древнерусской истории, склонность к рассуждениям на отвлеченные темы) формируется на основе развития его операционных способностей и формирует сами эти способности.

Илья Г., 7,5 лет, ученик 1-го класса массовой школы

Раннее развитие в пределах нормы, опережающее речевое развитие: фразовая речь с полутора лет. Рос раздражительным, упрямым, педантичным. Был моторно неловок. С двух лет воспитывался бабушкой. С этого времени после расставания с матерью стал еще более раздражительным, капризным, расстроился сон, появились страхи: боялся световых бликов на стене. Был груб с бабушкой.

В детском саду по интеллектуальному развитию не отставал от сверстников, но адаптировался плохо. В общих играх участия не принимал, играл один: возил машинки. Игра в транспорт – единственная, которая сопровождает его с раннего детства и до настоящего времени. Излюбленной темой его разговоров являются машины, автобусы, их маршруты. По словам матери, «машины – его страсть». В 5 лет 10 месяцев во время прогулки убежал от бабушки и долго ездил в автобусе по городу. С этого времени уходы из дома и езда в транспорте стали регулярными. Домой возвращался всегда сам. После поступления в школу поведение его не изменилось. В школе продолжает играть в свои транспортные игры, школьной дисциплине не подчиняется, интереса к занятиям не проявляет, говорит, что учиться не хочет. Со сверстниками не общается. Холоден к матери. Говорит, что людей не любит, любит фантазировать по поводу того, как в автобусе двери будут защемлять пассажиров или как они будут вываливаться из транспорта, как он будет давить детей велосипедом. В связи с трудностями поведения несколько раз стационировался в детские отделения психиатрической больницы № 6.

Дифференциальный диагноз: 1) шизоидная психопатия с декомпенсацией? 2) шизофрения малопрогредиентная?

Экспериментально-психологическое исследование выявило у мальчика несколько опережающее его возраст развитие конкретных мыслительных операций (абстракции и обобщения формальных признаков – цвета, формы, величины, установления количественных отношений, элементарных формально-логических операций). Так, он самостоятельно решает задачу на пересечение классов. В наглядно-действенном плане может произвести классификацию геометрических фигур по двум признакам. Выполняет задание на включение подкласса в класс. Исследование выявляет у Ильи достаточный для этого возраста уровень развития перцептивных действий. Так, не прибегая к наглядно-практическому действию, он может в умственном плане произвести расчленение фигуры на составляющие элементы и затем сконструировать целостную фигуру из этих частей. При этом явно отстает формирование общих представлений и понятий о предметах окружающей действительности и их взаимосвязи. Так, классификацию животных он пытается произвести по внешне-функциональным признакам: к птицам относит всех летающих, включая насекомых – бабочку, пчелу, муху. Остальных представителей животного мира (нелетающих) объединяет в группу бегающих («Петуха можно отнести и туда, и сюда, потому что он и летает, и бегает»).

При исследовании избирательности мышления и восприятия у больного выявляется выраженная тенденция к предпочтению внешне-формальных признаков предметов (цвет, форма, величина), при восприятии зрительных изображений на карточках часто обращает внимание на качество бумаги и качество фотографий в ущерб анализу содержательной стороны изображения.

Отстает и имеет необычный характер формирование предметного восприятия. Так, при восприятии незавершенных контуров он называет не детали целостного предмета, а не связанные между собой разнородные элементы. (При восприятии незавершенного контура собаки он перечисляет следующие элементы: ступня с пяткой, угол с тремя точками, цифра 9 с точками и полоска).

В задании «Конструирование предметов» – использует комбинаторный способ. Так, соответствующая по возрасту группа здоровых детей на комплекс «белый, пушистый, холодный, скрипучий» в 100 % ответов называет снег. Илья называет «одуванчик»: «он скрипит, если зажать между пальцами».

Таким образом, развитие познавательной деятельности мальчика характеризуется выраженной дисгармонией. С одной стороны, даже несколько опережающее его возраст развитие мыслительных и перцептивных операций, с другой – отставание развития предметного восприятия, представлений и понятий, избирательности познавательной деятельности, ориентировка на внешне-формальные характеристики предметов в ущерб анализу их смыслового содержания. Такой тип дисгармонического развития познавательной деятельности формируется в системе дисгармонического общего психического развития мальчика как одна из характеристик диссоциации развития его личности. Диссоциация проявляется в достаточно высоком для его возраста уровне развития формальных интеллектуальных способностей, в хорошем речевом развитии, с одной стороны, и в недостаточности эмоционального развития, нарушении контактов с окружающими, в увлечении однообразными аутистическими играми, в несформированности мотивации к учебной и произвольной деятельности – с другой.

Приведенные примеры, на наш взгляд, достаточно наглядно и убедительно иллюстрируют тесную связь и взаимообусловленность формирования основной направленности личности, реализующейся в характере мотивов, увлечений, интересов, в системе ценностей и развитии особенностей познавательной деятельности. Как следует из приведенных кратких описаний основных этапов индивидуального развития, черты глубокой дисгармонии, свойственные формированию познавательной деятельности, оказываются характерными и для развития более общих, в том числе и личностных, параметров психического развития. Такие особенности познавательной деятельности, как нарушение избирательности, игнорирование значимых, включающих социальные связи и отношения параметров действительности и ориентировка на формальные ее стороны тесно связаны со своеобразием игровой деятельности, не отражающей общественных отношений и значений, с развитием односторонних увлечений, интересов и способностей.

Рассмотрение всей совокупности полученных данных дает основание для следующих выводов.

У исследованной группы детей, характеризующихся шизоидными чертами психики – трудностями общения, установления эмоциональных контактов с окружающими и дизонтогенезом психического развития, – на всех изученных возрастных этапах выявились особенности формирования познавательной деятельности по сравнению с контрольной группой здоровых. Обнаруженные особенности характеризуются изменением соотношения и динамики развития существенных сторон познавательной деятельности. При данном типе аномалии развития отмечается прежде всего снижение темпа формирования и особый характер избирательности познавательной деятельности. Снижение избирательности связано с ослаблением ее детерминации опытом социально-практического использования предметов окружающей действительности, что проявляется в ухудшении ориентировки ребенка в практической значимости свойств и отношений предметов. Своеобразие формирования мышления выражается, с другой стороны, в отсутствии отставания либо в опережении (по сравнению со здоровыми сверстниками) развития операционной стороны мышления, его формально-логического аспекта, что отчетливо проявляется в способности к абстрагированию и обобщению предметных признаков, не дифференцированных по социально-практической значимости.

Выявленные особенности данного типа аномалии развития познавательной деятельности выступают как диссоциация, дисгармония, характеризующаяся парциальным искажением формирования одних ее аспектов при нормальном или усиленном развитии других ее сторон.

Анализируемый тип патологии познавательной деятельности формируется как одна из сторон определенного типа аномального развития личности и тесно связан с такими существенными аномалиями личностного развития, как недостаточная потребность в общении и установлении эмоциональных контактов. Недостаточность общения со взрослыми и сверстниками имеет непосредственное отношение к формированию аномалии ведущих видов деятельности, характеризующих разные этапы возрастного развития, – игровой и учебной. Аутистические игры не способствуют усвоению ребенком общественных функций предметов и не воссоздают полноценных социальных отношений с другими. У исследованных аномальных детей не формируется достаточной мотивации учебной деятельности и потребности в получении социальных оценок.

Можно полагать, что связанная с дефицитом социальных контактов недостаточная направленность личностных установок на социально значимые аспекты действительности создает условия для преимущественной ориентировки на «формальные» ее аспекты, для развития специфических односторонних интересов и способностей.

Полученные данные служат основанием для формулирования гипотезы об особом типе формирования ментального опыта при шизотипической и шизофренической патологии, который обусловлен дефицитом «ментальной модели мира». Потребность в общении и познавательная потребность на всех этапах развития тесно взаимосвязаны и выступают как общая потребность во взаимодействии с окружающим миром.

Глава 2. Особенности когнитивного стиля больных шизофренией

2.1. Когнитивный стиль: постановка проблемы

Больных шизофренией, как и лиц шизоидного круга, характеризует особый познавательный стиль, отражающий своеобразную специфику их деятельности и поведения. Это личностные свойства индивидуальности, непосредственно участвующие в анализе познаваемых объектов и интерпретации действительности.

В психологии когнитивный стиль рассматривается как индивидуальные различия в восприятии, анализе, категоризации и воспроизведении информации, в способах интерпретации окружающего мира.

Существенную роль при восприятии играют предпочтения (избирательность), соответствующие познавательным склонностям и возможностям того или иного субъекта.

Первоначально когнитивный стиль был описан и интерпретирован с позиций гештальт-психологических представлений о поле (предметном и социальном окружении) на материале перцептивной деятельности. Поведение полезависимого типа личности в большей мере подчинено полю восприятия. Поленезависимый тип ориентирован на собственную внутреннюю активность (Witkin, Goodenough, 1982).

Впоследствии перцептивная артикуляция стала рассматриваться как частный случай структурирующей способности в интеллектуальной деятельности в целом. Самим Уиткиным и его последователями когнитивный стиль стал рассматриваться с позиций когнитивного контроля (Gardner et al., 1968), куда были включены такие категории, как конкретность – абстрактность, диапазон эквивалентности, широта обобщения, толерантность к нереалистичному опыту, ригидный – гибкий познавательный контроль, импульсивность – рефлективность и др.

На основании характеристик познавательного стиля стали выделять особые типы личности – конкретный (зависимость от авторитетов и наличной ситуации, стереотипность суждений и нетерпимость к неопределенности) и абстрактный (ориентировка на внутренний опыт, независимость в оценках, готовность выходить за пределы ситуации, креативность) (Harvey, Hant, Schreder, 1961).

Отечественные исследования когнитивных стилей относятся к 1970–1990 годам прошлого столетия: это исследования В. Колги, А. В. Соловьева, М. С. Егоровой, И. М. Палея, И. П. Шкуратовой, В. В. Селиванова, М. А. Холодной (Колга, 1976; Соловьев, 1977; Егорова, 1979; Палей, 1982; Шкуратова, 1994; Селиванов, 2002; Холодная, 1990). В них когнитивные стили, будучи характеристиками познавательной сферы, в то же время стали рассматриваться как проявления личностной организации в целом. Подчеркивалась их связь с потребностями, мотивами, аффектами и т. д. Когнитивный стиль стал интерпретироваться как посредник между ментальным миром субъекта и миром реальности, обеспечивающим уникальность интеллектуальных возможностей людей с разным складом ума.

М. А. Холодная рассматривает когнитивные стили как метакогнитивные способности, обусловленные особенностями организации ментального опыта, включающего способы обработки информации, понятийные структуры, схемы и т. д. Когнитивные стили отвечают за регуляцию интеллектуальной деятельности, влияя на ее продуктивность, своеобразие личностной организации и ее социальную реализацию (Холодная, 1997). В зависимости от зрелости лежащих в их основе механизмов, они способствуют либо обогащению картины мира, либо ее обеднению. Когнитивные стили относятся к базовым характеристикам человеческой индивидуальности, связанными с полом, возрастом и особенностями высшей нервной деятельности. Они рассматриваются как системообразующий фактор в структуре интегральной индивидуальности (Мерлин, 1986).

Существенной характеристикой когнитивного стиля является избирательность наиболее важных, экологически валидных характеристик окружающего мира.

Особенности избирательности познавательной деятельности больных шизофренией явились предметом специального экспериментально-психологического исследования, проводимого в течение многих лет в отделе медицинской психологии Научного центра психического здоровья РАМН.

При построении этого исследования мы исходили из сформулированной выше гипотезы о снижении социальной направленности как следствии аутизма у больных шизофренией, результатом чего является недостаточность опосредования познавательной деятельности больных факторами социального опыта. В связи с этим основным методическим приемом исследования явилось сопоставление уровня выполнения изучаемыми больными разных видов познавательной деятельности (мышления, зрительного восприятия, восприятия речи), различающихся по роли социального опосредования в их структуре. Предполагалось, что более нарушенными окажутся те психические процессы, в которых роль этого опосредования достаточно велика, а целый ряд психических процессов, где роль данных факторов ограничена, окажутся относительно сохранными.

В целях исследования был выбран определенный клинический вариант шизофрении, характеризующийся относительно благоприятным, непрерывным или приступообразным, течением процесса. Одна из причин такого выбора заключалась в том, что своеобразные изменения психики, характерные для шизофрении, наиболее рельефно выступают в картине негативных психопатологических проявлений, в структуре изменений личности именно при данном варианте течения болезненного процесса. Общей клинической чертой обследованных больных являлось наличие выраженных в разной степени негативных симптомов при практическом отсутствии продуктивной симптоматики в период исследования. В качестве контрольной группы исследовались здоровые испытуемые.

2.2. Исследование восприятия речи у больных шизофренией

Формирование особого вида психической и в том числе познавательной деятельности, с опережающим развитием ее операциональной стороны и искажением и задержкой развития содержательной, обусловленной усвоением социального опыта, естественно, должно отражаться в речи больных шизофренией и в восприятии ими речи других людей. Следует отметить, что именно речь может явиться одним из наиболее адекватных объектов исследования влияния диссоциации развития: в речи и в процессе ее восприятия эти две стороны – «формальная», отражающая усвоение фонетических структур и грамматических правил, и содержательная, семантическая – разводятся, пожалуй, наиболее естественным образом, и для их изучения используются соответствующие их специфике методы исследования.

Выше были отмечены характерные черты речевого развития детей-аутистов с шизоидными чертами и детей, больных вялотекущей шизофренией: раннее развитие речи и овладение грамматическим строем языка, своеобразный словарь с использованием неологизмов, склонность к словотворчеству при сравнительно малых выразительных средствах речи, слабой ее модулированности и направленности на собеседника.

Следует отметить, что у большинства больных, включенных в исследование, нарушение восприятия речи на клиническом уровне не фиксировалось. Только специально построенные эксперименты позволили выявить особенности речевых процессов, обусловленные аномалией психического развития.

Были проведены серии экспериментов, в которых предъявляемый для опознания речевой материал различался по способу организации. Был использован такой известный в экспериментальной психологии прием, как маскирование предъявляемых для опознания речевых стимулов белым шумом. В таких затрудняющих условиях их опознание не может быть однозначным и существенно зависит от гипотез, выдвигаемых на основе речевого опыта, т. е. определяется фактором избирательной актуализации знаний.

Очевидно, что этот фактор в структуре процесса восприятия может иметь разный «вес», в первую очередь, в зависимости от уровня разборчивости (четкости) предъявляемого материала: при определенном соотношении сигнала и шума большую роль при опознании может сыграть анализ акустических признаков сигнала. Как показало исследование, результаты больных шизофренией и здоровых практически не различаются при слишком большом или малом уровнях шума.

Различия в результатах сравниваемых групп выступают при уровнях разборчивости, дающих примерно от 40 до 70 % распознавания (в зависимости от особенностей предъявляемого материала): в этих условиях восприятие больных шизофренией оказывается менее, чем у здоровых, подвержено влиянию прошлого опыта. В то же время влияние фактора избирательной актуализации может определяться и характеристиками используемого речевого материала: оно будет большим при предъявлении осмысленного, обладающего избыточностью за счет включения в разные виды контекста, материала и уменьшаться по мере снижения его структурирования.

В связи с этим можно было предположить, что различия в результатах испытуемых сравниваемых групп – здоровых и больных шизофренией – при опознании разного вида речевого материала будут выражены неодинаково: они должны быть тем значительнее, чем большую роль играет опора на прошлый опыт. Для проверки этого предположения были проведены серии экспериментов, в которых использовался различный в смысловом отношении и варьируемый по способам организации речевой материал.

В первой серии экспериментов материалом, предъявляемым для опознания, служили элементарные в семантическом отношении языковые структуры – использовался вариант методики определения уровня разборчивости звукосочетаний (логофонов), разработанный сотрудниками лаборатории структурной и прикладной лингвистики филологического факультета МГУ В. Н. Сорокиным и В. Н. Ложкиным и апробированный на здоровых испытуемых (15 человек). Полученный материал сопоставлялся с результатами исследования больных шизофренией (15 человек). В этой и во всех последующих сериях экспериментов испытуемыми были больные малопрогредиентной шизофренией, начавшейся в юношеском возрасте.

Методика. В магнитофонной записи для опознания предъявлялись трехбуквенные логофоны (согласный-гласный-согласный), при этом учитывались все характеристики согласных (звонкие – глухие – сонорные) и гласных звуков, в начале и конце логофона стоял один и тот же звук (например, БАБ, ПАП и др.). Чтобы исключить по возможности влияние на результаты опознания таких факторов, как артикуляционные особенности дикторов и индивидуальная избирательность слуха аудиторов, списки логофонов зачитывались тремя дикторами при четырех соотношениях сигнала и шума, т. е. предъявлялись 12 раз. Исследование проводилось в звукоизолированной комнате, запись воспроизводилась через наушники на одном уровне громкости. Испытуемый должен был опознать маскированный логофон и сразу же записать его в протокол.

Эта серия экспериментов, наряду с выявлением нарушения слуха у больных, могла обнаружить у них и нарушения внимания, поскольку выполнение предложенного задания требовало прежде всего именно устойчивого и длительного внимания аудиторов.

Следует отметить, что такое длительное и монотонное задание не вызывало отрицательных реакций у испытуемых – больных шизофренией: ни один из них не давал отказов по ходу эксперимента, не обнаружил пресыщения или снижения качества выполнения задания, признаков утомления к его концу. По данным самоотчета больных, задание оценивалось ими как достаточно сложное, но интересное и импонирующее их склонностям. Такая оценка существенно определялась тем, что их деятельность в условиях эксперимента хотя и была строго регламентирована, но имела выраженный индивидуальный характер: больной был предоставлен самому себе, отсутствовали вмешательство и контроль со стороны экспериментатора, что создавало адекватные и оптимальные условия для деятельности больных шизофренией изучаемой группы при выполнении подобного рода заданий.

Результаты исследования (см. таблицу 4) показали, что как у здоровых, так и у больных закономерно повышается число правильных опознаний по мере повышения отношения сигнал/шум от серии к серии. При этом результаты в группе больных шизофренией оказались несколько более высокими, чем у здоровых испытуемых, что отмечалось во всех сериях эксперимента по всем видам согласных (от 5 до 7 % по звонким согласным, от 3 до 6 % – по глухим, от 2 до 4 % – по сонорным). По количеству отказов испытуемые сравниваемых групп практически не различались. Таким образом, в условиях эксперимента, когда опора на прошлый речевой опыт резко ограничена и опознание строится на анализе акустических признаков предъявляемых стимулов, больные шизофренией оказались даже несколько более «перцептивно точными», чем здоровые испытуемые.

Таблица 4. Результаты опознания элементарных речевых структур (% правильных опознаний от общего числа ответов)

Материалом второй экспериментальной серии служили содержательные речевые стимулы-слова. Роль социальной детерминации в процессе восприятия была значительно большей. Это достигалось за счет особенностей организации предъявляемых для опознания речевых стимулов: были использованы ситуации, создающие установку на восприятие слов, относящихся к одному кругу понятий, т. е. актуализация при опознании речевого сигнала (акустических образов, гипотез) существенно определялась речевым опытом.

Были исследованы 35 больных шизофренией и 35 здоровых испытуемых. Исследовалось слуховое восприятие (предъявлялись в магнитофонной записи маскированные «белым шумом» слова) и зрительное, при этом использовались такие затрудняющие опознание условия, как тахистоскопическое предъявление материала.

Для опознания испытуемым предъявлялись слова, относящиеся к одному кругу понятий: при исследовании слухового восприятия в первом варианте методики – названия птиц, во втором – названия молочных продуктов. При исследовании зрительного восприятия первый вариант был аналогичен использовавшемуся в «слуховой» серии (название птиц), а второй содержал наименование предметов сельскохозяйственного инвентаря. Списки слов как в «слуховой», так и в «зрительной» методиках составлялись одним и тем же способом, варьировались только входящие в них наборы слов: среди пяти трижды повторяющихся слов одного семантического поля предъявлялись контрольные, которые по фонетическим признакам в «слуховой» методике (число слогов, ударная гласная) или по «рисунку» в «зрительной методике» (общие буквы, длина слова и т. д.) были сходны с ожидаемым в ситуации эксперимента словом, относящимся к тому же кругу понятий, что и остальные слова. Так, среди названий птиц и в «слуховой», и в «зрительной» методиках вместо ожидаемого «ласточка» давалось слово «лампочка»; среди названий молочных продуктов вместо ожидаемого слова «молоко» – «молоток», а среди предметов инвентаря вместо «борона» или «борозда» предъявлялось слово «борода» (зрительное восприятие). Контрольные стимулы занимали в списках одни и те же порядковые места – 5-е, 10-е, 14-е и 16-е, т. е. повторялись четырежды. Таким образом, контрольное слово выпадало из понятийного контекста, предъявляемого речевым материалом. Приведем один из использовавшихся в экспериментах списков слов: 1. Воробей. 2. Соловей 3. Сорока 4. Ворона 5. Лампочка. 6. Ворона. 7. Сорока. 8. Соловей. 9. Воробей. 10. Лампочка. 11. Вор о – на. 12. Воробей. 13. Сорока. 14. Лампочка. 15. Ворона. 16. Лампочка.

Как показали полученные данные, у здоровых испытуемых на результаты опознания существенно повлияла непосредственно предшествующая деятельность – опознание относящихся к одному семантическому кругу стимулов. Эта закономерность прослеживалась по результатам всех серий экспериментов и проявлялась в тенденции к опознанию контрольных стимулов как слов, относящихся к актуализируемому кругу понятий.

Влияние создаваемой в экспериментальных сериях установки на восприятие слов, основывающейся на использовании смысловых связей, на больных шизофренией оказалось ослабленным (см. таблицы 5 и 6).

Таблица 5. Зрительное восприятие (% опознаний)

Таблица 6. Слуховое восприятие (% опознаний)

Как видно из приведенных данных, больные шизофренией в большем числе случаев и на более ранних этапах предъявления правильно опознают контрольные стимулы. Особенно четкие различия выявляются при первом предъявлении контрольного слова, в дальнейшем эти различия сглаживаются. Данная закономерность прослеживается при анализе результатов исследования как зрительного, так и слухового восприятия.

Подтверждением полученных данных служат результаты анализа выдвигаемых испытуемыми сравниваемых групп гипотез: в целом группа больных шизофренией дает почти в полтора раза (на 48 %) больше гипотез, чем группа здоровых, поэтому повторяемость гипотез в группе была более низкой – ответы больных отличались бо́льшим разнообразием.

Различия в результатах становятся более наглядными, если рассмотреть качество выдвигаемых испытуемыми гипотез. С этой целью мы разделили все гипотезы на две группы: относящиеся к акустическому кругу понятий и не принадлежащие этому кругу. В первую группу вошли все гипотезы – названия птиц, которые предлагались испытуемыми вместо правильного опознания: например, выдвигаемые для опознания сло́ва «ястреб» гипотезы «дятел», «зяблик», на слово «перепел» – «селезень», «тетерев», «лебедь» и т. п. Вторую группу составили все остальные гипотезы. Это были, как правило, слова, по каким-то фонетическим признакам сходные с опознаваемым стимулом («перепел» – «перечень», «перец» – «перстень»; «галка» – «лайка», «гайка» и т. д.).

Наиболее существенные различия между группами выступают при анализе второго типа гипотез – не относящихся к актуализированному кругу понятий: здесь больные шизофренией дают на 82 % больше гипотез, чем здоровые.

Обнаруживаются существенные различия в средней частоте использования этих двух групп гипотез: здоровые в два раза чаще дают ответы первой группы, чем второй, у больных же эта разница составляет всего 21 %.