Текст книги "Патопсихология шизофрении"

2.7. Решение проблемных задач

Повышенная склонность больных шизофренией к актуализации «латентных свойств» и видению предметов и явлений в необычных и непривычных аспектах естественно порождает вопрос об отношении этой их особенности к творческому мышлению, поскольку одной из его проблем является проблема обнаружения «латентных» свойств предмета, роль которых в повседневной жизни крайне мала. Трудность актуализации «латентных» свойств, по Л. Секею (Секей, 1965), связана с тем, что в практической деятельности человека господствуют прочно установленные функциональные связи. Такая функциональная фиксированность является одной из форм тормозящего влияния прошлого опыта, когда существует необходимость открыть в предмете новую возможность его применения (Дункер, 1965; Майер, 1965; и др.).

Учитывая повышенную способность больных шизофренией к актуализации нестандартных свойств и отношений, мы предположили, что при решении некоторых задач из круга творческих, основная трудность которых заключается в выявлении «латентного» свойства, больные шизофренией могут иметь определенное преимущество перед здоровыми.

Для проверки этого предположения мы использовали в несколько измененном виде задачу Л. Секея (Секей, 1965). Задача в общем виде заключалась в следующем: перед испытуемым на столе располагались весы и несколько предметов, среди которых находилась свеча. Нужно было уравновесить весы таким образом, чтобы через некоторое время они сами вышли из равновесия. После установления равновесия испытуемому запрещалось вносить какие-либо изменения в ситуацию. Испытуемый в результате анализа задачи должен был установить, следствием какой причины может быть нарушение равновесия весов. Результатом такого анализа был вывод о том, что причиной нарушения равновесия является потеря веса предмета, находящегося на одной чашке весов. Таким предметом была свеча. Но вся трудность в том, что свойство свечи терять вес при горении является «слабым», «латентным», оно замаскировано более «сильным» свойством – давать свет, а потому не сразу вычленяется испытуемыми.

В исследовании Л. И. Анцыферовой (Анцыферова, 1960), проведенном на здоровых испытуемых, решение этой задачи рассматривается как процесс последовательного анализа свойств предметов, раскрывающихся во все более глубоких причинно-следственных отношениях. В ходе решения свеча должна быть включена в причинно-следственную связь: теряющий вес предмет – нарушение равновесия весов. Но даже установив, каким свойством должны обладать предметы, с помощью которых задача будет решена, испытуемые долго не могут использовать свечу. Им легче привлечь для решения задачи отсутствующие предметы, для которых потеря веса является «сильным» свойством, чем лежащую перед ними свечу. Из отсутствующих, по данным Анцыферовой, прежде всего предлагались легко испаряющиеся вещества: эфир, вода, спирт и т. д. (факт более успешного решения задачи с помощью испаряющихся веществ здоровыми и больными с органическим заболеванием центральной нервной системы был также отмечен Л. Секеем).

В нашем варианте методики (Мелешко, 1966а) рядом с весами вместе со свечой располагались: разновески, электрический фонарик, баночка с солью, баночка с сухой ватой, карандаши, счетные палочки, ластик. Задача формулировалась следующим образом: «Используя какие-то из этих предметов, уравновесьте весы так, чтобы через некоторое время они сами, без вашего вмешательства, вышли из равновесия».

В исследование были включены больные шизофренией, начавшейся в юношеском возрасте и протекавшей без выраженной психотической симптоматики (50 чел.). Анализ результатов проводился на основании сопоставления с данными исследования группы здоровых соответствующего возраста и образования (50 чел.).

Результаты, полученные нами при исследовании группы здоровых испытуемых, во многом совпадают с результатами исследования Л. И. Анцыферовой. Оказались сходными общая схема решения, основное направление и этапы анализа задачи у разных испытуемых.

Существенным моментом на ранних этапах анализа являлся вывод о том, что надо добиться не колебания весов, а стойкого нарушения равновесия. С этим был связан довольно длительный у отдельных испытуемых анализ условий невмешательства. Его результатом являлся существенный для решающего задачу вывод: что-то должно произойти с самим предметом, находящимся на весах. В ходе дальнейшего анализа вывод уточнялся: нарушение равновесия весов является следствием изменения веса предмета, находящегося на одной из чашек весов. В связи с этим возникает вопрос – какой именно из данных предметов можно использовать. Самостоятельно решили задачу 29 здоровых испытуемых (58 %), 11 – потребовались подсказки, 10 – задачу не решили.

Для большинства наших здоровых испытуемых, как и в опытах Анцыферовой, первым способом решения задачи являлось использование быстро испаряющихся веществ (эфира, спирта, бензина и т. д.), отсутствующих в экспериментальной ситуации. Свойство этих предметов улетучиваться, исчезать является наиболее значимым, «сильным». В нашем исследовании такой способ решения в качестве первоначального был предложен 27 здоровыми испытуемыми (54 % всех испытуемых).

После этого испытуемым вновь предлагалось все же найти среди лежащих рядом с весами предметы, пригодные для решения задачи. Часть испытуемых пытались прямо применить тот же способ – они искали среди данных предметов испаряющиеся. После неудачных попыток вычленить в них свойство испаряться 10 испытуемых предложили искусственно создать это свойство, намочив ватку, соль, ластик, предложив расплавить свечу, чтобы она лучше испарялась и т. п. Характерным является то, что из 10 здоровых испытуемых, которым так и не удалось в процессе решения задачи использовать свечу как предмет, теряющий вес при горении, 6 пытались вычленить в свече свойство испаряться, усыхать. Образование новой связи «горение – нарушение равновесия», безусловно, способствует вычленению в свече исходного свойства. Однако девяти испытуемым, использовавшим принцип горения, это удалось не сразу: прежде чем назвать свечу, они предлагали поджечь бумагу, счетные палочки и другие предметы.

Ход анализа задачи больными шизофренией не отличался от наблюдаемого у здоровых испытуемых. Отмеченные выше основные этапы анализа задачи выявлялись и у них (см. таблицу 12).

При анализе полученных результатов обращает на себя внимание высокий процент больных шизофренией, предложивших в качестве первого способа решения свечу, сумев сразу вычленить в ней свойство терять вес при горении. Этот способ предложили 29 испытуемых (58 %, т. е. в два раза больше, чем в группе здоровых).

Значительно реже больные шизофренией обращались к отсутствующим предметам (прежде всего испаряющимся) – 14 человек. Лишь трое пытались искусственно создать в данных предметах свойство испаряться (намочив их и т. д.). Только троим больным не удалось использовать свечу в нужном качестве.

Вероятно, имеет место прямая зависимость между более успешным использованием свечи в качестве средства решения задачи больными шизофренией и большим количеством (по сравнению с группой здоровых испытуемых) больных, самостоятельно решивших задачу, – 36 человек (72 %). Эта зависимость говорит в пользу того, что часто общий принцип, отношение и т. д. устанавливается больными испытуемыми через его конкретное воплощение. Об этом свидетельствует множество высказываний: «Увидел свечу и сразу решил».

Таблица 12. Способы решения задачи

Таким образом, установление причинно-следственных отношений способствует выявлению в предметах все новых свойств, а актуализация этих свойств, в свою очередь, служит дальнейшему анализу задачи и установлению все более глубинных причинно-следственных отношений.

Приведенные результаты исследования мышления больных шизофренией достаточно убедительно свидетельствуют о сохранности его операционного аспекта. Об этом говорит отсутствие различия между больными и здоровыми при решении формально-логических задач и даже преимущество больных перед здоровыми при решении задач, требующих «нетривиального» подхода.

Факты, свидетельствующие о снижении уровня избирательности, обусловленной ограниченностью регулирующего влияния факторов социального опыта на мыслительную деятельность, перемещают рассмотрение проблемы патологии мышления при шизофрении из плоскости изучения его как процесса в плоскость изучения в первую очередь его личностно-мотивационных характеристик. Роль нарушения мотивационного аспекта в патологии мышления при шизофрении особенно подчеркивали Б. В. Зейгарник (Зейгарник, 1962, 1971), М. М. Коченов и В. В. Николаева (Коченов, Николаева, 1977). Именно с изменением мотивации, обусловленной болезнью, эти авторы связывали факты искажения процесса обобщения и разноплановости мышления, наблюдаемые у больных шизофренией, при отсутствии снижения его операционального уровня. Продолжая эту линию, наши исследования углубляют анализ данной проблемы. Они позволяют объяснить природу таких нарушений мышления, как «разноплановость», суть которой, по определению Б. В. Зейгарник (Зейгарник, 1971), заключается в потере предметной однозначности и в «полисемантизме» (Лебединский, 1959). Предметная однозначность есть не что иное, как закрепление в сознании человека за тем или иным предметом существенного с точки зрения социальной практики свойства или функции. Ослабление детерминации познавательной деятельности социальными факторами означает, в частности, и ослабление предметной однозначности, что облегчает рассмотрение предмета в разных аспектах. Эта особенность усиливается склонностью больных к формальному анализу. При этом формальный подход к рассмотрению свойств предметов и явлений как рядоположных не ограничивается, вследствие снижения регуляции, рамками социально значимых оценок.

Очевидно, что влияние прошлого опыта на избирательность познавательных процессов может быть как полезным, облегчающим деятельность, так и вредным, тормозящим актуализацию тех сведений, которые необходимы для решения определенных задач. Такая зависимость познания и поведения от прошлого опыта дает человеку большой приспособительный выигрыш, обусловливая высокую адекватность требованиям социальной среды. Целесообразность такой избирательной организации деятельности мозга заключается в том, что этим обеспечивается экономичность, оптимальность поиска нужной информации в огромном количестве многократно повторяющихся жизненных ситуаций, которые апеллируют прежде всего именно к «обычным», «стандартным», практически значимым предметам, их свойствам и отношениям (Поляков, 1974).

Больные шизофренией, деятельность которых, вследствие снижения социальной направленности и уровня социальной регуляции, характеризуется ухудшением избирательности, могут получить в некоторых случаях «выигрыш», испытывая меньшие трудности, чем здоровые, при необходимости обнаружить «латентные» знания или открыть в предмете новое свойство. Однако «проигрыш» здесь неизмеримо больше, так как в подавляющем большинстве повседневных ситуаций снижение избирательности значительно ослабляет эффективность деятельности больных. Оно составляет фундамент «оригинального» и необычного мышления, столь часто отмечаемого у больных шизофренией. Говоря об этом, нельзя забывать о существеннейшем факторе, способствующем безграничному развитию такого причудливого своеобразия. Речь идет о недостаточной мотивации быть понятым. Мышление для других требует специальной произвольной регуляции и организации деятельности, использования более общепринятых способов, более стандартных связей и адекватного словесного выражения. Это, безусловно, не означает, что здоровые люди не способны к актуализации оригинальных, необычных свойств предметов. При создании определенной дополнительной мотивации путем специальной формулировки задачи, побуждающей выявлять в предметах наиболее оригинальные признаки, стандартность ответов здоровых значительно снижалась (Тихомиров, 1969).

Проведенные исследования познавательной деятельности выявили ряд особенностей когнитивного стиля больных шизофренией:

• Меньшую зависимость восприятия речи от смыслового контекста и большую перцептивную точность при опознавании речевых стимулов в условиях, затрудняющих восприятие.

• В зрительном восприятии больных шизофренией отмечалось изменение системы привлекаемых для опознания образов-эталонов, что проявлялось в расширении круга образов-гипотез. Это снижало эффективность опознания обычных и несколько облегчало опознание необычных изображений в условиях, затрудняющих восприятие.

• В задачах на сравнение и классификацию предметов больным шизофренией была присуща тенденция к рассмотрению их в необычных аспектах и к актуализации широкого круга нестандартных, латентных свойств и отношений.

В целом познавательная деятельность больных шизофренией характеризовалась снижением избирательности, обусловленным особенностями формирования их ментального опыта, изначально связанными с рядом отклонений раннего когнитивного развития, с дефицитом ранних базовых репрезентаций, действующих перспективно и обеспечивающих избирательность наиболее важных, экологически валидных характеристик окружающего мира, помогающих ориентироваться в нем, осуществлять первичные коммуникации, усваивать простейшие правила социального поведения, сопоставлять свой внутренний мир с внутренним миром других (Сергиенко, 2006).

Обнаруженное в наших исследованиях снижение избирательной готовности выявлять в предметах наиболее существенное, общезначимое ослабляет коммуникативные возможности понимания человека человеком, препятствует установлению межличностных отношений.

2.8. Патология и творчество

Своеобразие мышления больных шизофренией, позволяющее рассматривать предметы и явления с самых разных сторон, сопоставлять несопоставимое, способность отойти от шаблонов породили интригующую и привлекающую всеобщее внимание проблему «гениальности и помешательства». Эта проблема возникла не на пустом месте: имеется много фактов, подтверждающих наличие особых способностей и склонностей у лиц шизоидного круга и даже больных шизофренией, позволяющих им достигать значительных успехов в отдельных областях творчества.

Такие способности у больных шизофренией издавна отмечали психиатры. Так, Е. Блейлер связывал наличие этих склонностей с аутизмом, считая, что «аутизм представляет собой благодатную почву для упражнения мыслительных способностей» (Блейлер, 1927, с. 77). По его мнению, аутистическая направленность больных, ограничивающая внешние влияния и порождающая их независимость от мнения других, помогает проводить им идеи, которые здоровым кажутся немыслимыми. Он даже полагал, что небольшая степень аутизма должна быть с пользой привнесена в жизнь: Не исключено, что «совсем легкая шизофрения» благоприятствует продуктивности в области искусства. Склонность к новому, необычный ход мышления, свобода от традиций должны способствовать творчеству, если эти качества не декомпенсированы глубокой патологией.

Позднее Х. Аспергрер, характеризуя детей с аутистической психопатией, говорил об их особой «прозорливости», которая впоследствии может стать предпосылкой научных успехов (Asperger, 1944). Он подчеркивал спонтанное проявление интеллекта у этих детей, не обусловленное обучением, и одностороннее проявление способностей, порождающих особую активность. Эти дети с раннего детства кажутся предназначенными для определенной профессии, чаще всего математической.

Э. Кречмер отмечал тот факт, что возникновение гения или высокой одаренности зачастую сочетается с неким психопатологическим компонентом, наследственно обусловленным: «И если продуктивные высшие одаренности представляют собой в биологическом смысле крайние варианты и как таковые, естественно, не относятся к наиболее приспособленным и устойчивым с точки зрения здоровья формам, это не повод отказываться от главного требования: народ в своей основной витальной массе раньше всего и прежде всего должен быть просто здоров» (Кречмер, 1958, с. 97).

Критикуя точку зрения А. Адлера о склонности невротиков к сверхкомпенсации своих слабостей, Кречмер отмечает: «Тысячи тщеславных невротиков сверхкомпенсируют свои слабости, и при всем напряжении их сил не возникает ничего, кроме неврозов, пустой театральности или вымученных посредственных творений. Лишь немногим удается достичь на этом пути заметных социально значимых результатов, и лишь в особенно редких случаях, выделенных благоприятной наследственностью, судорожное невротическое напряжение приводит к гениальному свершению» (там же, с. 197). В качестве примеров таких личностей он называет Г. Лейбница, Г. Гегеля, Р. М. Рильке, Р. Шумана и др.

Все эти основания нередко приводили к неправильному выводу относительно обязательной связи творчества с патологией: примером может служить цикл «исследований», проведенных в нашей стране в 1920-е годы и публиковавшихся в специальных выпусках «Патографии гениальных личностей» (под ред. Г. В. Сегалина, 1925). В них отражалась крайняя точка зрения на эту проблему, поставленную еще Ч. Ломброзо, одним из первых сформулировавшего идею связи гениальности и помешательства. Он составил список гениальных больных людей, куда включил 27 человек – от Торквато Тассо до Н. В. Гоголя.

К анализу этой проблемы обращались представители разных профессий. Так, Н. Н. Баженов в «Психиатрических беседах на литературные и общественные темы» отмечал, что даже на низших ступенях вырождения наблюдается нередко «частичная» талантливость или «чрезвычайное развитие» некоторых способностей («счетчики», художники и т. д.). «На средних ступенях вырождения встречаются люди… с известными умственными способностями, часто выше средних», психическая жизнь которых «представляет проблемы и изъяны в виде… понижения нравственного чувства, или преобладания одной стороны душевной деятельности, или как ассоциативные комбинации, совершающиеся по ненормальным или необычным путям. На высших ступенях – те же клейма в сочетании со значительной умственной силой, с выдающейся даровитостью, но при наличности той же основной и наиболее важной для характеристики вырождения чертою – отсутствием устойчивого психического равновесия, гармонического развития различных областей душевной жизни» (Баженов, 1903, с. 12).

В этой связи необходимо отметить, что термином «дегенерация» обозначались отклонения от нормального развития, проявляющиеся в резонерстве, эмоциональной неустойчивости, необычности ассоциаций («по необычным путям и случайным поводам»), неадекватности реакций на внешние воздействия. Автор отрицал обязательное «родство» гениальности и помешательства, подчеркивая, что среди гениальных имеется достаточное число вполне гармонических личностей (например, Леонардо да Винчи, Иоганн Вольфганг фон Гете и др.). Однако он не исключал того, что среди одаренных людей часто встречаются лица с «нервными и психическими изъянами». В качестве примера Н. Н. Баженов приводит современных ему представителей литературных направлений – символистов и декадентов, которые делали попытки найти новые эстетические формы и формулы. Тем не менее, с его точки зрения, часто «литературное движение выражалось и продолжает выражаться в таких уродливых формах, что… возникает предположение, не подлежит ли оно более ведению нашей науки, чем эстетической критике» (там же).

Обращаясь к этой теме, один из талантливейших поэтов нашего времени Арсений Тарковский писал: «Мы знаем, что психические заболевания могут обострить восприятие, но в целом они обедняют личность. У нас в руках свидетельства распада, обеднения личности нескольких писателей такого рода. Хлебников не напрасно назван „честнейшим рыцарем“ поэзии, однако многое у него просто рассыпалось. Обратный пример – пример душевного здоровья – Пушкин» (Тарковский, 1983, с. 62). Такие качества, как нешаблонность, отход от общепринятых традиций, гибкость ума и т. п., хотя и являются необходимой предпосылкой творчества, но не исчерпывают его. Как было показано выше (см. предыдущую главу), продуктивная реализация способностей тесно связана с содержанием деятельности. Можно выделить такие ее виды, в которых эти способности проявляются наиболее адекватно. К ним относится математическое творчество. Выдающийся математик А. Пуанкаре писал, что в математическом творчестве «человеческий ум меньше всего заимствует из внешнего мира и действует… лишь сам по себе и сам над собой». Наиболее продуктивными, по его мнению, оказываются комбинации, составленные из элементов, взятых из очень далеких друг от друга областей. «Я не хочу сказать, – пишет он, – что для того, чтобы сделать открытие, достаточно сопоставить как можно более разношерстные факты: большинство комбинаций, образованных таким образом, было бы совершенно бесполезным, но зато некоторые из них, хотя и очень редко, бывают наиболее плодотворными из всех» (Пуанкаре, 1983, с. 172).

Многочисленные факты, свидетельствующие о том, что для лиц шизоидного круга наиболее адекватным является математическое творчество, побудило нас к исследованию группы математически одаренных школьников, учащихся московской физико-математической школы № 2, зачисленных туда в результате экзаменов и собеседований, определивших их математическую одаренность. Для того, чтобы по возможности избежать влияния специфики обучения на результаты эксперимента, к нему были привлечены ученики 7–8 классов, обучавшиеся в этой школе только первый год. В исследование было включено 30 учеников, проявивших в течение первых месяцев обучения заметные способности в отношении профилирующих в школе дисциплин. Контрольную группу составили ученики 7–8 классов массовой школы (30 человек). Эксперимент проводился с помощью комплекса методик (сравнение, классификация предметов; см. главу 1). В качестве основного критерия для характеристики выявляемых в процессе мышления свойств и отношений предметов была принята частота использования того или иного признака испытуемыми каждой из сравниваемых групп. Сопоставление групп проводилось по коэффициенту стандартности – процентному отношению свойств, частота использования которых была выше средней, к общему числу свойств, актуализированных испытуемыми каждой группы. Коэффициент стандартности контрольной группы при сравнении предметов (8 задач) был равен 72 %, а для группы математиков – 43,5 %, что свидетельствует о значительном снижении частоты использования стандартных, обычных свойств в группе «математиков» и увеличении частоты использования ими нестандартных, обычно редко используемых признаков предметов. При классификации предметов выявилась та же закономерность: коэффициент стандартности контрольной группы составил 67,6 %, для группы математиков – 56,3 %. Сопоставляемые группы значительно различались и по разнообразию актуализированных признаков предметов. «Математики» использовали при сравнении и классификации предметов значительно более широкий круг различных свойств, чем учащиеся массовой школы. Так, при сравнении предметов в их группе были актуализированы с разной частотой 958 различных признаков, а в контрольной – только 501 признак, т. е. почти в два раза меньше; при классификации предметов в группе «математиков» – 397 признаков, а в контрольной – 235, т. е. в 1,7 раза меньше. Таким образом, при исследовании математически одаренных школьников была выявлена та же закономерность, которая характеризовала больных малопрогредиентной шизофренией и выражалась в снижении избирательности познавательной деятельности. Эти данные послужили основанием для квалификации психиатром личностных особенностей исследованных детей. У многих из них были отмечены черты аутизма, характерные для лиц шизоидного склада (Ганнушкин, 1969).

При рассмотрении проблемы связи творчества с патологией последняя привычным способом отождествляется с болезнью. Таким образом, создается впечатление, будто бы творческие предпосылки обусловлены наличием заболевания. Однако углубленные разработки проблем общей психопатологии в настоящее время позволяют разграничить в структуре патологических процессов болезнь как определенную нозологическую категорию и тот патологический фон, который служит предпосылкой заболевания.

Наибольшую определенность эти понятия получили в контексте общей проблемы «патоса» и «нозоса». Актуальность и общеметодологическое значение этой проблемы отчетливо сформулированы А. В. Снежневским, подчеркнувшим необходимость как выделения и разделения патологического и нозологического в шизофрении, так и изучения из связи, взаимодействия (Снежневский, 1972). По этой причине особое значение приобретают результаты наших экспериментальных исследований, обнаруживших общие закономерности изменений познавательной (в первую очередь мыслительной) деятельности у больных шизофренией и у лиц шизоидного круга, обладающих рядом сходных личностных черт. Эти данные позволяют предполагать конституциональную природу выявленных особенностей мышления, способствующих творческому процессу, и являются доказательством того, что они не порождены болезнью. (Данные нашего исследования будут представлены в следующей главе.)

В анализе творческого процесса А. В. Брушлинский особо подчеркнул диалектику 1) преемственности и 2) безотносительности к заранее установленному критерию (Брушлинский, 2003). Это противоречие разрешает психический процесс, осуществляющий непрерывную связь между новым и старым, которая и обеспечивает преемственность стадий процесса.

Развивая эту мысль, Н. Е. Харламенкова рассматривает латентное свойство как потенциально новое, скрытое от субъекта, подсознательное (Харламенкова, 2005). Для того чтобы стать актуальным, оно должно быть включено активным субъектом в новую систему связей, т. е. интегрировано им в новые отношения. Можно гипотетически предположить, что у больных шизофренией так называемые «латентные» свойства не являются скрытыми в подсознании. Вследствие ослабления или отсутствия социально обусловленной фиксированности общепринятых понятий, категорий, социальных меток и навыков, «латентные» свойства сосуществуют в актуальном сознании в виде «рыхлых» конструктов как эквивалентные общепринятым, закрепленным в опыте знаниям. При решении нетривиальных задач пациентам не приходится преодолевать функциональную фиксированность привычного, как это мы видели при решении задачи Секея со свечой. М. А. Холодная подчеркивает различие между продуктивной и парадоксальной креативностью (Холодная, 2002). Последняя характеризуется низким уровнем категориальных преобразований, предпочтением ситуативных критериев и полезависимостью. В связи с этим высказывается предположение о том, что склонность давать оригинальные, редкие ответы может быть следствием компенсации некоторых когнитивных дефицитов, а не проявлением творческих способностей. «Оригинальность ответа как проявление творческой продуктивности предполагает сформированность метакогнитивного опыта в виде эффективной работы механизма непроизвольного когнитивного контроля» (там же, с. 158). Таким образом, показатель оригинальности вследствие его психологической неоднозначности не может быть прямым свидетельством творческих возможностей. Автором подчеркивается системообразующая роль понятийных структур в контексте ментального опыта. Познавательные стили производны по отношению к структурной организации индивидуального ментального опыта.

С другой стороны, само творчество является сложным и обусловленным многими факторами процессом, не сводимым лишь к развитию интеллектуальных способностей. Жизнь показывает, что достаточно высокий уровень интеллектуальных способностей у разных людей может получить качественно различные формы и степени реализации – в зависимости от уровня притязаний личности, ее самооценки, стремления к развитию своих способностей, активности и инициативы. Большую роль здесь играют социально обусловленные нормы, эталоны, выступающие в качестве регуляторов этой деятельности. Безусловно, творческий процесс предполагает определенный отход от привычных шаблонов, некоторый «отлет» от реальности. Однако такой «отлет» необходимо предполагает возвращение к реальности на новой основе, что требует постоянного учета доминирующих общественных ценностей. Но, как это отмечалось выше и будет показано в дальнейшем изложении, все эти личностные качества, обусловленные социальной детерминацией, страдают у больных шизофренией. Поэтому под влиянием факторов болезненного процесса у них значительно снижаются активность, инициатива, способность к реализации творческого потенциала.

В свете изложенного проблема «патологии и творчества», первоначально обозначенная как «гениальность и помешательство», приобретает иную окраску, поскольку патология не рассматривается как только лишь проявление болезни, а само творчество не может быть сведено лишь к интеллектуальным способностям и тем более к оригинальности мышления.