Текст книги "Наследование в англо-американском и российском праве: общие положения и наследование по закону (сравнительный анализ)"

Что касается вопроса о статусе обреченных на смерть лиц, подвергшихся воздействию ультранизких температур и их дальнейшему сохранению в жидком азоте (криогенному замораживанию) с целью возможного в будущем исцеления от неизлечимых ныне заболеваний[604]604
  В тело через кровеносную систему вводят химические вещества-криопротекторы, уменьшающие повреждения тканей от замораживания, постепенно охлаждают его до температуры жидкого азота (–196 ºC) и помещают в термос-криостат с жидким азотом. При такой температуре оно может долго храниться практически без изменений.


[Закрыть], он порождает правовые проблемы, подход к решению которых в США и России разный[605]605
  В США услуги крионики оказываются с конца 1960-х годов, а в России единственная организация – с 2005 г.


[Закрыть].

Если исходить из того, что такие лица не могут считаться умершими, то они сохраняют полную правосубъектность, а следовательно, наследство не открывается, над их имуществом в США устанавливается траст, а в России, очевидно, должно устанавливаться доверительное управление. Противоположный подход – считать таких лиц умершими – породит сложную проблему определения причины смерти, ведь таковой придется считать само замораживание, что с точки зрения уголовного права заставляет приравнять медиков, причастных к процедуре криогенеза, к уголовной ответственности за умышленное убийство группой лиц, да еще по предварительному сговору и впридачу в корыстных целях (ст. 105 УК РФ).

Ущербность такого положения понимают и сами американские исследователи проблем крионики. «При оптимальных условиях подвергающийся крионированию человек будет объявлен юридически мертвым очень быстро после остановки сердца, – пишет Бэст. – Лишь после официального признания факта смерти могут быть начаты криопроцедуры»[606]606
  Best B. P. Op. cit.


[Закрыть]. Таким образом, поддерживающие эту технологию американские юристы склонны отстаивать устаревшую и повсеместно изжившую себя концепцию юридической смерти человека по признаку остановки сердца, ведь именно она позволяет эффективно проводить криогенное замораживание – пока клетки мозга не начали отмирать[607]607
  Бенджамин Бэст пишет: «Как только произошла остановка сердца и факт смерти был юридически зафиксирован, пациенту вводят препараты для поддержания седации, снижения мозгового метаболизма, предотвращения / обращения свертывания крови, повышения кровяного давления, стабилизации рН от ацидоза, а также защиты от повреждений при ишемии / реперфузии».


[Закрыть].

Меж тем, именно американская практика признания человека умершим лишь после гибели всех систем жизнеобеспечения (а не одного лишь мозга, как в большинстве стран), в наибольшей степени противоречит интересам крионики. «Когда на основании факта остановки сердца объявляется юридическая смерть, криопроцедуры минимизируют дальнейший вред путем искусственного восстановления кровообращения и быстрого понижения температуры», – эти слова Бэста объясняют существо проблемы.

Надо сказать, что с развитием медицинских крио-, нано– и других технологий вопрос об определении момента смерти человека как основании утраты правоспособности, превращения из субъекта права в его пусть специфичный, но объект, приобретает новый смысл и особую актуальность. На наш взгляд, необходимо дальнейшее совершенствование гражданского законодательства и внесение в него дополнений, обеспечивающих эффективную охрану и защиту субъективных прав граждан на всех этапах жизни, в т. ч. и на ее завершающей, терминальной стадии. При этом должен учитываться научный прогресс, формирующий принципиально иную «систему координат» и меняющий границу между жизнью и смертью человека.

Кроме того, не надо забывать, что криогенез может затрагивать не только наследодателя, но и наследника, что создает проблему принятия им или от его имени наследства, а также наследования через него. За экзотичностью такой ситуации наука пока не только не разрешила эти влпросы, но даже их не ставила.

Что касается объявления судом лица умершим, то в общем праве оно является не материально-правовым институтом, а процессуальным инструментом и рассматривается всякий раз заново и исключительно в связи с производством по конкретному делу с материальными требованиями.

По § 12 Свода английского гражданского права «лицо, о котором не было вестей в течение семи лет, по закону предполагается умершим; однако нет законной презумпции смерти его в какой-либо определенный момент этого семилетнего периода [кроме ряда случаев]; презумпция смерти отпадает, если из обстоятельств вытекает вероятность того, что о данном лице, даже если оно осталось в живых, не должно было быть вестей»[608]608
  См.: Свод английского гражданского права. С. 19.


[Закрыть].

По более современной норме ЕНК лицо, отсутствующее без объяснений (absent without explanation) пять лет и не найденное после старательного розыска, предполагается умершим по окончании этого периода, если нет доказательств более ранней смерти[609]609
  См.: Лунц Л. А. Курс международного частного права. 2002. С. 192.


[Закрыть]. Эта норма схожа со ст. 45 ГК РФ, по которой суд объявляет умершим лицо, по месту жительства которого пять лет нет сведений о месте его пребывания, а при пропаже без вести при обстоятельствах, угрожавших смертью, дающих основание предполагать гибель – по истечении шести месяцев со дня пропажи[610]610
  Кроме военнослужащего или иного лица, пропавшего без вести в связи с военными действиями, которые могут быть объявлены умершими не ранее чем по истечении двух лет со дня окончания военных действий.


[Закрыть]. В обеих странах объявление лица умершим не требует предварительного признания его безвестно отсутствующим (кроме Луизианы, где, наоборот, при наличии института безвестного отсутствия нет института объявления или признания умершим). Однако процессуальный подход к вопросу безвестного отсутствия в США вообще исключает применение иностранного права[611]611
  См.: Лунц Л. А. Курс международного частного права. 2002. С. 192.


[Закрыть].

Наследственно-правовые последствия явки лица, объявленного умершим, в США и России схожи. По прецедентному праву США и ст. 46 ГК РФ независимо от времени своей явки такое лицо вправе требовать от всякого лица возврата сохранившегося унаследованного имущества (кроме денег и ценных бумаг на предъявителя, которые согласно ч. 3 ст. 302 ГК РФ, не могут быть истребованы от добросовестного приобретателя ни при каких обстоятельствах), что позволяет говорить о возможности поворота наследственного преемства[612]612
  См.: Комментарий к части третьей ГК РФ. 2003. С. 67 (автор комментария к ст. – А. А. Рубанов).


[Закрыть].

Вопрос о характере прав на наследство до его распределения в англо-американском праве и до его принятия в российском праве всегда решался по-разному, а кроме того, сам претерпевал эволюционные изменения.

Любое имущество, оставшееся после смерти лица, не может ему принадлежать, поскольку смерть прекращает правоспособность. Римское право называло наследство в период между его открытием и принятием наследниками лежачим (hereditas iacet, hereditas jacens). «Входящие в него вещи в это время являются ничьими (res nullius), однако в целях защиты будущего наследника они находятся в особом положении, вследствие чего в его интересах не применяется принцип, по которому ничьи вещи доступны для захвата любым желающим», – пишет Чезаре Санфилиппо[613]613
  Санфилиппо Ч. Указ. соч. С. 285.


[Закрыть]. В то же время римляне утверждали, что «понятие воровства не применимо к захвату наследственного имущества (rei hereditariae furtum non fit): пока оно не принято наследником, оно еще ничье, и поэтому завладение им не есть кража»[614]614
  Покровский И. А. Указ. соч. С. 296.


[Закрыть].

Как уже было указано, римское право оправдывало приобретение прав и обязанностей лежачим наследством двумя фикциями: считало его до принятия наследниками как бы продолжением личности покойного – юридической личностью и придавало обратную силу принятию наследства наследником, начиная с момента смерти.

Теорию бессубъектных прав и обязанностей, основанную на отнесении наследства к ничьим вещам, разделяет Ю. К. Толстой: «С момента открытия наследства до принятия его наследниками оно представляет собой совокупность бессубъектных прав и обязанностей»[615]615
  Гражданское право: учебник. Ч. III. 1999. С. 507; Сергеев А. П., Толстой Ю. К., Елисеев И. В. Комментарий к ГК РФ, части третьей (постатейный). М.: Проспект, 2002. С. 6.


[Закрыть].

Эту теорию высказывал еще немецкий цивилист Бернард Виндшейд, за что был подвергнут критике Г. Ф. Шершеневичем, который писал: «Все эти рассуждения покоятся на основном недоразумении, будто человек и субъект права одно и то же. Но это неверно. Если наблюдаются случаи, когда права не связаны с определенным человеком, это еще не значит, что они не связаны с определенным субъектом. Все учение о бессубъектных субъективных правах, как таящее в себе внутреннее противоречие, не нашло себе поддержки в гражданском правоведении»[616]616
  Шершеневич Г. Ф. Общая теория права: учеб. пособие (по изд. 1910–1912 г.). В 2 т. Т. 2. Вып. 2–4. М.: Юрколледж МГУ, 1995. С. 173–174.


[Закрыть]. Той же позиции придерживался Сенат: «С момента смерти наследодателя юридическая его личность прекращается и законы гражданские не присваивают наследству значения юридического лица и не допускают такого состояния имущества, в котором оно могло бы считаться никому не принадлежащим»[617]617
  Решение 1906/85. Цит. по: Законы гражданские с разъяснениями Правительствующего Сената и комментариями русских юристов. С. 358.


[Закрыть]. Эта позиция была, в свою очередь, подвергнута критике К. Д. Кавелиным[618]618
  «Сенат, как видно из его разъяснений, как бы не признает наследство за юридическое лицо, исключает возможность существования т. н. hereditas jacens. Пока не разрешится вопрос, кто должен быть признан за наследника, лица, предъявляющие права на наследование, не имеют еще прав на наследство. В каком же положении находится наследственное имущество с момента смерти бывшего его хозяина и до утверждения наследника в правах? Прежний хозяин не существует, новый не имеет прав. Опека никого не заменяет собой. Отсюда необходимо признать за наследственным имуществом юридическую личность, которая смогла бы поддержать жизнь и деятельность временно бесхозяйного имущества, не дать прийти ему в расстройство и упадок. Создание такой фикции юридической личности совсем не исключает начала прав наследника с момента смерти владельца; ибо утверждение в правах имеет обратное действие, – вплоть до момента открытия наследства, – по отношению к правам и обязанностям наследника». Кавелин К. Д. Очерк юридических отношений, возникающих из наследования имущества. СПб.: Тип. Правительствующего Сената, 1885. С. 126–130.


[Закрыть], мнение которого оспаривал А. И. Загоровский: «Нельзя согласиться с Кавелиным, требующим признания за лежащим наследством значения юридического лица. Нет надобности в изобретении вымышленного субъекта, когда он есть – это наследник. Его сейчас нет налицо, но он явится; за его отсутствием – опека хозяйничает для него и перед одним ним отвечает. Ст. 1066(14) говорит за то, что и наш закон знает нередкое в юридической жизни такое положение, когда назвать по имени владельца прав нельзя, но он юридически существует, так как рано или поздно такой субъект объявится»[619]619
  Загоровский А. И. Будущее законодательство о наследовании // Юридический вестник. 1886. № 4. С. 740.


[Закрыть].

Сама концепция отсутствия у наследства субъекта права собственности при определенности его владельца (наследника, душеприказчика, доверительного управляющего) вправе существовать. В ее пользу говорит лояльность права к неизвестности субъекта права собственности, в частности в нормах о приобретательной давности, касающихся субъекта права владения.

Наконец, сама производность (а не первоначальность) возникновения прав, в частности права собственности, при наследовании влечет ошибочность оценки открывшегося, но еще не принятого наследства как бессубъектного, поскольку при производных способах приобретения права изначальная бессубъектность имущества невозможна.

Анализ эволюции рецепированного римского права в национальных системах показывает полный отход современного права от изначальных воззрений и замену теории лежачего наследства как отдельной юридической личности ее антиподом – теорией определенности субъекта прав на наследство – непоименованного наследника с ретроспективностью для него титула собственника к моменту открытия наследства (непрерывностью имущественных прав), что отличает наши закон и доктрину как от римских, так и от англо-американских.

В то же время позиции романо-германских юрисдикций по этому вопросу не одинаковы. Ряд стран предоставляет наследнику по закону и универсальному легатарию (т. е. наследнику всего имущества или идеальной доли в нем) сейзину (saisine): они автоматически становятся собственниками наследства с момента смерти наследодателя без специального постановления суда, и с этого же момента кредиторы наследодателя вправе заявлять к ним требования. Впервые такой подход был применен в Кодексе Наполеона, но в самой Франции и поныне он не стал всеобщим: универсальные легатарии по собственноручному тайному завещанию и все сингулярные легатарии не имеют сейзины и могут вступить в права лишь на основании судебного постановления. В тех же странах, где принцип ретроспективности титула был воспринят позже, например в Германии и Швейцарии, автоматический переход прав и обязанностей наследодателя с момента его смерти признается без каких-либо ограничений[620]620
  См.: Гущин В. В., Дмитриев Ю. А. Указ. соч. С. 36 (автор главы – В. В. Гущин).


[Закрыть].

Российское право – и дореволюционное, и советское, и современное – не признает сейзину, хотя и предоставляет ретроспетивный титул. «Наша сенатская практика отрицает сезину (непосредственный переход права собственности на наследника в самый момент смерти наследодателя), – писал А. А. Башмаков, – несмотря на то, что эта последняя категорически выражена в ст. 1254, Сенат, ссылаясь на ст. 1222 и 1254, рассуждает так, что «до принятия наследства наследник не имеет никаких вещных прав на оное» (91/105). Однако это рассуждение не вытекает ни из ст. 1222, говорящей только «об открытии наследства», ни из ст. 1254, проводящей мысль совершенно обратную тому, что говорится в кассационном решении»[621]621
  Башмаков А. А. О владении по сезине // Журнал Минюста. 1901. Кн. 2. С. 116, 138.


[Закрыть]. Того же мнения был М. А. Левитский: «Из ст. 1222 и 1254 нельзя выводить, что всякое лицо, имеющее право на наследство, признается и собственником этого наследства. Право наследника на открывшееся наследство лишь со времени своего осуществления по ст. 1254 возводится к моменту открытия наследства, как это и разъяснил Гражданский Кассационный Сенат (реш. 1891 г., № 105). Кредиторы наследника в силу только ст. 1222 и 1254 до времени осуществления и проявления этого права наследником еще не могут обращать свои претензии на открывшееся и принадлежащее последнему наследство. От наследника требуется еще осуществление такого голого права. А немедленное осуществление этого права для наследника не обязательно»[622]622
  Левитский М. А. О праве представления по нашему закону // Журнал Минюста. 1909. Кн. 2. С. 193.


[Закрыть].

Меж тем ст. 1254 ч. 1 т. X Свода законов («право на открывшееся наследство принадлежит наследникам с самой кончины владельца») существенно отличалась от современной нормы п. 4 ст. 1152 ГК РФ, установившей, что принятое наследство признается принадлежащим наследнику со дня открытия независимо от времени его фактического принятия и от момента государственной регистрации права, когда таковая требуется. В дореволюционной же норме возникновение титула никак не увязывалось с принятием наследства, что спровоцировало в 1869 г. А. Любавского сделать вывод о сейзине[623]623
  См.: Любавский А. О принятии наследства и отречении от него // Юридический вестник. 1869. Кн. 10. С. 5.


[Закрыть]: «Ст. 1254 устанавливает непрерывность имущественных прав на наследство. Как только наследодатель умирает, имущество его переходит, вследствие предположения закона, к наследникам, не ожидая, чтобы последние изъявили согласие на принятие наследства или получили от суда утверждение в правах наследства».

Дополнительный довод против теории бессубъектности наследства заключается в том, что бессубъектность подразумевает полное отсутствие субъекта прав и обязанностей, а при открытии наследства субъект есть: наследники по закону и завещанию, в т. ч. государство. Просто никому еще не известно о приобретении им титула собственника, что, однако, не порочит его как субъекта. Г. Ф. Шершеневич верно утверждал: «Юридическое отношение предполагает прежде всего субъектов отношения: того или тех, которым предписывается известное поведение, и того или тех, которые получают известную выгоду от соблюдения предписанного поведения»[624]624
  Гущин В. В., Дмитриев Ю. А. Указ. соч. С. 169 (автор главы – В. В. Гущин).


[Закрыть]. Поскольку в наследовании задействованы вещные права, то возникают абсолютные правоотношения: на одной стороне находится обладатель этих прав, а на другой – образно говоря, все остальное человечество, единственная обязанность которого довольно необременительна – просто не мешать правообладателю, не вторгаться в его сферу.

В то же время наше право не вполне последовательно в своем отрицании наследства как самостоятельной юридической личности – п. 2 ст. 1174 и п. 3 ст. 1175 ГК РФ позволяют кредиторам до принятия наследства наследниками предъявлять требования к самому наследству, тогда как нигде более в гражданском праве возможности предъявить требование к имуществу не предусмотрено – оно может служить лишь обеспечением требования.

Столь неудачная конструкция порождена затруднением найти выход из сложной юридической ловушки, на которую в отечественной цивилистике еще в 1868 г. обратил внимание А. Думашевский: «С какого момента наступает ответственность наследников за долги наследодателя? С одной стороны, нет, кажется, сомнения в том, что по законам нашим наследство приобретается наследниками с момента смерти наследодателя и что с этого момента для них наступает и обязанность ответствовать за его долги (сравни ст. 1114 и 1254 т. X ч. 1 СЗ), но, с другой стороны, законы наши говорят, что ответственность за долги наследодателя переходит только к наследникам, принявшим его (ст. 1259 и 1543)»[625]625
  Думашевский А. Момент наступления ответственности наследников за долги наследодателя // Журнал Минюста. 1868. Кн. 36. С. 521.


[Закрыть]. Он был убежден, что «недоразумение это разрешается ст. 215 Устава Гражданских судов, согласно которой, пока нет в виду признанных или вступивших во владение наследников, иски предъявляются к лицу умершего наследодателя»[626]626
  Там же. С. 522.


[Закрыть]. Он видел выход в наделении умершего в порядке фикции свойствами живого, т. е. в придании тому, что не является в строгом смысле уже даже объектом частного права, статуса его субъекта. Такое решение проблемы представляется еще менее приемлемым, чем наделение имущества (по крайней мере наличествующего объекта права) статусом самостоятельной личности.

Доктрина США в отличие от российской никогда не обращалась к теме бессубъектности наследства в силу изначального простого ее решения. Как пишет С. Джонсон, во владении имуществом и в титуле собственника нет никакого перерыва (hiatus, gap): наследодатель владеет активами до смерти, и немедленно после нее титул на активы переходит наследникам – время требуется лишь для определения их персонального состава, но как только он определен, действует обратная сила титула. При этом личный представитель-трастодержатель владеет и при необходимости распоряжается активами. Поэтому если управление наследством предполагается долгим, то ценные бумаги обычно переводятся на имя трастодержателя с тем, чтобы именно он собирал доход от них. Что же касается осязаемого персонального имущества (tangible personal property) – всего движимого имущества за исключением денег и «неосязаемостей» (intangibles: акций, долей в уставном капитале и оборотных фондов бизнеса), личный представитель может и не принимать его во владение, а наоборот – оставить во владении наследников[627]627
  См.: Johanson S. M. Op. cit. P. 188.


[Закрыть].

Однозначность американской позиции обусловлена английской феодальной традицией прямого перехода титула собственника земли к наследникам с правом личного представителя продать ее лишь при недостаточности остального наследства для исполнения обязательств наследодателя. То есть право США фактически признает сейзину, хотя и избегает этого понятия.

Таким образом, в отношении характера прав на наследство до его распределения в США и принятия в России право обеих стран отрицает римскую доктрину лежачего наследства как совокупности бессубъектных прав и обязанностей. Наши право и доктрина отвергли идею придать наследству статус юридического лица и придерживаются теории определенности субъекта прав на наследство – непоименованного наследника с ретроспективностью для него титула, однако отрицают сезину – автоматический переход к наследнику права собственности. Американское же право оригинальным образом сочетает доктрину наследства как юридического лица, имущество которого находится в трасте у управляющего и вне досягаемости наследников, и доктрину сейзины, переводящей на наследников право собственности автоматически с момента смерти наследодателя. Сейзина в США проявляется и в том, что, во-первых, адресный (направленный) отказ от наследства возможен и в пользу тех, кто к наследству не призывается, например, своим детям, которые вправе наследовать только по праву представления, а во-вторых, отсутствует приращение наследственных долей – если наследник не отказался адресно, то доля переходит к наследующим по праву представления его потомкам, а не прирастает к долям иных наследников его разряда.

Эти две доктрины с точки зрения логики римского права взаимоисключают друг друга, но в англо-американском праве с его дуализмом сфер права и справедливости и полифонией права собственности они прекрасно уживаются: титул собственников по общему праву наследники (причем именно все) приобретают автоматически, но титул собственника по справедливости этого же имущества пробационный суд отдает постороннему лицу – трастодержателю, который самостоятельно распоряжается имуществом во благо бенефициаров траста – прежде всего кредиторов наследодателя, потом – наследников по завещанию и лишь в последнюю очередь – наследников по закону. Автоматически перешедший наследникам голый титул фактического обладания наследством им не дает, и они получают лишь остаточное имущество (residuary estate) из рук трастодержателя.

Раздел 5. Наследование лицами, умершими одновременно (коммориентами) и в близкое время

Ввиду того, что и в российском, и в общем праве пассивной наследственной правоспособностью обладают лишь те, кто находится в живых на момент смерти наследодателя, праву приходится решать проблему наследования двумя «проблемными» категориями. Во-первых, лицами, умершими одновременно с наследодателем – коммориентами, а во-вторых, лицами, умершими в быстрой последовательности с наследодателем.

Несколько забегая вперед, скажем: коммориенты в общем праве, как и в нашем, к наследованию не призываются, но там их состав намного уже, а вот российский порядок призвания к наследованию лица, умершего вскоре после наследодателя, прежде существенно отличался от англо-американского, не позволяя взаимно наследовать лицам, умершим в пределах одних суток, а сейчас, с принятием в 2016 г. новелл ст. 1114 и 1116 ГК РФ, сблизился с ним, хотя и не совпал полностью.

Поскольку для наследования по обоим основаниям (по завещанию и по закону), а в общем праве – еще и для приобретения прав на непробационное имущество, такое как трасты, совладения и выплаты по страховому полису – важен факт пережития одним лицом другого, необходимо определить последовательность смертей в случае, когда два лица умерли в близкое время. Не может считаться наследником тот, кто не пережил наследодателя хотя бы на какой-то промежуток времени. Однако зачастую трудно определить кто кого пережил и на сколько, скажем, когда оба смертельно травмированы в результате одной аварии. Так, дабы удостовериться, что один супруг действительно пережил другого, в Англии Закон о наследовании 1952 г. позволял ему вступить в наследство только через 28 дней после смерти другого[628]628
  См.: Rendell С. Op. cit. P. 121.


[Закрыть], что составляло ровно лунный месяц (правда, Закон о реформе наследственного права 1995 г. этот явно избыточный срок не сохранил).