Текст книги "Родная старина"

Уничтожение уделов

Чем удачливее шли внешние дела, чем могучее становился Иван Васильевич, тем смелее стремился он упрочить и внутри государства свое единовластие; ни на какие права удельных князей он уже не смотрел. Еще в 1463 г., вскоре после смерти отца, Иван Васильевич завладел Ярославской областью. Она была разделена между множеством мелких князей (Курбские, Прозоровские, Львовы, Сицкие, Шаховские и другие). Один из них считался великим князем всей Ярославской земли, именно Александр Федорович; силы сопротивляться у него вовсе не было, и князья Ярославской земли обратились в простых вотчинников – бояр московских.

Неподалеку от Москвы был город Верея. Здесь княжил внук Димитрия Донского, престарелый Михаил Андреевич. Старик-князь старался во всем угождать великому князю, исполнял все его требования, никогда ни в чем не перечил ему. Казалось, никакого повода не было к уничтожению Верейского уезда; но Иван Васильевич нашел предлог. Ему вздумалось подарить какое-то драгоценное жемчужное украшение своей невестке; оказалось, что София Фоминишна подарила его без ведома мужа своей племяннице, которая вышла замуж за Василия Михайловича, сына верейского князя. Иван Васильевич пришел в ярость, послал забрать у него все приданое его жены, пригрозил, что посадит вместе с женою в тюрьму. Василий Михайлович бежал с женою в Литву. Это было признано изменою. Иван Васильевич отобрал было у Михаила Андреевича Верею за бегство сына его. Умилостивил старик великого князя только тем, что отрекся от сына, обязался не сноситься с ним, всяких посланцев его выдавать в Москву и в завещании все свои владения отказать великому князю. Скоро после этого Михаил Андреевич умер, и Верея была присоединена к Москве.

Более самостоятельным князем, чем верейский, был тверской князь Михаил

Борисович; но он должен был в договоре смиренно называться «молодшим братом» сына Ивана Васильевича и обязывался не сноситься с Литвою. Но недолго продержалась и Тверь. Мелкие князья, имевшие владения в Тверской области, подручники тверского князя, стали один за другим переходить к Москве, а за ними и многие тверские бояре. Это и понятно. Тверским боярам повсюду, где земли их были смежны с московскими владениями, терпеть стало невмочь; московские земледельцы причиняли тверским всякие насилия и обиды, а управы и защиты нигде нельзя было найти: у Ивана Васильевича всегда свой был прав, а если московского помещика в чем-либо обижали, то великий князь вступался за него, немедленно посылал к тверскому князю с угрозами требовать удовлетворения. Нашелся у Ивана Васильевича наконец предлог и совсем покончить с Тверью: перехватили тверского гонца с грамотами в Литву. Напрасно Михаил Борисович пробовал оправдываться. Московское войско в 1485 г. 8 сентября подступило к Твери, а 10 сентября тверские бояре покинули своего князя и стали являться к Ивану Васильевичу с просьбою принять их к себе на службу. Что оставалось делать всеми покинутому Михаилу Борисовичу? Он бежал в Литву. 12 сентября наместник его с родичами своими и другими боярами, с земскими людьми и с владыкою прибыли к Ивану Васильевичу. Они били челом ему, молили его пощадить их и принять под свою руку. Московский государь торжественно, как победитель вступил в Тверь; она была присоединена к Москве (1485). Тверской князь искал в Литве помощи, но ничего не добился.

С родными своими братьями Иван Васильевич сначала ладил, но в 1472 г., когда умер Юрий, следующий за ним брат, он удел умершего присоединил к Москве; те обиделись, потребовали и себе земель. Впрочем, на этот раз распря скоро кончилась: Иван

Васильевич уступ ил братьям кой-какие волости. Несколько лет спустя возник снова разлад. Бояре, подобно прежним дружинникам, считали себя вправе переходить свободно на службу от одного князя к другому, и князь Оболенский-Лыко, служивший у великого князя, отъехал от него на службу к брату его Борису Васильевичу, князю Волоцкому. По приказу великого князя Оболенский был схвачен, закован и привезен в Москву. Это сильно оскорбило князя Бориса. Прежде князья даже договоры между собой заключали, чтобы боярам и вольным людям никакой помехи не было служить тому князю, какому они захотят. Такие договоры были даже особенно выгодны для богатых московских князей: к ним охотно шли на службу из других областей бояре и служилые люди. Теперь же выходило, что великий князь, принимая к себе на службу бояр, отъезжавших из других областей, считал изменником боярина, пожелавшего отойти от него на службу к его брату. Оскорбленный Борис Волоцкой с братом Андреем, князем угличским, порешили защищать свои права. Собрали они сколько могли рати и двинулись к литовским границам, рассчитывая на помощь Казимира.

Не время было враждовать Ивану с братьями; для него наступала тогда тяжелая пора: Ахмат готовился ударить на Русскую землю со своей ордой. Литва собиралась тоже начать войну, а тут еще и братья задумали поднять усобицу. Скрепя сердце Иван Васильевич поспешил помириться с ними – все требования их исполнить.

Десять лет спустя оба брата получили великокняжеский приказ послать своих воевод с воинскими отрядами на помощь крымскому хану Менгли-Гирею против сыновей Ахмата. Борис исполнил приказание великого князя, но Андрей ослушался. По приглашению великого князя немного времени спустя он приехал в Москву. Иван Васильевич принял брата, казалось, ласково, беседовал с ним долго и дружески; на другой день пригласили его с боярами к великому князю на обед. Когда Андрей явился во дворец, бояр его отвели в столовую гридню, а самого попросили в комнату, которая называлась «западнею». Сюда пришел великий князь, приветливо поздоровался с братом, а затем вышел. Тогда вошел боярин князь Ряполовский и со слезами на глазах сказал:

– Государь князь, Андрей Васильевич, пойман ты еси Господом Богом и государем великим князем Иваном Васильевичем всея Руси, твоим старшим братом.

– Волен Бог да Государь; Бог нас рассудит, а я неповинен! – отвечал Андрей.

Его заковали в оковы и посадили в тюрьму (1491). Удел его был присоединен к Москве. Сыновья его были тоже схвачены и заключены. Как отец, так и они уже не видели больше свободы – в темнице и умерли.

Другой брат великого князя – Борис Васильевич не имел такой печальной участи, но был постоянно в страхе; во всем беспрекословно повиновался он великому князю, как любой из бояр-помещиков, и повода лишать его волости не было.

Рязанская область тоже только по имени была княжеством: князь рязанский, родной племянник великого князя, был в полной его власти.

Неуклонно шел Иван Васильевич по тому пути, который был намечен еще первыми московскими князьями, – уничтожил остатки уделов, сколачивал все разрозненные части Русской земли в одно целое и крепкое государство. Самовластно распоряжался он с близкими родичами своими; еще меньше стеснялся с мелкими князьями: одни из них добровольно, другие поневоле отказывались от самостоятельности, подчинялись московскому государю, обращались в бояр-вотчинников; некоторые, умирая, по духовному завещанию отказывали свои земли московскому государю.

Таким образом завершилось великое дело собирания Русской земли в одно целое, и Иван III заслуживает еще больше, чем все его предшественники, названия «собирателя Русской земли». Только Псков и часть Рязанской области до поры до времени считались отдельными владениями, и то только потому, что воля великого князя исполнялась здесь беспрекословно.

Борьба с Литвою

Собирая Русскую землю, мог ли Иван Васильевич забыть, что западные и юго-западные русские волости были в руках литовских князей, постоянных врагов Москвы? Мог ли он забыть, что Казимир Литовский поддерживал восстание в Новгороде и подбивал Ахмата напасть на Москву?

Лишь только миновала татарская гроза, Иван Васильевич задумал силою добывать от Литвы русские земли. Дальновидный и осторожный, он стал готовиться исподволь к борьбе, искал себе союзников между соседями Литвы: породнился с молдавским господарем Стефаном – на его дочери женил своего сына; вступил в дружбу с венгерским королем; искал союза и с германским императором; скрепил дружбу с Менгли-Гиреем договорами; обещал помощь против кипчацких ханов ему только в том случае, если он постоянно будет беспокоить своими набегами Казимира. Наконец, и в самой Литве Иван Васильевич нашел союзников. В Западной Руси никогда не умирала мысль о родстве с Восточной Русью: язык да одна и та же православная вера поддерживали связь между ними.

Притом Иван Васильевич постоянно выставлял себя защитником православия не только в своих владениях, но и в литовских. Когда рушилось ненавистное татарское иго над Москвою и она окрепла в могучее государство, многие в Западной Руси стали смотреть на Ивана Васильевича, о тонком уме которого и дальновидности шла повсюду слава, как на природного государя всей

Русской земли. Мелкие пограничные князья (по большей части потомки черниговских), из которых одни были в подданстве у Литвы, а другие служили Москве, ссорились между собою, вели старые родовые усобицы. Некоторые из этих князей, зависевших от Литвы, недовольные литовским правительством, у которого нельзя было часто найти ни суда, ни управы, переходили из литовского подданства в московское. Так, перешел от Литвы на службу к Ивану Васильевичу князь Белевский, затем князья Одоевские, Воротынские и другие. С переходом этих князей и вотчины их отделялись от Литвы и попадали под ведение Московского государства. Напрасно литовское правительство доказывало, что многие земли этих князей, как пожалованные литовскими князьями за верную службу предкам отъезжавших князей, должны остаться в руках литовского правительства: Иван Васильевич ни на что не обращал внимания. Мало того. Князья, новые подданные московского великого князя, нападали на земли своих родичей, оставшихся в подданстве у Казимира, захватывали их волости и присоединяли к своим. Эта мелкая пограничная война шла беспрерывно. Поводов к большой войне было всегда вдоволь. На границе литовских и московских владений с той и с другой стороны развелось много разбойничьих шаек, купцам тут и проезду не было. Житье здесь было совсем плохое. От московских подданных шли бесконечные жалобы на литовских разбойников, а литовские подданные жаловались на московских. Казимир сильно злобился на Ивана за то, что он принимал к себе изменников литовских, щедро жаловал их и вотчины их присоединял к Москве; но до самой смерти Казимира войны с Москвою не было.

Умер он в 1492 г.; Польша и Литва разделились между его сыновьями: Яну Альбрехту досталась Польша, Александру – Литва.

Иван Васильевич немедленно послал своих воевод на Литву: Менгли-Гирей должен был ударить на нее со своей ордой. Трудно было Литве отбиваться от двух врагов.

Вооружение русского конного воина. XV в.

Литовское правительство добивалось мира; предложено было Ивану Васильевичу выдать за литовского князя его дочь – думали таким образом склонить его к уступкам и вечному миру; но он и слышать не хотел об этом браке и о мире, пока Литва не уступит ему все завоеванные им земли. С каждым днем завоевания его увеличивались: московская рать продвигалась вперед, забирала один литовский город за другим; служилые князья не переставали переходить из литовского подданства в московское, – пришлось поспешить исполнить требования Ивана.

В Москву явилось литовское посольство; старший посол от имени Александра сказал Ивану Васильевичу на торжественном приеме:

– Дал Бог, что мы приняли с тобою любовь, братство и докончание (договор), как отцы наши имели его; но мы хотим еще лучших отношений с тобою. Если то Богу угодно, дал бы ты за нас свою дочь, чтобы мы были с тобою в вечной дружбе и родственной связи теперь и навеки.

– Слышали мы ваши речи, – отвечал великий князь, – и с Божьею помощью хотим такого сближения с вашим государем. Как Бог захочет, так и дело будет.

Прежде свадьбы Иван Васильевич уладил государственные дела. Город Вязьма, князья Одоевские, Воротынские, Новосильские и Белевские отошли к Москве со своими вотчинами. В грамоте титул государя был так написан: «Божьею милостью, государь всея Руси и великий князь владимирский, московский, новгородский, псковский, тверский, югорский, пермский, болгарский и иных». Иван Васильевич первый стал писать при сношениях с Литвою в своем титуле слова: «всея Руси». Это очень не нравилось литовскому князю, под властью которого было много русских земель; но делать было нечего – пришлось уступить и заключить мир по всей воле московского государя.

В 1495 г. совершилось бракосочетание Александра и Елены, дочери Ивана Васильевича. Литовский великий князь дал тестю обещание не понуждать жену к католичеству. Отпуская дочь в Литву, Иван Васильевич строго-настрого наказывал: «К латинской божнице ей не ходити, а ходити ей к своей церкви». Литовский князь не добился браком с Еленой «вечной дружбы» тестя, но тот своих выгод не упустил. Начал он с того, что постоянно жаловался, будто бы его дочь в Литве нудят к перемене веры. Никакие доводы, ни даже письма дочери не могли разуверить его в этом. Затем он стал жаловаться на притеснения в Литве вообще православных русских.

«Дошел до нас слух, – писал он дочери, – что муж твой нудит тебя и иных людей отступить от закона греческого. Ты в этом мужа не слушай, до крови и до смерти в этом деле пострадай, к римскому закону не приступай, чтобы от Бога душою не погибнуть, а от нас и от всего православного христианства не быть в проклятии, и сраму от иных вер православию не делай. Ответь нам обо всем этом, правда ли то, что мы тогда к мужу пошлем, зачем он делает против своего слова и обещания».

Не дожидаясь ответа, Иван Васильевич начал враждебные действия против Литвы – завел опять переговоры с крымским ханом о нападении на нее. В это время князья Василий Шемячич (внук Шемяки) и Семен Можайский переходили от Литвы в подданство Москвы. Они отдавали под верховную власть московского государя все земли, пожалованные им дедом и отцом (Стародуб, Чернигов, Любеч, Новгород-Северский и другие). Перешли на сторону Ивана и еще несколько мелких князей и бояр (князья Масальские, бояре мценские, серпейские и другие). Причиною перехода выставлялись притеснения православия в Литве (католическому духовенству здесь позволялось обращать православных в католичество).

Принимая этих отъездчиков к себе на службу, великий князь московский нарушал договор с Литвою. Но мог ли он отказаться от таких крупных «примыслов» к Русской земле? Он больше не медлил и послал разметную грамоту (объявление войны) своему зятю. Вслед за грамотой была послана и большая военная сила.

Война шла очень удачно для Москвы. Московская большая рать под начальством князя Даниила Щени встретила литовское войско на речке Ведроше, у Дорогобужа, 14 июля 1500 г. и нанесла литовцам решительное поражение благодаря ловко устроенной засаде. Сам гетман – князь Острожский – и другие литовские воеводы попались в плен. Затем под Мстиславлем русские снова победили литовцев.

Два с лишком года еще продолжалась война. В нее вмешались ливонские рыцари. Магистр их Вальтер фон Плеттенберг одержал благодаря своим пушкам две победы над русскими, но все же большой пользы своим союзникам не принес; наконец, несмотря на все свое мужество, должен был отступить. Александр запросил мира. Литовские послы прибыли в Москву 4 марта 1503 г. для заключения мира. Они привезли между прочим письма от Елены к отцу, матери и братьям.

Житье Елены было незавидно в Литве: она не могла удержать своего отца от войны с мужем, между тем этого от нее требовали; ее даже подозревали в том, что она сносится с отцом во вред Литве.

В своем любопытном письме к отцу Елена писала между прочим:

«Дочь твоя челом бьет. Государь мой муж послал к тебе великих послов о тех обидных делах, которые от твоих людей, с Божия попущения, начались. Вся вселенная вопиет, и ни на кого, как только на меня, что будто я к тебе, государю, пишу, приводя тебя на то дело, и говорят, какой отец бывает враг детям своим. Господин государь-батюшка! Вспомни. Что я служебница твоя и ты отдал меня за такого же брата своего, как и ты сам. Ведаешь и сам, что ты дал ему за мною и что я ему потом принесла; однако государь и муж мой, король и великий князь Александр, взял меня с доброю волею и держал меня в чести и жалованье и в той любви, какая прилична мужу к своей подруге; и теперь держит в той же мере, нисколько не нарушая первой ласки и жалованья, позволяет мне сохранять греческую веру, ходить по своим церквам, держать на своем дворе священников, дьяконов и певцов для совершения литургии и другой службы Божией, как в литовской земле, так и в Польше, и в Кракове, и по всем городам. Мой государь-муж не только в этом, да и в других делах, ни в чем перед тобою не отступил от своего договора и крестного целования… Король, его мать, братья, зятья, сестры, паны-рада – вся земля – все надеялись, что со мною из Москвы в Литву пришло все доброе, вечный мир, кровная любовь, дружба и помощь на поганство; но теперь видят, что со мною пришло всевозможное зло: война, рать, осада, сожжение городов и волостей; проливается христианская кровь; жены остаются вдовами, дети сиротами, плен, плач, крик, вопль. Вот каково жалованье, какова любовь твоя ко мне… Вся вселенная, государь, ни на что, а только на меня вопиет, что это кровопролитие сталось от моего прихода в Литву, будто я государю моему пишу и тебя на это привожу; если б, говорят, она хотела, никогда того лиха не было бы! Мило отцу дитя; какой отец враг детям своим? И сама разумею и вижу по миру, что всякий печалуется детками своими, только одну меня по моим грехам Бог забыл. Слуги наши чрез силу свою, трудно поверить какую, казну дают за дочерьми своими, и не только дают, но потом каждый месяц навещают, и посылают, и дарят, и тешат, и не одни паны, все простые люди деток своих утешают; только на одну меня Господь Бог разгневался, что пришло такое нежалование. Я, господин государь, служебница твоя, ничем тебе не согрубила, ничем перед тобою не согрешила и из слова своего не выступила. А если кто иное скажет, – пошли, господин, послов своих, кому веришь: пусть обо всем испытно доведаются и тебе скажут… За напрасную нелюбовь твою нельзя мне и лица своего показать перед родными государя моего мужа, и потом с плачем тебе, государю моему, челом бью: смилуйся над убогою девкою своею; не дай недругам моим радоваться о беде моей и веселиться о плаче моем. Когда увидят твое жалованье ко мне, то я всем буду и грозна, и честна, а не будет твоей ласки – сам, государь-отец, можешь разуметь, что все родные и подданные государя моего покинут меня… Служебница и девка твоя, королева польская и великая княгиня литовская, Олена, со слезами тебе, государю-отцу своему, низко челом бьет».

Почти то же писала Елена и матери своей и братьям. Иван Васильевич отвечал на письмо дочери так:

«Что ты, дочка, к нам писала, то тебе непригоже было писать… Нам гораздо ведомо, что муж твой посылал к тебе отступника греческого закона, владыку смоленского и бискупа виленского и чернецов-бернардинов, чтобы ты приступила к римскому закону; да не к тебе одной посылал, а ко всей Руси посылал, которая держит греческий закон, чтобы приступали к римскому закону. А ты бы, дочка, помнила Бога и наше родство и наш наказ и держала бы греческий закон крепко, и к римскому закону не приступала бы, и римской церкви и папе не была бы послушна ни в чем, и не ходила бы к римской церкви, и не норовила бы никому душой, и мне, и себе, и всему роду нашему не чинила бы бесчестия. Хотя бы тебе, дочка, пришлось за это и до крови пострадать – пострадай!.. Бей челом нашему зятю, а своему мужу, чтобы тебе церковь греческого закону поставил да чтобы и панов, и паней дал бы тебе греческого закона, а панов и паней римского закона от тебя отвел. А если ты приступишь к римскому закону волею или неволей, погибнет душа твоя от Бога и быть тебе от нас в неблагословении, и я тебя не благословлю, и мать тебя не благословит, а зятю своему мы того не спустим; будет у нас с ним непрерывная рать».

Венгерский король и папа со своей стороны просили также Ивана Васильевича о примирении с Литвою. Польские послы добивались того, чтобы заключить «вечный» мир, чтобы московский великий князь отдал обратно Литве завоеванные земли. Иван Васильевич не согласился. Было заключено лишь перемирие. За Москвою оставались земли князей, перешедших к Ивану Васильевичу; притом он открыто заявил, что будет добывать от Литвы древние русские земли, захваченные ею.

– Отчина королевская, – говорил он, – земля Польская и Литовская, а Русская земля – наша отчина. Киев, Смоленск и многие другие города – давнее наше достояние. Мы их будем добывать. Хотите вечного мира, – сказал он в заключение литовским послам, – отдайте Смоленск и Киев.

Перемирие было заключено, по воле Ивана Васильевича, на шесть лет (с 1503 по 1509 г.).