Текст книги "Чаша. Последний обряд"

Вадим Черников
Чаша. Последний обряд

© Черников В. В., 2014

© ООО «Издательство «Вече», 2014

* * *

Моей любимой

 
Еще одно, последнее сказанье —
И летопись окончена моя,
Исполнен долг, завещанный от Бога
Мне грешному. Недаром многих лет
Свидетелем Господь меня поставил
И книжному искусству вразумил;
Когда-нибудь монах трудолюбивый
Найдет мой труд усердный, безымянный,
Засветит он, как я, свою лампаду —
И, пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет…
 

А. С. Пушкин «Борис Годунов»

Пролог

Первосвященник Каиафа, полный мужчина лет сорока с чёрной, аккуратной бородкой, спешил. Как обычно, когда за ним посылал отец, совсем недавно занимавший этот пост. Как обычно, ничего хорошего ему это не сулило. Сегодня же было и вовсе некстати.

Анна указал сыну на сиденье рядом и начал разговор без подготовки:

– Я слежу за ним. Этот пророк из Галилеи. А ты, первосвященник Каиафа?

– Может ли быть хорошее из Галилеи? – с коротким смешком ответил тот.

Анна, припечатывая останки его хорошего настроения угрюмым взглядом, произнёс:

– Тебе отчего-то весело?

Каиафа мгновенно сбросил улыбку и пожал плечами:

– Разве ты ещё не решил его судьбу? Разве нет?

Анна, чётко выделяя «я», покивал тяжёлой головой:

– Да, я уже давно всё решил. Мне надоели грязные бунты и кровопролития. В последнее время наш народ легко идёт на них. А там недалеко и до вмешательства Рима. За Пилатом дело не станет. Он недоволен своим местом, а следовательно, и нами. А в Риме, в свою очередь, недовольны им. Пилат, кроме прочего, отвечает за поставку хлеба в империю. В Египте засуха, зерно придётся закупать в Парфии. Иудея разорена и разграблена прокуратором. Где ему брать золото, Каиафа, как только в храмовой сокровищнице?

– Он не посмеет! Мы уже показали ему силу веры нашего народа! – покраснев, воскликнул Каиафа.

Анна, с кривой ухмылкой, осадил порыв сына:

– Его Кесарийский позор? Он нам ещё его припомнит. Не сомневайся. Но… Вернёмся к нашему пророку. Итак, он вошёл в город…

Каиафа быстро и равнодушно доложил:

– Да. Народ восторженно приветствовал его. Они встречали его пальмовыми ветвями. Ученики его кричали: «Не сын ли это божий с нами?» – «Осанна! Осанна! Грядый во имя Господне!» Потом он вошёл в храм, выгнал менял и продавцов голубей… Сейчас он в Вифании, в доме одной женщины. А менялы вернулись на свои места.

– И как же вёл себя сам пророк? Наслаждался победой, ликовал, веселился? – перебил его Анна.

– Это важно? Наверное, я не знаю… – пожал плечами Каиафа.

– Это важно! Это очень важно! Важнее и быть ничего не может! – буквально взорвался Анна. – Ты упускаешь всё или почти всё, первосвященник Каиафа. Где он сейчас! Да то, где он сейчас, – наименее важное из всего. Разве он вообще скрывается от кого-то? Нет! Но то, что Иисус был грустен, а не ликовал, когда его встречали у ворот, во сто крат важнее…

Каиафа поёжился, но Анна уже спросил его самым обычным тоном:

– Что кричали встречавшие его? Ты слышишь меня, не ученики, нет, люди, встречавшие его у ворот Иерусалима?

Каиафа настороженно молчал.

Анна, наклонился к нему и тихо прошептал:

– Они кричали то же самое, и ещё кричали они, постилая одежды на дорогу перед ним: «Благословенно грядущее во имя Господа нашего царство отца нашего Давида! Осанна в вышних!»

Каиафа угрюмо опустил голову, но Анна, встав, навис над ним, опираясь на посох, и гневно продолжил:

– И ещё, первосвященник храма Иерусалимского Каиафа! Не на осле ли и ослице въехал в город сегодня утром пророк по имени Иисус из Назарета, рождённый в Вифлееме?

Каиафа, ещё ниже опустив голову, пробормотал:

– На осле, сыне подъярёмной… Семя Давидово…

Анна, строго посмотрев на него, сел обратно в высокое кресло и наставительно произнёс:

– Если наш народ хорошо знает и верит предсказаниям пророков, от Ездры до Малахии, то нам хотя бы надо знать и помнить Писания лучше него. И быть внимательным к поступкам человеческим и знакам. Они могут оказаться делами и знаменьями свыше!

Каиафа, тревожно перебирая пророчества, засуетился:

– Вифлеемская звезда… И Назореем наречётся… Что же делать? Надо было не пускать его в город!

Анна насмешливо прервал его:

– Большей глупости невозможно и придумать.

Каиафа растерялся окончательно, но отец не стал добивать его. Выдержав долгую паузу, он продолжил:

– Мы подождём. Подождём. Пока народ не устанет от празднеств. И от пророков. Которые говорят, но не делают. Будем ждать и наблюдать. За каждым шагом. Особенно за теми, кто называет себя его учениками. Иди, сын. Мне нужно подумать.

Каиафа, с явным облегчением, быстро вышел из дверей.

Анна тихо и устало прошептал ему вслед:

– А хочется поверить… Хочется.

Анна поудобнее устроился на сиденье, обняв посох обеими руками, и прикрыл светло-голубые, мутные от возраста глаза морщинистыми, тяжёлыми веками. Он ждал. И не обманулся в своих ожиданиях. Тихие шаги за дверями, стук створки и шелест одежды скоро указали на его правоту.

Иосиф, которого все звали Аримафейским, уважаемый и богатый член синедриона, терпеливо ждал, пока Анна откроет глаза, чтобы произнести:

– Он пришёл снова.

– Зови. – Анна принял подобающую позу.

Иосиф выскользнул за дверь, в которую почти сразу же уверенно вошёл тот, кто был здесь вчера. Которого Анна отправил назад без ответа. Потому что ему, первосвященнику, нужно было подумать.

Сегодня его ответ был готов, и он презрительно произнёс:

– Иуда, ты по-прежнему готов предать своего учителя?

– Более чем вчера, первосвященник, – так же презрительно бросил в ответ Иуда. Он стоял прямо, сверкая желтоватыми глазами и держа руки спокойно вдоль тела. Хитон его был чист и опрятен, борода расчёсана, ноздри хрящеватого носа подёргивались и лишь неестественная бледность выдавала его… Всё это Анна мгновенно оценил и расценил как нужно.

– Что же… – развёл руками Анна. – Запретить тебе это сделать я не могу. Спрашивать о причинах твоего поступка тоже не стану.

– Придумай что-нибудь сам, первосвященник, – перебил его Иуда. – Мне лишь нужен твой ответ.

– Пусть погибнет один человек, а не весь народ. К примеру? – усмехнулся Анна.

– Пусть так. – Иуда не дрогнул. – Так что же, первосвященник?

– Мы дадим тебе знать, а ты приведёшь нас к нему, – бросил Анна в ответ.

– Хороший план. – Иуда повернулся, чтобы уйти, но Анна сразу же бросил ему в спину:

– Хороший. Но ты кое-что позабыл…

– Что? – Иуда обернулся, и на его губах заиграла мерзкая улыбка.

– Вчера ты спросил, что мы дадим тебе, – протянул Анна.

– И что же? – в глазах Иуды разлилось тихое торжество. Его план сработал.

– Деньги. – Анна усмехнулся грязной, скомканной улыбкой. Он всё правильно придумал.

– Деньги, – эхом повторил Иуда.

– Да.

– Деньги? Какие деньги? – Иуда откровенно улыбался.

– Твои деньги. За такую услугу храм готов заплатить. А ты должен взять, – усмехнулся Анна почти весело, но его глаза буквально пронзали Иуду насквозь.

– Должен взять? – Иуда свернул улыбку. – Я ничего не должен. Никому.

– Все мы кому-то и что-то должны, – наставительно произнёс Анна. – Впрочем, решать тебе.

Иуда молчал, опустив голову. Анна сделал вид, что встаёт, опираясь на посох. Он, кряхтя, проворчал:

– Иди. Уже поздно. Больше не возвращайся. Разговор окончен.

Иуда поднял глаза на первосвященника, и тот опустился снова на стул.

– Сколько же храм готов мне дать?

– Скажем… Тридцать сребреников. Сумма достойная… Хотя и небольшая. Но Храм не настолько богат, чтобы отблагодарить тебя по заслугам. – Анна опустил подбородок на рукоять посоха и смотрел под ноги Иуде.

– Пусть будет так. – Иуда протянул руку и пошёл прямо к Анне, но тот проворно бросил ему мешочек, который тот поймал на лету. Подбросил вверх и снова поймал, слушая глухое бряцание монет. И кинул его за пазуху.

Смерив Анну взглядом, Иуда снова направился было к двери. Но слова Анны снова остановили его.

– Храм не выдаёт деньги, Иуда. Он принимает их. – Анна говорил торжественно и твёрдо.

– И что же? – Иуда не обернулся. – Ты их мне дал. Я взял. Что ещё?

– Подойди туда. – Анна показал концом посоха в угол комнаты, где стоял высокий хлипкий столик с принадлежностями для письма.

Иуда посмотрел в угол и перевёл взгляд на Анну:

– Вот как? Тебе нужна от меня расписка… Что ж. Ты получишь её.

– Конечно, получу. Не забудь указать сумму И причину тоже. – Анна принял суровый облик и застыл в кресле, пока Иуда быстро писал.

– Не беспокойся, – кивнул Иуда.

Написав, и оторвав кусок пергамента, Иуда быстро подошёл к Анне. Первосвященник протянул руку, но Иуда, не доходя до него, опустил свою вниз, и пергамент сухим, мёртвым листком, упал, коснувшись лишь пальцев Анны, на мозаичный пол.

– Тебе придётся наклониться, чтобы поднять. Наклонись, первосвященник, – хищно проговорил Иуда и быстро вышел из комнаты.

Анна, не обращая внимания на его слова, смотрел на кусок пергамента, который на его глазах сворачивался в маленькую трубочку, принимая первоначальную форму свитка, от которого он был оторван. Первосвященнику показалось, что он похож на свернувшуюся змею. Но взять его всё же было нужно и Анна, кряхтя, полез за ним. Старческая спина уже не гнулась и, как он ни старался, ему всё же пришлось опуститься на колени…

Часть первая

Глава первая

Июль 1194-го года. Остров Кипр

Рыцари падали под градом стрел. Пыль клубами вздымалась вверх и не успевала оседать, вихрилась к безжалостному, белому солнцу. Всадники с кривыми, широкими саблями были повсюду. Тяжко рухнул с испуганной лошади последний телохранитель. В голубой плащ короля вцепились несколькими руками сразу. Сильно, глухо ударили по шлему сзади. Последнее, что он видел, заваливаясь на круп коня и теряя сознание, был белый щит с красным крестом, забрызганный грязно-бордовой кровью…

Король проснулся быстро и разом, как от толчка. Никто его конечно же не толкал, но усталый мозг как будто принял какой-то тревожный сигнал и передал его телу. Он сел на кровати, взъерошенный и испуганный. Прислушался… Тишина. Только трещали цикады, да лимонные деревья за окном тихонько шуршали своими жёсткими листочками. Но нет… Вот опять… Что это? Стон или женский плач? Или то и другое… Горестный вздох снова эхом пронёсся под каменными сводами замка. Прервался сдавленным плачем и закончился стоном. Сомнений больше не было…

Король затрясся короткой, крупной дрожью, но тут же взял себя в руки и резко встал с кровати. Он зачерпнул несколько пригоршней родниковой воды из стоявшей рядом большой чаши, плеснул себе на лицо. Потом наклонился и долго пил воду прямо через край. Не вытирая мокрого лица и губ, накинул плащ, вдел ноги в мягкие арабские туфли с острыми, загнутыми вверх носами, оглянулся вокруг. Взгляд его упал на кинжал, и он схватился за его рукоять с надеждой. Снова ощутив в руке оружие, король вздохнул увереннее, выскользнул из спальни и пошёл небольшой крытой колоннадой к саду. На звуки, которые страшили его больше всего на свете и манили сильнее всего в мире. Он должен был убедиться сегодня окончательно и решить, что будет дальше.

Женские вздохи, в которых царили жалость и бессилие, отчаяние и судьба, вели его к дальнему углу сада. К фонтану. Король, к которому неожиданно вернулось всё его мужество, шёл на голос, не убирая лица от ветвей, шлёпавших его по лицу, не замечая кустов, царапавших его голые ноги. Он получит ответ… Сегодня. Вот уже впереди, среди деревьев, растущих здесь гуще и превративших дорожку к фонтану почти в лесную тропинку, мелькнуло что-то бледное. Бело-серое, как облако пара. Он ускорил шаг и выскочил, наконец, к фонтану, не замечая глубокой царапины на щеке, не ощущая боли…

Прямо в фонтане, скрытая до колен массивным, мраморным поребриком, дрожа в водяных искорках, стояла женщина в белом длинном платье-саване. Король замер на месте, а женщина повернула к нему прекрасное матово-бледное лицо, на котором темнели огромные, бездонные глаза, и как будто попыталась улыбнуться. Но в то же мгновение её лицо буквально перекосило мукой страдания, жалости и бессилия. Она тихо, мучительно застонала, бледная слеза скатилась по её щеке и упала в воду фонтана, блеснув под луною маленьким бриллиантом… Женщина, тело которой снизу стало превращаться в змеиное, горестно взмахнула рукой и как будто обрушилась в воду, оборвав свой последний стон. Обрушилась полузмеёй, полуженщиной. Чудовищем.

Король развернулся и побежал назад, не разбирая дороги. Через минуту он выскочил из сада, оказавшись почти у моря, на крутой скале. Он остановился на краю, потом сделал несколько шагов назад и устало опустился на гранитную, широкую лавку, на которой так любил сидеть, наблюдая за морем. Странное спокойствие охватило его вместе с первым лучиком всходящего из моря солнца, вместе с расцветающим горизонтом, с просыпающейся природой дивного острова.

Он опустил голову: Мелузина. Это была она, королева Мелузина. Прародительница и проклятие рода Лузиньянов. Сомнений нет. Фонтан. Конечно… Там, у «Фонтана жажды», когда-то встретил её граф Раймонд. Но не сдержал он клятвы и жена его, неувядающая красавица, змеиная колдунья Мелузина превратилась в призрака. Появляясь тогда, когда кому-то из Лузиньянов грозила скорая погибель. Плача и стеная. Ничем не может она теперь помочь своим потомкам… Лишь предупреждает их. Пришла за ним. Что же, подумал он, значит, всё кончено. Так скоро. Осталось время подумать и завершить все дела. Сколько его осталось, король не знал, поэтому нужно было спешить, но он не мог не встретить этот восход сегодня. Не мог не увидеть это ежедневное чудо, восхитительное оживание природы и мира. Может быть, его последнее утро…

«Фонтан жажды» – вспомнил король и вновь захотел пить. Именно неутолимая жажда терзала уже много лет графа Ги де Лузиньяна, властителя Кипра. Она мучила его с тех пор, как семь лет назад, 3 марта 1187 года, он, Ги де Лузиньян, король Иеруалимский, последний коронованный в храме Воскресения у Гроба Господня, повёл своё войско при Хаттине в битву с Салах-ат-Дином. После жуткого марша по безводной пустыне, уступив настоятельным призывам Великого магистра Ордена тамплиеров Жерара де Ридфора. Страшную битву, в которое христианское войско было почти полностью уничтожено, а Иерусалим вскоре был занят мусульманами. Где был навсегда утерян Животворящий крест. Где… Всё рухнуло. Осталась только жажда. Неукротимая жажда.

Выкупив остров Кипр у тех же тамплиеров при посредничестве короля английского Ричарда Львиное Сердце, Ги снова стал королём. Но не проходило и дня, когда не вспоминал он ту несчастную битву, не задавался вопросом, почему он, опытный и смелый рыцарь, грамотный и осторожный полководец, пошёл на эту авантюру. Позволил Ридфору уговорить его. И почему не спросил магистра тогда, когда остальных тамплиеров, одного за другим, казнили у них, пленных, на глазах… Почему? Теперь не спросишь и самого Жерара де Ридфора. Вновь попав в плен к Салах-ат-Дину, благородство которого имело свои резоны, магистр был казнён. Благородство? Или обычная предосторожность? Может быть, магистр уже выполнил свою роль? Глухие слухи о предательстве магистра, по чьему приказу тамплиеры сдали после Хаттина несколько важных крепостей без боя, доходили до Кипра всё чаще. Всё настойчивее звучали они, призывая короля задумываться. Всё мучительнее и логичнее всплывали факты и последствия. Всё чётче оценивал он свою и чужую роль в неудачах крестоносного войска…

Оценивал… Скоро он избавится от всех мучений и будет держать ответ перед Тем, от Кого не скроется ничто. Там всё станет окончательно ясно, с неожиданным облегчением подумал Ги и опустил взгляд вниз. В руке его, позабытый, угрюмо сверкнул на солнце длинный, прямой клинок кинжала. Солнце уже рассыпало короткую пока золотую дорожку по сине-зелёной глади моря, протягивая лучи из-за горизонта к берегу. Казалось, к самым ногам короля. По расплавленному золоту к острову приближался большой корабль с кроваво-красными крестами на парусах. Посланник нового магистра Ордена Храма плыл к королю Кипра с визитом.

Король вгляделся в рукоять кинжала: гравировка Чаши со свитком, наполовину входящим в неё, привлекла его внимание. Кинжал Жерара де Ридфора… Он оказался у Ги случайно: отпуская его из плена, Салах-ад-Дин, любящий щегольнуть своим рыцарским отношением к пленным (если он не убивал их, а получал богатый выкуп), отдал Лузиньяну его доспехи и имущество. В которых и оказался кинжал магистра. Лузиньян не раз видел его у Ридфора на боку. Самого магистра отпустили много позже, а Ги позабыл о кинжале. Обнаружил его совсем недавно и вот, сейчас он оказался с ним этой ночью. К чему? Почему? – задавал себе риторические вопросы король, рассматривая кинжал на расстоянии, как гремучую змею.

Почему? Да, именно, почему Орден так быстро отреагировал на его сообщение о кинжале и немедленно выслал корабль с одним из высокопоставленных советников с просьбой вернуть его? Лузиньян сосредоточился на этой мысли, и она показалась ему серьёзной. Так, гравировка, выпуклая, каждая деталь сделана чётко, вплоть до печати на свитке… Стоп! Лузиньян попытался нажать ногтем на свиток, но тот был слишком мал для этого. Что-то острое! Золотая застёжка на плаще крепилась булавкой. Он отломил булавку и попытался нажать на свиток сверху… Больно уколол палец, выругался, слизнул каплю крови, исполнился решимости, высунул язык от напряжения, прищурился… Получилось раза с седьмого, но получилось! С лёгким щелчком свиток ушёл в чашу, круглый набалдашник рукояти отскочил вверх, освобождая две ребристые пластины. Вокруг штыря рукояти был обёрнут небольшой свиток. Король снял его, расправил трубочку и быстро прочёл…

Предательство! Всё так и есть. Жерар де Ридфор – предатель. Текст короткого сообщения, в котором магистр отдавал распоряжение своему ближайшему рыцарю, по странному стечению обстоятельств (теперь ясно, что ничего странного тут не было) не успевшему к самой битве, засыпать колодцы на пути крестоносного войска. Так и есть! Измученное жаждой (снова смертельно захотелось пить) войско было разгромлено при Хаттине планово и безнадёжно…

Лузиньян вскочил и почти побежал обратно, припадая по пути к многочисленным родникам и фонтанчикам, которыми буквально кишела по его приказу королевская резиденция. Шанс, стучало в его голове. Шанс оправдать своё имя. Что же делать? Готово! Он отправит послание королю Ричарду. Тот всегда недолюбливал рыцарей Ордена Храма, он даст ход делу! Ах, зачем он поторопился и известил Орден о кинжале? Но уже всё равно… Кинжал утерян, утоплен в море, выкраден, пропал! Так бывает… Разыграть невинную любезность не составит труда. Стоп!

Король, уже добежавший обратно до спальни, сел на кровать. Ричард… Кинжал. Нельзя отдавать все улики в одни руки. Кинжал нужно спрятать. Или… Или отдать кому-то. Чтобы увезли подальше. Кинжал без сообщения ничего не стоит. Как футляр без драгоценного ожерелья внутри. Или стоит? Эта эмблема, гравировка… О чём она говорит? Только ли о том, как работает механизм тайника? Нет… Тут дело серьёзнее. Орден хранит какую-то тайну, и предательство магистра – не только его личное дело. Тут замешана вся система храмовников. И кинжал уничтожать нельзя. Отправить его подальше отсюда? Пожалуй… Эту тайну он уже не разгадает… Мелузина появилась, и дни его сочтены. Кому? Куда?

В двери спальни постучались. Король спрятал кинжал под подушку и принял подобающий вид. Слуга, мельком увидев кровь на щеке и исцарапанные ноги короля, не удивился, но с коротким поклоном доложил о том, что задержаны три монаха и просят у него аудиенции. Лузиньян отпустил слугу и расценил сообщение как некий знак, решив принять монахов ещё до завтрака, в нарушение всего этикета. Слуга снова не удивился, только показал королю на зеркало и удалился. Манеры при дворе короля-рыцаря были довольны демократичны и Лузиньян просто не обращал внимания на различные условности. Тем более что, взглянув в зеркало, он оценил правоту теперь слуги, а недавно оруженосца, прошедшего с ним много битв и скитаний. И два трона тоже.

Когда через полчаса король, выглядевший, как необходимо и положено королю, спустился на террасу, к нему привели трёх оборванных, измождённых монахов. Прихлёбывая воду со льдом, король выслушал короткий рассказ старшего – старика с седыми длинными волосами и бородой, и решение у него созрело почти мгновенно. Преследуемые тамплиерами, монахи держали путь из Эфиопии к берегам неведомого озера на востоке. Король спросил о причинах преследования и впился взглядом в лицо старика. Старик, близкий к отчаянию, бросил взгляд на корабль с красными крестами, деловито швартующийся в гавани, тяжело встал на колени перед королём и сказал:

– Король Ги де Лузиньян! Помазанный у Гроба Господня… Удали слуг и я отвечу тебе.

По взмаху руки с кровавым перстнем слуги исчезли с террасы.

– Здесь, – старик отошёл в сторону и король увидел небольшой деревянный ящик, – мощи Апостола Матфея.

Король, который жил в те времена, когда мощи и другие святые регалии и реликвии появлялись с регулярной частотой одновременно и во многим местах, ничуть не удивился:

– Почёт им и уважение, старик. Но разве тамплиеры – безбожники и почему следует скрывать от них мощи всеми уважаемого и чтимого апостола? Или же вы везёте не только их?

Старик потоптался на месте в нерешительности, но всё же пробормотал, понизив голос:

– Это не всё, король. Мы везём старинный пергамент, завещанный нам самим апостолом Матфеем. Мы сохраняли его тысячу лет. Теперь от тебя зависит, попадёт ли он в руки к безбожникам или продолжит свой путь по воле Господней туда, где мы обретём покой и выполним свой долг. Наши силы на исходе. Решай…

– Покажи, старик! – наклонился к нему король, но тот отрицательно покачал головою.

– Нет. – Старик отошёл на шаг назад, придерживая за пазухой оборванного хитона что-то. Глаза его горели синей решимостью и готовностью к смерти.

– Ты не показываешь, но просишь помощи, – недовольно проворчал король.

– Именно так.

– Но я могу отобрать его силой, ведь так?

– Так.

– И что тогда? Если я это сделаю, ты уничтожишь его?

– Я не вправе.

– Тогда я так и сделаю.

– Делай. И прими на себя ответственность за всё, что будет после. Делай и отвечай. Если тебе ещё недостаточно того, что ты уже сделал, последний король Иерусалимский Ги де Лузиньян. Если тебе недостаточно…

– Старик!

– Я жду решения короля. Но ещё более я жду решения христианина.

Вечером король, сидя на своей лавочке, смотрел, как корабль тамплиеров спешно отправлялся в обратный путь. Взбешённый советник, получивший наивный ответ по-поводу исчезновения кинжала, расхаживал по палубе, бросая взгляды на бухту и город. Лузиньян же вспоминал вовсе не скандальную аудиенцию, а лицо старика… Три монаха отплыли из другой бухты ещё днём, снабжённые небольшим, но крепким судёнышком, провизией, водой и даже деньгами. Увозя с собою в сторону строптивых волн Понта Эвскинского свою тайну, свой свиток, на который король так и не решился взглянуть. Увозили они и кинжал магистра тамплиеров, который мог в некоторых случаях служить им пропуском, а в остальных – убить их. Если советник (а он не производил впечатления идиота, как и все руководители Ордена) не поверит простому до наивности объяснению Лузиньяна. В наличии при своём дворе шпионов-тамплиеров Ги не сомневался. Рано или поздно станет известно и про монахов, и про кинжал. А ещё теперь старик знал, как работает механизм тайника, спрятанного в кинжале… Пригодится ли ему это знание и сам кинжал? Неважно. Король поступил так, как поступил. Тайны наложились одна на другую, подумал Ги, нисколько не жалея, что узнал сегодня лишь одну из них, а во второй даже не попытался разобраться. Неисповедимы пути…

Закат окрасил тёмно-бордовым цветом белую днём резиденцию короля. Под цвет вина, который советник привёз ему в подарок от магистра Ордена Храма. И передал напоследок с лёгким полупоклоном. Хорошее вино…

Через два дня граф Ги де Лузиньян, потомок древнего франкского рода Пуату, последний король Иерусалимский и король Кипра умер в своей резиденции. Ему было тридцать четыре года. Поговаривали, что смерть наступила от отравления. Граф же перед смертью лишь просил пить и спешил к какой-то женщине. Со странным именем, которого никто, кроме его родного брата, не знал.

Глава вторая

Секретно

Оперативная справка

Дело № 174/12/АР

«ЧАША»

15 августа 2012 года в Москве погиб сотрудник посольства Федеративной Республики Германии Вольфганг Шмидт. Шмидт, деятельность которого в России находилась под контролем сотрудников нашего отдела, попал в поле внимания в связи с тем, что неоднократно пользовался услугами бывшего полковника ФСБ Никитенко Б. П. и собирал различную информацию об отдельных российских гражданах. Сотрудник отдела майор Сизов А. С., по согласованию с руководством, предоставлял ему требуемую информацию за денежное вознаграждение. Денежные средства сдавались в кассу установленным порядком. Последним человеком, которым интересовался Шмидт, оказалась Лиза-Грета Шлассен (в замужестве Хомутова). Из справки следовало, что Грета Шлассен, гражданка Швейцарии, является внучкой гитлеровского учёного, штурмбаннфюрера СС Отто Рана, пропавшего в 1937 году при невыясненных обстоятельствах. В связи с этими данными, а также с тем, что досье, переданное Сизовым Шмидту, в этот же день, из номера исчезло, смерть Шмидта (падение из окна своего номера отеля «Арарат-Хайят») была квалифицирована как насильственная.

Гражданин Хомутов В. П., контакты которого со Шмидтом были установлены задолго до его смерти, в ходе наблюдения за Шмидтом стал главным подозреваемым в его смерти, и отдел начал его разработку. 16 августа Никитенко, на своей машине, посетил Хомутова. В машине также находились два гражданина Соединённого Королевства: Джонсон и Хартли. Проверка этих граждан результатов, заслуживающих внимания, не принесла, и они выехали из России 18 августа.

20 августа в доме и на участке Хомутова были найдены три трупа, один из которых принадлежал Хомутову Смерть наступила в ночь с 19 на 20 августа в результате огнестрельных ранений. Перед убийством Хомутов был жестоко избит. Не исключено, что его пытали с целью получения информации. Жена Хомутова Грета и его телохранитель Стрельников П. С. исчезли. Кроме того, вечером 19 августа в Швейцарии, в своём замке была убита мать Греты Магда Шлассен и её управляющий. Замок был подожжён, но пожар удалось локализовать.

Причины и мотивы этих преступлений были неясны, и было принято решение о задержании Никитенко. Он был задержан 22 августа и дал показания о том, что Хомутов являлся руководителем российского отделения тайной международной организации – так называемого «Ордена». Цели и направления деятельности организации Никитенко были неизвестны, но он указал на группу людей, деятельность которых интересовала Хомутова и Джонсона (оказавшегося руководителем, т. н. магистром Ордена). Информация от Никитенко и обработанные данные из личного компьютера Хомутова указали на то, что Орден занимается поисками в России неких таинственных артефактов.

В результате было выяснено, что 13 августа Хомутов перевёл два миллиона рублей на счёт сайта «Орден свободного поиска», сотрудники которого Глинников К. А., Жарков В. С., Попов Н. А. и Анциферова А. С. занимаются самостоятельными поисками неких предметов, интересующих Орден. Свой интерес Хомутов тщательно скрывал от руководства Ордена, но Джонсон, через Денисенко, также вышел на след сайта.

Было принято решение об установке наблюдения за сотрудниками сайта, но оказалось, что они уехали на остров Валаам, а потом в Санкт-Петербург, где их следы были потеряны.

В то же время, после тщательной проверки электронной почты сайта и Хомутова, было установлено, что Глинникову и его людям негласно предоставляет информацию некое третье лицо. Был сделан вывод о том, что этот неизвестный заказчик обладает некоторыми данными и использует искателей «втёмную». Оперативные мероприятия вывели на И. Н. Белецкого – крупного антиквара и миллионера, президента корпорации «Парус» в Санкт-Петербурге. Сотрудница сайта Анциферова оказалась его родной внучкой, но об интересе деда не догадывалась.

Было отдано распоряжение о слежке за Белецким, в результате которой 25 августа он и сотрудники сайта были найдены и задержаны в Санкт-Петербурге, в одном из подземелий, куда их привели поиски. Помощник Белецкого, Ян Лайзанс, был убит при задержании. Кроме задержанных в подвале оказались: трупы Джонсона (он же шотландский лорд Седрик Гамильтон), его помощника Хартли, гражданина Нидерландов Ван Неескенса и ещё трёх человек (охрана Белецкого). Сотрудники сайта не пострадали.

В результате поисков сотрудниками сайта в Москве, Подмосковье, на Валааме и в Санкт-Петербурге были найдены несколько старинных артефактов, представляющих серьёзный научный и исторический интерес (опись прилагается), а также склеп, предположительно с останками князя, соратника Петра, Якова Долгорукова.

Грета Хомутова-Шлассен и Стрельников П. С. объявлены в Федеральный розыск.

Начальник отдела «П»

Полковник Михайлов А. М.

Генерал Губаш отработанным движением убрал листы в папку и закрыл дело, оставив перед собою лишь опись, вздохнул и широко улыбнулся:

– Судя по всему, всё «на тоненького»… Успели в последний момент. Иначе в том подвальчике ещё на пять трупов стало бы больше. Да, Александр Михайлович? – нарочито-невинно, почти копируя герцога в исполнении Броневого из фильма «Тот самый Мюнхгаузен», спросил он Михайлова.

Полковник, который за неделю знакомства с новым начальником Управления, успел сделать о непосредственном руководителе несколько выводов, промолчал. Тем более что Броневой не только герцогов играл, но и вполне реальных исторических персонажей и в беспощадном профессионализме одного из них сомневаться не приходилось. Генерал тоже спрятал улыбку и углубился в опись. Отношения между офицерами не особенно складывались, да никто из них и не стремился их особенно ни сложить, ни склеить. Михайлов быстро сделал выводы о высоком уровне подготовки нового начальника, неожиданно переведённого из (конечно же) Питера, и в то же время особенно радоваться было нечему.

Генерал, для которого назначение стало изрядной неожиданностью и принесло как удовлетворение, так и неизбежные хлопоты по перевозу семьи из одной столицы в другую, перенастройку всего жизненного уклада, тоже был пока не в своей тарелке. Кроме того, Губаш не мог не понимать, что после такого громкого (хотя для всех его как бы и не было вовсе) дела, которое, не без шероховатостей, но Михайлов всё же довёл и завершил, авторитет полковника в глазах начальства заметно вырос. Не говоря уже о том, что Михайлов умудрился при этом именно что и не привлечь к нему внимания газет и прочей, мешающей органам жить информационной чепухи, что ценилось руководством часто выше самих результатов. После такого успеха, подтвёрждённого реальными находками, именно кандидатура Михайлова стояла первой в списке на его, Губаша, теперешнюю должность. Поэтому все перестановки были неожиданными для обоих. И оба офицера чувствовали некое неудобство в присутствии друг друга.