Текст книги "Чаша. Последний обряд"

Грета мгновенно заметила реакцию бортпроводницы, свернула-скинула, как перчатку с руки, улыбку и приняла вид скучающей бизнесвумен, уставшей от недолгого, но всё же полёта. Перекинув небольшую дорожную сумку в другую руку, она уверенно направилась к пограничному контролю. Волноваться она уже давно отвыкла, а паспорт гражданки Литвы и лёгкий акцент вполне соответствовали друг другу. Остальное сделали руки парикмахера и её собственные. Чёрные волосы, короткая причёска каре с чёлкой, закрывающей лоб, линзы и блёклая розовая помада на губах сделали своё дело лучше любых операций или затасканных тёмных очков. Из зеленоглазой, светловолосой и белокожей женщины, приковывавшей взгляды мужчин, Грета перевоплотилась в совершенно другую даму, будто бы сменив летнюю змеиную кожу на зимнюю. Она, конечно, была на то и зимней и в сочетании с длинной шубой делала её практически незаметной в мужских глазах, но как раз это ей и было сейчас нужно. И сработало: молодой пограничник посмотрел на фото в паспорте, щёлкнул штампом, едва взглянув на «оригинал», и Грета не торопясь пошла к выходу по «зелёному коридору». Таможенники в её сторону и не посмотрели, но они-то её в любом случае не беспокоили. Ничего противозаконного она с собою, конечно, не везла…

Солидный, но не шикарный «ауди» с молчаливым шофёром подхватил её прямо у выхода. Путь на Рублёвку был неблизким, что Грету вполне, как ни странно, устраивало. Можно было подумать. В последнее время, несмотря на то что она в основном только этим и занималась, мысли никак не складывались в определённую систему. Что-то мешало. А без системы она жить почти не могла… Грета, не обращая внимания на недовольный взгляд шофёра, достала мундштук и вставила туда длинную, коричневую сигарету. Крепкий дым ожидаемо оказал плодотворное воздействие: мысли потекли по нужному, системному руслу.

Августовским утром, когда она, покачиваясь, вышла из больницы в сопровождении крепкого, молчаливого мужчины и села на заднее сиденье чёрного «мерседеса», Грета не собиралась задавать никаких вопросов. Перемотанная бинтами и заклеенная пластырем, она полулежала на широком кожаном диване-сиденье и смотрела на просыпающуюся ненавистную столицу. Мужчина, который десятью минутами раньше принёс ей в палату одежду и посоветовал собираться, так же молча возвышался рядом с водителем. Он только открыл мини-бар, которым Грета могла воспользоваться. Разноцветные бутылки мягко переливались в стеклянных глубинах шкафчика «под красное дерево». Но Грета не хотела. Она вообще ничего не хотела и не могла. Истерика перешла в другое, полурастительное состояние апатии и созерцания мира как бы со стороны. Она всё видела, слышала, понимала, но участвовать в этом не желала.

Грета безучастно наблюдала, как открылись ворота и машина прошелестела во двор огромного трёхэтажного дома. В таком же ключе она провела и следующие несколько дней, когда её поселили в шикарной комнате, под надзором пожилого, немногословного врача и сиделки. Перевязки сменялись капельницами, уколы чередовались с анализами, бульоны менялись местами с супами-пюре… При этом никаких душещипательных или утешительных бесед не было, психологов и прочих «ковырятелей мозгов» тоже не наблюдалось. Именно за это, единственное, Грета и была благодарна неизвестным лекарям и их хозяевам.

Впрочем, вскоре она поняла, что это скорее метод лечения, чем некое сострадание. Вполне разумный, кстати. Потому что через неделю, вопреки даже её железной воле, физическое выздоровление стало влиять и на психологическое. Тело, заживляя раны и наливаясь силой, уверенно потянуло за собою и мозг. Сопротивляться было бесполезно. Жизнь победила.

Врач, несмотря на свой отстранённый вид, заметил это почти сразу, коротко «доложил» ей свой вердикт, в котором не было ничего страшного (уже): ушибы рёбер, лёгкое сотрясение мозга, переохлаждение, небольшие внутренние разрывы и зажившие мочки ушей. Осложнения на почки, которого он опасался, удалось избежать. И испарился. Вместе с двумя заключениями: «можно вставать» и «дальше сами, если вам, конечно, угодно жить». Сиделка коротко указала на кнопку звонка и внутренний телефон. И тоже исчезла.

День прошёл в одиночестве, пока Грета не проголодалась… Она впервые обошла свою «палату», нажала на ручку двери, которая мягко щёлкнула, открывая перед ней вид на зимний сад и на весь третий этаж особняка. Грета запахнула тёплый халат и пошла на разведку. Почти сразу же она наткнулась на то, что искала прежде всего: огромная ванная комната с джакузи, длинными зеркалами, белым ковром на полу, пахнущая настолько прекрасно гелями, травами, цветами и прочими банными делами, что Грета тут же скинула халат…

В следующее мгновение, правда, она пожалела об этом. Из зеркала на неё взглянула почти незнакомая женщина, поблёкшая как цветок осенью. Грета пересилила себя и подошла ближе, оглядывая своё тело и стараясь не обращать пока внимания на лицо. В глаза бросилось то, что она явно прибавила несколько килограммов. Прежде всего, округлились бёдра и грудь. На ум сразу же пришли (почему-то) русские слова «поправилась» и «дошла». Первыми определялось то, что кто-то прибавил в весе, а вторыми – что похудел. Очевидная разница между словами и последствиями, особенно когда речь шла о женской фигуре, всегда раздражала Грету, к радости Хомутова. Теперь же Грета склонна была скорее согласиться… Но она тут же откинула эти мысли и осторожно пошла к душу. На ванную она пока не решилась, тем более что и лежать больше не хотелось.

Простояв под струями с десяток минут, Грета вспомнила ещё и словосочетание «заново родилась», хотя это было, она понимала, не так. И всё же тело задышало всеми порами и клеточками, и, присев на пуфик, она уже могла взглянуть на себя. Многое ей не понравилось, хотя уже не выглядело таким безнадёжным, как десять минут назад. Она тут же взялась за дело, тем более что самой разнообразной и дорогущей косметики в смежной с ванной комнате было даже слишком много. Первым делом, на ковёр упали светлые, поблёкшие локоны, и Грета сразу помолодела на пару лет, проведя рукой по коротким волосам. Затем пришла очередь щипчиков, теней, карандашей, пудры и помады. Только с серёжками пока, нужно было повременить. Она знала, что стоит ей нажать на кнопку – и рядом будут стилисты-визажисты-парикмахеры, но хотелось самой. Жить-то дальше придётся тоже самой…

«Уборка себя», как горько пошутила Грета, закончилась к вечеру. Она вернулась к себе в комнату, открыла шкаф и, в чём она не сомневалась, нашла там самую разнообразную одежду. Почему-то захотелось самого что ни на есть незатейливого и удобного. Видимо, новая причёска подействовала, решила Грета. Она влезла в лёгкие, расклешёные джинсы, свободную рубаху-ковбойку и сабо на небольшой платформе. И решила продолжить осмотр самостоятельно, хотя голод уже волной сжимал желудок. Организм властно требовал пищи, на поиски которой Грета в первую очередь и отправилась.

Искомое нашлось быстро: в большой, полукруглой зале, на которую она набрела, свернув за угол, был накрыт стол. Рядом стоял невозмутимый официант. Ужин был восхитительным, и Грета, ничуть не смущаясь, «налегла» на аргентинскую говядину, свежайшие морепродукты и позволила себе стакан красного вина. Официант, тактично принял участие в выборе блюд, явно обладая информацией о том, что нужно, что можно, а что всё-таки нежелательно. Второй бокал был бы уже именно лишним…

День так и закончился. Хозяин или хозяева не появились. Грета, оценила его или их тактичность, хотя и сделала противоречивый вывод о том, что кому-то интересна её персона. Сомнений у неё не осталось: никакой романтикой или заботой здесь не пахнет. Видимо, речь пойдёт примерно о том же, в результате чего она оказалось сначала в придорожной канаве (в прямом и переносном смысле), потом в больнице, а затем и здесь. Настроение вновь испортилось, но делать было нечего. Оставалось ждать, обдумывая различные варианты, чем Грета и занялась, пока не уснула. В первый раз с какими-то снами…

Хозяин появился к вечеру следующего дня. Ужин был накрыт для двоих, и обошлось без всякого обслуживающе-прислуживающего персонала. Грета, почувствовавшая, что сегодня будет именно так, вышла в вечернем платье. Мужчина, сидевший у камина с бокалом чего-то коричневато-золотистого, обернулся и одобрительно кивнул головой, пока Грета составляла первичный осмотр. Её ожидания никак не оправдались: вместо пожилого, или, скорее, старого богатея, импозантного и холёного, навстречу встал невысокий мужчина лет тридцати пяти, длинноволосый блондин с белёсыми ресницами и маленькими, тёмными глазками-буравчиками. Несколько размытый подбородок и узкие губы дополняли облик хозяина.

Мужчина, видимо, отдавал себе отчёт в том, что его внешность не особенно оказывает влияние на женщин, и смирился с этим. С другой стороны, не похоже было и то, что это обстоятельство его сильно волновало. Домашние брюки, мокасины и рубашка без галстука указывали на то, что произвести впечатление на даму он точно не пытался. Хотя одежда подчёркивала его гибкую, в меру накачанную фигуру и бугры мускулов. Он спокойно выдержал взгляд Греты, которая в отличие от него выглядела просто восхитительно, и подвинул ей стул. Галантно, но без лишних изысков.

Грета тоже не улыбнулась, а просто села. Её вчерашние выводы начали подтверждаться: речь пойдёт о деле. И её роли в этом деле, что и оставалось пока вопросом. Который практически сразу же и разрешился, так как блондин быстро заговорил по-немецки:

– Фрау Грета, мы с вами до недавнего времени были врагами, хотя оба в этом не виноваты. Мой отец и ваш муж были не слишком хорошими партнёрами, не доверявшими друг другу. В результате пострадали лично вы, а Магде Шлассен-Ран, Хомутову и моему отцу, лорду Седрику, уже ничем не поможешь. Что вы думаете о том, чтобы продолжить наше сотрудничество, точнее, начать его на несколько других принципах, как ни странно это звучит?

– Что вы имеете в виду под сотрудничеством? – сузила глаза Грета.

– Только то, что дело, ради которого заключались прошлые союзы и нарушались новые, не сделано. А его нужно завершить, так или иначе. Тем более что не проиграно даже сражение, не то что битва. Так, арьергардные бои, не более…

Грета откинулась на спинку стула и обнаружила рядом на маленьком столике, сигареты и пепельницу. Она медленно закурила и ждала продолжения, обронив лишь лёгкий вопрос:

– Следовательно, именно вы стали новым магистром?

– Следовательно, именно я стал новым магистром, – коротко подтвердил блондин и продолжил: – Эрик Гамильтон, к вашим услугам.

Грета не слишком уважительно кивнула головой, мастерски выдерживая очередную паузу, которую Эрик вынужден был нарушить:

– Учитывая то, что мы уже оказали вам услугу, вытащив из больницы…

Грета усмехнулась и грубо перебила магистра:

– Не туда вы направились, магистр! Никто вас не просил об этом, так что не стоит пытаться взрастить во мне семена благодарности к вам. Я хочу услышать ваши предложения, а не пересказ того, о чём мне и так известно. Расскажите то, чего я не знаю и зачем я вам понадобилась. Вот тогда мы и вернёмся к вопросу о взаимном доверии… Все эти слова о боях и сражениях пока только слова для меня. На эту минуту вы сообщили только одну новость, и, не скрою, приятную. О смерти вашего папаши! Вторая новость – это вы сами, магистр Эрик Гамильтон. Пока она ни хороша ни плоха. Продолжайте…

Эрик на секунду умолк, внимательно посмотрев на будущего партнёра, как будто оценивал возможные риски от такого взаимодействия. Грета поняла это и ждала, уже твёрдо понимая, что она очень нужна Ордену. «Знать бы ещё чем?» – подумала она…

Эрик уже, судя по всему, определился. Он встал и начал рассказ о том, чего Грета не знала. Через пару минут Грета связала все звенья в цепочке прошедших поисков и их сокрушительный итог. Она усмехнулась и снисходительно посмотрела на Эрика, завершив его рассказ убийственным выводом:

– Итак, исключая потери чисто физические, вы имеете полный провал всех поисков Ордена. Все искомые реликвии, включая «Чёрную тетрадь», уплыли из ваших рук и попали туда, куда они ни в коем случае не должны были попасть. И, главное, сами многолетние поиски были напрасными начиная с 1703 года, потому что император-варвар уничтожил главное. Тайну Ордена! Браво…

Грета ехидно похлопала в ладоши, затянулась и продолжила:

– Что ещё? Ах, да-да! В итоге Пётр ещё и не преминул рассказать потомкам о своей находке, подняв свою страну на высоту, откуда её почти невозможно скинуть! Богом избранная земля, народ, государство! Оправдание всех жертв, всей истории! Такого краха нельзя было и предположить в самых страшных снах. В то же время и такого успеха именно сейчас России ни за что не достичь, если бы не ваши поиски. Теперь вы – магистр не существующего Ордена, своими руками отдавшего духовную, нравственную победу своим врагам. Да ещё и подтверждённую практически неоспоримыми фактами. Это… это конец, магистр. Неужели вы этого не понимаете?

Магистр засмеялся так внезапно, громко и заразительно, что Грета опешила и замолчала. Она с жалостью смотрела, как он идёт к ней, вытирая слёзы, выступившие у него на ставших красноватыми, как у альбиноса, глазах. Магистр сел рядом с ней прямо на стол и заболтал ногами. Потом он наклонился к ней и уверенно сказал:

– Большое спасибо вам, фрау Грета. Потому что именно так все и должны думать. Именно так должны, так и думают. И это замечательно! Потому что мы одержали совершенно блестящую победу в этом сражении, завершившем семисотлетние поиски Ордена. Наши, ваши, а особенно поиски этих восторженных и правильных идиотов-искателей привели к тому, что вскоре мы одержим окончательный верх во всей войне, которой больше двух тысяч лет. Для того вы мне и нужны, собственно…

Глава седьмая

Машина преодолевала последние, уже «рублёвские», пробки, пропуская мчащиеся в разные стороны кортежи. Представительские авто и джипы с охраной то и дело обгоняли «ауди», коротко гудя клаксонами, крякая сигналами и освещая её синими маячками сирен.

Грета ещё раз отметила, что новый магистр, купив дом именно здесь, а не где-нибудь в тихом местечке, оказался прав. В суете машин, «высоких» или просто богатых личностей, которыми кишели рублёвские окрестности, среди нагромождения особняков и полузамков, затеряться было легко и логично. Никто не обращал внимания на ещё одного «аборигена» за высоким забором.

Да и вообще, Эрик оказался на редкость проницательным и умным молодым мужчиной. В то же время его крайняя предусмотрительность делала его похожим на Хомутова. Ждать он тоже умел, но сила Ордена, стоящего за ним, делала его более решительным и предприимчивым. Он умел наблюдать и выжидать, но всегда был готов нанести быстрый удар. Не говоря уже о его осторожности, ведь первый разговор так и закончился ничем. Больше магистр не добавил ни слова, да и Грета не стала выспрашивать. Никто от неё ничего не требовал, кроме того, чтобы она вспоминала всё, чем занимался Хомутов. Что Грета и делала безрезультатно всё это время, до отъезда в Швейцарию. Кто бы мог подумать, что именно этот унылый вояж принесёт какие-либо результаты? Тем не менее так и вышло.

Грета сидела, наблюдая за дорожной суетой скорее с интересом, чем с отвращением. Спокойная, заснеженная Швейцария осталась в другой жизни. Грета поймала себя на мысли, что рада тому, что она сейчас здесь, а не среди квёлых (на память пришло такое точное русское слово), с приклеенными улыбками и никуда не спешащих европейцев. Там жизнь не шла даже, а брела по ухоженной колее-дороге с заранее известным итогом, да и на каждой её остановке. Как автобус, который едет по своему вечному маршруту. В общем и целом это было хорошо, а вообще зубы свело от скуки через неделю. Хотя пришлось остаться на все три. И хорошо, что пришлось в итоге, но как она там не скончалась от остановившегося времени, до сих пор непонятно. О поездка была нужна и Эрик отпустил её без разговоров, предложив охрану. От последнего Грета отказалась и оказалась права: никаких эксцессов не случилось.

Наследственными делами к моменту её приезда уже вовсю занимался адвокат семьи, и их итогом было следующее: мать была похоронена в фамильном склепе, а Пауль – на положенном ему месте на кладбище. Последствия пожара, вовремя замеченного, были почти устранены, и выгоревшая большая зала замка снова приобрела вид главной. Остальные денежные и залоговые дела у матери были в полном порядке. Оставалось найти нового управляющего, что Грета и сделала, торопясь вернуться в Россию.

Не вышло. Управляющий-то был найден, а вот адвокат тактично и твёрдо пресёк эти попытки, так как несколько имущественных споров требовали её присутствия в суде, чтобы дело не затягивалось надолго. Пользуясь смертью хозяйки, несгибаемый характер которой наводил страх на всю округу, несколько соседей тут же подали в суд, надеясь отхватить пару спорных участков, по которым шла долгая тяжба. Тем более что новая молодая хозяйка долго не появлялась. Вскоре сутяги убедились, что Грета тоже далеко не подарок и явно дочь своей матери. Суды были выиграны быстро и окончательно. Но для этого пришлось задержаться, гуляя по горам пешком и на лыжах, дыша свежим воздухом, что, впрочем, пошло ей только на пользу, как и моральное удовлетворение от маленьких, бескровных побед.

В перерывах между судами и прогулками, Грета взялась разбирать бумаги матери, из которых ей, для начала, стало известно, что в Аргентине живёт парочка дальних родственников и ещё один – в Австралии. Ни с кем из них Грета ни видеться, ни даже слышаться не желала, а потому просто отложила новую родню в сторону. В прямом и переносном смыслах. Несколько писем, газетных вырезок и прочий исторический хлам, как и огромную подборку речей фюрера, книг о Второй мировой и «истинных причинах краха» Третьего рейха, Грета просмотрела и велела убрать в кладовую. От картины с кораблём, которую она помнила с детства, осталась только обгоревшая рама, которую не выбросили, а хранили до её приезда. Грета осмотрела останки рамы с почерневшей позолотой, и только после этого обломки отправились в печку. Ничего интересного, таким образом, в бумагах Грета не нашла. Она на это и не надеялась (в отличие от Эрика, настоятельно рекомендовавшего заняться бумагами), но просмотреть, от нечего делать, было необходимо.

И всё же новый магистр оказался прав: на дне одной из шкатулок, с многочисленными фамильными драгоценностями матери (а теперь её), Грета нашла маленький ключик на тонкой цепочке. Целый вечер она посвятила тому, что подбирала ключ ко всем замкам и замочкам в доме, пока не нашла то, что искала. Как водится, почти под боком. Незаметный, скрытый ящичек в туалетном столике, стоявшем в спальне матери, открылся легко и плавно.

В небольшой зеленоватой папке лежали два листа и старая фотография. С потемневшей фотографической карточки на Грету смотрел молодой офицер в фуражке с круглой кокардой, в офицерской форме и с Георгием на лацкане мундира. Он сидел, немного развернувшись левым профилем, но скрыть шрам на правой щеке, заканчивающийся у глаза, эта поза не могла. Взгляд, несмотря на качество и давность фотографии, у офицера был пронзительным и глубоким одновременно. Внизу стояла красивая, сделанная явно в ателье подпись: «1916 годъ».

На следующем листе значилась надпись по-немецки: Москва, Кривоколенный переулок, дом 5, квартира 8 и фамилия: Парамонов Тихон Яковлевич. Грета улыбнулась, представляя, как кто-то писал название «Кривоколенный» на немецком языке, и отложила фото и лист в сторону. Они ни о чём ей не говорили и ничего не могли объяснить. Разве что она вспомнила, что старший брат матери, Фридрих, был майором абвера – гитлеровской разведки и пропал в 1941 году под Москвой… Но и это всё было ни туда и ни сюда, снова ввернула русские слова Грета и перевернула третий листок… На нём был хороший карандашный рисунок, который бросил Грету сначала в жар, а потом и в холод. Слишком хорошо был знаком ей предмет, изображённый на листке!

Машина подъехала к уже знакомым воротам, оборвав воспоминания, и Грета вышла на снег, твёрдо намереваясь закончить игру в недосказанное. Теперь она имела на это полное право, подумала она, прижав к бедру сумку с бумагами и фотографией. А скоро будет иметь ещё больше прав.

Эрик ждал её в каминной комнате с бокалом своего любимого шотландского виски. Он был одет в свободную, тёплую, домашнюю кофту и всё же зябко ёжился у огня. Зима набирала обороты, заваливая горами снега дороги и прихватывая морозцем, крепчавшим к ночи.

Грета быстро прошла и села в кресло напротив, достав сигареты. Она кивнула магистру, когда он быстро плеснул ей в бокал коньяк и подвинул пепельницу со словами:

– Добрый вечер, фрау Грета! Насколько я знаю, дома всё хорошо?

Грета кивнула, ничуть не удивляясь осведомлённости магистра, который, безусловно, следил за нею и её делами. Мог бы и не подчёркивать, решила Грета, но списала этот нарочитый прокол на молодость или, наоборот, излишнюю предусмотрительность Эрика. Ей было не до сантиментов и она, закурив, тут же перешла в атаку:

– Эрик (сегодня она его не собиралась называть магистром), вопрос очень простой! Либо вы немедленно, подчёркиваю, не медленно, посвящаете меня в суть дела и смысл дальнейших поисков, либо никогда не узнаете от меня ничего полезного. По верьте, этим полезным я обладаю. Итак, я жду!

Магистр выслушал её тираду со спокойным интересом, отпил глоток виски и коротко произнёс:

– Итак, будем считать, что наш договор заключен, Грета?

Он дождался, пока Грета кивнула, и сел в кресло.

– Тогда слушайте… – он нажал на какую-то кнопку, и комната наполнилась голосами. Несколько мужских и один женский обсуждали итоги поисков. Качество записи было хорошим, и Грета молча слушала, прикуривая одну за одной сигареты. Постепенно ей стало почти понятно, что имел в виду магистр, называя итоги поисков положительными (о победе, конечно, речи не шло). Несколько же фамилий и адресов (при слове «Кривоколенный» она чуть не вздрогнула, но сдержалась) окончательно убедили её в важности своих неожиданных находок.

Когда запись окончилась (или закончилось то, что предназначалось именно ей, логично предположила Грета), магистр выразительно посмотрел на неё, и она не стала задавать вопросов-предположений, а выложила на стол фото и листок с адресом. Магистр внимательно изучил документы и со вздохом заключил:

– Сомнений нет, на фотографии Скрынников, он же Парамонов. Адрес так же принадлежит ему. Только всё это лишь подтверждает версию этих искателей. Нам же не даёт ничего…

Короткая справка Греты о Фридрихе встретила тот же ответ магистра:

– Ещё один пункт туда же. И снова – выстрел в «молоко»… Не вернуться ли вам, Грета, обратно домой и продолжить поиски? Или начать новую, спокойную жизнь? Судя по всему, никакой пользы наш союз не приносит… Правда, запись, которую вы так настоятельно желали послушать, явно вводит вас в круг нежелательных, осведомлённых лиц. Так что же мне с вами делать, фрау Грета?

Грета усмехнулась, улыбнулась, а потом и засмеялась. Магистр смотрел на неё спокойно, но его улыбка стала постепенно тускнеть. Он сузил глаза, но Грета тут же оборвала свой смех и коротко приказала:

– Собирайтесь, магистр! Нам нужно ехать!

Магистр поставил бокал и поднял трубку:

– Машину к главному входу!

На Новорижское шоссе они пробились глубоким вечером, а к дому, который Грета прекрасно знала, подъехали уже ночью. Особняк с башенками, в котором они жили с Хомутовым в той, казавшейся уже не её жизни, оказался собственностью Ордена. После всех следственных мероприятий, изъятия компьютеров и прочих милицейских розысков, дом был закрыт. Грета с Эриком уже были здесь один раз в поисках того, что мог оставить после себя Хомутов, но ничего стоящего не разыскали. Тогда Грета не представляла, что искать.

Теперь же она знала точно и решительно пошла знакомым путём. Эрик быстро направился следом. Грета вошла в кабинет, остановилась в центре такого знакомого ей ковра и направилась к столу. Перебрав пыльные книги, выдвинув несколько ящиков, она уже стала волноваться, пока не вспомнила…

Почти бегом она вернулась ко входу и закрыла дверь… С обратной стороны, среди десятка отметин, в двери торчал кинжал. Она с усилием выдернула его из дерева и положила на стол. Магистр склонился над оружием, увидел гравировку Чаши со свитком и вопросительно посмотрел на Грету. Она быстро достала листок и показала магистру карандашный рисунок, изображавший точно такой же кинжал, с точно прочерченными деталями гравировки. Магистр потянулся к листку, но Грета спрятала его, взяла кинжал, сунула его в свою сумочку и пошла к выходу:

– Я нашла всё, что нужно. Поехали!

В особняк вернулись поздней ночью. Грета молчала всю дорогу, наслаждаясь своей маленькой (как знать, может быть и большой) победой, а магистр дремал, пристегнувшись ремнём. Конечно, он делал вид, ухмыльнулась Грета про себя.

Снова расположившись в каминной, они молча смотрели на кинжал, лежащий на маленьком столике и разделявший их, пока Грета не произнесла:

– Только одно условие, магистр. Я остаюсь и участвую в поисках до самого конца. Потому что поиски начинаются именно отсюда.

– С чего вы взяли? – пробормотал магистр.

– Итак, вы даёте мне слово? – глухо спросила Грета.

– Извольте, даю. До окончания поисков мы с вами составим команду и вашей безопасности ничто не угрожает. Но что будет в конце? – почти сдался магистр.

– До конца ещё далеко, магистр. Там и увидим.

– Хорошо, но зачем всё это вам?

– Это моё дело. Договор заключен. Я начинаю его выполнять.

Грета положила рядом с кинжалом рисунок и показала магистру на маленькую, незаметную стрелочку, которая своим остриём упиралась в свиток сверху вниз. Магистр тоже увидел стрелочку и нетерпеливо схватил кинжал. Он попытался нажать на свиток пальцем, но тот был слишком миниатюрным, и пришлось искать что-то острое.

Грета спокойно протянула ему булавку, и магистр, наконец, нажал на свиток… Он ушёл в Чашу почти до конца, следом раздался сухой щелчок, и круглый набалдашник, которым заканчивалась рукоять кинжала, отскочил вверх. Набалдашник освободил две пластины, которые опоясывали рукоять. Сняв их, магистр увидел небольшой листок пергамента, который был обёрнут вокруг внутреннего штыря рукояти. Он аккуратно размотал листок и положил его на стол, придерживая за концы. Язык короткого послания был магистру известен… Смысл был тоже понятен. Только постичь его вот так, сразу, не был готов даже магистр Ордена. Это было немыслимо… Всё оказалось правдой.

Он отпустил края, и листок сразу же свернулся обратно, в привычную ему трубочку. Магистр откинулся в кресле и, даже не пытаясь скрыть волнения, вытер пот, мгновенно выступивший у него на лбу. Грета молчала и внимательно смотрела на него, ожидая разъяснений. Договор был заключен и действовал…

Через несколько минут магистр резко встал и коротко, торжествующе бросил:

– Что же, теперь пора начинать. Точнее, заканчивать начатое. Пора!

Глава восьмая

К работе в офисе Кир решил приступить в первых числах февраля, хотя сам регулярно появлялся на новом рабочем месте. Частенько компанию ему составлял Ник. Они не спеша решали технические вопросы: разрабатывали новую версию сайта, бросать который смысла не было. Заказы заказами, но рекламы никто не отменял. Старое, претенциозное название «Орден рыцарей свободного поиска» было, после нескольких творческих споров, заменено на нейтральное «Агентство “Исторический поиск”». Фигурировало и «розыск», но решили не переигрывать. Нику особенно нравилось слово «Агентство», придававшее солидности и ассоциировавшееся с новостными холдингами.

Молодой человек вообще пребывал в прекрасном расположении духа, чего не скажешь о Кире. Встреча с генералом, о которой он никому не рассказывал, оставила неприятный осадок. Тем не менее менять секретаршу – спокойную, семейную, молодую даму он не стал, логично рассудив, что гарантий то что новая не окажется тоже «не простой», нет. К тому же свои обязанности она знала хорошо и выполняла их безукоризненно. Одновременно без излишней почтительности и с чувством собственного достоинства. Будь то тривиальные чай-кофе или более серьёзные поручения. Хмурые ЧОПовцы Кира вообще особенно не интересовали. Их он изначально трогать не собирался. Толк от них, сидящих «на вахте» внизу, был скорее имиджевый, а не собственно толковый.

Анна заканчивала регистрацию нового юридического лица (точнее, перерегистрацию), Веня так же «добивал», по словам Ника, свой договор с телеканалом. На вторую часть съёмок денег пока не выделили, и к концу января профессор присоединялся как к коллективу, так и к компании – иронизировал будущий зять. Людмила продолжала работать в музее и одобрительно оценивала все грядущие изменения.

Клиентов и заказов пока не было, да и быть не могло. Михайлов, правда, прозрачно намекнул, что, как только Кир решит все формальности, работы у них будет много. «Тем и живём», – Ник подвёл итоги неумолимо катящегося к своему концу января.

Но месяц ещё не закончился, что и подтвердил звонок Киру на мобильный.

– Здравствуйте, Кирилл Андреевич, – зашелестел в трубке старческий голос. – Вы про меня не забыли? Москвин…

– Здравствуйте, Николай Генрихович, – виновато ответил Кир, понимая, что старик абсолютно прав. Забыли, причём напрочь… Оставалось только повиниться, что он и сделал:

– Закрутились, простите…

– Ничего-ничего, – выдохнул в трубку Москвин. – И всё же, вы обещали. Я, знаете ли, сгораю от любопытства. Надеюсь, всё в порядке? Мой поклон Анне. Не хотелось напоминать, но одиночество не лучший попутчик для церемоний. Всего хорошего, Кирилл Андреевич. Я вас жду Одного, с Анной или с теми, кого вы захотите взять с собою. Звоню в начале недели, чтобы к выходным было время определиться. До встречи.

Телефон запиликал короткими гудками, оставив Кира с ощущением вины. Старик был явно обижен, что и выразил в тактичной, а оттого ещё более неприятной форме. Действительно, ехать было надо. Анне, на пятом месяце, такие путешествия были совсем не нужны, поэтому вариант с нею отпадал. Кир вовремя вспомнил, что приглашал в Тверь Михайлова, и решил, что сейчас самое время. Полковник согласился сразу же. Определились ехать в субботу рано утром, чтобы вернуться в тот же день, не обижая старика, но и не оставаясь на ночь. Такой вариант устраивал всех. Москвина, которому Кир позвонил к вечеру, в меньшей степени, но деваться было некуда. Что он и подытожил: