Текст книги "Чаша. Последний обряд"

– Остальных – постольку-поскольку. Времени итак мало. Главное, Глинников! Надеюсь, именно здесь мы и найдём хоть какой-то ключик к некоторым вопросам. И попытаемся на них ответить, – резко закончил Губаш, подавая полковнику руку и заканчивая разговор: – Хороших праздников и… – он достал из кармана пиджака конверт и вложил его в руку Михайлова. – Тут вам премия, как раз к рождению сына. И поздравления от всего Управления. Передайте привет супруге. Как назвали, даже не спрашиваю, потому что тут и выбора у вас нет. Всего доброго!

Михайлов потупился и тихо сказал:

– Да, Михаилом назвали, вы правы… Спасибо. И вам… счастливого Нового года.

Михайлов кивнул вслед за улыбкой генерала и пошёл к двери, но обернулся и тихо произнёс:

– Вот ещё что… В таком случае, Константин Алексеевич, мы имеем дело с организацией, которая не только борется за власть и влияние. Плюс к этому она, судя по всему, ведёт многовековую борьбу с христианской верой и церковью. Но и это ещё не всё…

– Что же ещё? – обернулся к нему Губаш.

– Они во что-то верят. Или в кого-то… Вот что. Бороться против веры можно, если только и ты во что-то веришь.

– Вопрос – во что и в кого верит Орден?

– Именно так, – кивнул Михайлов и вышел.

Губаш постоял какое-то время у стола в задумчивости. Затем он что-то вспомнил и вновь открыл дело, быстро листая страницы и вглядываясь в фотографии. Наконец, он дошёл до фотокарточки Хомутова и долго вглядывался в неё. Сомнений не было: он где-то видел этого человека. Тревога, не покидавшая его с момента получения назначения на новую должность, опять зазвенела внутри него. Уже не колокольчиком, а корабельной рындой. Хрипло и глухо. Тоскливо.

Генерал встал и подошёл к окну, пока память доставала со своих антресолей нужную коробочку и снимала с неё пыльную крышку…

За окном снова пошёл снег. До Нового года оставалось три дня.

Глава четвёртая

Зима нового года выдалась настоящей: морозной, снежной и, что самое важное, солнечной. Последнее обстоятельство для Москвы, небо которой частенько серело облаками и тучами в любое время года, было самым что ни на есть приятным обстоятельством. Втянуться в работу после долгих новогодних праздников под лучиками холодного, но всё же солнышка, было легче. День тоже, после 21 декабря, пошёл на прибавку, и рассветать стало чуть раньше. А если учесть, что 22-е тоже не принесло никаких эксцессов по любому из апокалиптических календарей, то всё это вместе взятое означало, что весна была неизбежна, а за нею и лето. И так далее. Снега, правда, было даже многовато. Зато и многочисленной столичной чиновничьей братии было чем заняться и работа по доведению до граждан неустанных усилий мэрии по борьбе с нежданными зимой снегопадами велась непрерывно. Надо отдать должное, что и техника работала также неустанно. Впрочем, впереди ещё были как минимум два месяца зимы, которая вполне могла набрать силу и в конце февраля. А уж март был вообще самым противным в смысле погоды и он тоже был ещё впереди…

Поговорив сам с собою на тему погоды, Кир налил себе горячего чаю, приоткрыл балконную дверь, оставив небольшую щёлку, и взялся за сигарету. Он закурил и с высоты второго этажа стал смотреть на весёлые стайки студентов, спешащих мимо окон на занятия. Институт с названием, которого он, видимо, никогда не запомнит, находился где-то «в окрестностях», как сказал Ник, что добавляло энергетики тихому переулку в центре столицы. Метрах в двухстах солидно поблёскивал окнами театр «Ленком», в другой стороне шумела Тверская, а дальше – зеленовато-бронзовый Пушкин, ГЦКЗ «Россия» и всё остальное, составлявшее славу и гордость столицы и всей страны. В переулке же царила тишина, и завистливое придыхание риэлтеров вполне отчётливо оформлялось здесь в сказочный термин «Тихий центр»… «Самый центряк»! – без сантиментов подытожил довольный Ник, когда Кир показывал им новый офис, в котором они впредь собирались работать.

С той поры прошло полтора месяца. Бывшие искатели потихоньку привыкали к трёхэтажному особнячку и отдельным кабинетам, секретарше и охране внизу, к комнате для совещаний и новым компьютерам. Точнее, привыкали Кир, бывавший здесь почти каждый день, и Ник. Так что работой пока что это назвать было нельзя. Так, привыкание. Хотя что привыкать-то к хорошему? Это быстро… – усмехнулся сам себе Кир. Действительно, хорошего на них свалилось начиная с сентября совсем немало. Он даже боялся всё перечислять, но память упрямо работала сама по себе и бороться с нею в это прекрасное утро не хотелось. Кир с удовольствием предоставил ей относительную свободу. Потому что его жизнь, казалось, только началась и он о ней, такой, даже и мечтать боялся. Не верится и сейчас. Тем не менее сон оказался явью.

Поженились они с Анной в ноябре, когда и без того холодная осень подёрнула первой изморозью лужицы и голые деревья. Свадьба была скромной и немноголюдной, что и Кира и Анну вполне устраивало. Кроме Вени с Людмилой, Ника с Леной, Таней и Андрейкой были только Анины родители, да Михайлов заехал к вечеру уже, после работы, или, как он сам её называл, «службы». Его жена была на последнем месяце беременности долгожданным мальчиком, и полковник тоже не задержался, оставив пару конвертов молодой семье от себя и командированного по службе Сизова.

Да ничего этого и не нужно было по большому счёту ни Киру, ни Анне. Самое главное уже произошло. И не в загсе, а в той самой маленькой деревянной церкви, на венчании… Где Анна, не стесняясь, счастливо плакала, а Кир глотал казавшиеся сладкими слёзы и крепко сжимал её руку. Да что там… даже Ник хлопал ресницами, Веня натужно кряхтел, а Анина мать вообще обливалась слезами, к удивлению отца.

Никаких ресторанов и кафе тоже не потребовалось: Анна твёрдо заявила, что праздновать будет только в доме у Вени, а Кир благодарно развёл руками. Там и «гуляли» до утра, точнее, тихо и светло сидели своим кругом, потому что родители к ночи уехали, перецеловав на прощание нового родственника и новых знакомых. Ник, правда, запустил в потемневшее вечернее небо «нехилый», как он сам выразился, фейерверк, порадовав в основном себя и Андрейку. На том празднование и ограничилось.

Венин дом, ставший к тому времени настоящей штаб-квартирой и общежитием одновременно, потому что к вновь прибывшим жильцам в виде Ника и Тани к зиме прибавилась и Людмила, как ни странно, вмещал всех. Людмила оставила свои питерские хоромы-комнаты вернувшемуся из армии сыну, который пока не видел Вени и только начал приходить в себя после маминого безапелляционного решения. Как и привыкать к неожиданной свободе, постепенно ощущая все её прелести, вкупе с жилплощадью. Так что принятие сыном новой жизни было уже тоже делом недолгого времени.

Тем более что Людмила вряд ли в этом нуждалась. Она спокойно и деловито поставила себя на место старшей женщины в доме, чему Лена противилась ровно неделю, пока тоже не поняла, что свободное время – штука полезная. И употребила его на Ника, к взаимному удовольствию обоих. Да и Андрейка внёс свою детскую, а потому вескую лепту. Через несколько дней после появления Людмилы он окончательно оценил обстановку и логично стал называть Людмилу «бабой Людой», а потом и просто «бабуской». Людмила коротко улыбнулась, прижала голову «внучка» к своему крепкому бедру и продолжила, как ворчал счастливый Веня, «захват власти». Сам профессор быстро превратился, по словам Ника, в «подкаблучника с чувством собственного достоинства», получая в ответ не слишком долгие поучения отца сыну и лекции о пользе домостроя. «Скорее, матриархата», – огрызался Ник и бежал к своей Леночке по первому её взгляду.

Женщины, таким образом, быстро нашли общий язык, поделили территории просто и мудро – по этажам: старшим достался первый, а молодым – второй. Венин кабинет, тем не менее, так и остался его суверенной территорией, на чём настояла мудрая Людмила, к тихой радости профессора. Это решение стало хорошим уроком и для Лены, выделившей Нику «компьютерный угол» в бывшей кладовке на их этаже. Тане, на которую Ник быстро и легко (как с недавних пор решались многие, бывшие раньше непреодолимыми, проблемы) оформил опекунство, тоже досталась небольшая комнатка, в которой она периодически уже принимала новых подружек. Перевод её в школу городка тоже прошёл спокойно и буднично. Таким образом, всё устроилось по уму-разуму и по старой поговорке про необидную тесноту.

Оказалось, это было только начало. Потому что Людмила уже предъявила Вене «под светлы очи» план перестройки дома, в который профессор-гуманитарий честно и безуспешно пытался вникнуть аж три минуты, после чего признал своё полное и позорное поражение. Засим и было решено следующим летом начинать строительство «нормального» дома. Последним аргументом стало железобетонное: «и кабинет большой, вместо этого твоего платяного шкафа сделаем», против которого вообще возражать не хотелось. Робкий, но главный вопрос профессор всё же задал, как потом рассказывал пересмешник Ник, типа: «Где деньги, Зин?» На что тут же получил ответ в виде требуемой суммы, от размера которой он ощутил сильную тревогу и неудобство. Людмила не стала мучить профессора дальше, а просто заявила, что требуемые средства будут у неё со дня на день, так как она решила всё же уступить табакерку с «Лосиной охотой», сделавшей своё дело, давнему по ней воздыхателю: питерскому коллекционеру-миллионеру. Сумму Людмила заломила запредельную, здраво рассудив, что раз интерес не угас почти десять лет, то заплатит как миленький. И не ошиблась. Антиквар, скрепя сердце и всё остальное, жалуясь на дальнейшее «бесштанное существование», деньги нашёл, и к концу года сделка состоялась. Людмилу не остановило даже то, что автор табакерки Жарков и впрямь оказался дальним орловским родственником профессора. Последний, впрочем, и не подумал возражать.

– Очень захотелось жить, – так объяснил Веня доверительно Киру, и тот его прекрасно понял, потому что и сам испытывал нечто подобное.

С нового года Людмила вышла на работу в Пушкинский музей, куда спокойно перевелась из Эрмитажа. С недавних пор питерское прошлое стало в Москве неким пропуском куда угодно, да и «кадр» она была ценный, не говоря уже о том, что очереди в музейные работники (с такой зарплатой) тоже не наблюдалось. Но тут Людмила была непреклонна и спокойно заявила, что обеспечивать семью – обязанность мужа (хотя о свадьбе пока не было даже разговоров), и занялась привычной и любимой работой. Веня, как образно изложил ситуацию Ник, «взял ноги в руки» и побежал на поиски заработков, тем более что ситуация с дальнейшим сосуществованием коллектива искателей пока подвисла на уровне идей и обсуждений перспектив.

Как ни странно, Вениамин и добежал вполне быстро, получив, опять-таки по словам Ника, «пинка для рывка». В результате профессор Жарков стал автором простой в своей гениальности идеи: создания цикла документальных фильмов о краеведческих музеях России. Учитывая опыт только что завершившихся поисков, Жарков предложил отойти от унылого созерцания шедевров в кавычках и без, с оханьями и аханьями экспертов. Тем более что в провинциальных хранилищах шедевры для каждого были свои: от картин Васнецова (что вполне соответствовало) до музейчика сапог и скорняжного дела. Профессор выдвинул мысль о том, что необходимо сосредоточиться на какой-либо тайне, связанной именно с этим музеем, экспонатом, исторической личностью, наконец, и уже отсюда рассказать обо всём остальном. С другой стороны, таких «идей» в головах, на бумаге и в столах редакторов каждого телеканала пылились десятки. Жарков же сумел каким-то образом убедить одного из таких руководителей. Как ему это удалось, никто толком не знал и не понял, но факт оставался фактом.

С тех пор собиратель «музейных легенд» Жарков стал регулярно готовить необременительные сценарии для цикла передач «Краеведческие загадки» и периодически выезжать в сами музеи на съёмку. Цикл запустился на канале «Культура», следовательно, деньги были небольшими, но стабильными, не говоря уже о моральном удовлетворении как самого Жаркова, так и Людмилы. Которая, как и все женщины, не была лишена честолюбия и вполне очевидно гордилась своим, как его прозвал Ник, «Ти-Ви-Профессором».

Сам Ник резких движений не делал и пинков от Лены не получал. Может быть, эти действия просто стоило расставить в обратном порядке? – намекнул как-то Веня, но Ник не отреагировал, как, впрочем, и Лена. Учёба Ника продолжалась, кое-какие накопления от сотрудничества с Хомутовым также были, поэтому Ник спокойно наслаждался жизнью, планируя свадьбу на весну, играя с Андрейкой и заботясь о сестре.

На самом же деле он откровенно ожидал, когда определится со своим будущим Кир, являвшийся для него теперь непререкаемым и единственным авторитетом. Кроме того, Ник не забывал упоминать о своей роли в поисках (опуская начало своей деятельности), напирая на успехи в деле Якова Долгорукова и особенно на находку на Валааме. При этом Ник потирал лоб, на котором воображаемые следы от лиственницы, в которую он упирался, доставая страницу, будто бы оставили пару шрамов или преждевременных морщин. Со временем его подвиги обрастали новыми подробностями, как и полагалось легендам. Лене эти рассказы не надоедали, а остальные посмеялись да и привыкли…

Как бы там ни было, а все, так или иначе, ожидали решения Кира. Он это понимал, к ноябрю понял окончательно и прекратил плыть по спокойному течению семейной жизни, а направил их кораблик к вполне конкретному берегу. Им оказалась его не слишком далеко ушедшая от первоначальной по замыслу, но более практичная по сути идея о создании «Агентства исторических расследований». Главный упор здесь предполагалось сделать не на сайте, с его «случайными связями», а на работе с вполне конкретными людьми, семьями, фирмами и организациями (именуемыми в дальнейшем как «заказчики») по поиску того, что им было нужно. Розыск исторических корней, родственников, подтверждение дворянского статуса и вытекающие отсюда имущественные претензии, наконец. Возможно было и оказание услуг кинокомпаниям, ищущим подтверждение своим сценариям, научным и музейным организациям и так далее, и тому подобное. Другими словами, всё нужное и важное каждому человеку и откуда он «есть пошёл».

О чём Кир и заявил всем в начале декабря, нагрянув с Анной к профессору в баньку. Ник сразу же крикнул «Ура!» и «Браво, босс!» и кинулся к ноутбуку. Веня задумался. Людмила спокойно и одобрительно закивала.

Анюта вздохнула, так как она была единственной, как ни странно, не одобрявшей эту идею почти категорически. Дело в том, что дед, Белецкий, умер в конце октября. Никаких особенных обвинений ему не предъявили и по этой причине тоже и по другой… Через полгода, то есть в апреле, Анна вступала в законное распоряжение завещанием. Тем более что никто оспаривать его не собирался: отец замахал на дочь руками сконфуженно, а мать твёрдо, к немалому удивлению Анны, отрезала:

– Нам ничего не нужно. Тебе отписано, а мы уж доживём свой век на том, что сами заработали.

На том все обсуждения и закончились. Компанией пока распоряжался совет акционеров, да и покупатели были тут как тут: несколько предложений о продаже компании «Парус» поступили Анне уже через неделю после смерти деда. Анна, нисколько не сомневаясь, решила компанию продать, не желая становиться бизнесвумен и вновь вникать в тонкости консалтинга и девелопмента, содрогаясь при одном воспоминании о своей унылой учёбе в «Плешке». Так что будущее казалось безоблачным, но Кир мягко и решительно вернул её в действительность и рассказал о новом проекте… В итоге Анна пожала плечами и согласилась, к облегчению Кира. Теперь же просто вздыхала, глядя на радость Ника, и тихонько слушала новую жизнь внутри своего, уже ставшего округляться, живота. Она ждала первых толчков и боялась их одновременно. Как все впервые беременные женщины.

Кир же, наблюдая за тем, как его коллеги единодушно приняли его решение, думал о том, что они, к сожалению, знали далеко не всё…

Глава пятая

О своей задумке организовать «Агентство» Кир сначала сообщил Михайлову, отношения с которым были периодическими и, на первый взгляд, малопродуктивными. Тетради Белецкого Кир больше так и не увидел, хотя несколько раз задавал вопросы Михайлову Ответ был один: работают эксперты. Кир настаивать не стал, хотя и постарался показать Михайлову своё недоумение и даже обиду. Удалось ли ему это, он не знал: Михайлов вёл себя ровно и невозмутимо-профессионально. О ларце и послании Петра спрашивать в таком случае было делом вообще бессмысленным, решил Кир. И не спрашивал.

Картину с кораблём, правда, вернули, и теперь она красовалась в кабинете Кира. Табакерка с «Заячьей охотой» тоже вскоре должна была возвратиться к искателям, и Людмила рассчитывала использовать её так же, как и «Лосиную». Питерский антиквар уже, по его словам, «снял не только штаны, но и исподнее» и начал вновь собирать немалую сумму.

Как бы то ни было, Кира и его искателей тактично, но уверенно отодвинули в тень и как будто забыли. Веню и Людмилу это совершенно не удивляло, Ника обижало, Кира же и Анну настораживало. Но когда Кир и Ник начали поиск помещения для офиса и просмотрели несколько более-менее приемлемых вариантов (недалеко от метро и не слишком на окраине), Михайлов позвонил и назначил Киру встречу в центре столицы.

Придя по указанному адресу, Кир увидел небольшой особнячок, свежий желто-белый фасад которого говорил о недавнем ремонте. Пригласив его войти, Михайлов поднялся на второй этаж, открыл дверь в комнату для совещаний, где стояли приличных размеров овальный стол и стулья с высокими спинками. На одном из стульев сидел непримечательный пожилой мужчина в сером костюме и неброском галстуке. Он спокойно пил кофе из небольшой чашки и коротким жестом пригласил Кира присоединиться к нему. Михайлов, не дожидаясь приглашения, тоже опустился на стул и затих. Кир сел напротив мужчины и спокойно ждал. По всему выходило, что нежданный гость (хотя кто тут был в гостях, а кто хозяин, ещё предстояло выяснить) ждал именно его и Михайлов был, как говорится, «в курсе». Ответы не заставили себя ждать, потому что мужчина уверенно начал:

– Здравствуйте, Кирилл Андреевич. Наконец-то мы познакомимся. Меня зовут Константин Алексеевич и, во избежание следующих вопросов, я являюсь непосредственным начальником полковника Михайлова.

Кирилл кивнул и тоже сказал:

– Здравствуйте. Информации вполне достаточно.

– Вот именно, – улыбнулся, несомненно, генерал, – подумал Кир и решил так впредь и называть нового знакомого про себя.

Генерал же продолжил:

– Как говорится, страна не забыла своих героев, Кирилл Андреевич. Тем более что и дальнейшее поведение вас и ваших подчинённых было, так скажем, безукоризненным. Ненужная или преждевременная информация об итогах ваших, без сомнения, удачных поисков никуда не просочилась. Это делает честь вам и вашей команде. Потому что исследования продолжаются, и не только в плане оценки самих находок, или, как там сейчас модно говорить, артефактов, но и по сбору документов, подтверждающих сам ход расследования. Скрынников, Бокий, Хомутов – всё это фигуры, которые тянут за собою целый исторический пласт, так сказать…

Кир молчал и спокойно смотрел на генерала, не говоря ни слова. Он давно ждал чего-то подобного, уже примерно понял, куда приведёт в итоге этот разговор, и готовился. Точнее, собирался с духом в первую очередь и с мыслями – во вторую. Неизвестно почему, но собеседник ему активно не нравился, и Кир пытался не дать ему это почувствовать. Потому что за внешней простоватостью Константина Алексеевича явно скрывался профессионал. Генерал внимательно следил за реакцией и мимикой Кира, в то время как слова, явно и точно подобранные, складывались во фразы как бы сами собою. Сначала похвалил, потом намекнул на важность сохранения тайны, затем явно подтвердил, что поиски ведутся полным ходом… Теперь пора и к главному, подумал Кир, но генерал не спешил. Поняв, видимо, что-то по лицу Кира, собеседник взял паузу:

– Ох, простите… Кофе, чай? Да, вы же курите? Курите…

– Кофе, пожалуйста, – ответил Кир, а Михайлов промолчал.

Генерал пододвинул к Киру большую хрустальную пепельницу и вышел. Кир переглянулся с Михайловым, который ответил ему спокойно-угрюмым взглядом и прикурил сигарету. Михайлов с завистью посмотрел на него, но сам от сигареты воздержался. Издержки субординации, почему-то с удовольствием подумал Кир, а генерал уже вернулся обратно в сопровождении стройной секретарши с подносом. Она тихо поздоровалась и поставила перед Киром чашечку кофе и сахар, а перед Михайловым – чашку зелёного чая. Из чего Кир заключил, что генерал хорошо знает вкусы и предпочтения своего подчинённого. Кроме того, проявленная забота говорила и о том, что Михайлов далеко не «на побегушках». Что ж, наблюдения многообещающие, решил Кир и взялся за свой кофе. С другой стороны, ему тут же расхотелось играть в физионостические и фразеологические игры, что генерал почти мгновенно понял и перешёл к главному.

– Кирилл Андреевич, у меня к вам есть несколько предложений…

– Слушаю вас, Константин Алексеевич, – ответил Кир, а генерал понимающе улыбнулся.

– Первое. Как я понимаю, вы ищете помещение для офиса и собираетесь продолжать свои исторические изыскания, только немного в ином русле… Так вот… Это здание – ваше. В смысле, арендовано для вашего агентства. Сколько эта аренда стоит, вы, конечно, примерно понимаете и представляете, но этот вопрос вас не должен волновать. Работайте спокойно, с комфортом и, так сказать, в престижном месте, – веско сказал генерал, но Кир не отреагировал, а спокойно отпил глоток кофе.

– Второе, – вздохнул генерал. – С клиентурой мы вам тоже поможем. На первых порах, для авторитета и рекламы нового агентства, это будет совсем нелишним. Не сомневаюсь, вы это понимаете…

Кир тоже вздохнул, кивнул и затянулся. Генерал с неудовольствием посмотрел на струю дыма, но промолчал, а Кир невозмутимо спросил:

– Всё это, конечно, не просто хорошо, а даже замечательно. Только что взамен, Константин Алексеевич?

– Ничего, – ответил генерал, но Кир сразу же перебил его:

– Давайте не будем больше играть друг с другом. Ничего сейчас, может завтра обернуться всем. Я в принципе ничего не имею против того, чтобы помогать вам, Александру Михайловичу и тем, для кого вопросы моей работы будут важны и интересны… То есть государству, стране. В принципе я только за…

– Но? – спросил генерал.

– Но я также принципиально против работы под контролем, Константин Алексеевич. Мне совсем не улыбается знать, что все разговоры здесь будут записываться, а ваша милая секретарша будет обо всём докладывать вам или кому-либо ещё. Это во-первых. А во-вторых, что намного важнее… Я не собираюсь делать то, что сочту, то есть именно я сочту, ненужным, преждевременным или просто вредным. Понимаете?

Генерал спокойно покивал головой и вздохнул:

– Боюсь, что вы, Кирилл Андреевич, как раз не всё понимаете, точнее, воспринимаете всё, с одной стороны, сложнее, а с другой – легче, чем есть на самом деле. Поэтому давайте по порядку. По офису вопрос решён независимо от вашего согласия или отказа. Будем считать это заслуженной наградой за прошлые заслуги. Никаких прослушек здесь нет и не планируется. Секретаршу вы вольны сменить или оставить, она здесь от прошлых хозяев пока задержалась. Охрана – обычный ЧОП, который вы тоже можете выбрать сами. Мало того, что вы будете заниматься любимым делом, а это сейчас мало кому удаётся, ох как мало, Кирилл Андреевич… Вы ещё и сможете им заниматься в хороших условиях, спокойной обстановке и им же, любимым делом, зарабатывать. Что ещё нужно мужчине? Это по первой части ваших сомнений. Второй вопрос: о возможных заказах. Они тоже будут поступать в порядке, установленном вами и никем иным. Мы можем только попросить о приоритете и первоочередном выполнении тех или иных. Но только, подчёркиваю, попросить. И хорошо оплатить, кстати. Что немаловажно, я думаю…

– Конечно, – кивнул Кир. – Но это не главное…

– Подождите, пожалуйста! – прервал его генерал, чьё лицо приобрело властное выражение. – Я ещё не закончил… Подозреваю, что немаловажным фактором вашего независимого поведения является и то, что в апреле ваша жена вступает в законное наследование имуществом своего деда. Поверьте, мы могли бы устроить кучу проблем ей и соответственно вам, разгребать которые можно годами и в итоге очень сильно устать… Уж, организовать «наезд» на компанию – дело простое и, кстати, прибыльное. Нужно только захотеть и слегка помочь или просто не мешать конкурентам.

Кир откинулся на стуле и бросил взгляд на Михайлова, который смотрел в чашку и, казалось, всецело был занят этим важным делом.

– Неохотно, но очень отчётливо верю… – проворчал он, а генерал быстро кивнул, ещё раз подтверждая свои тяжёлые слова.

– Но, во-первых, мы этого делать не собираемся. А во-вторых, отнять всё не получится даже у нас, и этого вполне хватит для безбедной и обеспеченной жизни. Вам и вашим даже внукам. Так что особенно волноваться не следует. Разве что работа станет вашим хобби, не более. Как видите, считать нас исчадиями чего бы то ни было не стоит, Кирилл Андреевич.

– А кем стоит? – немедленно спросил Кир.

– Профессионалами, которые привыкли доводить все дела до логического конца. Или просто до конца. Тем более что высокое руководство с нами согласно, – улыбнулся генерал, а Михайлов сменил позу и оставил наконец рассматривание чашки.

– То есть руководство поставило конкретную задачу. И просит меня помочь вам, профессионалам? – подвёл итог Кир, а Михайлов кивнул.

– Именно так, – развёл руками генерал и замолчал.

Кир несколько мгновений подумал и начал:

– Насколько я понимаю, речь идёт о том, чтобы найти Чашу. Всё-таки именно об этом… Найти её физически, как объект.

– Вы правы, Кирилл Андреевич, – серьёзно ответил генерал. – Именно об этом. Это – первоочередная задача, потому что дело до конца не доведено. И, поверьте, у нас есть все основания думать, что если не мы, то кто-то другой попытается это сделать. Точнее, уже пытается…

– Вы о жене Хомутова? – точно выстрелили Кир, и получил в ответ тяжёлый, чисто «генеральский» взгляд.

Тем не менее Губаш ответил спокойно:

– О ней или о ком-то другом… Здесь не так важны конкретные фигуры, как сам смысл их действий и поисков. Пока Чаша, которую именно ваши, Кирилл Андреевич, поиски, доказательства и выводы географически и, что важнее, духовно привязали к нашей стране, не найдена, дело не закрыто и не закончено. Правда, мы знаем не все выводы и ждём, что вы нам о них расскажете, потому что наши эксперты пока ничего не нашли…

– Выводы очень простые, Константин Алексеевич, – вздохнул Кир, встал и прошёлся по комнате. – Чаша в России, но искать её бесполезно, о чём я сказал своим ребятам ещё в сентябре. То же могу повторить и вам. А вместе с этим ещё раз подтвердить, что участвовать, а тем паче возглавлять розыски того, что, считаю, не может быть найдено, я смысла не вижу.

Генерал коротко кивнул:

– Другими словами, вы отказываетесь. Что ж, мы с Александром Михайловичем примерно так и думали. И всё же не могу не предупредить: наши возможности небезграничны, и вы должны понимать, что вы, ваша семья и друзья, да и, возможно, ещё многие, находятся в опасности. В реальной, Кирилл Андреевич, опасности. От которой ЧОПы не уберегут, да и мы не всегда сможем помочь. Потому что те, кто ищет Чашу, думают совсем не так, как вы. Да и мы, если честно, тоже склонны думать в прямо противоположном направлении. А посему поиски Чаши уже продолжаются, хотите вы того или нет. Дело далеко не за крыто. Далеко…

Кир сел на своё место и пробормотал:

– Неужели вы не понимаете, что её нельзя найти?

Генерал помолчал с минуту, но Кир больше не сказал ни слова. Наконец, Губаш поднялся. За ним встал и Михайлов.

– До свидания, Кирилл Андреевич, – улыбнулся генерал. – Мне ваша позиция понятна, и я склонен её уважать. Все наши договорённости остаются в силе, я, как вы помните, дал слово и намерен его сдержать. И всё же хочу вас попросить: если, паче чаяния, вам что-либо станет известно или каким-то образом всплывут те или иные детали… Полковник Михайлов мне всё передаст. Впредь советую вам и вашим близким быть осторожными, потому что, как я уже говорил, наши возможности… Теперь они станут ещё более неэффективными.

– То есть наша безопасность – снова только наша забота? – невесело усмехнулся Кир.

– Скажем так: в основном ваша забота, – цинично подвёл итог генерал и вышел. Михайлов коротко пожал руку Кира и поспешил за начальством.

Кир остался в теперь уже своём офисе один и наедине с самыми различными мыслями, которые, так или иначе, были неуютными и тревожными.

Глава шестая

Аэробус тяжело и уверенно опустил толстенькую сигару своего тела на заиндевевший асфальт аэропорта. Высокие сугробы замелькали вдоль посадочной полосы, зарябили стволы голых берёзок за бетонным забором «Домодедово». Серебристый лайнер облегчённо припарковался у синей кишки перехода-выхода. Перелёт Женева – Вильнюс – Москва закончился. Пассажиры, успевшие оценить погоду в иллюминаторы, согласились со словами командира корабля о том, что мороз действительно двадцать градусов. Они зябко кутались в какие-то куртки, наматывали змеи разноцветных шарфов, доставали шапочки и перчатки…

Вообще-то, неподготовленность авиатуристов к различной погоде – отдельная «песня», независимо от национальности и возраста этой категории пассажиров. В различных уголках мира, во всех аэропортах, можно встретить людей в шортах и пляжных шлёпках холодной осенью, в одних костюмах зимой или тёплом пальто, куртке, пуховике, соответственно, летом. Кто-то летит из тёплых стран к себе домой, кто-то, наоборот, из холода в жару, но с одеждой угадывают немногие. Почему нельзя заранее подумать, посмотреть, наконец, погоду в Интернете и так далее? Ведь сегодня информационные, по крайней мере, границы практически стёрлись? Тем не менее большинство сдают нужные вещи в багаж и потом мёрзнут или изнывают от жары, ожидая его выдачи…

Усталая бортпроводница в такт своим мыслям с чмоканьем открыла дверь самолёта и дежурной улыбкой прощалась с разношерстно одетой пассажирской публикой. Она одобрительно кивнула лишь красивой даме, закутанной в длинную норковую шубу, в высоких тёплых сапогах на толстой танкетке и меховой шапке. Дама тоже растянула рот в подобии улыбки, и бортпроводница поспешно отвернулась. Улыбка женщины выглядела, как прицел-пике хищной птицы на добычу. Перед тем как железные когти вцепятся в живую плоть, а рот-клюв ударит точно и почти не больно. Потому что насмерть.