Текст книги "Клио и Огюст. Очерки исторической социологии"

Реальная картина социальной стратификации любого общества сложна и запутанна. Чтобы облегчить процесс анализа, следует учитывать только основные, самые главные свойства, в целях упрощения опуская детали, не искажающие при этом общей картины. Так делалось в любой науке; так следует поступать и в нашем случае, если учесть всю сложность и малоизученность данной проблемы. Латинская максима: minima non curat praetor[37]37
  Более распространенная формулировка: De minimis non curat praetor (лат., «Претор не занимается пустяками»).


[Закрыть] – здесь полностью оправдана[38]38
  Сорокин П. Социальная и культурная мобильность / Пер. с англ. А. Ю. Согомонова // Сорокин П. Человек, цивилизация, общество / Под ред. А. Ю. Согомонова. М.: Политиздат, 1992. С. 297–307.


[Закрыть].

Несколько иначе (но похоже) смотрел на дело и другой американский классик социологии, основоположник структурного функционализма Толкотт Парсонс, выделяя следующие критерии: «1. Качественные характеристики членов общества, которыми они обладают от рождения (происхождение, родственные связи, поло-возрастные особенности, личные качества, врожденные особенности и т. д.); 2. Ролевые характеристики, определяемые набором ролей, которые индивид выполняет в обществе (образование, профессия, должность, квалификация, различные виды трудовой деятельности и т. д.); 3. Характеристики, связанные с владением материальными и духовными ценностями (богатство, собственность, произведения искусства, социальные привилегии, возможность влиять на других людей и т. д.)»[39]39
  Кухарчук Д. В. Социология: Конспект лекций. М.: Юрайт, 2011.


[Закрыть].

Если подытожить, американская социология выявила несколько важнейших критериев социальной стратификации:

а) Богатство.

б) Доход.

г) Обладание властью.

д) Уровень образования.

е) Престижность профессии (и человека внутри профессии).

И Сорокин, и Парсонс делают из своих принципов массу исключений, которые, как и введение дополнительных подгрупп в теории Маркса, призваны приблизить сухую схему к многообразию жизни. Однако даже с этими оговорками полной ясности в том, как можно разложить на составляющие общество, в современной науке нет.

Какие существуют трудности?

Во-первых, построить иерархию более чем по одному основанию нельзя. То есть нельзя разложить яблоки по степени красноты и степени сладости. Так как самый красный может оказаться не самым сладким, а самый сладкий – не самым красным. Тот же, что окажется самым красным из сладких и самым сладким из красных, скорее всего, будет в целом не очень красным и не очень сладким. А ведь система по определению должна быть иерархичной[40]40
  Об этом писал Э. Гидденс: «Общество также состоит из слоев, расположенных в иерархическом порядке, причем привилегированные слои находятся ближе к вершине, а непривилегированные внизу» (Гидденс Э. Социология. М.: Эдиториал УРСС, 1999. С. 196).


[Закрыть]. На практике эта теоретическая проблема проявляется в том, что людям сложно бывает решить, кто стоит выше на социальной лестнице – высокооплачиваемый рабочий или низкооплачиваемый инженер?

Мною неоднократно проводились опросы в студенческой аудитории: какую работу студенты предпочли бы при одинаковой зарплате в 100 тыс. руб.: сидеть в офисе или махать кайлом на морозе? Практически всегда и практически все выбирают сидеть в офисе. Потом следовал вопрос, что они выберут: сидеть в офисе за 90 тыс. или махать кайлом за 100? С снова практически все выбирают офис. Потом задаваемая в вопросе планка заработка «в офисе» постепенно понижалась. А размер заработка «на морозе» оставался прежним. И вот тут вновь «возвращаются к кайлу» разные люди на разном уровне. В среднем первые попытки бегства на мороз начинаются от 70 тыс. Но некоторые приравнивают работу за 100 тыс. на морозе к работе за 50 или 40 тыс. в офисе.

Другой забавный пример разноголосицы мнений дает следующая, предложенная для обсуждения девушкам, ситуация. Мне приходилось быть знакомым с молодым человеком, который выглядел весьма модно и привлекательно. Он ездил на дорогой машине, носил стильную одежду, был весьма обаятелен в общении. И работал техником на кладбище. Похоронные услуги стоят недешево, да и найти хорошего мастера для оформления могилы непросто. У парня были золотые руки, и это обеспечивало ему весьма высокий доход. При этом практически вся его жизнь проходила на кладбище. На кладбище стоял просторный дом, где он жил с родителями, он гонял по «улицам» кладбища на мотоцикле, на кладбище происходили все его деловые контакты. Я задавал девушкам вопрос: готовы ли они выйти за такого человека замуж? Для описания замешательства, которое отражалось на прекрасных девичьих лицах, когда они начинали обдумывать мой вопрос, нужно быть великим художником или поэтом. Оно было поистине грандиозно.

С одной стороны, высокий доход и положительные личные качества ценятся в нашем обществе (в том числе и на «брачном рынке») весьма высоко. И в ходе других обсуждений они рассматривались большинством респондентов как определяющие при выборе супруга. С другой, образ и качество жизни (показатель, на который обычно не принято обращать серьезного внимания) в данном случае невозможно было сбросить со счетов. Некоторые «особенно хитрые» девушки пытались выйти из ситуации, заявив, что они останутся жить в городских квартирах, предоставив мужу возможность сколько угодно зарабатывать деньги на кладбище. Но против них обычно обращались сами же их товарищи по обсуждению. Ведь одна из главных функций современного брака – психологическая поддержка супругов. Поэтому муж, вернувшись после тяжелого трудового дня, должен иметь возможность поделиться с женой производственными проблемами, которые в данном случае будут выглядеть весьма инфернально: мерзлая кладбищенская земля, убитые горем родственники, смердящие жарким летом покойники и пр. После некоторых размышлений бо́льшая часть девушек наотрез отказывались рассматривать такую перспективу как возможную при построении брачно-семейной траектории своей жизни.

Таким образом, неясно, какой критерий в сознании граждан современной России является определяющим при построении мысленной стратификационной схемы. Расстановка приоритетов весьма ситуативна.

Во-вторых, именно современная Россия демонстрирует полное несоответствие закономерностям, выявленным американскими социологами. Прежде всего той, которую сформулировал П. Соро-кин в процитированном выше фрагменте: «Люди, принадлежащие к высшему слою в каком-то одном отношении, обычно принадлежат к тому же слою и по другим параметрам, и наоборот. Представители высших экономических слоев одновременно относятся к высшим политическим и профессиональным слоям».

Понятно, как это работает в развитом западном обществе. Богатое семейство (имущественный критерий) может себе позволить дать своим детям качественное, дорогое образование (образовательный критерий). Хорошее образование делает их ценными специалистами и позволяет занять лучшие трудовые позиции, обеспечивающие им высокие заработки (имущественный критерий) и общественный престиж. Таким образом, действительно, «люди, принадлежащие к высшему слою в каком-то одном отношении, обычно принадлежат к тому же слою и по другим параметрам».

В России всё устроено иначе. Возможно, это результат не до конца разрушенных советских общественных структур. Которые, впрочем, уже обрели новую институализацию и вошли в стадию стабильного воспроизводства.

Благодаря наличию бюджетных мест в вузах и единому государственному экзамену хорошо успевающие школьники имеют доступ к самому лучшему (из возможного в России) образованию даже в том случае, если их семья не относится к элите (МГУ, СПб ГУ, ВШЭ, МГТУ им. Н. Э. Баумана и пр.). Более того, возможности для получения высококачественного образования сохраняются и для представителей рабочих и крестьянских семей. Таким образом, имущественный критерий в российском обществе не связан напрямую с образовательным уровнем.

Отучившись, выпускники вузов начинают искать подходящие вакансии. Но, увы, ни сам диплом, ни оценки в нем в России не дают никакой гарантии успешного трудоустройства. Хорошие вакансии распределяются не по личным профессиональным качествам соискателей, а по знакомству, то есть «по блату». И тут представители элиты (прежде всего чиновной) имеют возможность наверстать преимущество, которое было упущено на стадии получения образования их детьми. «Блат» – устоявшееся еще в советские времена явление, заключающееся в традиционном обмене взаимными услугами между знакомыми и друзьями. В современной ситуации основанием для такого взаимозачета является, например, запрет чиновникам назначать близких родственников на должности в ведомстве под своим началом. Таким способом государство пытается предотвратить назначение на денежные должности людей из ближнего семейного окружения больших начальников (непотизм). Но этот государственный запрет легко обходится при помощи «блата», имеющего, как было сказано, глубокие корни в российском обществе. Чиновник назначает на «сладкие» посты детей своего друга, а тот отвечает ему такой же любезностью. В итоге инженеры, врачи, учителя и другие специалисты, профессия которых требует больших знаний и высокой квалификации, не получают высоких зарплат и не пользуются общественным престижем. Требующая высшей научной квалификации должность университетского профессора оплачивается на уровне водителя грузовика или разнорабочего на стройке. Связи между уровнем образования и возможностями получать высокий доход практически отсутствуют.

Одна из лучших книг, позволяющая хотя бы в первом приближении разобраться в теоретических сложностях анализа социальной структуры современной России, – монография доктора социологических наук, профессора Национального исследовательского университета «Высшей школы экономики» и главного научного сотрудника Института социологии РАН Н. Е. Тихоновой «Социальная структура России: теории и реальность»[41]41
  Тихонова Н. Е. Социальная структура России: теории и реальность. М.: Новый хронограф; Ин-т социологии РАН, 2014.


[Закрыть].

Н. Е. Тихонова рассматривает два принципиально возможных подхода к изучению социальной структуры: структуралистский, основы которого были заложены еще основателем социологии Огюстом Контом, и функциональный, родоначальником которого был Толкотт Парсонс. Смысл структуралистского подхода заключается в выделении структурных элементов и анализе особенностей их сочетания. Функционалисты идут от общественных функций, реализация которых обеспечивается теми или иными группами и индивидами. В реальности разница между этими подходами не столь глобальна и часто они выступают как взаимодополняющие.

Интересные инструменты для анализа общественного устройства дает теория известного французского социолога Пьера Бурдьё. Им были сформулированы две интересные идеи, позволяющие обнаружить критерии социальной стратификации, не сводимые к экономическим показателям (хотя и связанные с ними до некоторой степени). Это теория «социальных капиталов» и «социальных полей». Рассмотрим эти категории на примере социальной группы, лучше всего знакомой автору в силу его к ней принадлежности: на примере группы вузовских преподавателей.

Итак, помимо очевидного экономического (которым бо́льшая часть преподавателей не может похвалиться), Бурдьё выделяет культурный капитал. «Культурный капитал» заключает в себе много разнообразных элементов. Это развитый художественный вкус, умение одеваться и держать себя в «хорошем обществе», умение поддерживать светскую беседу и пользоваться столовыми приборами согласно правилам этикета. Сюда же причисляют начитанность, умение разбираться в живописи и классической музыке. Казалось бы, какое отношение к положению человека в обществе имеет умение отличить картину Моне от картины Мане или вальсы Шуберта от вальсов Штрауса? Однако, как ни покажется странным практически ориентированному читателю, Бурдьё показал, что значение таких совершенно далеких от насущных жизненных проблем знаний весьма велико. Дело в том, что все виды капиталов в некоторой степени связаны между собой и могут быть конвертированы один в другой. Хотя конвертация эта требует дополнительных усилий и не всегда может быть реализована полностью.

Культурный капитал, будучи интериоризирован, становится габитусом. Он включает в себя весь объем навыков, знаний, умений, поведенческих, мыслительных и речевых стереотипов, свойственных человеку. Существенная часть их приобретается в родительской семье. Однако и среда, в которой занят человек, накладывает отпечаток. Вузовская атмосфера традиционно способствовала сохранению элитарной культурной среды. В вузах нашли убежище представители еще дореволюционной, сословной аристократии, в общении с которыми «обтёсывались» новоначальные профессора из рабочих и крестьян.

Даже внешний вид советских ученых и преподавателей часто отсылал не столько к советским, сколько к дореволюционным дворянским реалиям. Преподаватели более, чем иные категории работников, обучены навыкам письма, публичной речи, умению держать себя и владеть собой в публичном пространстве.

Нужно, как уже было сказано, понимать, что возможность конвертации совсем не обязательно означает, что она обязательно произойдет. Для этого нужно приложить дополнительные усилия и иметь подходящий случай. Однако, если говорить о жизненных шансах, то преподавательский габитус, безусловно, расширяет возможности представителя этой социальной группы.

С началом Перестройки многие вузовские преподаватели смогли конвертировать свой культурный капитал в капитал политический. Существенная часть политиков перестроечной эпохи вышли из вузовской или научной среды. Причем речь идет не только о тех людях, которые были непосредственно заняты в науке или преподавании, но и о их детях, усвоивших соответствующий габитус в родительской семье. Сыном профессора является экс-премьер, а ныне генеральный директор государственной корпорации по атомной энергии «Росатом» С. В. Кириенко, ныне действующий премьер Д. М. Медведев – сын ленинградского профессора. Сотрудником Всесоюзного НИИ системных исследований (ВНИИСИ) начинал трудовую карьеру Е. Т. Гайдар, сын преподавателя основ марксизма-ленинизма – в прошлом доцент Ленинградского инженерно-экономического института им. Пальмиро Тольятти А. Б. Чубайс, а его брат И. Б. Чубайс – профессор. Известны также старший научный сотрудник Института всеобщей истории АН СССР кандидат исторических наук С. Б. Станкевич, профессор ЛГУ доктор юридических наук А. А. Собчак, а первым президентом Киргизии стал президент киргизской АН – Аскар Акаев. Список может быть продолжен. В настоящее время этот процесс продолжается, хотя уже не так интенсивно и ярко.

Довольно успешно преподаватели формируют и социальный капитал – каждый из них в силу профессии знакомится с сотнями новых людей. Студенты взрослеют, заканчивают университет, занимают разнообразные должности, но сохраняют теплые воспоминания о годах студенчества. Память о преподавателях оказывается составной частью этих позитивных воспоминаний (даже в том случае, когда во время учебы отношения были не очень гладкими). Кроме того, в социальную сеть преподавателя оказываются включены родители студентов.

Существенное расширение социальных контактов приносит участие в научных конференциях и занятия наукой в целом. Специалисты в узкой предметной области в разных городах и странах знакомы друг с другом и стараются поддерживать рабочие контакты на протяжении всей трудовой жизни. Научные контакты конвертируются в гранты и участие в конференциях (которое в определенном смысле можно рассматривать как вид туризма). Поэтому даже небогатый профессор имеет больше шансов завести контакты с представителями власти или крупного бизнеса, чем токарь-фрезеровщик с тем же уровнем заработка. Это, конечно, не означает, что от таких контактов будет какая-нибудь чисто практическая польза. Однако эти знакомства тоже можно рассматривать как расширение жизненных шансов, которые реализуются при удачном стечении обстоятельств.

Емкую характеристику современного состояния культурного капитала в России дал известный российский социолог, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге М. М. Соколов: «Но в 90-е годы распространилось ощущение, что культурный капитал стремительно теряет значение, которое он имел прежде. Было ли это так на самом деле – опять же до сих пор покрыто тайной. Данные по другим постсоветским странам (самые масштабные исследования проводились в Венгрии) демонстрируют, что там группы, приобщенные к высокой культуре, пережили трансформационный период куда благополучнее большинства прочих. Они быстрее находили новую работу, их дети чаще выбивались в новые элиты, и ощущение от десятилетий кризиса у них было менее тягостным. Венгерский опыт, разумеется, нельзя автоматически проецировать на Россию. Тем не менее, похоже, российская ситуация развивается в сторону конвергенции со всеми прочими. После периода потери интереса к нему непрактичное высшее образование вновь начинает пользоваться спросом. Самые дорогие специальности в Москве и Петербурге в последние годы уже не экономика и юриспруденция, а экзотические гуманитарные программы типа востоковедения. Те отрывочные российские данные, которые существуют в отношении жизненных траекторий, также показывают, что обладатели высокого культурного капитала по-прежнему в среднем преуспевают больше других, хотя это не вполне осознаётся ими самими. Советскую и постсоветскую интеллигенцию роднит склонность преувеличивать драматизм своего социального положения. Что, впрочем, не нивелирует значение культурного капитала, но делает его только действеннее. Главная хитрость дьявола классового воспроизводства состоит в том, чтобы убедить всех, что его не существует, – или хотя бы что он таится не там, где его надо искать в действительности»[42]42
  Соколов М. М. Культурный капитал.


[Закрыть].

Не менее полезна для исследования группы вузовских преподавателей теория социальных полей, разработанная Бурдьё. Сам Бурдьё выделял университетскую среду в качестве отдельного социального поля в европейском обществе. Отдельное поле представляет собой университетская среда и в России. Многое на этом поле определяется сугубо внутренними, непонятными внешнему наблюдателю, необъяснимыми с рациональной точки зрения силами. К таким силам можно отнести защиту диссертаций, право руководства аспирантами, карьерные подвижки, членство в различных советах: диссертационных, ученых, методических и пр., награждение почетными званиями и иными академическими регалиями.

Преподаватели придают этим элементам своей общественной жизни большое значение. Далеко не каждое из перечисленных достижений имеет экономический смысл. Если защита диссертации еще как-то влияет на зарплату, то членство в советах не дает не только денежной прибыли, но и реального доступа к принятию управленческих решений. Точно так же мало влияет на финансовую сторону жизни получение почетных званий. Оно обеспечивает незначительную прибавку к зарплате и может повлиять на размер будущей пенсии, но в любом случае влияние это совсем небольшое и не является основным мотивирующим стимулом.

Между тем преподаватели бывают глубоко эмоционально вовлечены в получение всех этих знаков отличия. Можно бы предположить, что награды и членство являются культурным капиталом, который можно конвертировать во что-то более ощутимое. Однако каналы такой конвертации практически полностью отсутствуют. Собирание регалий превращается в самоцель и имеет значение только внутри соответствующего социального поля.

Своеобразной флуктуацией в университетском социальном поле является появление так называемых «общественных» аналогов наград и регалий: званий академика, профессора, заслуженного работника и пр. Данные виды наград, имитируя государственные, не только не приносят своим обладателям никакой выгоды, но, напротив, требуют вложения средств. Все эти игры внутри сообщества бывают совершенно непонятны сторонним наблюдателям. Когда они видят довольного и счастливого доцента, с гордостью демонстрирующего новый красивый значок, они задают вопрос: «А что это дает? прибавку к зарплате? льготы?» И очень удивляются, когда узнаю́т, что ничего из вышеперечисленного. Подобные явления можно найти в различных сферах общественной жизни, образующих обособленные социальные поля: в спорте, в мире коллекционеров, в искусстве.

Важные идеи для понимания устройства современного общества высказал знаменитый английский социолог барон Энтони Гидденс. Теория структурации Гидденса показывает, что социальная структура существует не сама по себе, а постоянно воспроизводится действующими в ней людьми (акторами), и поэтому во многом зависит от того, как эти акторы ее себе представляют. Поэтому изменение массового представления о социальной структуре влечет за собой ее реальные изменения. На изменение социальной структуры может оказать воздействие даже сама социология, поскольку интерес к этой науке на сегодняшний момент является массовым и социологические теории и выводы, безусловно, влияют на массовое представление об общественных процессах.

Отношение между действующим человеком и социальной структурой Гидденс считает двойственными: с одной стороны, социальная структура выступает ограничителем свободы действий человека, с другой – открывает перед ним возможность действовать в обществе. Яркий исторический пример, в некоторой степени иллюстрирующий теорию Гидденса, дает биография М. В. Ломоносова, который был не только гениальным ученым, но и не менее гениальным карьеристом. Он сделал карьеру ученого в стране, в которой проторенных путей построения такой жизненной траектории _{еще не было}[43]43
  Живов В. М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М.: Языки славянской культуры, 2002. С. 557–637.


[Закрыть]. Он одновременно явился и творцом структуры, и ее выгодоприобретателем. Ломоносов не только занимался наукой, но успевал общаться с вельможами, сочинять оды, прославляющие восшествие на престол всех монархов, коронация которых пришлась на его век, угождать покровителям и интриговать против врагов. До Ломоносова статус ученого в России был не вполне ясен: древнерусская традиция помещала светского грамотея где-то в самых низах общественной лестницы, серди писцов и мастеровитых ремесленников. Петр сделал важный шаг к повышению статуса ученого, открыв в Петербурге Академию наук. Но великий император не успел придать этому начинанию сколько-нибудь завершенную форму – формирование Академии завершилось уже после его смерти. И только благодаря стараниям М. В. Ломоносова статус ученого был выведен на уровень элиты. Ломоносов, начавший жизнь крестьянином Двинского уезда, закончил ее дворянином-помещиком в генеральском чине статского советника[44]44
  «В САНКТПЕТЕРБУРГЕ ДЕКАБРЯ 23 Именным ЕЕ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА указом, за подписанием собственной ЕЕ Величества руки, Коллежский Советник и Профессор господин Ломоносов пожалован Статским Советником, с произвождением 1875 рублев годового жалованья, которое ему получать из суммы Академической» (Прибавление к № 102 Санкт-петербургских Ведомостей. 1763. 23 декабря).


[Закрыть]. Социальный уровень ученого – академика и профессора, заданный Ломоносовым, продержался не одно столетие, пережил и революцию, и распад СССР. Но в настоящий момент, похоже, заданный им кумулятивный эффект начал угасать.

Другая интересная теория, рассматриваемая в книге Тихоно-вой, – теория американского социолога Мелвина Кона[45]45
  Тихонова Н. Е. Социальная структура России: теории и реальность. С. 33–34.


[Закрыть]. По его мнению, размежевание между высшими и низшими классами можно определить по психологическим установкам их представителей. Для высших классов характерны активная жизненная позиция, творческий подход, индивидуализм, установка на постановку личных целей и достижение их (поэтому этот подход часто именуется «достиженческим»). Низших же характеризует инертность, конформизм, социальная пассивность. Они всегда «плывут по течению». «Установки на достижение являются основной ценностью для людей высокого социального статуса, которые ощущают себя компетентными членами благорасположенного к ним общества, – писал М. Кон. – Конформизм, напротив, характерен для более низких социально-стратификационных позиций, на которых люди видят себя менее компетентными членами равнодушного или враждебного к ним общества»[46]46
  Цит. по: Тихонова Н. Е. Социальная структура России: теории и реальность. С. 33.


[Закрыть]. Человек с более активной жизненной позицией имеет больше шансов занять высокое социальное положение и заработать больше денег. Человек инертный – меньше.

Причем влияние социальной позиции и психологической установки – взаимное. Низкая социальная позиция приводит к чувству бессилия, а это в свою очередь ведет к инертности. Инертность же взаимообразно продуцирует прозябание в низкой социальной позиции. И напротив, высокое положение стимулирует высокую активность, а она является залогом социального успеха.

Сама по себе теория хороша, и, пожалуй, каждый из нас может вспомнить примеры из личного опыта, которые ее подтверждают. Однако в контексте исторического взгляда на общество у нее есть два значительных недостатка. Во-первых, в ней нет внеличностных критериев социальной принадлежности индивида, изучить личные умонастроения которого мы за давностью лет не можем. Именно поэтому (и это во-вторых) абсолютно все общества настоящего и прошлого будут выглядеть совершенно стереотипно: активные верхи и пассивные низы. Такое разделение может быть полезно для юноши, обдумывающего житье: в нем содержится явно читаемый императив: будь активен, и ты добьешься успеха. Но для внешнего наблюдателя, стремящегося понять не общее, а особенное, отличающее конкретное общество от других, оно, как кажется, будет малопродуктивно.

Полезней для анализа исторического материала выглядит концепция оксфордского социолога Джона Голдторпа. Н. Е. Тихонова характеризует его теоретический подход следующим образом: «Ее теоретической основой выступает специфика производственных позиций (т. е. позиций на том социальном поле, которое связано с особенностями рабочих мест, существующих и возможных в рамках данного общества), но замеряемая не столько через наличие собственности и характер труда (физический/нефизический), сколько через условия и отношения найма, отражающие особенности переговорных позиций индивидов на рынке труда и масштаб их власти (хотя бы в форме автономии) на рабочем месте»[47]47
  Тихонова Н. Е. Социальная структура России: теории и реальность. С. 202.


[Закрыть].

В концепции Голдторпа учитывается набор весьма важных критериев: условия найма (срочный/бессрочный контракт), количество подчиненных, степень автономности в принятии производственных решений и пр. Теоретические новшества концепции изначально задумывались как необходимый инструмент для анализа процессов, происходящих в современном постиндустриальном обществе: «обуржуазивание» рабочего класса, трансформация собственности в корпоративные формы, усложнение форм трудового вознаграждения и пр.

При помощи названных критериев можно, например, понять, чем профессор (впрочем, не наш, а оксфордский) отличается по своему статусу от водителя погрузчика. Ни у того, ни у другого нет подчиненных, но профессор существенно свободней в выполнении своих трудовых функций. Его деятельность гораздо сложнее проверить, ведь конечным результатом его работы должно быть более глубокое понимание студентами тонкостей изучаемого предмета. Для того чтобы измерить эту глубину, необходимы специальные знания, которыми в полной мере обладает только сам профессор. Российские реалии, увы, этому идеалу не соответствуют и профессоров вполне смело контролируют люди без образования, но речь идет о принципе. Деятельность водителя погрузчика контролируется легко: погрузил – молодец, не погрузил – плохо, погрузил, но сломал – тоже плохо.

Вместе с тем концепция Голдторпа неплохо работает и на средневековом материале. Возьмем для примера такую непростую категорию, как княжий тиун. С одной стороны, тиун – это холоп, раб. При поверхностном взгляде его положение может представляться как низкое. Но, с другой стороны, в подчинении княжего тиуна находятся многочисленные работники обширного княжеского хозяйства. Причем далеко не все они имеют рабский статус – были среди работников, вовлеченных в орбиту хозяйственного обеспечения княжеского двора, и свободные, и полусвободные категории населения.

Если расписать положение тиуна по критериям Голдторпа, выйдет следующее. Во-первых, насколько можно судить по имеющимся источникам, именно тиун и ключник были главными фигурами организации трудового процесса в хозяйственной сфере и не имели над собой вышестоящих начальников в производственных вопросах. Собственно, рабское состояние, предписываемое тиунам Русской правдой, – это оборотная сторона высокого доверия, которое оказывалось им. Хозяин впускал их в «святая святых» своего дома, открывал доступ ко всему имуществу и тайнам – похолопление должно было служить некой гарантией от возможных злоупотреблений. Таким образом, тиун имел большое количество подчиненных и был вполне автономен при выполнении служебных обязанностей. При этом условия ряда (т. е. контракта) можно оценивать двояко: контракт был бессрочный, и значит, стабильный. Но в остальном завидным его не назовешь: рабское состояние принималось навсегда и распространялось не только на самого заключившего, но и на его потомство. Потом, будучи хозяином холопа, хозяин имел полную свободу изменить «характер занятости» и провинившийся чем-нибудь тиун мог быть низведен в простые работники.

Такая замысловатая конфигурация социальных координат – не редкость в эпохи древности и средневековья. Особенно на Востоке: ключевые должностные лица османской империи – великие визири – начинали свою карьеру из рабского положения. Таким был, например, один из влиятельнейших великих визирей за всю историю Османской империи – Паргалы Ибрагим-паша, занимавший свой пост с 1523 по 1536 г. В детстве он был похищен пиратами, продан во дворец, получил образование и стал доверенным лицом султана Сулеймана Великолепного. Более того, в Османской Турции был специальный институт: девширме. Турки собирали с покоренных народов жестокий налог – налог детьми. Дети эти становились рабами султана. Им давали специальное образование, готовили их к военной и государственной службе. Из девширме вышли многие турецкие государственные и военные деятели. Именно так формировались отряды знаменитых янычар. Таким образом, социальная мобильность в случае янычар и евнухов имела два измерения, два противоположных вектора. С одной стороны, Паргалы Ибрагим-паша стал рабом, т. е. совершил движение вниз, с другой – был вознесен на вершины власти, т. е. совершил движение вверх. В данном случае результирующий вектор все-таки направлен вверх, ибо по реальным возможностям Ибрагим-паша был не рабом, а правителем. Несмотря на формально рабское положение, Ибрагим-паша, несомненно, представитель знати.

История дает нам много примеров социальных систем, которые, будь они введены в круг рассмотрения социологов, оказались бы тяжелым испытанием для современных теоретических конструкций.

Социальная система ацтеков в той или иной мере знакома всем историкам и социологам, получившим образование в советское время. В классической работе Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» немецкий философ вслед за Генри Морганом рассматривает мексиканское общество как пример военной демократии, типологически сходной с общественным строем древних германцев. Разумеется, нечто общее в обществах, находящихся на сходных ступенях исторического развития, найти можно. Но, по мнению специалиста по истории ацтеков проф. В. Е. Баглай, особенного у древних германцев и мексиканцев не меньше, чем общего, с какой бы меркой ни подходить к сравнению их обществ[48]48
  Баглай В. Е. Социально-классовая структура древнеацтекского общества // Ранние формы социальной стратификации. Генезис, историческая динамика, потестарно-политические функции. Памяти Л. Е. Куббеля. М.: Восточная литература, 1993. С. 169–196.


[Закрыть].