Текст книги "Авантюристы Его Величества"

– Это на руку японцам.

– Еще как на руку. Посему нам надо приложить максимум усилий, чтобы выявить факты, показывающие всю подлость этой провокации. Англичане закидали наш МИД нотами протеста, настаивают на создании Международной комиссии, хотят полного расследования. Это затяжка по времени. Короче говоря, уважаемый Аркадий Михайлович, каша заварилась, с этим мы с вами ничего поделать не можем, а вот помочь ее расхлебывать нашим представителям, добыв улики, изобличающие провокаторов, мы просто обязаны.

– Да, безусловно.

– Есть еще одна зацепка. В этом статейном угаре огульных обвинений проскользнула фраза о том, что русский миноносец сутки простоял на месте инцидента, не оказывая никакой помощи в поиске пострадавших. Так вот, из того же рапорта Рожественского следует, что все суда эскадры пришли в Виго, Танжер и другие порты согласно походного ордера.

– То есть это был не наш миноносец?

– Получается, что так. Стоял он на месте по причине того, что, скорее всего, просто не мог сдвинуться с места. А ночью его увели на буксире.

– А может, затопили?

– Может.

– Так вот, повторюсь, вам надлежит проверить, все «может» и «не может». Посему вам следует выехать в Гулль, откуда и взялась вся эта рыбацкая братия. Этот инцидент даже успели окрестить Гулльским. Я же поехал в Виго. Надо получить заверенный испанскими властями документ о том, какие, когда, и сколько русских кораблей пришли в этот и другие порты.

17 октября 1904 года. Гулль.

Алан Райт сидел за барной стойкой и пил. Очередной раз, показав бармену, чтобы тот плеснул еще «Баллантайнса», Райт задумчиво уставился в одну точку. Старый бармен с сомнением посмотрел на клиента.

– Мистер Райт, по-моему, вам достаточно.

– Когда это мне было достаточно? Наливай. У меня есть повод.

– Хозяин запретил наливать вам в кредит.

Райт выругался и полез по карманам. Однако бармен знал, что говорил, последнюю измятую бумажку клиент с трудом разыскал еще час назад.

– Вот гад, этот твой хозяин, когда надо было вправить вывих его шлюхе, то он как-то не вспоминал о гонораре за эту работу. Наливай!

Но бармен был неумолим.

Райт опять впал в некое оцепенение, уставившись всю в ту же точку.

– Так что же это за повод, – спросил незнакомец, подсевший рядом, – если не секрет, конечно? Бармен, два скотча, – бросил он бармену, выложив на стойку монету.

Райт посмотрел на приятно улыбающегося незнакомца, потом на образовавшийся рядом стакан с доброй порцией виски.

– А вам-то что до моего повода?

– Просто у меня тоже есть повод. Так давайте выпьем, раз у нас обоих он есть. Я угощаю.

Закончив фразу, незнакомец осушил бокал одним махом.

– Видно, повод серьезный, – усмехнулся Райт и тоже выпил.

– Более чем. Мой дружок Чарли Грин попал в переделку у Доггер банки и чудом остался жив. Жду его из госпиталя. А пока вот пью за его здоровье.

– Это не такой здоровый белобрысый увалень с татуировкой в виде девки, обнимающей якорь?

– Точно. А вы откуда его знаете?

– Как же мне не знать, если я извлекал из него осколок от русского снаряда. Да, натворили эти русские дел. Насмотрелся я, трое суток не спал. Я Алан Райт, врач с госпитального судна «Альфа».

Алан протянул руку.

– Очень приятно, меня зовут Пол Арнолд, я коммерсант, торгую рыбой, – сказал Лартинг и ответил на рукопожатие, – давайте еще по одной, за знакомство.

– Давайте, только я уже на мели.

– Какие пустяки, я бы очень хотел угостить спасителя своего товарища, если позволите?

Райт позволил неоднократно.

Разговор пошел задушевнее.

– Как Чарли?

– Гораздо лучше, чем шкипер с «Крейна».

– А что с ним, со шкипером?

– Пошел на свидание к треске вместе со своей старой лайбой.

– Очень печально.

– Да, особенно для его детишек. А Чарли молодцом, во всяком случае, уже скалился, когда его сдавали на берег.

– К нему можно?

– Не знаю. Зайдите в морской госпиталь.

– Я так и сделаю. Хорошо, что вы оказались там в нужное время. Вы всегда ходите с рыбаками?

– Вот поэтому я и пью, – неожиданно шепотом сказал Райт.

– Да? – тоже перейдя на шепот, сказал Лартинг.

– Тебе можно доверять? – задался вопросом док и уперся пьяным взглядом в собеседника. Видимо, сам себе ответив на него, Райт продолжил, – только тебе, как корешу Чарли и моему приятелю, я скажу. Капитан получил специальный приказ сопровождать рыбаков, чего раньше не было. Мы обычно работали по вызову, как карета скорой помощи. А тут двойной запас медикаментов и перевязочных средств, полный медицинский штат, специальная комиссия и инструктаж на два часа. Я только потом понял: они все знали, что будет! Понимаешь? Ребята шли как овцы на заклание, и там был кто-то еще. Военные корабли. Один на моих глазах пошел ко дну.

– Не может быть! Может, это был траулер?

– Ага. Только я сам обрабатывал ожоги одному раскосому желтолицему рыбачку в военной форме. Это история нечиста. Кто-то очень хотел насолить русским, а Чарли и другие оказались разменной монетой в этой игре.

– И где теперь этот японец?

– Не знаю, наверное, на местном кладбище. Он умер. Тело забрали какие-то важные японцы. Ожоги и переохлаждение, ничего не поделаешь. Да, был еще один, но его сняли прямо с «Альфы», те же японцы.

– Обо всем этом надо рассказать.

– Кому?

– Ну, журналистам.

– Да, и что будет? Для меня одни неприятности, а ребята останутся без компенсации. Так хоть русские заплатят, вон какая буча поднялась.

– Дело твое, Алан, но я знаю пару журналистов из Лондона и Парижа, которые бы за такое интервью выложили добрые десять фунтов, а то и больше.

– Ну да?

– Я говорю вполне серьезно. Нынче в Гулле собралось полно этой братии. Например, некая Ирен Флери, она из большой газеты, не помню, какой, так она тебя просто озолотит.

– Баба?

– Ничего не поделаешь, феминизация и эмансипация проникают во все сферы жизни.

– Слава богу, в море их нет.

– Согласен. Бармен, еще скотч.

Они выпили.

– Ну? – пьяно спросил Лартинг.

В Райте боролись страх и нажива, нажива победила.

– Давай свою журналистку. А можно без моего имени?

– Насколько я знаю, можно. Только сам текст интервью ты все же должен подписать, мол с моих слов все правильно.

– Это зачем?

– Ну, чтобы они тебя не переврали.

– Дельно. Когда будет это интервью?

– Ты знаешь, она тут рядом, в гостинице, я позвоню.

– Хорошо. А она как, ничего?

– В смысле.

– Ну, борта там и форштевень?

– Вполне, – усмехнулся русский агент.

Через час довольный Лартинг положил в карман показания, похлопал по плечу мирно спящего на лавке Райта. Потом подошел к бармену.

– Сэр, я вижу, вы знакомы с мистером Райтом.

– Да, сэр, он живет здесь рядышком. Хороший парень и доктор хороший, всегда поможет. Только выпивать стал больше обычного, как только устроился на госпитальное судно. Эта матросня до добра не доведет. Нельзя ему в море, да и Линда волнуется.

– Жена?

– Да, сэр.

– У меня несколько просьб, касающихся мистера Райта.

– Слушаю, сэр.

– Вот вам несколько монет, не беспокойте его, пусть проспится, а вот это еще, на поправку здоровья.

– Понимаю.

– А это конверт с деньгами, отдайте, когда он очнется.

– Хорошо. А может, я лучше Линде отдам, а то он по новому кругу пойдет.

– Поступайте, как знаете. Прощайте, – сказал Лартинг, и, взяв под руку мадам Флери, вышел из бара.

– Спасибо, Ирина Михайловна. Хорошая работа, вы брали интервью, как заправский журналист.

– Райт был пьян, его, по-моему, интересовали исключительно мои формы, и потом вы предложили такую сумму. Впрочем, пожалуйста. Куда теперь?

– В Париж. Там открывает работу комиссия по Гулльскому инциденту, и показания Райта могут нам помочь. Так что нам по пути.

– Хорошо, вы не самый противный спутник.

Лартинг рассмеялся.

5 января 1905 года. Париж

Русская миссия в Париже гудела, как растревоженный улей. Все чаще там мелькали черные мундиры офицеров флота. По настоянию Англии должна была начать работу Международная комиссия по расследованию инцидента в Северном море. Русские готовились дать бой на дипломатическом фронте. Рачевский ехал из Виго с целой группой офицеров эскадры Рожественского, вызванных для дачи показаний комиссии. Комиссия требовала четырех свидетелей, они и были предоставлены. Только Рачевский сам отобрал кандидатов. Это были капитан второго ранга Клад о, лейтенанты Эллис, Шрамченко и мичман Отт. Критериев отбора было несколько: умение толково говорить, хорошее знание английского или немецкого языка и полная убежденность в том, что неизвестные миноносцы в ту роковую ночь на Доггер банке были.

Из Петербурга прибыл и вновь назначенный руководитель делегации от России адмирал Дубасов.

7 января 1905 года. Париж

Адмирал мерил шагами большой кабинет Извольского. Сам хозяин кабинета отлучился по неотложным делам.

На два часа дня здесь была условлена встреча по поводу выработки позиции и поведения русской делегации.

Часы показывали уже десять минут третьего, а в кабинете никого не было, кроме сопровождавшего Дубасова советника по дипломатической части Мандельштама и какого-то жандармишки по фамилии Лартинг.

Адмирал терпеть не мог опозданий. Федор Васильевич Дубасов вообще был человеком суровым и резким, совсем не дипломатом. Настоящий боевой моряк, еще в 1877 году за дерзкую диверсию, проведенную против турецкого броненосного монитора «Сейфи», в результате которой тот был взорван и потоплен, молодой офицер получил орден «Святого Георгия Победоносца». Хотя адмиралу минуло пятьдесят, он был вполне бодр и энергичен. Он как ледокол, упорно пробивающий путь во льдах, должен был своим напором лоббировать то мнение, что неизвестные миноносцы на Доггер банке имели место и несли угрозу русской эскадре. Дипломатические кружева при помощи Рачевского должен был вить Андрей Николаевич Мандельштам, доктор международного права и опытнейший специалист по такого рода делам.

В двадцать минут третьего на пороге кабинета появились Рачевский и сопровождающие его офицеры флота.

Дубасов уже было хотел по своему обыкновению резко высказаться по поводу опоздания, но был совершенно обезоружен широчайшей и добродушнейшей улыбкой Рачевского.

– Здравствуйте, господа. Добрый день, дорогой Федор Васильевич. Как я рад видеть вас, премного наслышан, и вот, наконец, могу воочию лицезреть и пожать руку настоящего русского офицера, – добил адмирала Рачевский и уже тряс руку Дубасова. – Извините за опоздание, из Виго путь неблизкий, некоторые дорожные коллизии, так сказать, но теперь все слава богу, и мы можем приступить к нашему собранию.

Офицеры также поздоровались с присутствующими.

Все сели.

– Итак, господа, – начал разговор по существу Петр Станиславович, – На Доггер банке японцы устроили провокацию, и мы убеждены, что это была именно провокация. Заграничным отделом департамента полиции была проведена определенная работа, в результате которой открыт заговор японцев, направленный против эскадры адмирала Рожественского, о чем последний был вовремя упрежден. Смею вас заверить, что без этого предупреждения последствия инцидента, называемого теперь Гулльским, были бы куда печальней.

– Куда уж печальней, – не выдержав, выпалил Дубасов, – корабли задержаны, вся Европа клокочет, мы чуть ли не на пороге войны с Англией. Я вообще уже не уверен, что эти миноносцы были. Высокопоставленные чины Англии и Германии в один голос твердят, что это все бредни русских с целью оправдать ничем не спровоцированную атаку на мирные английские суда. Про газеты я даже не упоминаю!

– Согласен, Федор Васильевич, что, выражаясь морским языком, европейское общество заштормило сильно. Однако ни один из голосящих на страницах прессы журналистов, дипломатов, сановников или военных на Доггер банке не был, а вот господа Кладо, Отт, Эллис и Шрамченко были, и готовы подтвердить совершенно обратное. Не правда ли, господа офицеры?

– Так точно, – высказался капитан второго ранга Николай Лаврентьевич Кладо. – Глупостей мы, конечно, понаделали, своих чуть не потопили, но миноносец я видел сам, и попадание в него было. Я готов это подтвердить где угодно.

Другие офицеры высказали согласное мнение.

– Вот видите, Федор Васильевич, как складывается ситуация. Своим офицерам, я надеюсь, мы можем доверять более, чем оголтелой английской прессе?

– Безусловно, – серьезно произнес Дубасов, – тем более что Николая Лаврентьевича я знаю лично и мнение на его счет имею положительное.

– Вот и славно, – сказал Рачевский. – Все вы прибыли сюда с целью принять участие в работе международной комиссии, созванной для расследования случившегося. Комиссия начнет работу 9 января.

– Так как нам вести себя на комиссии? – задал вопрос Эллис.

– Честно отвечайте на все вопросы, – ответил Рачевский. – Основу комиссии составляют адмиралы недружественно настроенных к нам держав, кроме, пожалуй, французов. Однако все это моряки, а посему вы будете говорить с ними все же на одном языке. Смело и убежденно рассказывайте о том, что вы видели и как на это реагировали. Не надо эмоций, надо четко и по делу. А Федор Васильевич вас в обиду не даст.

– За это можете не беспокоиться, – почти дружелюбно проворчал Дубасов.

– Далее, поддержку по юридической и дипломатической части будет осуществлять Андрей Николаевич. Мы с господином Лартингом будем снабжать Андрея Николаевича документами и свидетельствами, которые помогут отстаивать нашу общую точку зрения. Вот такая диспозиция.

– А какие-то, как вы говорите, документы и свидетельства вы уже имеете, и насколько они весомы? – спросил Дубасов.

– Ну, для примера, у нас есть письменные показания инженера, который вооружал миноносцы, есть показания шкипера, который их видел в море, и еще кое-что интересное. Степень серьезности собранных нами улик такова, что только упоминание некоторых из них в переговорах с в общем-то нейтральными в данном конфликте испанцами, привело к тому, что адмиралом Рожественским было получено разрешение на погрузку угля, и наши броненосцы впоследствии успешно покинули порт Виго. Таким образом, задержка составила всего шесть дней, два из которых мы грузились топливом. Я думаю, что японцы с англичанами рассчитывали на другое.

– Это хорошо, вы вселяете некоторую надежду, – удовлетворенно произнес адмирал и замолчал.

– Итак, – выдержав паузу, продолжил Раневский, – если более вопросов к нам не имеется, считаю разумным закончить наше собрание. Господа офицеры, до начала работы комиссии есть еще два дня. Так что Париж у ваших ног, возлюбите его, он того стоит. Только не увлекайтесь. А нам еще надо более предметно поговорить с Андреем Николаевичем.

Офицеры во главе с адмиралом встали, попрощались и покинули Русскую миссию, дабы насладиться очаровательной столицей Франции.

30 января 1905 года. Париж

– Эта комиссия – пустая трата времени. Мы работаем три недели и решительно ничего не добились. Более того, у русских на все есть ответ. Мы вызываем свидетелей с рыбацких судов, которые утверждают, что вели обычный лов рыбы и ничего предосудительного не делали. На что русские тут же выдают показания своих офицеров и какого-то Райта, и становится понятно, что безобидные рыбаки вели себя, по крайней мере, странно. Мы утверждаем, что никаких миноносцев не было, русские опять выдают нам показания и различных свидетелей. Какие цели мы преследуем? Если задержать русскую эскадру так они давно ушли. Заставить их признать свою вину? Так они и не настаивают на своей безупречности и готовы компенсировать причиненный ущерб. Унизить русских? Я, знаете ли, адмирал, и русские моряки у меня, кроме уважения, ничего не вызывают. Я не понимаю своей роли во всей этой истории, мне чужды ваши политические интриги, – так возмущался глава английской делегации адмирал Бомонт в кругу своих коллег после очередного заседания международной комиссии.

– Сэр, погибли граждане Великобритании, честные труженики, наши соотечественники, и мы должны реагировать. Виновные налицо и должны понести заслуженное наказание, не правда ли? – парировал член комиссии, английский юридический советник сэр Эдуард Фрэй.

– Черт подери, сэр Эдуард. Если бы кто-нибудь мешал проходу моей эскадры, клянусь честью, я бы расстрелял его, не задумываясь. Что передо мной? Мирное судно или набитый взрывчаткой брандер с фанатичными японцами на борту? Они уже пытались проделать подобное на Дальнем Востоке. Русские отбились тогда с огромным трудом. Мне надоели эти выкрутасы. И потом, у русских тоже есть резонные вопросы и по поводу невесть откуда взявшегося госпитального судна, и по отсутствию огней на траулерах, и по опасным пересечениям курса их эскадры. Я уже не говорю о туманной ситуации вокруг миноносцев. Русские доказывают, именно доказывают, что они были, мы же просто утверждаем, что миноносцев на Доггер банке не было, потому что быть не могло. Очень весомый аргумент!

Комиссия продолжала работать ни шатко ни валко, Мандельштам, с убийственным разумом шахматиста точно вел свою партию, выкладывая в нужный момент те или иные документы, полученные от русской резидентуры, чем приводил в тихое бешенство противную сторону. От работы комиссии устали все. Даже европейская пресса давно утихла и переключилась на другие сенсации. Наконец 25 февраля 1905 года все закончилось. Единственным материальным наказанием для русской стороны стали 65000 фунтов стерлингов компенсации английским рыбакам и судовладельцам.

1 марта 1905 гола. Париж. Франция

Рачевский в своем кабинете читал свежий выпуск «Летописи войны с Японией» и улыбался.

В дверь постучали.

– Разрешите, Петр Станиславович, – попросился войти Лартинг.

– Конечно, здравствуйте, жду вас-пригласил Рачевский. – Поздравляю, все, слава богу, закончилось. Я тут читаю статейку нашего борзописца Важина касательно заключения комиссии. Хорошо, подлец, пишет. Вот послушайте, ага, тут: «Комиссия, наконец, покончила свою многотрудную и щекотливую деятельность. Без сомнения, постановление конференции о Гулльском инциденте займет почетное место в ряду других хитро сплетенных дипломатических актов. Это своего рода перл дипломатической литературы. Поставленная перед трудной задачей примирить резко друг другу противоречащие взгляды русского и английского правительств на обстоятельства, вызвавшие столкновения эскадры адмирала Рожественского с загадочными судами на Доггер банке, конференция с удивительной ловкостью обошла эту проблему. Она нашла возможность, уклонившись от категорического постановления, удовлетворить, до известной степени и русское, и английское общественное мнение. В ряд своих заключений относительно действий нашей эскадры и поведения рыбаков доклад комиссаров в довольно уклончивой форме дает то подтверждение английских притязаний, то выступает на защиту правильности действий нашей эскадры. Лавируя таким образом, они стремились угодить и нашим, и вашим, чтобы и овцы были сыты, и волки целы». Каково! Молодец!

– Что же, это только подтверждает провал японцев и англичан.

– Да-с, приятно, что мы с вами приложили к этому руку. Однако заметили, Акаси как призрак, мы все время ощущали его, чувствовали его дыхание, но практически не сталкивались впрямую.

– И слава богу, известно, чем такие встречи заканчиваются, – задумчиво сказал Лартиг.

– Это верно. Итак, считаю совершенно необходимым отметить нашу маленькую победу, отужинав в хорошем ресторане. Тем более, я имею сведения из вполне достоверных источников, что нас решили осыпать милостями в виде чинов, наград и денежных знаков. Мы, конечно, для отечества старались, но согласитесь, приятно, что и отечество о нас не забывает. Вы как, не против?

– Не против, – улыбнувшись, согласился Лартинг.

Эпилог второй части

Из письма Директора Департамента Полиции Начальнику Главного морского штаба Верениусу.

Доверительно.

«Милостивый Государь Андрей Андреевич.

Состоящий при Министерстве Внутренних Дел Коллежский Советник фон Лартинг, на коего возложена была охрана пути следования Второй Тихоокеанской эскадры в Балтийском и северной части Немецкого моря, с полным успехом исполнил вверенное ему дело государственной важности, и при том при сравнительно незначительных затратах……»

Часть третья
«Таинственный мистер Графтон»

5 апреля 1905 года. Стокгольм

Весеннее солнце игриво поблескивало над прекрасной столицей Швеции, бесчисленное количество самых разных водоплавающих пернатых, вспенивая воду под Королевским мостом, встречали начавшуюся наконец весну, радостно гогоча на все лады. Гамластадт, или Старый Город оправдывал свое название и действительно был самой старой частью Стокгольма. Здесь, в одном из тихих кафе на улице Дроттергартен, разговаривали двое мужчин: один, молодой розовощекий блондин-явный скандинав, а другой, постарше, по всей видимости, японец. Беседа, как ни странно, шла на русском.

В кафе было бы совсем уютно и спокойно, если бы не два французских туриста с их громоздким фотоаппаратом. Они довольно громко разговаривали, хихикая, приставали к официантке, называя ее свежей булочкой и шведским круассанчиком. Молодая пышнотелая шведка, смущаясь, краснела, вяло отбиваясь от попыток сфотографироваться.

Наконец, молодым повесам удалось уговорить девушку, и они по очереди с ней сфотографировались, естественно ухватив ее за талию, отчего девушка стала красной как рак. Наконец, французы выкатились на улицу и начали снимать там.

– Животные, – сквозь зубы презрительно бросил Акаси вслед французам, а потом обратился к своему собеседнику, – вам следует быть более аккуратными. Мы и впредь готовы помогать, но груз слишком часто оказывается в руках русской полиции, – в несколько назидательном тоне говорил японец.

В его манере говорить, в его осанке чувствовалась стать и твердость самурая.

– Ну, знаете, полковник, от провалов никто не застрахован, в охранке не одни идиоты сидят.

Японец поморщился.

– Не горячитесь, это как-то даже странно для финна. Мы же договаривались, не надо имен и регалий. Вы бы лучше обратили внимание на паршивых овец в собственном стаде.

– О, мы обратили, еще как обратили, но знаете, к нам ведь по убеждениям идут, у нас состояние не сколотишь, а вот эшафот-это весьма реально. Пока предатели не нашлись, другое дело по глупости, по неопытности могли сделать не то и не так.

– И все же от таких господ надо избавляться, по крайней мере, не допускать их впредь к серьезным делам. У меня есть сомнения по поводу господина Азефа. Он знает что-нибудь об операции?

– Поверьте, мы делаем все возможное. Про Азефа вы уже намекали, он просто болтун и прожектер. Про операцию знает очень мало людей, а Азеф уж точно в полном неведении.

– Хорошо, мы окажем как финансовую, так и организационно-техническую поддержку. Но закупку вы будете осуществлять сами. Мое имя или имена моих людей в вашем обществе всплывать не должны. Вашим товарищам должно знать только, что вся помощь идет от неких демократически настроенных граждан Северо-Американских Соединенных штатов, сочувствующих бедственному положению народа России и желающих способствовать демократическим преобразованиям. Итак, где вы собираетесь закупать оружие?

– В Гамбурге уже готовы две тысячи револьверов и даже более.

– Нет, ни в коем случае, там полно агентов Раневского.

– Но как же? Диканозов уже договорился, и цена вполне приемлемая.

– Откажитесь немедленно, – строго сказал Акаси. – Я не поставлю под угрозу операцию ради такой мелочи.

– Мелочи? Две тысячи револьверов это, по-вашему, мелочи?

– Вы что, этими пистолетиками хотите взбудоражить Россию? Не смешите. Итак, господин Целлиус, оружие закупите в Швейцарии, армия которой только что прошла перевооружение. В связи с этим правительство Швейцарии готово расстаться в связи с этим с уже ненужным арсеналом стрелкового оружия по более чем приемлемым ценам. По приезде в Женеву свяжетесь с торговым агентом компании «Такада и К» мистером Футреллом, вот телефон офиса. «Такада и К» имеет все официальные разрешения на торговые операции с оружием.

– О какой партии идет речь?

– Вы ранее рассказывали мне, что революционные силы в Польше, Финляндии, на Украине, на Кавказе, да и в самом Петербурге настроены весьма решительно, что они готовы поднять массы и их сдерживает только отсутствие достаточного количества вооружений. Так вот, сколько нужно оружия, по-вашему, чтобы хорошенько встряхнуть империю?

– Я думаю, если учесть, что кое-какое оружие у нас уже есть, то стволов эдак тысяч десять.

– Швейцария готова продать пятнадцать тысяч винтовок, три тысячи револьверов, три миллиона патронов и несколько тонн взрывчатки. А может, и больше. Вы купите все это.

– Вот это да! Тогда мы устроим настоящую революцию, и народ Финляндии станет свободным.

– Перестаньте, Целлиус, – поморщился Акаси. – Не надо этого наивного патриотизма. Вы же немножечко делец и комиссионные себе в карман положите. Разве не так? Вы прекрасно понимаете, что с таким количеством оружия никого не победите. Для меня главное, чтобы это оружие не лежало без дела.

Целлиус насупился.

– Ну, хорошо, не обижайтесь, я не имею ничего против свободной Финляндии и против вас. Просто я не люблю глупых людей, а тем более глупых патриотов и дела с ними не имею, глупость слишком дорога. А с вами я дело имею, так что не разочаровывайте меня.

– Оружие не будет лежать без дела, за это не беспокойтесь. И потом, я ведь тоже не спрашиваю, почему вы оказываете нам помощь.

– И хорошо, что не спрашиваете. Не надо спрашивать у тех, кто платит, почему они это делают. Много вопросов-мало денег. А денег надо много, не правда ли? В этом саквояже, – Акаси движением пальца указал на кожаный саквояж, стоящий на стуле, – пятнадцать тысяч фунтов стерлингов. Довезите их по назначению, и без глупостей. Лучше иметь свой небольшой процент и жить спокойно.

– Об этом не стоило и говорить, – опять насупившись, процедил Целлиус.

– Говорить не надо, а вот эту расписку придется подписать, – с этими словами Акаси достал из кармана бумажку, испещренную иероглифами.

– Но позвольте, я ничего тут не понимаю, – возмутился было финн.

– А вам и понимать ничего не надо, это моя финансовая отчетность перед японским правительством. Как видите, и я отчитываюсь, как раз с тем, чтобы не потерять доверие, и считаю это правильным. Ни у кого не должно быть и тени сомнения в моей честности и верности правительству Японии и императору. Так что подписывайте, и саквояж в вашем распоряжении.

Целлиус нехотя подписался.

– Как планируете везти оружие? – спросил Акаси.

– Пароходом до Финляндии, а там уж как-нибудь.

– Опять на авось? Не надо надеяться на химеры. Груз большой, и деньги, как видите, тоже уплачены немалые. Мы сами зафрахтовали пароход. Впрочем, вам все объяснят господа Футрелл и Такада. Команда должна быть сменена в Голландии на вашу. Сможете?

– Сможем, есть надежные члены организации из моряков. Я думаю, команду быстро сколотим, нам эта партия позарез нужна, и русским товарищам тоже.

– Что значит позарез?

– Очень сильно.

– Ладно. Где, когда и каким образом вы будете разгружать оружие, я вам сообщу по нашему обычному каналу. Встречаться пока более нет необходимости. Прощайте.

Японец встал и неспеша двинулся по направлению к Королевскому дворцу.

8 мая 1905 года. Париж

Скромный советник при российском посольстве во Франции, а на самом деле шеф заграничного отдела Департамента полиции Петр Станиславович Рачевский встречался со своим агентом, а фактически руководителем оперативного отдела Аркадием фон Лартингом в своем особняке в Сен-Клу.

– Добрый день, Аркадий Михайлович, – с улыбкой приветствовал Рачевский своего подчиненного. Тонкая улыбка в усы, а усы у Петра Станиславовича, надо сказать, были весьма густыми, вообще редко сходила с его лица. – Что творится на белом свете? – продолжил он. – Что вы привезли мне? Докладывайте!

– Агент «Рыжий» сообщает, что 6 мая в морском порту Лондона на судно под названием «Ункай Мару» были погружены какие-то ящики, по виду очень похожие на армейские.

– Сколько ящиков?

– Порядка четырех тысяч.

– Это очень, очень много, слишком много, Лартинг.

– Вот и я подумал, что это неправдоподобно большая партия для оружия.

– Что это у него за агентурный псевдоним такой «Рыжий»? Он что, действительно, рыжий?

– Да, действительно, у него такой цвет волос и полно веснушек.

– Другого ничего не могли придумать? Кто лишний услышит, моментально его по таким приметам вычислит.

– Не вычислит. Он же бригадир докеров в лондонском порту, там половина рыжих. Так вот, в депеше говорится также, что на ящиках ничего не было написано, только какие-то буквенно-цифровые маркировки и белый крест на красном фоне.

– Ну, так и что, зачем же вы докладываете об этом сообщении? Скорее всего, это не оружие, а что-то другое.

– Я бы и не стал, вот только корабль японский, и руководили погрузкой японцы. Вы сами велели обращать внимание на два фактора-военные ящики и японцы. Загрузились быстро и сразу отвалили, фрахт на Китай, то есть этот груз не для Японии.

– Да, я обратил на эти два фактора ваше внимание, поскольку надо пресекать любые попытки контрабандных поставок оружия в воюющее с нами государство. Постойте, белый крест, говорите?

– Да, на красном фоне.

– Это швейцарский флаг, Лартинг, а швейцарцы только что закончили перевооружение своей армии. Может, ваш «Рыжий» и не зря беспокоился. Если это оружие, Лартинг, вы понимаете, для чего оно предназначено? Японцам не нужно это старье, благодаря англичанам, они вооружены до зубов, от новейших винтовок до броненосцев. Если это оружие, то оно может быть только для России, и оно не должно попасть в Россию. Не должно!

– Я понимаю. Но только если это оружие, в чем я не уверен, то оно могло быть продано куда угодно.

– Согласен, но мы обязаны все проверить, Аркадий Михайлович. А раз так, то поднимайте на ноги всех агентов в портах Швеции, Голландии и Дании. Они где-то должны перегрузиться, японское судно ввиду известных причин не может появиться у наших берегов.

– Они могут это сделать и в море.

– Могут. Пока мы не знаем ничего. Даже того, что находится в этих ящиках. Но идет война, и агенты пусть работают, пусть ищут, излишняя бдительность в данном случае не повредит. Ваш агент дал описание судна?

– Конечно. Типичное грузовое судно явно английской постройки, водоизмещение порядка пятисот тонн. Очень старое, «Рыжий» удивился, как оно вообще может дойти до Китая.

– Вопрос, должно ли оно дойти до Китая? Если это Акаси, а я думаю что это Акаси, то от этой лисы можно ждать любой каверзы. Кстати, где он сейчас находится?

– В Стокгольме, туда перебралось из Петербурга все бывшее японское посольство, Акаси тоже там появился, живет вполне легально, занимает должность военного агента, или, как теперь модно говорить, атташе. Мы присматриваем за ним. Там ребята из группы филёров Барле.