Текст книги "Авантюристы Его Величества"

– Да, конечно, пойдемте. Но откуда он знал, еще тогда? Прямо дьявол какой-то.

А в это время Аркадий Михайлович Лартинг возвращался на пароходе в Париж, не для развлечений, а к месту службы.

Эпилог третьей части

1 октября 1905 года. Париж. Франция

Рачевский обедал в небольшом, но весьма аристократическом парижском заведении «Лукас Картон», расположенном на площади Медельен, где отлично готовили омаров «а ля ванилле» и открывался прекрасный вид на Сену.

Вообще-то Рачевский недолюбливал французскую кухню, считая все эти фуа гра, и другие кулинарные изыски надуманными, пищей неестественной, а над шампиньонами и трюфелями откровенно смеялся.

«Вы когда-нибудь груздочки соленые со льда вкушали, хрустели ими под охлажденную водочку? А суп из белых грибов? А маслята маринованные с лучком? А подосиновики в сметане? Луковый суп разве со щами кислыми суточными сравнится? Да и вообще, пельмени один раз попробуйте или кулебяку хорошую и закрывайте свои рестораны», – не раз высказывался Рачевский по этому поводу.

А вот омаров полюбил, они напоминали ему раков, которых он в детстве десятками ловил на речке, которая играющей на солнце змейкой протекала через их имение. Речка была неширокой, со стремительным течением и удивительно чистой водой. То там, то сям в нее впадали небольшие, очень холодные ручейки, питая русло ключевой водой. По берегам этой речушки и водились раки, которых вместе с деревенскими мальчишками добывал маленький барин. Посиневший от холода, но вполне счастливый, он тащил свой улов на кухню, и ему было приятно, когда за обедом все нахваливали вареных раков и нарочито удивлялись, откуда это они взялись, такие замечательные, крупные, и удивительно вкусные.

Вот и сейчас Рачевский не спеша, с удовольствием расправлялся с большой оранжево-розовой клешней и, казалось, как настоящий гурман, был полностью погружен в это приятное занятие.

– Присаживайтесь, Акаси сан, – не отрываясь от омара, произнес он едва различимой фигуре медленно идущей к его уединенному столику. – Надеюсь, вы пришли не за моим скальпом?

Полковник японской разведки присел.

– Всегда это пренебрежение к японцам, вернее к япошкам, маленьким и желтым. А ведь именно мы выиграли войну.

– Значит, не за скальпом, – улыбнувшись, резюмировал Рачевский.

– Гарсон, – позвал он пробегавшего мимо официанта, – будьте добры, приборы для мсье.

– Сию секунду, – ответил гарсон, не сбавляя шага, и скрылся между столиками.

– Не откажите в любезности, полковник, разделите со мной трапезу, этот омар, как видите, еще практически цел, и право слово, слишком велик для меня. Вы, кстати, что предпочитаете из спиртных напитков? Сакэ тут наверняка не подают, а вот в графинчике Смирновская, аки слеза. Или велите подать вина?

Акаси был совершенно сбит. Весь его план величественного появления победителя, снизошедшего до поверженного противника, и не менее величественное прощальное слово великодушного, опять же, победителя, а Акаси пришел именно попрощаться, был смят. Этот лощеный господин при виде полковника Акаси должен был почувствовать себя униженным, а не одаривать его ироничной улыбкой и при этом аппетитно поедать омара. По всей видимости, этот русский вовсе не считал себя побежденным и великолепно себя чувствовал. Полковник удивленно смотрел на своего противника.

В это время пришел официант и сервировал место для господина Акаси, после чего застыл в ожидании заказа.

Акаси молчал.

Тогда Рачевский взял инициативу в свои руки.

– Так-с, вы налейте мсье водочки, ну, и мне заодно, и пока можете быть свободны.

– Давайте выпьем, Акаси сан. За вашу победу я пить не стану, а вот за то, что все это безобразие, наконец, закончилось, с удовольствием.

Он чокнулся о стоящую на столе наполненную рюмку.

– Давайте, давайте.

Акаси невольно подчинился и выпил.

– Ну вот, так-то лучше, – довольно произнес Рачевский, – а теперь корнишончиком ее, корнишончиком, вот так, – приговаривал он. – Расслабьтесь, Акаси сан. Отведайте омара, вы же японец, а значит должны любить морскую кухню, или я ошибаюсь?

– Я люблю морскую кухню, – как-то деревянно ответил Акаси и принялся за омара.

– А давайте еще по одной, – сказал Раневский, источая радушную улыбку.

– Вы, я смотрю, совсем не огорчены поражением своей страны, – выпив, сказал Акаси.

– Ха, ха, со всем уважением, внешнему врагу Россию победить невозможно. Нам всегда надо хорошенько получить по физиономии, чтобы начать шевелиться. Так было всегда, и, к сожалению, так, по всей видимости, и будет. Таково уж наше устройство. Но за Нарвой всегда будет Полтава, а за Аустерлицем Березина. Всегда! Вы не обольщайтесь своим временным успехом. Это слону дробина. Что мы, собственно, потеряли?

– Вы потеряли лицо.

– Ой, только не надо этого вашего дзена. Ничего мы не потеряли, кроме двух десятков железных плавучих коробок и пары прибрежных городов.

– А люди?

– Ну, уж вы-то людей никогда не жалели. Как это ни цинично звучит, по сравнению с общими людскими ресурсами России это капля. Хотя народишку побили почем зря, действительно жалко. Давайте помянем, и ваших, и наших. Не чокаясь.

– Почему?

– Такова традиция, у вас же тоже есть традиции. Вы должны это понимать, Япония буквально соткана из традиций.

Они выпили.

– Хочу сказать, Акаси сан, что планируя свои операции, вы совершенно точно нашли болевую точку России. Нашу страну никто не сможет разрушить извне, но гниль съедает нас изнутри, и вы помогли ее культивировать, а я активно мешал.

– Вполне профессионально.

– Да, но с переменным успехом, поскольку вы тоже действовали весьма профессионально.

– За профессионализм, – сказал уже слегка окосевший самурай и поднял рюмку.

– Ого, да вы быстро осваиваетесь, – рассмеялся Рачевский.

Рачевский опять остановил несущегося мимо официанта.

– Будьте добры, нам еще графинчик и закусить. Жульенчик, оливки, и что-нибудь еще, на ваше усмотрение, и не сбавляйте скорость, прошу вас, не сбавляйте.

Официант улыбнулся в свои тонкие усики и в предвкушении солидных чаевых растворился со скоростью курьерского поезда.

– Да, так вот, о победах и поражениях. Кто действительно победил в этой войне, так это Англия и Франция. Они здорово нажились на поставках своих морских утюгов, этих плавучих бронированных гробов, и другой не менее смертоносной всячины, которой мы друг другу расшибали головы, ослабляя свои державы. Россия-огромное и удивительно живучее образование, и переживет эту войну. А вот вы, боюсь, надорвали жилы. Эйфория победы спадет, и трезвый взгляд покажет, что победа-то Пиррова. Да-c. Хочу сказать, что в ближайшие четыре десятка лет я вообще не жду ничего хорошего ни для Японии, ни для России.

– Да? Вы не производите впечатление пессимиста.

– Ни в коем случае. Посудите сами. Россию вам извините, не съесть, до Урала не дойти. Давайте смотреть правде в глаза. Вы же трезвый человек.

– Сейчас я не очень трезвый, – сказал Акаси и позволил себе слегка улыбнуться.

– Ого. Самурайский юмор? Неплохо, неплохо, – веселился Рачевский. – Однако продолжу свою мысль. Ваши приобретения на континенте, к сожалению, не прибавили вам ресурсов, а управление китайской братией, размножающейся как кролики и сжирающей все вокруг как саранча, но все равно вечно голодной, а оттого склонной ко всякого рода возмущениям, – приобретение весьма сомнительное. Так вот, Англия и США будут поддерживать Японию только до тех пор, пока вы будете выполнять роль противовеса России на Дальнем Востоке.

– Да, но мы и станем выполнять эту роль.

– Конечно, станете, только вот беда, будет ли нужда в таком противовесе?

– Я не совсем понимаю.

– Сейчас по рюмочке под жульенчик, и я вам объясню. Ваше здоровье.

Они опять выпили и некоторое время закусывали.

– Я, волею судеб, знаком и с высшими эшелонами российской власти, и с теми, кто ей противостоит, в том числе и вашими визави, персонажами типа Целлиуса и иже с ними. Ужасные противоречия между новой буржуазией и совершенно негодными для нее способами управления. Очень все поздно. Лет, по крайней мере, на сто позже. Наследная абсолютная монархия изжила себя, и наш слабый государь-тому яркий пример. Да, да не смотрите на меня так. У вас микадо почти бог, но не более того. А у нас реальный правитель. И мы каждый раз являемся заложниками того, кто и в каком состоянии зачал царственное дитя, кто и как воспитал его. Будет ли это Петр Первый, или нас ожидает Петр Третий? И еще одно, то что нас очень роднит. Мы уничтожаем наши аристократии. Аристократии в лучшем понимании этого слова, то есть лучших из лучших. В России власть увидела их в 1825 году и испугалась. Испугалась, потому что не поняла, почему эти мальчики-генералы, герои Отечества, сокрушители самого Наполеона, кумиры, осыпанные титулами и наградами, – вместо того чтобы наслаждаться жизнью, стали думать о том, как улучшить жизнь народа, о конституции, прости господи. Они окончили жизнь на плахе и на каторге, лишившись всего, а монархия лишилась ореола святости навсегда. Это были не сумасшедшие одиночки, родилось поколение, которое навечно вошло в историю как декабристы. А кто сейчас противостоит нынешней власти, вы знаете. Разве есть хоть капля чести в тех, кто берет оружие из рук врага, чтобы нанести урон своей Родине? Разве те, кто сотрудничал с вами, вызывали у вас уважение?

– Нет, конечно. Очень жалкие люди с неудовлетворенными личными амбициями. Люди без лица. Рабы, стремящиеся стать господами.

– Ну да, из грязи в князи. И среди моих помощников дерьма, извините, хватает. Боюсь, что государство Российское ждут такие внутренние потрясения, что в сдерживании России не будет необходимости. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Да, вполне. Однако не понимаю, почему вы прогнозируете пессимистический сценарий для Японии?

– Теперь о вас. Ваша аристократия активно уничтожает сама себя. Чуть что, сразу ножиком себя резать. Эдак вы вовсе без дворянства останетесь. Будут одни дельцы без совести и без чести. Мне недавно поведали одну поучительную историю. Во время осады Порт-Артура ваши попытались прорваться к городу при помощи брандеров, набитых под завязку взрывчаткой. Наши отбили атаки этих брандеров, которые частью были потоплены, частью принуждены выброситься на берег, так вот, пленные японские офицеры с этих кораблей всячески стремились к суициду, прямо маниакально стремились. У них пришлось отобрать все, мало-мальски напоминающее режущий инструмент, и накрепко связать. Но и тогда они не оставили своих попыток и успокоились, только когда по их просьбе им обрили головы.

– Тем самым они дали клятву совершить сеппуку, как только им представится такая возможность. Они не смогли пережить позор, – ответил Акаси.

– Совершенно верно, в этом случае, как в зеркале, и отразилась вся ваша беда. Нельзя жить без права на ошибку, на ошибках надо учиться.

– Вы не понимаете психологии японца, а тем более самурая.

– Не понимаю и не принимаю. Мы считаем, что пережить позор, осознать свои ошибки и выйти из этого позора более сильным – гораздо мужественнее, чем вспороть себе живот. Чем ты поможешь своему микадо, будучи кишками наружу?

– Я не смогу за один ужин изложить вам принципы бусидо.

– Ради Бога, избавьте, – замахал руками Рачевский, – лучше скажите, зачем вы все-таки пришли?

– Попрощаться. Война закончилась, и меня отзывают в Японию. Вы были достойным противником, и я хочу выразить вам свое уважение, – вполне серьезно сказал Акаси.

– А я, знаете ли, засобирался в отставку. Надо вовремя уходить. Да и покоя хочу, по крайней мере, сейчас, а там посмотрим. Боюсь, правда, что призовут, думаю, беспокойные времена только начинаются. Вам же премного благодарен за эти слова. Уважение-самое важное для любого мужчины. Особенно если это уважение тебе выказывает противник. Однако я ни в коем случае в нашей дуэли не считаю себя побежденным.

Согласен на ничью. Или вы не переживете такого позора и броситесь на столовый нож? – с лукавой улыбкой сказал Рачевский.

Впервые за вечер японец рассмеялся.

– Согласен на ничью и на нож не брошусь.

– А что так?

– Слишком долго жил в России и Европе. Дурное влияние.

– Ну, насчет дурноты такого влияния вопрос спорный.

Японец посмотрел на часы.

– Вы очень интересный собеседник, но извините, Рачевский сан, мне необходимо откланяться.

Акаси встал и слегка поклонился.

Рачевский тоже встал. Они пожали друг другу руки, и Акаси двинулся к выходу.

«Вот так-то лучше, полковник, а то пришел эдаким Наполеоном», – думал Рачевский, глядя вслед слегка покачивающемуся самураю, и по обыкновению улыбался.