Электронная библиотека » Вадим Кожинов » » онлайн чтение - страница 56


  • Текст добавлен: 8 мая 2023, 10:10


Автор книги: Вадим Кожинов


Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 56 (всего у книги 68 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Но важнее всего другое. По сути дела, абсолютное большинство заключенных послевоенных лет предстает в статье Ивановой как абсолютно безвинные жертвы «массового беззакония», «преступного нарушения прав человека» и т. п., к тому же само их количество, по ее определению, – «чудовищное по масштабам» (хотя, как уже сказано, количество осужденных в 1985 году при Горбачеве было почти таким же, как в 1947-м при Сталине…). И вообще сами лагеря существовали в 1946–1953 годах для того, чтобы, по словам Ивановой, «уничтожать» в стране «инакомыслие и вольнодумство». Правда, в одной уже цитированной беглой фразе она сообщает, что с 1947 года «главной фигурой ГУЛАГа» был не кто иной, как расхититель, но это сообщение, в сущности, полностью заглушается громогласными общими положениями о «массовом беззаконии», «преступном нарушении прав» и т. п.

Да, хищения карались нередко слишком жестоко, и это понятно: «революционная» беспощадность еще не была изжита[895]895
  Она давала о себе знать даже и в начале 1960-х годов, когда, например, были вынесены смертные приговоры за валютные махинации, к тому же соответствующий указ приняли задним числом (ранее за спекуляцию валютой «полагалось» всего три года заключения), то есть приговоры являлись вопиющими проявлениями беззакония.


[Закрыть]
. Но жестокий закон о хищениях, принятый в 1947 году, был все же законом, последствия нарушения которого были доведены до сведения населения, и поэтому многие сотни тысяч осужденных расхитителей некорректно называть жертвами «преступного нарушения прав человека».

4) Но обратимся к политическим заключенным. Всего за семь лет (1946–1952) по политическим обвинениям было осуждено 490 714 человек, из которых 7697 (1,5 процента) получили (в 1946-м – начале 1947-го и в 1950–1952) смертные приговоры, 461 017 человек отправлены в заключение, остальные – в ссылку[896]896
  Россия. XXI. 1994, № 1–2, с. 110.


[Закрыть]
.

Цифры, конечно же, страшные[897]897
  Вместе с тем ясно, что совершенно не соответствуют исторической реальности многие сочинения, так или иначе внушающие читателям представление, согласно которому ко времени смерти Сталина политические заключенные являли собой огромную долю населения страны; в действительности в начале 1953 года они составляли всего лишь 0,3 % населения СССР.


[Закрыть]
, но следует знать, что большинство этих людей было репрессировано за сотрудничество с врагом во время войны; характерно, что более 40 процентов из этого количества были осуждены за первые два года из семи (1946-й и 1947-й). Об этом (поскольку невозможно отрицать бесспорные факты) говорит в своей статье и Иванова, но говорит весьма «специфически»: «…в первые послевоенные годы наметилось явное ужесточение карательной политики, острие которой репрессивные органы направили в первую очередь против тех, кто по разным причинам общались или сотрудничали с неприятелем» (с. 217. Выделено мною).

Здесь особенно фальшиво слово «общались», ибо оно, в сущности, внушает, что за любое «общение с неприятелем» жестоко карают. Заведомая фальшь состоит в том, что ведь так или иначе «общались с неприятелем» десятки миллионов людей, оказавшихся на оккупированных территориях…

Но хуже всего то, что Иванова определяет репрессии в отношении сотрудничавших с неприятелем людей как «ужесточение карательной политики», присущее, мол, только нашей ужасной стране. Ведь она вроде бы не может не знать, что после войны и в европейских странах жестоко карали так называемых коллаборационистов (от франц. слова «сотрудничество»), хотя, если вдуматься, для этого на Западе было гораздо меньше оснований, чем в нашей стране. Так, например, во Франции были приговорены к смертной казни даже глава государства в 1940–1944 годах Петен[898]898
  Правда, поскольку Петену было уже 89 лет, казнь заменили пожизненным заключением, и этот коллаборационист прожил еще шесть лет в тюрьме.


[Закрыть]
и премьер-министр в 1942–1944-м Лаваль, хотя ведь страна официально капитулировала 22 июня 1940 года и в основном вошла в Третий рейх.

Принципиально иное значение имело сотрудничество с врагом тех или иных людей в нашей стране, которая четыре года сражалась с этим врагом не на жизнь, а на смерть. Поэтому усматривать (как это делает Иванова) некое уникально бесчеловечное «ужесточение карательной политики» в том, что в нашей стране пособников врага отправляли в заключение, можно только с заведомо тенденциозной точки зрения, которая, по сути дела, продиктована стремлением в наибольшей степени очернить жизнь страны в те времена. Еще раз повторю: репрессии в отношении пособников врага в СССР были, если угодно, гораздо «законнее», чем подобные репрессии в той же Франции, которая ведь в целом покорилась в 1940 году новой европейской империи.

Нельзя отрицать, что репрессии в отношении пособников врага были в СССР нередко чрезмерно жестокими, но порожденная мировой войной жестокость имела место, как видим, вовсе не только в нашей стране, и попросту безнравственно применять пресловутый двойной счет (как поступают многие и «туземные», и зарубежные авторы) – счет, по которому то, что делается на Западе – как бы «нормально», а то, что у нас, – ничем не оправдываемая жестокость.

Как уже сказано, по политическим обвинениям было осуждено в 1946–1952 годах 490 тысяч человек, преобладающее большинство которых обвинялось в сотрудничестве с врагом; не исключено, что такое количество пособников врага (а даже Г. М. Иванова признала – хотя и в одной беглой фразе – что политические репрессии были тогда направлены «в первую очередь» против тех, кто «сотрудничали с неприятелем») представится слишком уж громадным.

Но, как ни прискорбно, одна только «численность воевавших на стороне гитлеровских войск национальных формирований из числа народов СССР была свыше 1 млн человек» (по разным подсчетам – от 1,2 до 1,6 млн)[899]899
  Похлебкин В. В. Великая война и несостоявшийся мир… с. 128, 132.


[Закрыть]
– притом именно непосредственно воевавших на стороне врага, а не просто «сотрудничавших» с ним. Так что большое количество репрессированных за сотрудничество с врагом – вполне объяснимо…

Скрупулезный и истинно объективный исследователь ГУЛАГа В. Н. Земсков показал, что едва ли не большинство политических заключенных послевоенных лет принадлежали к тем народам, которые надолго оказались на оккупированной врагом территории страны (украинцы, прибалты, молдаване и др.)[900]900
  Социологические исследования, 1991, № 7, с. 8–9.


[Закрыть]
и имели, так сказать, полную свободу сотрудничества с врагом…

Это не значит, что в те годы вообще не было иных политических репрессий (и ниже о них еще пойдет речь), но по сравнению с довоенным временем масштабы таких репрессий очень значительно сократились, а кроме того (о чем уже сказано), кардинально сократилось количество смертных приговоров. Притом значительная часть этих приговоров приходится на действительных преступников, перешедших на сторону врага в годы войны. Расследование их дел нередко затягивалось. Так, например, не столь давно были опубликованы материалы дела двух агентов врага, П. И. Таврина и Л. Я. Шиловой, которые были переброшены через линию фронта 5 сентября 1944 года, тут же арестованы, но приговорены к смертной казни только 1 февраля 1952 года, поскольку наша контрразведка стремилась выяснить их связи с другими агентами[901]901
  См.: Служба безопасности. Новости разведки и контрразведки. 1993, № 3, с. 13–23.


[Закрыть]
. И этого рода затянувшихся дел было много, так что из общего числа 1612 лиц, которым в 1952 году были вынесены смертные приговоры по политическим обвинениям, немалую долю составляли доподлинные враги.

* * *

В связи с вышеизложенным нельзя не затронуть еще одну острую проблему – переселение («депортацию») на восток страны ряда народов, обвиненных в сотрудничестве с врагом, – начиная с издавна живших в России немцев, которые после 1917 года создали «Автономную советскую республику немцев Поволжья». Здесь опять-таки встает вопрос о «двойном счете».

Скажем, в изданном массовым тиражом в 1993 году трехтомнике под названием «Так это было. Национальные репрессии в СССР. 1919–1952 годы» Указ от 28 августа 1941 года о переселении немцев Поволжья толкуется как совершенно беспрецедентная акция, возможная лишь в нашей чудовищной стране и к тому же направленная-де именно против нации, то есть имеющая смысл геноцида[902]902
  Отсутствие геноцида ясно из того, что к 1939 году в СССР жили 1,2 млн немцев, а к 1959-му – 1,6 млн.


[Закрыть]
. Особенно неслыханно, мол, следующее (цитирую указанное издание «Так это было»): «Задолго до прихода оккупантов были приняты срочные ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬНЫЕ (так и набрано – заглавными буквами. – В. К.) меры в отношении советских немцев Поволжья… Всех – на восток». Такова «грань нашей советской истории» (указ. изд., т. 1, с. 12, 19)[903]903
  Так это было. Национальные репрессии в СССР. 1919–1952 годы. В 3 тт. – М., 1993, т. 1, с. 12, 19.


[Закрыть]
.

И ведь в самом деле враг подошел близко к Республике немцев Поволжья лишь спустя год, и «предупредительная» репрессия вроде бы может быть истолкована в плане «дикости» нашей «ненормальной» истории. Однако ведь после нападения Японии 7 декабря 1941 года на военно-морскую базу США на Гавайских островах, расположенных в 3500 км (!) от берегов Америки, было обращено сугубое внимание на лиц японского происхождения, живших в этой многоэтнической стране:

«19 февраля 1942 г. президент отдал распоряжение о водворении 112 тыс. таких лиц (имелись в виду все находившиеся в США. – В. К.) в специальные концентрационные лагеря (а не переселение их на запад страны! – В. К.). Официально это объяснялось угрозой японского десанта на Тихоокеанское побережье Соединенных Штатов. Солдаты американской армии при содействии местных властей быстро провели эту операцию. В лагерях был установлен жесткий режим»[904]904
  Яковлев Н. Н. Новейшая история США… с. 364.


[Закрыть]
.

Предположение о японском десанте на территорию США было совершенно безосновательным, а в СССР враг за два месяца, к 28 августа 1941 года (когда был издан указ о поволжских немцах), уже продвинулся на 600–700 км в глубь страны, и ему оставалось пройти примерно столько же до Поволжья… И ясно, что акция властей США была гораздо менее оправданной, чем аналогичная акция властей СССР.

Я отнюдь не хочу сказать, что не следует скорбеть по поводу страданий, испытанных немцами Поволжья, а также, разумеется, и другими переселенными на восток в ходе войны народами страны; речь идет лишь о том, что неверно (и бессовестно!) толковать эти акции как выражения не тогдашнего состояния мира вообще, а «злодейской» сущности нашей страны.

Могут возразить, что в США отправили в концлагерь японцев, а не представителей какой-либо другой нации, не напавшей прямо и непосредственно на США, а в СССР были переселены на восток, например, четыре кавказских народа – балкарцы, ингуши, карачаевцы и чеченцы. В уже цитированном издании «Так это было…» поставлена задача категорически отвергнуть «концепцию мотивированности этого переселения, “обоснованность” сталинской акции» (с. 10).

Но вот датированный 6 ноября 1942 года (то есть в разгар битв за Сталинград и Кавказ) документ германской службы безопасности «Общее положение и настроение в оперативном районе Северного Кавказа», составленный на основе донесений из западной части этого «района». Констатируя «неопределенность» поведения адыгейцев и черкесов, документ вместе с тем подчеркивает (выделяя ряд слов) следующее:

«Когда немецкие вооруженные силы вошли в Карачаевскую область, они были встречены всеобщим ликованием. В готовности помочь немцам они превзошли самих себя. Так, например, айнзацкоманда полиции безопасности и СД, прибывшая в начале сентября в расположенную южнее Кисловодска карачаевскую деревню, была принята с воодушевлением, сравнимым с днями присоединения Судетской области[905]905
  Часть Чехии со значительным (до 1945 года) немецким населением.


[Закрыть]
. Сотрудников команды обнимали и поднимали на плечи. Предлагали подарки и произносились речи, которые заканчивались здравицей в честь фюрера… К этим предложениям присоединились также представители балкарцев. Примечательным является стремление примерно 60 000 балкарцев отделиться от кабардинцев и присоединиться к карачаевцам, насчитывающим 120 000 жителей. Обе племенные группы выразили свое единение с Великой германской империей». Упомянут также и совсем иной «опыт, полученный… в населенном кабардинцами месте Баксан… жители все больше отстранялись и в конце концов творили с вражескими силами (вражескими для немцев. – В. К.) общее дело»[906]906
  Неизвестная Россия. XX век. IV. – М., 1993, с. 350–351, 353, 355.


[Закрыть]
.

Особенно выразительно здесь разграничение балкарцев и карачаевцев и, с другой стороны, адыгейцев, черкесов и кабардинцев, которые явно не имели намерения «объединиться с германской империей» и, естественно, не подверглись позднее переселению, – как и осетины. И еще следует вспомнить, что с ноября 1943-го до марта 1944-го, когда было предпринято переселение на восток балкарцев, карачаевцев, ингушей и чеченцев, фронт проходил сравнительно недалеко от Кавказа…

Еще раз повторю, что испытаниям, выпавшим на долю переселяемых народов, нельзя не сострадать, но едва ли уместно говорить о полной «необоснованности» этой акции в условиях смертельной борьбы с врагом.

Вместе с тем должен признаться, что до недавнего времени характер этой акции представлялся и мне самому необоснованным и не могущим быть оправданным, ибо переселяли народы в целом, включая детей и женщин, хотя вполне ясно (особенно в силу принадлежности этих народов к исламу), что в реальном сотрудничестве с врагом могли быть повинны только мужчины.

Не надо забывать, правда, что в США в феврале 1942 года отправили в концлагеря также всех живших в стране японцев, вместе с детьми (не говоря уже о чисто потенциальной «вине» даже и тех мужчин, которые могли-де стать пособниками явно невероятного военного десанта Японии).

Повторю еще раз, что я долго считал своего рода дикостью и беспределом переселение народов в целом. Но сравнительно недавно я обсуждал эту тему с выдающимся современным политологом и публицистом С. Г. Кара-Мурзой, и неожиданно он решительно возразил мне. Сергей Георгиевич с юных лет знал от своих крымских родственников, что переселение в 1944 году татарского народа в целом воспринималось многими в самом народе как «мудрое» и даже «счастливое» решение (позднейшее отношение крымских татар к акции 1944 года – дело другое). Ибо очень значительная часть мужчин действительно так или иначе сотрудничала с врагом. По немецким сведениям от 14 января 1945 года, в вооруженных силах врага еще служили тогда 10 тысяч крымских татар[907]907
  Похлебкин В. В. Цит. соч., с. 128.


[Закрыть]
– то есть весьма и весьма значительная доля; ведь крымских татар к 1941 году насчитывалось немногим более 200 тысяч человек, и, следовательно, имелось не более 50 тысяч мужчин призывных возрастов. И значит, каждый пятый из таких мужчин в январе 1945-го находился во вражеской армии!

Едва ли уместно отрицать, что этот факт характеризует «ориентацию» народа в целом. И по постановлению от 11 мая 1944 года[908]908
  Следует напомнить, что фронт проходил тогда менее чем в 200 км от Крыма.


[Закрыть]
находившиеся в Крыму мужчины вместе с женщинами и детьми были без какого-либо «расследования» переселены (в основном в Узбекистан).

В уже упомянутой беседе С. Г. Кара-Мурза сообщил, что в среде крымских татар тогда имело место осознание переселения народа в целом как «меньшей» беды, ибо при какой-либо «изоляции» от него молодых и зрелых мужчин прекратился бы прирост народа, то есть фактически наступил бы конец его естественного бытия… А у переселенного крымско-татарского народа к 1951 году уже родилось 18 830 детей – то есть 10 процентов от общей численности переселенцев[909]909
  Иосиф Сталин – Лаврентию Берии: «Их надо депортировать». Документы, факты, комментарии. – М., 1992, с. 257.


[Закрыть]
. Чтобы оценить эту цифру, следует знать, что к 1951 году в СССР было 20,9 млн детей моложе пяти лет, то есть 12 процентов от населения страны начала 1946 года, – не намного больше, чем у переселенных крымских татар…

Есть основания полагать, что переселение народов в целом объяснялось не чьей-либо «мудростью» (как думали в 1944-м те или иные крымские татары), а стремлением одним махом «решить проблему» (не забудем, что продолжалась тяжелейшая война). Но, так сказать, объективно сие решение, утвержденное лично Сталиным, было не самым губительным…

Как известно, в 1956–1957 годах переселенные народы были «прощены» и возвращены на их территории. В связи с этим до сего дня восхваляют находившегося тогда у власти Хрущева, противопоставляя его злодею Сталину. Однако Хрущев в данном случае вовсе не был «гуманнее» Сталина.

Дело в том, что пребывание переселенных народов на «чужих» землях создавало свои немалые трудности и коллизии, а, с другой стороны, возвращение в родные места почти всех этих народов к 1957 году уже не было чревато какими-либо существенными опасностями. Реальную опасность мог представлять возврат только двух народов – тех же крымских татар и турок-месхетинцев, поскольку возвращать их надо было в пограничные зоны страны. И «гуманист» Хрущев оставил эти народы в «изгнании» (судьба крымских татар зависела еще и от того, что Хрущев в 1954 году «подарил» Крым Украине, а возврат татар в значительной мере «обесценил» бы этот подарок).

Впрочем, о Хрущеве речь впереди; обратимся теперь к Сталину.

* * *

Многое из того, что сказано на предыдущих страницах о положении в стране в 1946–1953 годах, наверняка будет воспринято, помимо прочего, как «обеление» Сталина (в последний период его жизни), притом одни останутся этим удовлетворены, а другие – возмущены. Но я, повторю еще раз, усматриваю главный порок преобладающей части сочинений, характеризующих «сталинскую эпоху», не в том, как оценивается Сталин, а в том, что его личная роль в бытии страны крайне преувеличивается; в положительном или отрицательном смысле – это уже второй, менее существенный вопрос.

Констатируя, что «политический климат» в стране в 1946–1953 годах «смягчался», что гибель людей уже не имела массового характера, присущего периодам 1918–1922, 1929–1933 и (правда, уже в гораздо меньшей мере) 1936–1938 годов, я стремился показать постепенное рассеивание «революционной» атмосферы, которая откровенно и начисто отвергала любые правовые и моральные нормы (как это присуще каждой революции) и диктовала беспощадность по отношению не только к тем, кто считались «вредными», но даже и к тем, кто рассматривались как «лишние».

В первом томе моего сочинения цитировалось написанное в мае 1943 года послание Корнея Чуковского Сталину, настоятельно предлагавшее создать «трудколонии с суровым военным режимом» для «социально опасных» детей, начиная с семилетнего (!) возраста… Однако в конце 1940-х – начале 1950-х знаменитый «друг детей» едва ли стал бы писать нечто подобное, ибо, повторю еще раз, изменялся сам политический климат.

И дело здесь вовсе не в самом Сталине, который в конце жизни, напротив, «изменился» в тех или иных отношениях, как говорится, не в лучшую сторону. Уже отмечалось, что многие положения известного хрущевского доклада на XX съезде КПСС в 1956 году явно не соответствовали действительности, но, исходя из фактов, есть все основания признать справедливым следующее утверждение из этого доклада: «…в послевоенный период Сталин стал более капризным, раздражительным, грубым, особенно развилась его подозрительность…»[910]910
  Реабилитация… с. 50.


[Закрыть]
и т. п.

Причины здесь, очевидно, и в том, что после Победы культ вождя стал поистине беспредельным, и сам он окончательно уверовал в свое всемогущество и всезнание, а также в том, что в 1948 году Иосиф Виссарионович разменял восьмой десяток (как недавно установлено, он родился на год раньше, чем до сих пор считалось), за плечами была крайне напряженная жизнь, и прискорбные сдвиги в его сознании и поведении, так сказать, закономерны.

Все это проявилось в так называемом «ленинградском деле» (1949–1950), в результате которого погибли Н. А. Вознесенский и А. А. Кузнецов – люди, которых Сталин еще совсем недавно исключительно высоко ценил[911]911
  Есть даже сведения (правда, не подтверждаемые документами), что Сталин после войны предполагал уйти в отставку, назначив Вознесенского главой правительства, а Кузнецова – руководителем партии.


[Закрыть]
и которые, в частности, не имели отношения к какой-либо антисталинской «оппозиции» (уже хотя бы в силу своей сравнительной молодости). Столь же резко выразились эти «сдвиги» и в многоплановом деле о «сионистском заговоре» (1948-й – начало 1953 года), который угнездился-де в самом МГБ (!), а также в Кремлевском ведомстве, включая медицинское обслуживание и охрану; 15 декабря 1952 года по этому «делу» был арестован даже начальник личной охраны Сталина генерал-лейтенант ГБ Н. С. Власик, состоявший при вожде долгие годы. На этих двух «делах» и сосредоточиваются сочинения, касающиеся сталинского террора послевоенного периода, ибо других крупных «дел» тогда и не было.

Оба «дела» инициировал непосредственно сам Сталин, и в них ясно выразились те предсмертные «сдвиги» в его сознании и поведении, о которых шла речь. Правда, это были все же, так сказать, «дворцовые», «придворные» дела, не затрагивающие сколько-нибудь широкие массы людей.

Могут решительно возразить, что присоединенное в 1951–1952 годах к делу о «сионистском заговоре» как его составная часть дело кремлевских врачей превратилось бы, если бы не умер «вовремя» Сталин, чуть ли не в уничтожение всех евреев СССР, которых было тогда (по паспортным данным) более двух миллионов человек.

Однако это всего-навсего идеологический миф, не имеющий абсолютно никаких реальных оснований. Еще будет подробно сказано о деле кремлевских врачей (как и о других «ответвлениях» дела о «сионистском заговоре»), но целесообразно сразу же привести характерный образчик «обоснования» активно пропагандируемого мифа о якобы запланированной Сталиным поголовной депортации или даже ликвидации евреев СССР.

Один из привлеченных в 1951 году к делу о кремлевских врачах (в будущем – доктор исторических наук), Я. Я. Этингер[912]912
  Урожденный Ситерман, приемный сын врача Я. Г. Этингера.


[Закрыть]
, опубликовал в 1993 году свое исследование этого дела, и, что касается изложения хода реальных событий, исследование неплохо документированное. Но его эпилог под заглавием «Признания Николая Булганина» способен прямо-таки поразить полнейшей несостоятельностью буквально всех содержащихся в нем «сведений» (они для наглядности мною пронумерованы). Я. Я. Этингер «сообщает»:

«Николай Булганин подтвердил ходившие в течение многих лет слухи о намечавшейся массовой депортации евреев в Сибирь и на Дальний Восток. 1) Были подготовлены соответствующие документы. 2) Булганин, тогда министр обороны, получил указание от Сталина подогнать к Москве и другим крупнейшим центрам страны несколько сотен военных железнодорожных составов для организации высылки евреев. 3) При этом, по его словам, планировалось организовать крушения железнодорожных составов. 4) Булганин считал, что главными организаторами намечаемых антиеврейских акций были Сталин, Маленков и Суслов, которым, как он выразился, “помогала” группа других ответственных партийно-государственных деятелей. Я спросил, кто конкретно. Он усмехнулся и ответил: “Вы хотите, чтобы я назвал ряд нынешних руководителей страны? (Разговор состоялся в 1970 году. – Я. Э.). Многие из людей 1953 года и сейчас играют ключевую роль. Я хочу спокойно умереть”»[913]913
  Новое время, 1993, № 2–3, с. 49.


[Закрыть]
.

Рассмотрим эти «сведения» по порядку.

1) Абсолютно никаких следов «соответствующих документов» не обнаружено, между тем как о реальном «деле врачей» документы имеются в очень большом количестве.

2) Н. А. Булганин был снят с поста министра обороны (точнее, вооруженных сил) четырьмя годами ранее, в марте 1949 года, и пост министра обороны в 1953 году занимал А. М. Василевский.

3) Несколько сотен железнодорожных крушений означали бы экономический крах страны, поскольку в 1953 году по железным дорогам осуществлялась (кроме периода летней навигации на водных путях) почти вся транспортировка и средств производства, и средств потребления. Кроме того, тяжелейший ущерб стране нанес бы выход из строя нескольких сотен локомотивов и десятков тысяч вагонов. Наконец, хорошо известно, что при железнодорожных крушениях погибает, как правило, не столь уж большая доля находящихся в вагонах людей (не то что в авиационных катастрофах…).

4) Булганин отказался упомянуть среди «организаторов» акции 1953 года тех людей, которые и в 1970 году продолжали играть «ключевую роль» во власти. Но он ведь назвал имя М. А. Суслова, который был в 1970-м вторым (после Л. И. Брежнева) лицом в партийной иерархии и оставался им еще двенадцать лет, до своей смерти в 1982 году!

Словом, все без исключения «сведения» оказываются, пользуясь современным словечком, виртуальными. Я не имею намерения обвинить Я. Я. Этингера во лжи; быть может, он вполне точно воспроизвел утверждения Н. А. Булганина, которому в 1970 году исполнилось 75 лет и который к тому же десятью годами ранее был лишен всех своих постов и, как сообщалось в последнее время в печати, страдал тяжелым алкоголизмом.

Но нельзя не возмутиться тем, что процитированная чепуха была опубликована во вроде бы имевшем солидную репутацию журнале «Новое время», сотрудники которого не удосужились проверить сообщаемые на журнальных страницах «факты». Это уже своего рода маразм… Журнал, основанный в 1943 году, нередко публиковал заведомо тенденциозные материалы, однако подобной ерунды все же в «доперестроечное» время своим читателям не преподносил…

* * *

В предыдущей главе моего сочинения уже говорилось, что миф о Сталине играл гораздо более значительную роль, чем сам Сталин. И, конечно, освобождение от так называемого культа было поистине необходимым делом. Однако то, как оно осуществлялось после смерти вождя, превращаемого теперь из героя в столь же всесильного антигероя (что продолжается и до сего дня), имело (и имеет) прискорбные последствия.

Новая власть, в сущности, никак не могла не выступить против культа Сталина, ибо миллионам людей казалось, что без умершего человекобога жизнь страны как бы вообще немыслима. К. Симонов вспоминал позднее крайнее негодование, вызванное на верхах его опубликованной 19 марта 1953 года в редактируемой им «Литературной газете» статьей, согласно которой «самая важная» задача литературы состояла «в том, чтобы во всем величии и во всей полноте запечатлеть… образ величайшего гения всех времен и народов – бессмертного Сталина». За эту статью Симонов, по его рассказу, едва не был тут же снят со своего поста[914]914
  Симонов К. М. Глазами человека моего поколения… с. 284–286.


[Закрыть]
; несколько позже, в августе 1953-го, – то есть после свержения Берии – его действительно отправили в отставку.

Александр Твардовский вряд ли не был осведомлен о случившемся с Симоновым, но тем не менее в следующем, 1954 году, в мартовском номере (то есть к первой годовщине смерти Сталина) возглавляемого им журнала «Новый мир» опубликовал новый фрагмент из своей сочинявшейся с 1950 года поэмы «За далью – даль», в котором, по сути дела, выступил против линии тогдашней верховной власти[915]915
  Публикация к тому же «демонстративно» открывала номер журнала.


[Закрыть]
:

 
…И все одной причастны славе,
Мы были сердцем с ним в Кремле.
Тут ни убавить, ни прибавить —
Так это было на земле.
 
 
И пусть тех дней минувших память
Запечатлела нам черты
Его нелегкой временами,
Крутой и властной правоты.
 
 
Всего иного, может, боле
Была нам в жизни дорога
Та правота его и воля,
Когда под танками врага
 
 
Земля родимая гудела,
Неся огня ревущий вал,
Когда всей жизни нашей дело
Он правым коротко назвал.
 
 
Ему, кто вел нас в бой и ведал,
Какими быть грядущим дням,
Мы все обязаны победой,
Как ею он обязан нам.
 
 
Да, мир не знал подобной власти
Отца, любимого в семье.
Да, это было наше счастье,
Что с нами жил он на земле.
 

Вскоре же, с начала июня 1954-го, была развернута громкая критическая кампания против Твардовского, и в августе он был снят с поста главного редактора «Нового мира» и заменен… Симоновым, который после наказания за «сталинскую» статью более о вожде не заикался.

Правда, публично осуждали Твардовского не за его цитированные строфы, а за появившиеся в редактируемом им журнале «вольнодумные» в том или ином отношении статьи В. Померанцева (декабрьский номер 1953-го), М. Лифшица (февральский 1954-го) и др., подвергавшиеся критике в печати с самого начала 1954 года. Но есть достоверные основания полагать, что «сталинские» стихи поэта сыграли главную роль в его отставке. Дело в том, что «Новый мир» уже подвергался не менее резкой критике ранее, в феврале-марте 1953 года, за публикацию также отмеченных «вольнодумством» романа В. Гроссмана «За правое дело», повести Э. Казакевича «Сердце друга», статей А. Гурвича, В. Огнева и т. п., но вопрос об отставке Твардовского тогда даже не возникал. А «оправдание» Сталина в его стихах затрагивало в тот момент насущнейшие интересы самых верхов власти, и Твардовский был в начале августа 1954 года отстранен и заменен… Симоновым, который к тому моменту «исправился» (правда, позднее Симонов «переборщил» как раз в резкой критике «сталинской эпохи» и четыре года спустя, в июне 1958-го, его сменил в «Новом мире» тот же Твардовский…).

Вдумываясь в эти факты, можно многое понять в тогдашней ситуации. Твардовский и Симонов принадлежали, в общем, к одному поколению, вступившему в литературу в начальный период безраздельной власти Сталина, и являли собой не только литературных деятелей, были причастны идеологии и даже политике (оба они, кстати, побывали в составе ЦК КПСС), то есть являлись в прямом смысле слова деятелями истории страны. Но между ними было коренное различие, которое, правда, не выражалось резко и открыто. Твардовский в конечном счете исходил из своих собственных глубоких убеждений (насколько они были истинными – это уже другой вопрос), а Симонов – из господствующей в данный момент идеологии; в его сочинениях (а также поступках) выражалось не убеждение, а та или иная позиция, которая менялась в зависимости от изменений в господствующей идеологии.

Автор этого сочинения писал еще в 1966 году, ровно треть столетия назад, о публиковавшейся с 1943-го по 1964 год серии симоновских романов об Отечественной войне, что «каждый новый роман критикует те представления о войне… которые выразились так или иначе в предыдущем романе самого автора… Он изменяется вместе с изменением общественного мнения[916]916
  Я подразумевал тогда точку зрения власти, но сказать это открыто в печати было тогда невозможно.


[Закрыть]
и… становится на новую позицию». И я упрекал тогдашнюю литературную критику в том, что она «нередко выдвигает этого рода произведения на первый план, видит в них чуть ли не основу литературы. Правда, лет через десять, а то и через пять, критика зачастую даже и не помнит тех произведений, которые были ее кумирами…»[917]917
  Кожинов В. В. Искусство живет современностью // Вопросы литературы, 1966, № 10, с. 29.


[Закрыть]
.

Твардовский же опирался на свои убеждения и именно поэтому в 1954 году – вопреки линии верховной власти – «оправдал» Сталина. Могут возразить, что позднее, после хрущевского доклада 1956 года, Твардовский иначе писал о Сталине. В 1960 году он действительно переписал заново тот фрагмент из поэмы «За далью – даль», который цитировался выше, и опубликовал в качестве главы под названием «Так это было», упомянув в ней и о репрессиях сталинских времен, и о прискорбной чрезмерности «культа».

Но определенная основа прежнего текста все же сохранилась и в новом варианте:

 
Не зря, должно быть, сын востока,
Он до конца являл черты
Своей крутой, своей жестокой
Неправоты[918]918
  Вот очевидное «уточнение».


[Закрыть]

И правоты…
 
 
Но в испытаньях нашей доли
Была, однако, дорога
Та непреклонность отчей воли,
С какою мы на ратном поле
В час горький встретили врага…
 
 
Мы с нею шли, чтоб мир избавить,
Чтоб жизнь от смерти отстоять,
Тут ни убавить,
Ни прибавить —
Ты помнишь все, отчизна-мать.
 
 
Ему, кто все, казалось[919]919
  Ранее этой «оговорки» не было.


[Закрыть]
, ведал,
Наметив курс грядущим дням,
Мы все обязаны победой,
Как ею он обязан нам.
 

Особенно существенна тема «отца»:

 
Мы звали – станем ли лукавить? —
Его отцом в стране-семье.
Тут ни убавить,
Ни прибавить —
Так это было на земле.
 

В «стране-семье»… Здесь нельзя не сослаться на недавнее сочинение С. Г. Кара-Мурзы, глубоко анализирующее два вида цивилизации: «Если сказать коротко, то страна может устроить жизнь своего народа как семью – или как рынок. Что лучше – дело вкуса, спорить бесполезно. Ведь в семье бывает отец-тиран… Какие уж тут права человека. На рынке же все свободны, никто ничем никому не обязан…»[920]920
  Наш современник, 1998, № 11–12, с. 133.


[Закрыть]
. Вовсе не утверждая, что «семья» – нечто «лучшее», чем «рынок», Сергей Георгиевич очень убедительно доказывает, что наша страна просто не могла не быть «семьей»…


  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации