Текст книги "На острие меча"

Глава 10

Солнце поднялось уже довольно высоко, когда кавалькада римлян спустилась в лощину, выбранную Галлом для охоты. Широкая и прямая, местами поросшая корявым кустарником, она упиралась в еще не одевший листву лес. Редкий на подступах, он густел и расползался по склонам уходящей до самого горизонта серой унылой массой. В сотне шагов от него всадников поджидали повозки со снаряжением и провизией, а рядом с жаровней, у которой суетились отряженные на мероприятие повара, стоял длинный, уже сервированный, стол.

– Похоже, наша охота начнется с небольшого возлияния, – высказался по этому поводу Марциал, заговорщически подмигивая Лукану.

– Надеюсь, именно с небольшого. – С ними поравнялся Флакк, придержал лошадь. – Из меня и так плохой охотник, – вздохнул он, – а после вина я уж точно опозорюсь.

– Не переживай, в этом деле главное – участие, – подбодрил его Лукан.

– Э-э! Не скажи! – не согласился с ним Марциал. – Наличие трофея, пусть даже одного, – обязательное условие охоты. Иначе какой в ней смысл?

После этих слов Флакк окончательно сник и ушел в себя. Правда, ненадолго. Каждому спешившемуся всаднику слуги подносили чашу с подогретым вином: утро выдалось промозглое настолько, что приходилось запахиваться в плащи. Среди офицеров сразу же возникли оживленные разговоры, послышался негромкий смех.

Собравшихся на охоту было не так много. Галл решил ограничиться узким кругом командного состава, поскольку попутно намеревался обсудить вопросы, не предназначенные для широкой публики. Варена он оставил в резиденции, на хозяйстве, а из личной охраны взял только восьмерых проверенных ветеранов. Из лагеря легиона в сопровождении десятка кавалеристов прибыли все шесть трибунов и главный центурион, соединившиеся с группой наместника уже за Томами, на подъезде к лощине: всего тринадцать офицеров, для которых, собственно, и была организована эта охотничья забава.

– Как обстоят дела? – поинтересовался Галл у подъехавшего к нему Главка, которого он назначил распорядителем охоты.

Единственный глаз центуриона сверкнул бодрым огоньком.

– Все готово, легат. Загонщики на местах, ждут отмашки. – После того как его командир принял командование легионом, он, как и прочие офицеры штаба, стал обращаться к нему согласно военной должности.

– Замечательно! – Галл вытянулся в седле, оглядел топтавшихся у стола офицеров. – Присоединяйся к остальным, начнем чуть позже.

Он довольно легко для своего роста и возраста спешился, передал поводья подбежавшему слуге. Главк без промедления последовал за ним; на его лице, обычно угрюмом и сосредоточенном, играла благодушная улыбка.

Заняв место во главе стола, Галл взял простой медный кубок.

– Господа! – Голос его в прозрачном утреннем воздухе звучал подчеркнуто торжественно. Собравшиеся умолкли. – Предлагаю для начала немного подкрепиться, чтобы никто потом не сказал, что в нужный момент его покинули силы. – Офицеры отреагировали легким смехом. Галл поднял кубок. – Выпьем за славу Восьмого легиона!

– За славу Восьмого! За легион Августа! – эхом прокатилось над столом; зазвенели, ударяясь друг о друга, чаши и кубки.

Лукан заметил, что Флакк лишь помочил вином губы, и шепнул ему:

– Ты хоть первый-то выпей до дна, а потом можешь делать видимость.

Марк моргнул и опрокинул в себя чашу, отер тыльной стороной ладони рот.

– Вот теперь я согрелся, а большего и не надо.

– Ну-ну, посмотрим на тебя после охоты, – усмехнулся Марциал.

Слуги подливали вино не особо рьяно. Видимо, получили на этот счет четкие указания наместника. Сам он осушил только один кубок, но офицерам дал время и выпить, и разделаться с закусками. При этом его цепкие глаза не обошли вниманием ни одного. Он повернулся к Аттиану, шепнул что-то на ухо. Тот коротко кивнул и вскинул руку, призывая всех к тишине.

– Я уже имел честь представить нашему командующему трибунов и главного центуриона, – заговорил он. – Понимаю, что сегодня вы все в любом случае перезнакомитесь, но я облегчу вам задачу и представлю офицеров легиона согласно протоколу.

Пока он перечислял имена и должности, а его подчиненные обозначали себя кивком головы, Лукан попытался определить степень значимости каждого из них, проще говоря – их внутреннюю иерархию. Двое трибунов, Серторий и Плавт, были примерно одного с ним возраста и, скорее всего, прибыли в войска не так давно; остальные трое выглядели старше, солиднее и, пожалуй, суровее. Главный центурион, Ульпий Бар, как и положено, производил впечатление опытного ветерана, все еще крепкого телом и, без сомнения, уважаемого своими легионерами; его широкий лоб пересекал белый горизонтальный рубец старого шрама.

Закончив, Аттиан обратился к Галлу:

– Легат…

– Благодарю, старший трибун. Считаю уместным, не откладывая, представить и своих офицеров.

Галл, как обычно, был предельно краток, что, впрочем, не помешало Лукану внимательнее присмотреться к Аттиану. Среднего роста, уже начинающий полнеть, он выглядел, тем не менее, весьма представительно и явно был из категории тех людей, для которых служба в легионе позволяла обрести в будущем политический вес.

Между тем наместник задержал взгляд на Главке, и тот, поняв его без слов, вернулся к своей лошади, а через минуту уже исчез в роще. Галл поправил плащ, улыбнулся.

– Что ж, удачной всем охоты!

Офицеры стали расходиться, и Лукан отметил, что трибуны легиона не торопятся сблизиться со своими новыми товарищами. Он еще плохо запомнил их по именам, но по сдержанно-уверенной манере держаться уже мог выделить тех, кто прослужил достаточно, чтобы не считать себя в армии новичком. Впрочем, намеченное после охоты застолье, когда у мужчин развязываются языки и находится масса общих тем для беседы, должно было либо подтвердить его выводы, либо их опровергнуть.

Они едва успели вскочить в седла и принять у обслуги короткие метательные копья, как из чащи леса донеслись звуки охотничьих рожков. Над кронами деревьев взметнулись стайки потревоженных птиц; лес словно встрепенулся, просыпаясь окончательно. А вслед за этим склоны и низина лощины буквально взорвались человеческими голосами. Невидимые загонщики, растянувшись широкой цепью, медленно продвигались вперед, навстречу застывшим в ожидании охотникам; они ударяли палками о щиты, кричали и продолжали трубить.

– Вперед, господа! – Галл первым выдвинулся к роще, пустив рысью своего белоснежного красавца-жеребца.

Не медля больше ни мгновения, остальные последовали за ним – не пытаясь обогнать, но и не отставая от него. Копыта лошадей глухо соприкасались с землей, отдаваясь четкими ударами в пульсирующих висках, тонкими иглами впивался в лицо прохладный воздух. Непередаваемое, волнующее чувство начала охоты!

– Даруй нам удачу, Диана!

В груди начинал разгораться охотничий азарт, и Лукан подстегнул Аякса. Мимо него промчались Сибиус и Одриск – они старались держаться ближе к своему командиру и в случае необходимости прийти на помощь. Так же как и Аттиан, отстававший от Галла всего на половину лошадиного корпуса, чем явно хотел подчеркнуть свой высокий статус.

В лесу пришлось рассредоточиться. Узкая звериная тропа позволяла проехать по ней только одному всаднику, и за Галлом цепочкой пристроились Аттиан, Сибиус и Одриск. Остальные разбились на небольшие, по два-три человека, группы, двинувшиеся параллельно наместнику и его сопровождению. Среди оголенных ветвей, слева и справа от тропы, замелькали коричневые плащи охотников и всхрапывающие, но послушно бегущие лошади. Пока еще неспешно, легкой рысью.

Петляя между деревьями, Лукан невольно вслушивался в окружающий его лес. Шум, производимый загонщиками, нарастал: все более отчетливо слышались выкрики мужчин и размеренные удары о щиты, все ближе и ближе звучали рожки – ровно, протяжно и чуть надрывно. Совсем не так, как сотрясали воздух боевые горны.

– Смотри в оба, приятель, – прозвучал совсем рядом приглушенный голос Марциала.

– Я и так начеку, – сказал Флакк. Над его головой пронеслась какая-то птица, и он негромко выругался.

Догнавшие его товарищи напряженно вглядывались в лес и напоминали двух гончих, пытающихся взять след. Лукан улыбнулся.

– Если кому и повезет сегодня по-крупному, так это Галлу. У него самая выгодная позиция.

– По-крупному – это как? – осведомился Флакк.

– Забить кабана или косулю, – объяснил за Лукана Марциал. – Да, у нашего легата на тропе больше шансов. Удирая, зверь выберет самый удобный путь и непременно выйдет на нее.

– Именно поэтому, нам не стоит удаляться от этой тропы. – Лукан подмигнул Манию и, повернувшись к Марку, сообщил: – Я уступаю тебе право первого броска.

– Я тоже, – поддержал его Марциал.

– Да я как-то не горю желанием метать копья в животных, – смутившись, отозвался Флакк, но, увидев недоумение на лицах приятелей, поспешил пояснить: – Одно дело – убить врага и совсем другое – беззащитного зверя.

– Странно это слышать от римлянина, – растерянно заметил Лукан.

– Мне животные ничего не сделали.

– А если бы сделали? Например, напали волки?

– Тогда другое дело, – стараясь не повышать голоса, заявил Флакк. – Тогда бы я защищал свою жизнь.

– Хотел бы я на это посмотреть, – ухмыльнувшись, проговорил Марциал. – А представь, мой друг, ситуацию, когда вепрь, разъяренный, загнанный в угол вепрь, вознамерился вспороть брюхо твоему коню. Станешь коня защищать? Или пожалеешь кабанчика?

– Конечно, стану, – огрызнулся Марк. – Но пример неудачный.

– Согласен. Сказал первое, что пришло на ум.

– Да хватит вам уже! – шикнул на них Лукан и вытянул руку в направлении яркого потока света, лившегося между деревьями. – Смотрите!

– Поляна? – предположил Марциал.

– Возможно. – Флакк пожал плечами. – Давайте проверим.

Стараясь производить как можно меньше шума, они двинулись вперед и вскоре выехали на залитую солнечными лучами прогалину, в дальнем конце которой весело журчал небольшой ручей. Впрочем, открытое пространство заметили не они одни. Спустя мгновение на поляне появился Галл, за ним – тройка его сопровождения. Наместник придержал лошадь и огляделся, прислушиваясь. Насторожился и Лукан. Что-то в лесу показалось ему необычным. Но что именно, он бы и сам не смог объяснить. Пока это было только чутье – зыбкое, волнующее и, возможно, рожденное древними инстинктами первобытных охотников. Видимо, нечто подобное испытывал и Галл. Он приподнялся в седле, вытянул шею, словно хищная птица, готовая стартовать за своей добычей. Его спутники, озираясь по сторонам, взяли наизготовку копья. Лукан и его товарищи последовали их примеру. Напряжение росло.

Вдруг, совершенно неожиданно, со стороны ручья на поляну выскочил молодой олень. Он будто возник из воздуха, не потревожив ни единой веточки или сучка. И даже не посмотрел в сторону людей, а стремительно, запрокинув голову и прижимая к спине рога, понесся к ближайшим зарослям.

Одриск решил, что успеет его перехватить, и, пнув пятками коня, ринулся наперерез. На ходу он вскинул и отвел назад руку с копьем. Однако олень заметил опасное движение – возможно, боковым зрением – и буквально воспарил над землей. Он был молод и полон сил, чего нельзя было сказать о кобыле префекта. В скорости она определенно проигрывала. И когда до спасительной чащи оленю оставался всего один прыжок, Одриск метнул копье.

Лукан услышал, как одновременно вдохнули Марциал и Флакк. И увидел, как благополучно скрылся в можжевеловых зарослях олень.

Копье лишь слегка оцарапало круп животного и вонзилось в землю у края поляны. Одриск сплюнул, пробормотал проклятия и потащился его забирать.

– Славный был бросок, префект, – сказал Галл, когда тот вернулся. – Хоть шанс попасть был невелик, но ты рискнул. Это и отличает настоящего охотника от любителя!

– Благодарю, легат. – Одриск наклонил голову; он явно не ждал похвалы и был польщен.

Крики загонщиков раздавались уже совсем близко. Они надвигались с трех сторон: со склонов и фронта. По прикидке Лукана, до них оставалось не больше стадия. Казалось, пространство вокруг сжимается, образуя полукруг, в котором буквально все – и люди, и кони, и даже воздух – пропиталось липким запахом возбуждения. Словно бы пытаясь вырваться из него, поляну пересекли две лисицы, одна за другой. Они бежали, с опаской оглядываясь назад, а заметив всадников, резко бросились в сторону и скрылись в ближайшем кустарнике. Галл проводил их равнодушным взглядом.

– Мне кажется или на нас что-то движется? – прошептал Флакк, всматриваясь в стену леса, откуда явственно доносился треск ломающихся ветвей.

– Не «что-то», а кто-то, – не преминул поправить его Марциал, сам не менее пристально буравивший взглядом сплетения поросли напротив.

– Вот он! – с надрывом выкрикнул Сибиус.

После чего, проломив брешь в кустах, на прогалину вырвался кабан. Он заметно истощал за зиму, но все равно выглядел угрожающе: густая черная щетина на горбатой спине встала дыбом, меленькие глазки налились кровью, а желтоватые, чуть разведенные в стороны и загнутые клыки были нацелены на людей.

– Вепрь! – только и смог вымолвить Лукан.

А в следующее мгновение кабан бросился напролом. На пути у него оказался Марциал. Его рыжая шарахнулась в сторону, да так, что едва не сбросила седока. Маний чудом удержался в седле и даже умудрился занести над головой копье. То ли решив не рисковать, то ли по какой-то еще, одному ему известной, причине, но вепрь изменил направление, приняв влево. Как раз на Флакка. Тот попытался совладать со вставшим на дыбы жеребцом, натянул поводья… Безуспешно.

Лукан в каком-то оцепенении наблюдал, как его товарищ летит на землю, с округлившимися от ужаса глазами и открытым в беззвучном крике ртом. При этом копье он не выпустил, а ухватился за него еще в воздухе второй рукой. И когда его спина соединилась с ковром из прошлогодних листьев, Марк выставил перед собой древко как защиту.

Все это произошло за один короткий миг, но которого хватило, чтобы Лукан развернулся в седле и вскинул руку с копьем. От мчащегося на приятеля кабана его отделял всего десяток шагов. Однако, прежде чем он успел сделать бросок, два других копья почти одновременно впились в землю в локте от зверя. Кабан взвизгнул, мотнул огромной головой и с еще большим остервенением продолжил атаку. Флакк зажмурился и закрылся древком.

Клыки уже касались его ног, когда с глухим хрустом в короткую шею вепря вошло копье. Вошло глубоко и сильно, заставив зверя зарыться мордой в листья и завалиться набок. Бледно-желтые клыки лишь скользнули по лодыжке человека, не причинив ей вреда.

Лукан соскочил с лошади и подбежал к товарищу. Мощная грудь кабана продолжала вздыматься, и он, ухватившись за древко двумя руками, протолкнул его глубже. Из раны на бурую шерсть выплеснулась кровь. Кабан дернулся еще раз и затих.

– Тебе повезло. – Он протянул Флакку руку.

– Да, пожалуй, – пробормотал тот и попытался изобразить на белом, как снег, лице улыбку.

Вышло неубедительно: пальцы его дрожали, а в темных глазах плясали искры пережитого потрясения.

Подъехали Марциал и Сибиус, и Лукан возблагодарил богов за то, что не попавшие в зверя копья, по всей видимости, принадлежали им, а не Галлу или Аттиану. Как бы то ни было, но Марк остался цел, а это было главным.

– Каков экземпляр! – Сибиус восхищенно цокал языком.

– Да уж! – мотнул головой Марциал и подмигнул Флакку. – Струхнул? Я бы точно обделался.

– У тебя все еще впереди. – Марк отряхнул плащ и подошел к животному.

Лукан как раз выдергивал из туши копье. Флакк застыл рядом с каким-то сосредоточенным выражением лица. Он словно восстанавливал в своем воображении то, что произошло с ним несколькими мгновениями ранее. А возможно, пытался представить, что случилось бы, промахнись и Гай.

– Что ж, поздравляю, трибун, – произнес Галл, останавливая своего жеребца у поверженного вепря. – У тебя твердая рука.

– Бросок был отменный! – присовокупил свои похвалы Аттиан, и по тому, с каким интересом он его разглядывает, юноша догадался, что Дидий уже сообщил тому о своей дружбе с его отцом.

– Но прошу не расслабляться, господа. Охота еще не закончена. – Наместник не выглядел уставшим, напротив, его глаза источали живой блеск. Он повел плечами, как бы взбадривая себя, бросил Одриску: – Проследи, чтобы трофей доставили к повозкам. – И уже обращаясь к остальным: – Ну а мы продолжим!

К середине дня, уставшие от напряжения, но довольные, охотники вернулись к стоянке. На лицах играли улыбки, слышался смех. И только, пожалуй, Флакк не выглядел счастливым, хотя и пытался скрыть свое унылое настроение. Его можно было понять, и оба товарища не доставали парня разговорами.

Повара освежевали убитого Луканом кабана, и его тушу, надетую на вертел, уже проворачивали над весело потрескивавшим костром. Тянуло дымком и жареным мясом. Кто-то предложил промочить вином горло. Его охотно поддержали. Тем временем подтянувшиеся во главе с Главком загонщики погрузили в телеги подстреленную дичь: крупного оленя, трех ланей и парочку молодых кабанчиков. Добыча, как выразился центурион Сибиус, вполне достойная, учитывая незнание местности и собачий холод.

И только во время короткого застолья, когда разделывались с аппетитно пахнущим вепрем, Галл обрисовал офицерам ситуацию в Таврике. Обрисовал без прикрас, упомянув о гибком уме Митридата, в лице которого они обретают опасного, умеющего удивить противника.

– Царь Боспора, – сказал он в заключение, – будет искать новых союзников. И мы к этому готовы. В конце концов, союзники найдутся и у нас.

Глава 11

– Стой! – раздался окрик с постовой площадки над воротами, и стоявший на ней караульный довольно грубо поинтересовался: – Что нужно?

– Депеша для старшего трибуна, – сообщил Лукан, невольно раздражаясь от такого бесцеремонного обращения. Всего несколько минут назад, по ту сторону рва, его вот так же грубо остановила стража у моста. Впрочем, обижаться тут было не на что: легионеры действовали по уставу, а вежливые манеры в армии не в ходу. Тем не менее неприятный осадок в душе остался.

Его настроение, казалось, передалось и нетерпеливо гарцующему под ним жеребцу.

– Пароль?

– Сокол. – Пароль на этот день ему предусмотрительно сообщил Варен.

– Принято.

Голова караульного на короткое время исчезла, потом снова появилась между зубьями частокола. Легионер был совсем юн, и его отполированный до блеска шлем буквально искрился на солнце. Он с откровенным интересом разглядывал появившегося у лагеря офицера. Лукан дождался, когда отворятся ворота, и, пустив лошадь шагом, проследовал внутрь.

За воротами дорогу ему преградили трое караульных; еще не меньше десяти стояли по обе стороны ворот у покрытых дерном земляных валов, которые венчал частокол. Эти трое выглядели настоящими прожженными вояками. Один из них, с перебитым кривым носом и отличительными знаками опциона, повторил вопрос часового с площадки и только после полученного ответа угрюмо кивнул.

– Тебя проводят к штабу.

При этом от Лукана не укрылось, с каким пренебрежением глаза легионера скользнули по его вызывающе чистотой, новенькой тунике и дорогим сандалиям. Понятное дело, он не вписывался в общую картину и выглядел, скорее, городским франтом, собравшимся на званый обед, но уж никак не боевым офицером, прибывшим в военный лагерь.

– Следуй за мной, – бросил ему самый угрюмый из караульных.

Лукан спешился, перебросил поводья в руку. Гнедой фыркнул, мотнул головой и послушно пошел рядом.

В пятидесяти шагах от оборонительной стены начинались ряды палаток. От ворот к ним вела плотно утрамбованная дорога, достаточно широкая для того, чтобы по ней могла свободно проехать большая повозка. Лукан смотрел в широкую спину следовавшего впереди мужчины и старался угадать, в скольких битвах тот побывал, как много врагов сразил его гладий. Тут, в лагере легиона, казалось, даже воздух был пропитан духом войны. Тяжелым, колючим и ощутимо, до покалывания в пальцах, непривычным.

Между тем они ступили на виа Преториа, главную улицу лагеря, и пошли между длинными и ровными рядами солдатских палаток, похожих одна на другую, как армия близнецов. В проходах между ними кипела жизнь: легионеры чистили амуницию или приводили в порядок одежду, кто-то упражнялся в метании пилума или проверял на остроту заточки меч. Каждый был чем-то занят, даже свободные от нарядов и играющие в кости, сидевшие тесными кружками в проходах, производили впечатление людей занятых. Во всем, что видел Лукан, чувствовался четкий и незыблемый порядок, который уже не одно столетие диктовала железная дисциплина римской армии.

Наконец, когда закончились казавшиеся бесконечными ряды палаток и они вышли к преторию, Лукан вздохнул от облегчения: все это время, пока в сопровождении караульного он пересекал лагерь, то и дело ловил на себе косые взгляды легионеров, от которых совсем не прибавлялось оптимизма. Прошел месяц с того дня, как Восьмой легион разбил под Томами лагерь, но текущие дела так и не позволили ему в нем побывать. Сейчас, когда благодаря поручению Галла появилась такая возможность, интерес вызывало буквально все – и обустройство лагеря, и его внутренняя жизнь, и даже ладные сегментные доспехи идущего впереди солдата. Вот только излишнее внимание к своей персоне вызывало ощущение внутреннего дискомфорта.

– К Аттиану, с посланием от легата Дидия Галла, – сообщил страже у ворот караульный, и один из охранников исчез за оградой из плотно пригнанных, в человеческий рост, кольев.

Лукан воспользовался моментом и привязал Аякса к коновязи. Тот прядал ушами, тянул губы и норовил ущипнуть его за плечо. Улыбнувшись, юноша похлопал коня по крепкой шее.

– Хороший жеребец, – одобрительно заметил караульный.

Услышать теплое словцо от угрюмого воина стало полной неожиданностью, и Лукан уже хотел ответить, но вернулся ходивший докладывать стражник и сообщил, что он может войти. Легионер, еще раз оценивающе глянув на гнедого и не сказав больше ни слова, отправился обратно на пост, а Лукан проследовал за стражем во внутренний двор.

У входа в штабную палатку – большой, крытый шкурами шатер – дежурили пятеро часовых. При одном взгляде на них он непроизвольно подумал о том, что предпочел бы не иметь этих громил в числе своих врагов. Лица легионеров напоминали застывшие маски, и только глаза выглядели живыми, они словно оценивали на прочность или на предмет возможной угрозы приблизившегося к их территории человека. Один из часовых, явно старший по званию и возрасту, с отливающими начищенным серебром наградами, выступил вперед.

Сопровождающий Лукана отсалютовал ему, развернулся на пятках и тут же удалился. Командир же, еще раз бегло оглядев визитера, коротко бросил:

– Следуй за мной. – И повернулся к нему спиной.

Войдя в палатку, они пересекли небольшой, заставленный трофеями легиона тамбур, сразу за которым находилась приемная. Здесь охранник отошел в сторону и указал на занавешенный вход.

– Старший трибун ждет.

Лукан отодвинул полог и ступил внутрь.

Тит Фульвий Аттиан был не один. Напротив него, на втором раскладном стуле, расположился молодой темноволосый мужчина, сразу же повернувший голову в сторону вошедшего. Судя по дорогой щегольской одежде и тому, как свободно он держался, гость трибуна был одного с ним круга. Он повернул к Аттиану чуть вытянутое, но при этом красивое и по-своему мужественное лицо.

– Мне выйти?

– Останься, – удержал его тот, переключая свое внимание на офицера.

Помня о субординации, Лукан не стал медлить и четко, как и надлежит военному, доложил:

– Донесение от легата Галла, старший трибун. – И вынул из висевшей через плечо сумки свиток пергамента.

Аттиан с некоторой поспешностью подошел к нему – видимо, ждал от командующего вестей, – скользнул взглядом по личной печати Галла и прошел со свитком к стоявшему в центре небольшому походному столу. Устроившись за ним, он сорвал печать и погрузился в чтение, в то время как его гость с небрежным любопытством принялся рассматривать курьера. Впрочем, содержание послания интересовало этого человека куда больше: темно-синие глаза то и дело обращались к старшему трибуну, и возникающее в них нетерпение говорило о том, что и он каким-то образом причастен к тому, о чем сообщал наместник.

– Очень хорошо! Все, как я и предполагал. – Аттиан поднял голову, взглянул на своего гостя. – Кавалерия Вифинии уже на марше и скоро будет в Томах.

– Это действительно хорошая новость, – улыбнулся мужчина.

– К ее прибытию нужно подготовиться: разметить неподалеку площадку для лагеря, – как бы самому себе, стал объяснять Фульвий, – запасти фураж для лошадей, дрова. Этого, думаю, будет достаточно.

– Вы, римляне, во всем любите порядок, – продолжая улыбаться, заметил гость. – Пожалуй, в этом залог вашего процветания. И ваших побед.

– Но не в меньшей степени, чем и стремление к этим победам, – мягко уточнил Аттиан.

– Разумеется. – Темноволосый кивнул. – Я только хотел сказать, что искренне восхищаюсь римскими порядками. И вообще тем, как устроена Империя.

– Так было не всегда. А до этого пролилось немало крови.

– Я знаю. Тем более Рим заслуживает уважения, являя собой наглядный пример для подражания.

– К сожалению, не все думают подобным образом.

– Не все. Но мыслями и побуждениями можно управлять. И направлять их в нужное русло.

Оба собеседника умолкли, как если бы разговор коснулся темы, настолько щепетильной, что при посторонних ее не следовало обсуждать. Они почти одновременно переключили внимание на застывшего у входа трибуна, и от их сверлящих взглядов Лукану сделалось неуютно.

– Я помню тебя, – ткнув в его сторону указательным пальцем, сказал Аттиан. – Помню по охоте. Ты тот офицер, что не дал вепрю искромсать товарища. – В глазах гостя возникла заинтересованность, а Фульвий продолжил: – Легат о тебе хорошо отзывался. Напомни свое имя.

– Гай Туллий Лукан, старший трибун.

– Да, точно, Лукан. Твой меткий бросок меня восхитил! И коль уж ты здесь, герой, не поделишься с нами, где научился так ловко обращаться с копьем?

– Здесь, в Томах, во время подготовки новобранцев.

– О-о-о! – многозначительно протянул темноволосый. – Наверное, у тебя был опытный учитель?

– Достаточно опытный. Им был центурион Гней Сибиус, он имел честь биться под командой нашего легата в Британии.

– Это о многом говорит. – Аттиан повернул лицо к своему гостю. – Я тебе рассказывал, Котис, об офицерах, последовавших за Галлом в эту глушь. Сибиус один из них.

«Так вот кто гость трибуна! Брат Митридата!» – растерялся Лукан, а вслух произнес: – Центурион Сибиус занимался обучением ауксилариев и сейчас назначен командовать одной из когорт.

– Если наместник окружил себя такими опытными офицерами… – Теперь улыбка Котиса предназначалась ему. – То это уже половина успеха в нашем предприятии. Не так ли?

Ответил Аттиан:

– Несомненно. От офицера многое зависит в бою. Но не меньше – и до него, когда сражение только готовится.

Лукан не мог не признать, что тот прав. За те полгода, что он провел в армии, пусть и без битв, он многое сумел вынести. Например, то, что солдатам буквально вбивают в головы не подлежащее обсуждению правило: беспрекословно выполнять приказы своих командиров, будь то поле боя или обычная гарнизонная жизнь. От четкости же и скорости выполнения команд в сражении напрямую зависел его исход. Именно этим – слаженностью действий отдельных подразделений – и отличались римские войска от армий других народов, или варваров, как их принято было называть.

– Наместник Галл сообщает что-нибудь еще? – Темно-синие глаза Котиса сосредоточились на Аттиане, он даже чуть подался вперед, словно ожидал еще какой-то новости, персонально для себя.

Старший трибун кивнул.

– Приглашает нас в свою резиденцию. Причем сегодня.

– Замечательно! – Котис выпрямил спину, оперся ладонями об острые колени. – Тогда не будем заставлять его ждать. – Его взгляд опять переместился на юного офицера. – К тому же у нас есть сопровождающий.

Он одарил Лукана своей очередной благосклонной улыбкой, которая уже начинала раздражать. Царевич был не старше его и являлся отпрыском, пусть и могущественного, но тем не менее варварского рода. Род же Туллиев уходил своими корнями в глубокую древность и принадлежал ко второму после сенаторов сословию в Риме – всадникам, – чья знатность и благородное происхождение не подлежали сомнению.

– Да, не будем откладывать наш визит, – согласился с царевичем Аттиан.

Он с видимым усилием выбрался из-за неудобного низкого стола и подошел к узкой софе у стены, на которой лежали его плащ и перевязь с мечом. Встал и Котис. Он оказался высок и строен, а длинные жилистые руки не походили на руки дворцового неженки. И двигался он легко и непринужденно, точно кот, заигрывающий перед тем, как напасть.

Лукан посторонился, пропуская их. И только потом вышел следом.

Аттиан отдал распоряжение страже подготовить лошадей и обернулся к своему высокопоставленному гостю.

– Не будем привлекать к себе излишнее внимание местных. В эскорт я возьму двух младших трибунов. Этого вполне достаточно.

– Разумно, – ответил Котис. – Я бы не хотел, чтобы о моем прибытии узнали раньше времени.

– Лучше бы, чтоб о нем не узнали вообще, – уточнил Фульвий.

– Это было бы идеально.

Они прошли через огороженный частоколом двор претория. Стражники, завидев командира, распахнули ворота и стали навытяжку. Аттиан едва заметно кивнул им и задержался у выхода; взглянул на ясное, зашитое легкими облачками небо.

– Сегодня боги благоволят нам, – произнес он с легкой усмешкой и глубоко, полной грудью вдохнул.

В этот момент старший трибун напоминал обычного, радующегося жизни человека, по какой-то нелепой случайности нацепившего на себя меч.

* * *

К их небольшому отряду присоединился и главный хирург легиона Аппий Фуфий Кален. Аттиан внял его доводам о необходимости пополнить в городе запасы снадобий, трав и тому подобного, хотя и сделал это без особого энтузиазма. Сухощавый, средних лет, но уже начинающий лысеть, хирург отличался настолько малым ростом, что со спины его вполне можно было принять за подростка. А на своей пегой кобыле так и вовсе выглядел, по меньшей мере, нелепо. Впрочем, управлялся он с ней довольно ловко, но все равно старался держаться позади всех.

Двух младших трибунов – Луция Аннея Плавта и Авла Сертория – Лукан помнил по охоте. Во время застолий они занимали места напротив, и он даже имел возможность перекинуться с ними парой фраз. Плавт произвел впечатление открытого и веселого молодого человека. Тогда как Серторий больше отмалчивался, предпочитая слушать. Почему Аттиан выбрал для визита к наместнику, а теперь и легату легиона именно их, когда в его распоряжении были еще три более опытных трибуна, оставалось неясным. Лукан же такому выбору Аттиана только обрадовался: появилась возможность хоть с кем-то перекинуться по дороге парой-тройкой слов, поскольку остаться один на один со старшим трибуном и царевичем желания не возникало.