Текст книги "Экономическая социология"

Конечно, все перечисленные типы связи государства и хозяйства являются идеальными типами, и в реальной политике правительств они чаще всего комбинируются в более или менее разумных пропорциях. Добавим, что их главным отличительным признаком является не вопрос о размерах вмешательства государства в хозяйственные процессы, а типы реализуемых функций и конкретные способы их выполнения.

Взаимодействие государства с участниками рынка. Для того чтобы охарактеризовать типы такого взаимодействия, мы воспользуемся метафорическими образами А. Шляйфера и его соавторов. Они предложили модели государства, выступающего в качестве:

• «невидимой руки»;

• «помогающей руки»;

• «грабящей руки»[324]324
  Frye Т., ShleiferA. The Invisible Hand and the Grabbing Hand // American Economic Review. Papers and Proceedings. May 1997. Vol. 87. No. 2. P. 354–358; ShleiferA., Vishny R. The Grabbing Hand: Government Pathologies and Their Cures. Cambridge: Harvard University Press, 1998.


[Закрыть].

Модель «невидимой руки» (invisible hand) является исходной точкой либеральных построений. Ее авторство приписывается еще Адаму Смиту, у которого действительно в его труде «Богатство народов» упоминается данный образ (который, правда, вменяется рынку). Государство здесь пытается формировать общую рыночную среду так, чтобы его действия были как можно менее заметны, а решающую роль отводит стихийным рыночным силам. Государство уподобляется хорошему официанту, которого ценят именно за то, что его услуги оказываются быстро, незаметно и в строго определенном объеме. Такого государства не следует опасаться, но от него не стоит и ожидать особой помощи (например, если у клиента не хватит денег, чтобы расплатиться за обед).

Вторая модель «помогающей руки» (helping hand) тоже связана с тем, что государство формирует общие условия функционирования рынков, но при этом также пытается стимулировать деятельность его участников. Государство так устанавливает правила и манипулирует имеющимися средствами, чтобы способствовать их продвижению вперед. Оно не мешает участникам рынка, если все идет гладко, но способно протянуть им руку помощи в тяжелые кризисные периоды.

Наконец, третья модель «грабящей руки» (grabbing hand) выглядит наименее привлекательной. Здесь речь идет о том, что представители государства, вместо заботы об общих интересах, удовлетворяют свои частные интересы за счет хозяйственных агентов, т. е. занимаются откровенным вымогательством[325]325
  О распространенности вымогательств в российском бизнесе 1990-хгг. см.: Радаев ВВ. Коррупция и формирование российских рынков: отношения чиновников и предпринимателей // Мир России. 1998. № 3. С. 57–90.


[Закрыть] (мы продолжим эту тему ниже, раскрывая проблему коррупции).

Нам представляется, что к приведенной типологии можно добавить еще одну форму – «владеющей руки» (possessing hand). В данном случае речь идет не о простом вымогательстве, а о стремлении чиновников поставить частный бизнес под свой личный или групповой контроль, завладеть долей в этом бизнесе, не просто получить «откупные», но иметь постоянную долю от деятельности подконтрольных предприятий[326]326
  Эксперты считают, что данная модель весьма характерна для России 1990-х гг., особенно для московского региона (см., например: Просветов И. Монополия без названия // Компания. Октябрь 2004. № 38. С. 27–31).


[Закрыть]. Чиновники здесь не ограничиваются «платой за вход» в сферу бизнеса, а продолжают собирать свою административную ренту и в ходе деятельности предприятий.

Действие «грабящей» или «владеющей руки» часто сопровождает процесс коммерциализации государства. Он означает обслуживание государственными структурами интересов частных хозяйственных структур за соответствующее вознаграждение. Такое обслуживание может выражаться в простой продаже привилегий и льгот (пассивном использовании монопольного положения), но также в активном позиционировании государственных структур на том или ином рынке и предоставлении рыночных услуг хозяйственным агентам (например, предоставление частному бизнесу услуг по охране и безопасности на коммерческой основе). Во многих случаях государственные органы оказываются конкурентоспособны, потому что они имеют возможность переложить значительную часть издержек на государственную казну, приватизируя основную часть получаемых доходов.

Если «помогающая рука» является типичной характеристикой государства развития, то «грабящая» и «владеющая рука» отличают так называемые хищнические государства (predatory states), многие из которых основаны на военных режимах[327]327
  Evans P. Predatory, Developmental, and Other Apparatuses: A Comparative Political Economy Perspective on the Third World State // Sociological Forum. December 1989. Vol. 4. No. 4. P. 561–587.


[Закрыть]. Эти государства захватывают крупнейшие и наиболее прибыльные предприятия, ставят их под свой контроль, но заботятся не столько об их развитии, сколько об административной ренте, что приводит к истощению ресурсной базы этих предприятий.

Как реагируют участники рынка на вмешательство представителей государственной власти? У них в распоряжении несколько стратегий. Первые три из них, следуя А. Хиршману, можно определить как стратегии «лояльности» (loyalty), «голоса» (voice) и «выхода» (exit)[328]328
  Hirschman A. O. Exit, Voice, and Loyalty: Response to Decline in Firms, Organizations, and States. Cambridge: Harvard University Press, 1970. P. 1–20, 76–79.


[Закрыть]. В нашем случае стратегия лояльности означает покорное следование установленным государством формальным правилам и навязываемым чиновниками неформальным нормам. Она зачастую связана с довольно высокими издержками. Стратегия голоса означает публичное оспаривание сложившихся правил. Она предполагает наличие независимой судебной власти и развитой системы политического представительства интересов. В отличие от двух предыдущих стратегий, стратегия выхода связана с уходом от контроля, скрытым невыполнением формальных правил. Мы добавим к этой типологии важный четвертый элемент – стратегию «договора» (bargain). Не имея возможности не только оспорить претензии публично, но и ускользнуть в спасительную «тень», участники рынка вынуждены вступать в переговоры и достигать институциональных компромиссов – такого смягчения условий выполнения формальных правил, которое оказывается приемлемым для контролирующей и контролируемой сторон[329]329
  Для России 1990-х гг. среди основной массы участников рынка стратегия лояльности была малопригодна ввиду высоких (порою запретительных) издержек легализации. Стратегия голоса не пользовалась популярностью по причине зависимости судебной власти и крайне неравномерного характера представительства политических интересов. Куда более распространены были стратегии выхода и договора, осуществляемые на всех уровнях российского бизнеса (подробнее см.: Радаев В. В. Деформализация правил и уход от налогов в российской хозяйственной деятельности // Вопросы экономики. 2001. № 6. С. 60–79).


[Закрыть]. И здесь мы вплотную подходим к теме коррупции.

Государство и коррупция. Коррупция давно относится нами к числу обыденных явлений. С некоторых пор ее начали рассматривать как внутренний элемент хозяйственной жизни[330]330
  Радаев В. В. Формирование новых российских рынков: трансакционные издержки, формы контроля и деловая этика. М.: Центр политических технологий, 1998. Гл. 1 (http:// www.ecsoc.ru).


[Закрыть]. Однако определить, что в точности она означает, не в состоянии даже большинство экспертов. В самом деле, часто нелегко отличить взятку от подарка или платные услуги от вымогательства. С деятельностью чиновников связывают многие негативные явления – волюнтаризм и непотизм, волокиту и излишнюю зарегулированность, – должны ли мы все эти явления связывать с коррупцией? Мы постараемся показать, что коррупция – это особый род отношений, отличающийся от многих других, пусть и весьма неблаговидных, действий.

Чтобы раскрыть понятие коррупции, воспользуемся инструментами теории агентских отношений[331]331
  Обшая идея подобного подхода была изложена в первой версии статьи Д. Гамбетты, позднее опубликованной в сборнике о проблемах коррупции: Gambetta D. Corruption: An Analytical Map // Political Corruption in Transition. A Sceptic's Handbook / S. Kotkin, A. Sajo (eds.). Budapest, N.Y.: Central European University Press, 2002. P. 33–56.


[Закрыть]. Для того, чтобы сложились коррупционные отношения, необходимо непременное участие трех субъектов, среди которых:

• принципал (законодательный орган);

• агент (чиновник, представитель исполнительной власти);

• клиент (фирма, предприниматель).

Принципал (законодательная власть) утверждает формальные правила, регулирующие деятельность клиентов (предпринимателей, фирм), и правила контроля за их соблюдением. Права контроля делегируются агентам (представителям исполнительной власти). Предполагается, что агенты полностью осведомлены о содержании этих правил, но не имеют возможностей самостоятельно их изменять, хотя и могут готовить предложения по их изменению. При этом они должны соблюдать правила контроля, не дискриминируя никого из клиентов, которых затрагивают данные формальные правила, и не нарушая интересов принципала.

Как могут складываться такого рода отношения между тремя указанными субъектами? В случае рациональной бюрократической организации в классическом понимании М. Вебера дела обстоят достаточно «просто»: агент реализует делегированные ему принципалом полномочия, контролируя выполнение всех установленных формальных правил и не дискриминируя никого из клиентов (рис. 7.1а).

Однако предположим, что клиент заинтересован в более быстром решении своего вопроса и готов предложить чиновнику неформальное вознаграждение. Является ли последнее взяткой? Не обязательно. Если, например, чиновник ускорил рассмотрение дела за счет своего личного времени и дополнительных усилий, не нарушая интересов других клиентов и не отступая от буквы формальных правил, или он дополнительно консультировал клиента (будучи в принципе не обязанным это делать), лучше определить это действие как предоставление дополнительных бюрократических услуг (рис. 7.16).

а) Рациональная организация

Примечание. Принципал делегирует полномочия агенту, который выполняет установленные принципалом правила, не проводя различий между клиентами

б) Рынок дополнительных бюрократических услуг

Примечание. Принципал делегирует полномочия агенту, который выполняет установленные правила. При этом агент оказывает дополнительные услуги, не проводя различий между клиентами и получая за них неформальные вознаграждения

в) Волокита

Примечание. Принципал делегирует полномочия агенту, агент выполняет установленные им правила, не проводя различий между клиентами, но всячески затягивает оказание бюрократических услуг

г) Волюнтаризм

Примечание. Принципал делегирует полномочия агенту, но агент их нарушает в пользу отдельных клиентов, не получая за это неформального вознаграждения

д) Казнокрадство

Примечание. Принципат делегирует полномочия агенту, но агент их нарушает, причем не в пользу отдельных клиентов, а в свою пользу путем прямого вывода ресурсов в «свою» фирму

е) Фаворитизм

Примечание. Принципал не делегирует полномочия агенту, меняя правила в пользу отдельных клиентов

ж) Захват государства

Примечание. Отдельные клиенты, минуя агента, меняют правила в свою пользу путем прямого воздействия на принципала

з) Коррупция

Примечание. Принципал делегирует полномочия агенту, но агент их нарушает в пользу отдельных клиентов, получая за это неформальное вознаграждение

Рис. 7.1. Коррупция и сходные типы отношений. Π – принципал (законодатель); А– агент (чиновник); К – клиент (участник рынка)

Чиновник, напротив, может сильно затянуть рассмотрение вопроса, при этом не нарушая, а наоборот, используя существующие формальные правила (скажем, установлен предельный срок рассмотрения в один месяц – бумаги лежат в течение месяца). Поскольку чиновник в результате не получает никакой осязаемой частной выгоды (кроме возможности работать спустя рукава) и не делает различий между клиентами (ждать приходится всем), то этот случай правомерно назвать бюрократической волокитой (рис. 7.1в).

Более сложные обстоятельства возникают тогда, когда чиновник нарушает безличные правила контроля, отдавая предпочтение отдельным клиентам. Но сам факт нарушения правил контроля и получения выгоды клиентом – еще недостаточное условие для появления коррупции. Если бюрократ не получил за это своей частной выгоды, а просто следовал личным капризам (кто понравился – тому помог, кто не понравился – тому отказал), то его поведение лучше обозначить как волюнтаризм (рис. 7.1 г).

Нарушения правил в результате ошибок, незнания правил агентом, идейных соображений, личных симпатий и привязанностей, а также под воздействием принуждения могут способствовать коррупции, но в чистом виде к ней не относятся, ибо коррупция, еще раз повторим, в принципе предполагает извлечение агентом частной выгоды. Например, если нарушивший законы клиент беспрепятственно ускользает из-под контроля, потому что агент плохо знал правила, это халатность и невежество чиновника, но не коррупция. Или если чиновника заставили нарушить правила, угрожая ему и его семье, мы, тем более, вряд ли назовем это противоправное действие коррупцией, ибо речь идет о прямом насилии.

Впрочем, само по себе извлечение частной выгоды чиновником тоже не является достаточным условием возникновения коррупционных отношений. Например, если агент-чиновник грубо презрел формальные правила, переведя часть государственных средств на собственные счета, то эта частная выгода является результатом казнокрадства (т. е. разновидностью обычного воровства,), а не коррупции, предполагающей также преференциальное соблюдение интересов отдельного клиента. Поскольку клиент в данное отношение вообще не включен, то и коррупция отсутствует (рис. 7.1д).

Другая ситуация возникает при исключении из отношения самого агента-чиновника. В этой ситуации принципал, не делегируя никаких полномочий агенту, сам меняет формальные правила в пользу отдельных клиентов. Это может делаться, скажем, вследствие идейных соображений – определенным образом понятых общенациональных интересов и приоритетов развития (т. е. без непременного подкупа должностных лиц). Перед нами случай фаворитизма, при котором формальное нарушение правил отсутствует (поскольку принципал имеет право их изменять) (рис. 7.1е).

Иное дело, если подобное изменение формальных правил принципалом вызвано непосредственными лоббирующими действиями со стороны клиентов или прямым подкупом представителей принципала в лице отдельных депутатов и фракций. Поскольку агент вновь оказывается не у дел, то мы снова избегаем называть это коррупцией. В современной институциональной экономической теории это явление получило иное название – захват государства (state capture)[332]332
  Hellman J., Jones С, Kaufmann D. Seize the State, Seize the Day: State Capture, Corruption and Influence in Transition // World Bank Policy Research Working Paper. 2000. No. 2444 (http:// www.worldbank.org или http://www.nobribes.org).


[Закрыть]. Причем данная связь может быть и повернута, когда, например, хищническое государство производит захват фирм (без формальной национализации их собственности) и далее патронирует эти фирмы (рис. 7.1ж).

Итак, чтобы добраться до определения коррупции, мы составили своего рода реестр разных способов так называемого «подрыва формальных институтов» (institutional subversion), если использовать термин Дж. Хеллмана и М. Шанкермана[333]333
  Hellman J₄ Schankerman M. Intervention, Corruption and Capture // Economics of Transition. 2000. Vol. 8. No. 3. P. 545–567.


[Закрыть]. Многие из них сопровождаются коррупционными действиями, но сами по себе к коррупции не относятся. Что же представляет собой собственно коррупция? Она означает, что принципал делегирует полномочия агенту-чиновнику, а чиновник, вместо того чтобы следить за соблюдением правил, сам же их нарушает в пользу отдельных клиентов, получая за это неформальное вознаграждение.

Суммируем основные элементы коррупционного отношения:

1. Существование формальных правил, установленных принципалом.

2. Наделение агента монопольными полномочиями по распределению ресурсов и оказанию услуг в соответствии с этими формальными правилами, которые агент не вправе изменить.

3. Наличие клиента как независимого третьего лица, заинтересованного в получении ресурсов или услуг с нарушением формальных правил.

4. Организация изначально оговоренного обмена услугами (вознаграждениями) между агентом и клиентом.

5. Нарушение агентом формальных правил в пользу клиента.

6. Получение агентом частной выгоды, а клиентом – частной или общественной выгоды[334]334
  Заметим, что клиент в коррупционном отношении может не преследовать частной выгоды, в то время как наличие частной выгоды агента является обязательным признаком коррупции.


[Закрыть] (рис. 7.1з).

Теперь сформулируем определение коррупции. Коррупция – это использование чиновником служебного положения для получения частного вознаграждения от заинтересованных участников рынка путем сознательного нарушения в их интересах формальных служебных правил.

В завершение приведем еще одну полезную типологию, включающую три модели коррупции, предложенные А. Шляйфером и Р. Вишни:

• монополистическую;

• дерегулируемую;

• конкурентную.

Согласно монополистической модели предоставление общественных благ находится в одних руках под единым бюрократическим контролем. При реализации дерегулируемой модели бюрократические структуры действуют относительно независимо друг от друга в подведомственных им областях. И наконец, конкурентная модель предполагает, что каждое общественное благо обеспечивается более чем одной бюрократической структурой. При этом действия чиновников могут осуществляться двумя способами – «без приворовывания» у государства (without theft) и «с приворовыванием» (with theft). В первом случае платежи государству остаются в неприкосновенности, и к легальным трансакционным издержкам добавляются нелегальные издержки в форме взятки. Во втором случае предприятия «освобождаются» от официальных платежей, перекладывая часть «сэкономленных» средств в карман бюрократа[335]335
  ShleiferA., Viihny R. W. Corruption // Quarterly Journal of Economics. August 1993. Vol. CVIII. No. 3. P. 601, 604–607. 610. Наименее болезненной следует считать конкурентную модель, но авторы утверждают, что в начале 1990-х гг. в постсоветском обществе произошел серьезный сдвиг от монополистической к дерегулируемой модели, которая связана с неизбежным увеличением масштабов коррупции.


[Закрыть].

Остается добавить, что неформальные отношения предпринимателей с чиновничеством не сводятся к пресловутой коррупции, а последняя не ограничивается взятками. Более того, взятка (или небезызвестные «подарки»-подношения) – всего лишь примитивная начальная форма этих отношений. Она опосредствует короткие (разовые) взаимодействия и характерна преимущественно для чиновников мелкой и средней руки, а также для представителей малого бизнеса. С ростом уровня чиновника и масштабов бизнеса часто меняются не только «цена вопроса», но и сам характер взаимоотношений. Сначала элементарная взятка перерастает в систему обмена услугами, которые уже не принимают денежную форму. «Отдариться», как известно, можно множеством других более замысловатых способов – например, устроив родственника к себе на работу или передав заказ «своей» фирме.

В дальнейшем с укреплением взаимного доверия между чиновником и предпринимателем их связь может плавно перерасти в длительное сотрудничество или партнерство, скрепленное порою узами личной дружбы, где обмен услугами как таковой по типу «ты – мне, я – тебе» вообще не обязателен. Речь идет о взаимной стратегической и тактической поддержке. Но само наличие вознаграждений (хотя бы в виде реципрокных обменов) предполагается изначально, даже если сроки и форма вознаграждения не оговорены[336]336
  Более подробно о проблемах коррупции применительно к российскому бизнесу см.: Радаев В. В. Коррупция и формирование российских рынков: отношения чиновников и предпринимателей // Мир России. 1998. № 3. С. 57–90.


[Закрыть].

Заключение. В начале XX в. российские марксисты-большевики, искренне ненавидя государство, пытались разрушить его «до основания», а затем построили невиданную по жесткости государственную диктатуру, на время подавившую свободные проявления рынка. В конце XX в. российские либералы, также ненавидя государство, попытались его ослабить, увести из экономики, и в результате получили чрезвычайно коррумпированный режим, тормозящий развитие рынков. Вряд ли происходящая в начале XXI в. консолидация российского государства заставит правых или левых полностью пересмотреть свои взгляды, но будем надеяться, что она станет основой для более успешного конституирующего воздействия на рынки.

В любом случае, от взгляда «кто кого» в отношениях государства и рынка следует переходить к изучению моделей интеграции властных и экономических структур и институтов. Именно этот принцип составил основу изложенного в этой главе политико-экономического подхода в современной экономической социологии.

Глава 8
Неформальная экономика как форма хозяйства

Наши представления о хозяйственных процессах зачастую искажены в силу того, что их значительная часть выпадает из поля зрения, остается скрытой от наблюдателей, не фиксируется статистическими данными. И чтобы понять, как действуют хозяйственные агенты, мы не можем ограничиться анализом формальной экономики и считать, что хозяйство полностью подчиняется установленным законодательным нормам. Именно по этой причине ускользающая от поверхностных взглядов неформальная экономика превратилась в одну из основных тем, в изучении которой произошло смыкание экономистов и экономсоциологов[337]337
  Underground Economies in Transition / E. L. Feige, К. Ott (eds.). Aldershot: Elgar, 1999; Johnson S., Kaufmann D., Shleifer A. The Unofficial Economy in Transition // Brookings Papers on Economic Activity. 1997. No. 2. P. 159–239; The Informal Economy: Studies in Advanced and Less Developed Countries / A. Portes, М. Castells, L. A. Benton (eds.). Baltimore: The John Hopkins University Press, 1989; The Underground Economy in the United State and Abroad / Tanzi V. (ed.). Lexington: D. C. Heath, 1982. Обзор работ в данной области см.: Портес А. Неформальная экономика и ее парадоксы // Западная экономическая социология: Хрестоматия современной классики / Сост. и науч. ред. В. В. Радаев; пер. М. С. Добряковой и др. М.: РОССПЭН, 2004. С. 303–339. См. также: Экономическая социология. 2003. Т. 4. № 5. С. 34–53 (http://www.ecsoc.msses.ru).


[Закрыть]. Сначала исследования касались в основном развивающихся стран третьего мира, затем обширная неформальная экономика была «обнаружена» в посткоммунистических странах и, наконец, выяснилось, что в той или иной мере тема актуальна для всех типов хозяйств, включая развитые западные общества. Число теоретических и эмпирических исследований по данной теме растет. Тем не менее на пути к раскрытию тайн неформальной экономики возникает масса препятствий, которые связаны не только с очевидной нехваткой информации для расчетов, но и с концептуальными трудностями – расхождением в понимании самого явления.

Целесообразно начать с выделения двух принципиально разных подходов к анализу неформальной экономики – структурного и институционального. Структурный подход более популярен. Он определяет неформальную экономику как особые сегменты хозяйства (включая совокупность определенных видов деятельности или организационных структур), располагающиеся на периферии или за пределами формальной экономики.

Институциональный подход предлагает другую перспективу. Здесь неформальная экономика предстает как совокупность неформальных правил, регулирующих хозяйственное поведение наряду с формальными правилами. С этой точки зрения неформальная экономика не локализована в определенных рыночных сегментах, она является элементом всякой хозяйственной деятельности, обеспечивая необходимую институциональную гибкость. При таком понимании из маргинального явления она превращается в основополагающий элемент реальных хозяйственных процессов.

Добавим, что первый подход применяется главным образом при макроэкономических расчетах и нацелен на определение масштабов неформальной экономики и составляющих ее сегментов. Второй подход – скорее микроэкономический – ориентирован на изучение институтов и практик повседневной хозяйственной деятельности.