Текст книги "Белые цветы Эйроланда. Хроника первая"

Белые цветы Эйроланда
Хроника первая
Валентин Никора

© Валентин Никора, 2024

ISBN 978-5-0064-6117-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Первая хроника Эйроланда

Валентин Никора

Белые Цветы Эйроланда

(История, поведанная ветрами серебряным дождям возрождений)

Ироническая калька фэнтези

Книга первая

Белые цветы

Поймите простую истину: когда боги приходят в наш мир – приходят в буквальном смысле, – они оказываются тенями самих себя. Не могу сказать, что они становятся совсем слабыми, но это только их бледные копии, лишённые всемогущества, свойственного богам.

Ричард А. Кнэйг «Хозяин Копья»

 
Когда исчезнет Дух Творенья,
Когда закроет солнце дым, —
Бог явится в цепях забвенья.
Он будет дерзко молодым.
 
 
Когда Хордор единым станет,
Когда застелет мир зола,
Тогда пробьётся в Чёрном Стане
Цветок Надежды и Добра.
Зеродар «Легенда»
 

Часть первая
Маркграф

Глава 1. Пророчество Аоронда

Это знает влюблённый. Любовь – высшее чувство, данное богами. Оно не равносильно Свету, но приближает к нему. Отрекающийся от Любви теряет надежду и гибнет.

Это знает изгнанник. Страдание – только форма искупления прежних грехов, и земная любовь, будь она даже взаимною, – лишь смягченная форма страдания, очищающая душу и, как всякая нравственная боль, зовущая в Небо.

Это знает уставший. Тишина – это награда за жизнь, отданную Огню; за жизнь, сожженную во имя Великого Равновесия Элементов. Ведь перед всякой бурей наступает затишье; безмолвие, но не тишина. Истинная тишина опускается потом, на поле, усеянное мертвыми телами и догорающими головешками.

Это знает волшебник. Магия – это знание сокровенных имён всего сущего в мирах. Но, чтобы Слово прозвучало и не слилось с другими словами, до него и после должна быть пауза. В этом – тайна творения жизни.

Это знает мудрый. И Свет, и Тьма необходимы. Они естественно дополняют друг друга как смена дня и ночи. И каждый под этим солнцем творит то, что ему предначертано: в этом – судьба. Но Воля сильнее Судьбы, а Свет сильнее Воли и магии, ибо он – и есть сама жизнь.

Так сказал Аоронд, Верховный Хранитель Мудрости. И теперь слова эти не давали покоя ни днем, ни ночью. В их простоте Тоскунелу все время мерещился какой-то тайный смысл.

Не смотря на грязные дубовые столы и снующих под ногами бродячих собак, в забегаловке «Три пескаря» было уютно. Двери привычно скрипели и хлопали, впуская новых посетителей. Сивушные запахи пропитали сам воздух, но это было скорее достоинством. По крайней мере, не так сильно воняло селёдкой и блевотиной, как в пивной «Нежданная радость».

Тоскунел опрокинул в себя содержимое кружки и глубоко задумался. Слова поучительного монолога Верховного Хранителя Мудрости звучали в голове, точно капли начинающегося дождя. Они мешали сосредоточиться. Принять любое решение оказалось не так-то просто.

Легко сказать: «История Соединенного Королевства в твоих руках». Только отчего же эти умники сами не могут отправиться на этот долбанный Хордор? Да и то сказать: он, Тоскунел, потомственный дворянин, маркграф должен вдруг оказаться на побегушках: поди туда, не знаю куда! Нет, у солидных людей так дела не делаются.

Тоскунел вздохнул и снова, с наслаждением, отхлебнул. В голове зашумело. Вино было хорошим, приостеринским, семилетней выдержки. Сладкое, темно-красное, точно «Кровь Богов», оно было таким же коварным. Медовый привкус заглушал, скрывал своим ароматом истинные градусы напитка. Это вино пилось легко, точно сок. И голова от него оставалась ясной. Разве что чувствовалось легкое опьянение.

Впрочем, хозяин местной забегаловки был отлично информирован о пристрастиях своих постоянных клиентов. Он был суетливым, толстым, с бегающими глазками, однако, дело свое знал. Вместо него между столов порхали три прелестные особы, мило улыбающиеся и весело щебечущие со всеми посетителями. Да, вот уж на что нельзя было пожаловаться, так это – на обслуживание.

Только здесь, в «Трёх пескарях», работали природные блондинки с огромными васильковыми глазами. Они плавали между столами в коротких юбках и довольно тесных рубашках с глубокими вырезами. В общем, было на что посмотреть: молодые, грудастые, они одним своим присутствием создавали атмосферу праздника. А в той же «Нежданной радости» между столами прогуливались такие бабищи, что вино в глотку не лезло.

Тоскунел смотрел на мелькание женских ножек и думал о том, каким же идиотом надо быть, чтобы отказаться от всех удовольствий жизни и, взвалив на плечи котомку, срочно топать берегом реки.

И ведь нельзя прислугу нанять или в почтовый тарантас сесть: всюду шпионы и враги! Хуже, чем при дворе. Там-то хоть знаешь, кто может подсыпать яду, да и чувствуешь себя гораздо увереннее, когда парочка телохранителей сидит в потайной комнате, и не режется в карты, а внимательно наблюдает за всем происходящим.

Но мысли упрямо возвращались к происшедшему накануне.

Эх, дернул же черт Тоскунела зайти в Храм Седьмой Юдоли. И не просто заглянуть на огонёк, а ещё, по глупости, – пожаловаться на ночные кошмары. Что тут началось!

Священник руками замахал, Верховного Хранителя призвал; громко так, будто светопреставление уже началось: «Аоронд! Отрок пришел!»

Какой я им «отрок»? Зажрались, нахалы! Я – наследник, почти властелин Рутвингского замка, пастырь земель, можно сказать.

Эх, дал же Аорей, в свое время, воли этим толстопузым! Теперь и маемся. Священная миссия, десятина, посты и молитвы! А то мы не знаем про их обжорство и блуд. Уж, если на то пошло, то это я – самый святой среди этих врунов!

Впрочем, надо отдать должное, Верховный Хранитель действительно, вышел довольно быстро. Нет, он не ворчал на то, что его оторвали от важных дел.

Этот высокий костлявый старик в идеально белой мантии, с серебряным талисманом на груди, обжег грозным взглядом из-под кустистых бровей, огладил бороду, но не сел в ритуальное кресло, не протянул руку для поцелуя. Все-таки, было в облике этого священника что-то искреннее, запредельное и магическое.

Аоронд выдержал небольшую паузу. И под куполом древнего храма зависла гнетущая тишина, от которой мурашки пробежали по спине. А потом старик заговорил: медленно, тягуче, взвешивая каждое слово.

– Страх – великий грех, ибо он порождает бессилие, трусость и предательство; но ещё более страшный грех – бездействие! – Аоронд то ли пророчил, то ли читал мораль. – Он точит сердца, точно червяк. И, так же, как червяк, преобразует сущность людей, меняет их души, оставляет свою печать на лицах. Но, поверь мне, вера и любовь – сильнее страха и бездействия.

«И всё-таки, как ни крути, а Верховный Хранитель вполне может оказаться тем самым врагом, которого стоит опасаться». – подумал Тоскунел и тряхнул длинными волосами, разгоняя рой мыслей.

Вдруг в глазах у него потемнело: и забегаловка, и мысли о нудном пророке – все провалилось во мрак.

Возможно, это вино ударило в голову, но в эти мгновения об этом не думалось.

Парню казалось, что вселенная сначала опала, а потом бешено закружила подле ног бездонной, затягивающей воронкой. Из ниоткуда рвануло фиолетовое холодное пламя. Оно осенним смерчем взметнулось ввысь. И родилась музыка отчаяния, симфония поглощающего мир мрака.

Тысячи скрипок рвали струны своих душ; и щемящие звуки, нарастая, уводя в никуда, заставили сердце облиться кровью.

Тоскунел чувствовал, как растворяется в плаче этой симфонии, как сам становится музыкой. В те секунды казалось, что прямо за спиной расправляются орлиные крылья. И куда-то уносит черный мистический ветер.

А внизу, под ногами, из фиолетовой дымки тумана поднимались мглистые пики скал. И где-то там, внизу, хлестал ливень. А ветвистые молнии выхвали из беснующегося мира стихий игру бликов и теней.

– Тоскунел, пойдем отсюда. – голос доносился через сумятицу образов. – Не поддавайся, встряхнись!

Видение гор подернулось серебряной паволокой, и парень вернулся в реальный мир. Несколько мгновений Тоскунел просто тупо смотрел в наполненный бокал, соображая, где же граница между явью и мороком.

«Странно, – подумал юноша, – выпил-то – всего ничего, а как развезло. Вот стыдобушка! Завтра весь Гэдориэль будет знать, что маркграф Рутвинга нажрался, и уснул за столом в дешевой забегаловке».

Подняв взор на разбудившего его человека, Тоскунел невольно удивился: этого мужика он видел впервые. И, хотя, холстяные, потертые штаны и рубаха с плайтонским обережным рисунком по вороту, могли принадлежать только простолюдину, но манера держаться и двигаться, напевность речи, – выдавали в незнакомце если не дворянина, то ученого.

– Я – Ихтис. – улыбнулся мужчина, перехватив изумленный взгляд Тоскунела. – Вы меня не знаете, а маркграфов в стране – по пальцам перечесть.

Тоскунел польщено улыбнулся: «Топорно, но приятно».

– Меня нанял ваш отец. – продолжал незнакомец. – Все верительные грамоты в порядке, можете об этом не беспокоиться.

– Телохранитель? – ехидно прищурился Тоскунел, критически осматривая Ихтиса. – Что-то не похож…

– Душеспаситель. – отшутился Ихтис.

– А ты мне нравишься. – тряхнул волосами маркграф. – Я повышаю тебя в должности. Отныне ты – начальник охраны замка.

Тоскунел встал из-за стола. Тут же два бугая, которым Ихтис, и в подметки не годился, шумно поднялись, всем своим видом показывая, кто здесь на самом деле охрана. Они уже давно не сводили глаз с наглого незнакомца, но и не тревожили господина без нужды. Маркграф качнулся, сделал приветственный жест своим людям и рухнул бы на пол, если бы Ихтис не поддержал его.

Уже позднее, сквозь шум копыт и колес, не поднимая головы с пуфика своей кареты, Тоскунел слышал странный разговор охранников с Ихтисом.

Новый телохранитель тихо, вкрадчиво, как это умеют делать только интриганы, прорицатели и книжники, объяснял, что над головою маркграфа нависла беда. Какие-то темные силы плели заговор и люди были бессильны в этой войне.

Глава 2. Время раздумий

Тоскунел очнулся в своей кровати. «Боги, – подумал он, подходя к окну и разглядывая оживленную улицу Гэдориэля, – как были правы вестэйрлы, когда утверждали, что утро добрым не бывает!»

На шлепанье босых пяток незамедлительно распахнулась потайная дверь и из нее, точно черт из трубы, выскочил вертлявый старик с подносом. У него, у спасителя, было все: вино, рассол, вода и даже пара соленых огурцов. Уж кто-кто, а Рэйквэ знал толк в лекарствах.

Тоскунел благодарно принял бокал, выпил вино залпом и почувствовал, как возвращаются жизненные силы.

«Вот! – подумал маркграф. – А мне еще предлагают бросить свой уютный мирок и ползти через непролазные чащи Шероиданского леса. Кстати, а с чего это меня так развезло? Как с Аорондом мило общался, – помню, как в забегаловке сидел – помню, и даже припоминаю какого-то нахала, назвавшегося телохранителем… Стоп! Что-то здесь не так». Повернувшись к слуге и ставя пустой бокал на поднос, маркграф спросил:

– А, что, Рэйкве, одного ли меня вчера привезли?

– Девиц не было. – пожал плечами старик, но тут же в его плутовских, бегающих глазках появилось понимание. – Но, нанятый вашим батюшкой, ведьмак по имени Ихтис был. Бумаги у него в порядке, полномочия – огромны, да больно он хлипок с виду.

– Это не тебе решать. – пресек рассуждения слуги Тоскунел и погрозил пальцем. – Смотри у меня!

– Так это же самое вы и вчера кричали. – вывернулся Рэйкве. – Мы люди маленькие, только вторить умеем.

– По-о-ошел, черт косолапый! – рассмеялся Тоскунел. – Да, как оденусь, зови ко мне этого, как его?…

– Ихтиса. – услужливо подсказал старик.

– Ну, конечно. – хмыкнул маркграф.

Дверь за слугой тихо закрылась.

Тоскунел вернулся к кровати, плюхнулся на перины, утопая в них и блаженно охая: «Ха-ра-шо»!!! Впрочем, маркграф знал, что его ждет полный бассейн с мягкой розовой водой. Это навевало мысли, что жизнь, в целом, не так уж и плоха.

Вторая встреча Ихтиса и Тоскунела прошла на должном официальном уровне.

Маркграф сидел на троне в приемной зале Малого Гэдориэдьского дворца рода Рутвинг в собольей мантии и с графским посохом в правой руке. На владыке лишь не было массивной золотой цепи с геральдикой Эйроланда и короны, но пока жив отец – эти символы власти так и останутся в Рутвинге.

Сейчас Тоскунел чуточку жалел об этом, совсем немного; ведь этот чертов ведьмак застал его, венценосную особу, пьяным в кабаке. Ох, как хотелось блеснуть сейчас во всем своём великолепии!

Ихтис же практически не изменился, только на шее появился свежий шрам: видимо, брился чужим ножом.

После того, как глашатай провозгласил о появлении гостя, отзвучали церемониальные барабаны, Ихтис предстал пред светлы очи маркграфа.

Тоскунел с каким-то злорадством принялся выискивать в посетителе изъяны: стрижен коротко, не модно; пальцы рук зачем-то сжал на животе – аж вены проступили; брови слишком широкие и не выщипаны, – нет, этот человек явно плевать хотел на последние веяния моды. И что в нем такого очаровательного нашел отец?

И тут легкий румянец набежал на щеки владыки: он вспомнил, что вчера сам осыпал милостями этого мужлана. Тут было над чем поразмыслить. Видать, и впрямь, ведьмак.

– Можете сесть, начальник охраны замка. – согласно протоколу, и, всем своим видом показывая, что он всё помнит, нарушил тишину Тоскунел. – Я ознакомлен с вашими рекомендациями, и потому – приступим к делу.

Ихтис неуверенно потоптался на месте и жалостливо посмотрел на гвардейцев и барабанщиков. Тоскунел почувствовал себя польщенным: ведьмак всем своим видом молил об аудиенции, но не мог прямо сказать об этом. «Вот так-то!» – расслабился Тоскунел и почувствовал, что отомстил нахалу: пусть знает своё место.

– Оставьте нас одних. – распорядился маркграф и взял с передвижного столика, подставленного к самому трону, яблоко.

Пока солдаты ровными шеренгами покидали зал, Тоскунел оглядел яблоко, словно показывая, что он не боится искусителей и демонов, которыми запугивают жителей Хранители Мудрости, откусил и смачно захрустел.

Вскоре они остались одни.

Маркграф отложил яблоко и вопросительно уставился на ведьмака.

– Ваше Высочество, я скорблю, что моё появление в этом славном городе отнимет у вас часть вашего бесценного времени. – начал Ихтис. Речь его была легкой, непринужденной, в ней чувствовался экспромт. Это подкупало.

– Ладно, – махнул рукою Тоскунел, – будем считать, что мы – квиты. К черту высокий слог! Вот теперь говори всю правду, какой бы она не была.

– Ваше Высочество получило депешу от отца?

«Знает, как умаслить. – мимоходом понял Тоскунел. – Ох, ну и хитрый же лис!»

– Да, гонец прибыл вчера.

– Ваше Высочество попыталось выполнить просьбу отца?

– Хм… – гымкнул маркграф. – А с чего бы я в кабак заглянул, проницательный ты наш? Но лучше я не ходил бы в этот дурацкий храм. Аоронд – зануда. «Ах, отроче, вас ждёт славная дорога! (Ага, в кандалах и на север)! Мужайтесь, на вас смотрят подданные! Придется идти пешком, дабы замести следы. И только в Шероиданском лесу вас встретит добрый дедушка Нилрем». Что, эта старая развалина не в состоянии поймать дракона и прилететь со своим дряхлым мечом сюда, в Гэдориэль. Тоже мне волшебники! До элементарного додуматься не могут. Я все понимаю: склероз, радикулит, больные зубы; но ты болей, а дело разумей! Зачем нам такие маги вообще нужны, если в нужный момент они всегда продавливают бока на печи?

– Нилрем – единственный в нашем мире серый маг. – пожал плечами Ихтис. – Да простится мне, но в мире колдовства известно лишь четыре разновидности истинной магии: белая, черная, красная, желтая. И символом каждой из них – стали разноцветные драконы. Серой магии не существовало в принципе, поэтому никто не может с уверенностью сказать, кому служит Нилрем. Но, выбора у нас нет. Я самолично ходил к Зеродару, и тот предрёк, что если Вы, Ваше Высочество, останетесь в этом городе на три дня, то на четвертый – уже не проснетесь. И если возьмете коней – не доедите. А с пророками спорить не приходится. Да что я Вам все пересказываю, это все должно было расписано в депеше.

– Вот это меня и смущает. – щелкнул пальцами Тоскунел. – Но у меня еще есть три дня. Мне надо подумать.

Глава 3. День первый

Тысячи свечей пылали в золотых канделябрах и люстрах, свисающих с высоких потолков. Арочные двери, окна, балконы – все дышало особым изяществом позднего готико-аоризма. Сотни химер пристроились в нишах, на периллах, на крыше.

Казалось, во дворце, имеющем вид маленького замка, только и обитают невиданные каменные звери. Эти химеры походили то на змей, то на воронов, то на драконов. Некоторые из этих рогатых фигур с горящими в полумраке глазами производили неизгладимое впечатление.

Тоскунел, первый раз переступивший порог Шадлерского дворца, был приятно удивлен. Все здесь дышало мистикой. Наткнувшись в коридоре на рогатую фигуру воина, маркграф чуть не вскрикнул. Да, выходцы из загадочного графства Ваддаэйр умели щекотать нервы молодым и впечатлительным юношам. Ореол мрачной тайны витал над дворцом. Тоскунел находил это пикантным, хотя это и вынуждало думать о том, что не он один видит страшные сны.

Бал устроила графиня Лэйк в честь совершеннолетия своей племянницы, герцогини Зариэльской. И Тоскунел не мог устоять перед соблазном, снова увидеть юную зеленоглазую чаровницу, Гэлимадоэ. В конце концов, маркграф видел герцогиню мельком, а этикет требовал, чтобы их представили друг другу.

«Вот ради кого можно выйти в следующем году на турнир. – думал парень, потягивая вино из бокала, издали любуясь своей избранницей. – А что, это звучит: «Ради Прекрасной Дамы Гэлимадоэ рыцарь Красного Единорога, маркграф Тоскунел скрестит копья с любым, кто посмеет утверждать, что Гэлимадоэ – не лучшая девушка Соединенного Королевства».

Дворец оживал. Люди входили и начинали разбиваться на группы. Молодые щеголи вились вокруг дам, любезничали, травили бородатые анекдоты, делали двусмысленные намеки. А девушки заливались румянцем, но было видно, что им не только лестно внимание со стороны ухажеров, оно им просто необходимо, как воздух.

Старые вдовствующие графини сидели отдельно. Их пергаментные лица выражали скуку и досаду. Они завидовали молодым кокеткам. Впрочем, и у них было занятие: обсудить платье каждой дамы, что может быть увлекательнее? Тоскунел даже слышал обрывки фраз о том, что княжна Нейтли грохнула на свой наряд целое состояние: двадцать породистых рысаков!

Маркграф поставил бокал на поднос, услужливо подставленный лакеем, и медленно двинулся к друзьям.

Новообращенные рыцари, в большинстве своем выходцы из малых баронетов, держались слегка заносчиво: петушились и всем своим видом хотели показать, что они вовсе не провинциалы, приехавшие в столицу, чтобы выслужиться. Впрочем, это совсем не волновало Тоскунела; ему хотелось, чтобы его видели в окружении молодых дворян. Маркграфу казалось, что на фоне рыцарей он выглядит весомее и колоритнее. Что ж, доля истины в этом была.

Проходя мимо Нейтли, Тоскунел не удержался и окинул девушку изучающим взглядом: что ни говори, а двадцать рысаков – это бешеные деньги. «Хороша, чертовка! – подумал маркграф, скользнув взглядом по оголенным плечам, глубокому декольте, по оборочкам и кружевам. – Можно было бы и влюбиться, если б у этой головушке была хоть пара извилин».

Нейтли, поймав на себе мужской взгляд, кокетливо выставила из-под подола ножку, и лукаво улыбнулась. Нет, что ни говори, а эта особа была самой экстравагантной в свете. Ей ничего не стоило нарушить условности этикета. Тоскунелу ничего больше не оставалось, как подойти к княгине и поцеловать протянутую руку.

– О, нас посетил книжник и затворник. – усмехнулась Нейтли и чуть прогнулась вперед, чтобы маркграфу лучше была видна её грудь. – Вы у нас такой загадочный, все книжки читаете, даже учитесь. Кстати, поздравляю вас, весь Гэдориэль трещит о том, каким титулом наградил вас Великий Магистр при посвящении в рыцари.

– Благодарю. – маркграф попался на крючок и не смог отвести взгляда от женских прелестей. – Вы сегодня очаровательны. А ваше платье, оно так вам к лицу.

Нейтли понимающе улыбнулась. Что бы там не сплетничали про неё при дворе, но кое-какой женский ум у нее был:

– Я слышала, что, не смотря на ваше затворничество, вы в совершенстве постигли науку танца. На прошлом балу вы покорили всех моих подруг. Ах, жаль, что я в это время была в отъезде!

Тоскунел замялся. В его планы не входило танцевать целый вечер с этой очаровательной болтушкой.

– Я надеюсь, что первый танец будет за мной. – пришлось сказать маркграфу. Прослыть букой и крайне неучтивым рыцарем тоже не хотелось.

«Черт! – подумал Тоскунел. – Маленькие женские хитрости. Как бы она не догадалась подвернуть ножку, а то еще придется, как галантному кавалеру, тащить её на руках. Кажется, влип. Вот что значит, пялиться, куда глаза сами глядят. Впрочем, грудь у неё, действительно, не дурна. Вот только, как потом отвязаться?»

А Гэлимадоэ, на правах хозяйки бала, порхала между гостей. Она была прекрасна. В этот вечер она была просто ослепительна.

Наконец, приступили к церемониальной части бала. Слово взяла графиня Лэйк. Она довольно быстро и изящно изложила свои мысли по поводу того, как она рада всех видеть, как она любит свою племянницу, оставшуюся сиротой. А потом, вместе с юной герцогиней, хозяйка дворца принялась обходить гостей.

Вскоре наступил черед и Тоскунела.

– Маркграф, Рыцарь Красного Единорога. – представила Тоскунела графиня. – Прошу любить и жаловать мою племянницу Гэлимадоэ. Будьте защитником этого юного создания. Ведь девушки так нуждаются во внимании.

– Всегда рад служить и вам, графиня, и вам, Гэлимадоэ. Как истинный рыцарь клянусь не оставлять вас в беде и горестях. – легко произнес стандартную фразу маркграф, и поцеловал руки Лэйк и герцогине.

И все бы хорошо, да покраснел и слишком долго не мог отпустить тонкие пальчики Гэлимадоэ. Дамы это заметили и зашушукались. Нейтли даже отвернулась, делая вид, что смотрит в окно.

А сама герцогиня Зариэльская чуть приподняла бровь и вопросительно глянула на Тоскунела.

И начался бал.