Текст книги "Белые цветы Эйроланда. Хроника первая"

Глава 9. Сны маркграфа

Пламя гудело ровно, тяжело. Оно не танцевало, оно металось раненым зверем и глухо стонало. Но, все-таки, заключенное в темницу, оно ощущало свою мощь, оно могло вырваться наружу, но не хотело. Может быть, именно в осознании своего могущества пламя и находило удовольствие.

Да, огонь был живым. От него веяло жаром и легендою.

Подмастерье бегал, сжимал меха, давал пламени пищу.

А рядом, у наковальни, стоял кузнец. Его лицо было красным, мокрым от пота. В руках он держал болванку, которая шипела в огне, приобретала кровавый цвет и, казалось, сама превращалась в сгусток огня.

Кузнец выхватил заготовку и принялся плющить металл молотом. Искры летели во все стороны. Было душно. Но, все-таки, было в этой кузне нечто странное. Казалось, что человек не работает, а рождает нечто прямо из души. И весь обряд опускания металла в огонь, на наковальню, в чан с водой, – и по новой, – казался не столь рутинным, сколь магическим.

Клинок рождался на глазах.

А молот пел свою песню.

Тоскунел смотрел, как по лезвию, сами собой поползли руны, не вдавленные, а, наоборот, выпирающие с поверхности клинка. Буквы были эльфийскими. Маркграф сразу узнал их. А кузнец, не обращая внимания на чужака, мерно ударял молотом. И вот, на гарде клинка что-то набухло, точно почка весной, лопнуло. Это родился глаз. Он был живым. Его зрачок был черным и ехидным. Глаз подмигнул.

– Рубин! – рявкнул кузнец.

Подмастерье бегом ринулся к стене, на которой висела кожаная сумка, достал оттуда кровавый камень и подал его своему хозяину.

Кузнец усмехнулся и вдавил рубин в глаз меча.

И тут остриё клинка раскололось, обнажило острые зубки и темно-вишневый язык.

– Ох! Мама, роди меня обратно! – заявил меч.

– Не судьба. – в тон оружию откликнулся кузнец.

– И на кой хрен нужна эта конспирация? – возопил меч. – У меня было нормальное зрение, а сейчас все стало черно-белым. Ну-ка, вертай всё взад!

– Побурчи еще у меня! – усмехнулся творец. – Хочешь, чтобы тебе глазик выколупал какой-нибудь любознательный мальчик в то время, пока ты будешь спать? Или ты думаешь, что в запале битвы не можешь напороться на сучок и ослепнуть?

– Всё едино: изверги вы все! – заявил меч и затих под ударами молота.

А Тоскунел перевел взгляд к кожаной сумке. Там, над нею, на стене висел ещё один меч, на ножнах которого было выгравировано странное плайтонское имя: «Лютобор».

«Что это значит? Лютый борец или злобный лес?» – думал маркграф, с трудом припоминая уроки иностранного языка.

А меч вдруг подмигнул. В его рукояти тоже красовался драгоценный камень.

Тоскунел вздрогнул. Это был какой-то сумасшедший мир.

Кузнец, кидая клинок в воду, сбрасывая на ходу рукавицы, обернулся к гостю:

– И давно ты здесь?

– Нет. – помотал головою маркграф.

– Пришел поглядеть на рождение друга. – усмехнулся хозяин и отер пот со лба. – Что ж, дело хорошее. Только смотри, не столкнись с врагом. Ты, насколько я понимаю, ни черта еще не знаешь.

– Хорошо!!! – завопил из кадки меч. – А кто мне спинку потрет?

– Облезешь. – буркнул подмастерье и вышел на свежий воздух.

Тоскунел едва скрыл улыбку.

– Точно. – резюмировал кузнец, оглядев своего гостя. – Юность богов. Эх, смотрю я на тебя и завидую: пред тобою целый непознанный мир!

Маркграф лишь вежливо пожал плечами.

И вдруг небо потемнело.

Тоскунел и кузнец выскочили наружу.

Черные облака, взявшиеся неизвестно откуда, скрыли солнце. Сверкнула молния. И там, во мраке, показался силуэт дракона.

– Лёгок на помине. – проворчал кузнец и, уже обращаясь к Тоскунелу, добавил. – Убирайся домой. Немедленно!

Маркграф надулся. Его лицо пошло багровыми пятнами. Никто не смел с ним так обращаться.

– О, эта юность! – взвыл кузнец и, схватив непрошеного гостя за руку, швырнул его в огонь.

Боль обожгла всё тело.

Но Тоскунел чувствовал, как провалился в бездонную яму, в которой уже не было пламени. И в тот же миг отовсюду, отражая саму себя, хлынула музыка отчаяния. Из её леденящих звуков рождалось видение разбуженного пожара.

Маркграф ощутил себя зависшим над Гэдориэлем. Он чувствовал, что парит на высоте птичьего полета и с удивлением рассматривает древнюю столицу.

А там, внизу, бушевало пламя. Оно с хрустом пожирало дома и дворцы. Люди бежали, толкались, мешали друг другу, падали и умирали под ногами соплеменников. Стихия делала их безумными.

Тоскунелу даже казалось, что он видит глаза этих несчастных. Эти глаза были полны ужаса и безысходности. Хотя, конечно, с такой высоты, маркграф не мог видеть этого.

И черная музыка волнами накатывала на город.

Но за крепостными стенами – гулял ветер. Враг был в сердцах людей. Он был невидим, а оттого еще более могущественен.

И вдруг раздался рокот барабанов. С севера показалась фигура человека в черном плаще. Незнакомец, поддерживаемый невидимой силой, летел навстречу Тоскунелу. В руках противника сиял меч.

Это был враг. Тоскунел понял это сразу.

Но с запада появился дракон. Он вяло изрыгал огонь и матерился. А по спине летучего змея возбужденно бегал седой старикашка, размахивающий костлявыми руками и дико орущий:

– Быстрее, мы теряем его!

Воин в черном плаще приближался. Уже можно было различить черты его лица: они были резкими, властными и сумасшедшими. В глазах плясало пламя восторга. А тонкие бескровные губы змеились в усмешке и топорщили щегольские усики. Жесткая черная челка то ниспадала на лоб, то вздымалась вверх, смешно топорщась в разные стороны.

Враг занес над головою меч. И Тоскунел узнал этот клинок. Это был Лютобор.

Удар. Уклониться маркграф не успел.

Тоскунел проснулся от собственного крика и привкуса крови во рту.

В распахнутые двери вбежали слуги и телохранители.

Маркграф был одет. Он сидел в кресле. Руки его были влажными, на лбу блестели капли пота.

– Все хорошо. – улыбнулся юноша. – На этот раз никаких отравленных стрел.

Последним, вместе со всеми, вошел старый преданный слуга. Он был бледен. Глаза его пылали страшным огнем ненависти.

– Мой повелитель! – прохрипел Рэйкве, и маркграф понял, что получены дурные вести.

Тоскунел, стряхивая остатки кошмара, жестом отпустил слуг, и лишь потом спросил:

– Что?

В спальне повисла мертвая тишина. Рэйкве, казалось, мигом постарел лет на двадцать, лицо сморщилось, руки нервно подрагивали.

– Кто? – шепотом спросил Тоскунел, судорожно вцепившись в подлокотники кресла.

Старик сглотнул и зарыдал, пряча лицо в руках.

– Рэйкве, кто?!!! – сорвался на крик юноша.

– Все. – только и смог выдавить слуга.

– Гонца сюда! Немедленно!

Через несколько мгновений в комнате появился изможденный мужчина, утирающий вино с усов.

– Говори. – приказал Тоскунел. – Всё, без утайки.

– Ваши сиятельные родители, да будет им пухом земля, вместе с сестрой отправились в Кэрвэле. Они готовы были сделать шаг примирения. Ваш отец даже подготовил письмо и все полагающиеся документы. И все было бы хорошо, да на первой же опушке лошади вдруг понесли. Кучер не смог их удержать. Охрана ринулась на выручку. Гвардейцы проявили чудеса мужества, прыгая со своих лошадей на оглобли кареты, но это не помогло. Карета опрокинулась с обрыва в реку. Погибли все трое. А еще: кучер, паж, и трое гвардейцев.

Тоскунел молчал, но слезы застыли в его глазах. Нет, не ожидал он такого поворота! Даже помыслить не мог! Боги, с появлением этого проклятого Ихтиса вся жизнь пошла наперекосяк! В ней и раньше-то не было ничего хорошего; но сейчас она превращалась в сущий ад!

Кто бы мог подумать, что отец, мать и сестра вдруг задумают навестить бабушку, которая вот уже пятнадцать лет ни за что не желает возвращаться в родовое имение и живет с каким-то лицедеем в Кэрвэле.

Само по себе желание примириться похвально, да только в голове никак не укладывалось, с чего вдруг понесли лошади. Это какое-то проклятие, сглаз! Иначе объяснить нельзя.

Как могло получиться, что вся семья погибла? На этот вопрос мог быть только один ответ: заговор. Но этого просто не могло быть! Значит, рок, судьба или – черная магия. И третьего не дано!

Боги, как могло случиться все одновременно: и покушение на самого Тоскунела, и гибель всей семьи. Кто пытался уничтожить весь клан Рутвингов? Кому мог помешать древний и миролюбивый род?

Как хотелось напиться! А за дверями, наверняка, уже ожидал канцлер Судебной Палаты, лично явившийся, дабы начать дело о вступлении Тоскунела в права наследника. О, как не хотелось сейчас заниматься этими условностями! Было совершенно не до этого.

Последнее известие перекрыло собой все события прошлых дней. Вчерашний бал, на котором маркграф стал вторым действующим лицом, обсуждаемым не менее бурно, чем красота Гэлимадоэ и платье Нейтли, казался прошлогодним. И все игры в отчаянного соблазнителя и вора сердец казались сейчас насмешкой судьбы. Ох, как было больно. И стыдно.

– Зовите Ихтиса. – прошептал Тоскунел. – Привести прямо ко мне без всяких задержек и церемоний. Это приказ.

Глава 10. Решение

Наступает Эпоха Безвременья. Времена Настоящее и Обратное сошлись в единой точке и земли архипелага вошли в резонансный паз Вселенского Гиперколеса Кармы. Занавес между прошлым и будущим поднялся. Пришло время богов и героев…

Тоскунел помотал головою, точно пытаясь вытрясти слова Аоронда. Вот проклятый старик! Маркграф давно уже покинул храм, но наставления Хранителя звучат в ушах как барабанная дробь. Эх, надо ли было переться к этому сумасшедшему?…

Тоскунел сидел в кресле своей спальни и потягивал вино, убеждая себя, что не станет напиваться. Это просто так. Надо же было себя чем-то занять. А думать о снах и пророчествах не хотелось. И уж, тем более, трудно было искать причину гибели всей семьи. В этом не было смысла. Решение уже было принято.

Боги с ним, с комфортом! Маркграф безумно хотел жить. А еще, он хотел отомстить подлым наемникам и злым колдунам.

Тоскунел уже не сомневался, что в ход была пущена черная магия, и вовсе не собирался провести остаток своих дней в доме скорби. Уж лучше тащиться пешком через все королевство, нежели потом ходить со слюнявчиком, гыкать и не понимать, что происходит.

Двери распахнулись, и на пороге появился Ихтис. Он больше не казался неотесанным мужланом, и не был блистательным вельможей. Он сильнее всего смахивал именно на ведьмака.

Ихтис был готов к походу. Заплечный мешок, меч, кинжал, плащ, высокие сапоги и кожаная тесемка, перехватившая волосы делали мужчину похожим на романтически настроенного рыцаря. В довершение образа – у Ихтиса оказались обветренными и рассекшимися до крови губы. Казалось, что герой любовных романов сошел со страниц третьесортной книжонки.

Тоскунел оглядел своего боевого товарища и лишь покачал головою: не воин.

– А ты умеешь быть разным. – позволил себе заметить маркграф. – Это хорошо.

– Я – ведун. – скромно ответил Ихтис. – А значит, есть во мне что-то от леших и бездомных бродяг.

– Ведун? – Тоскунел пожевал на губах это слово. – Значит, сталкер?

– В Плайтонии не знают такого слова.

Маркграф вдруг вспомнил про Лютобор, и смутные, неясные сомнения закрались в его душу. Но выбора не было. Нужно было рискнуть.

– Ты хорошо владеешь эльфийским. – вздохнул Тоскунел и отодвинул бокал. – Где учился?

– В Гэдориэле.

– Хм. – маркграф насупился: Ихтис оказался скользким, как рыба. Впрочем, в переводе с нижнеэльфийского его имя как раз и означало «рыба».

– Вы хотели сказать: хорошо владею псевдоэльфийским. – усмехнулся ведун.

Тоскунел воззрился на собеседника так, словно пытался заглянуть ему в душу.

– Если слово «Лютобор» вам о чем-то говорит, то время выступать в путь. – продолжил говорить загадками Ихтис.

Маркграф вздрогнул. Ведун знал намного больше, чем могло показаться. И если он враг, то от него уж не скрыться, а если друг – то стоит дюжины телохранителей.

– Кто ты на самом деле? – Тоскунел заставил себя, не мигая смотреть в карие со стальным блеском глаза.

– Я же говорил: ведун. – вздохнул Ихтис. – Меня послал Нилрем. Просто, долгое время я жил в Кызым-Улусе, пока не появилась возможность переправиться через Ваддаэйр в Плайтонию. А уже оттуда мы с женой мигрировали в Гэдориэль. Судьбы людей – это их дороги. Вот и всё.

– Опять темнишь!

– Ну почему? – Ихтис без приглашения сел на кровать. – Аоронд ведь отправлял тебя к Нилрему, а дороги ты, само собой, не знаешь. Да и Хранители Мудрости – не рыночные торговки. Они кому попало свои секреты не раскрывают. Я же скажу тебе больше, чем Аоронд. У Нилрема хранится меч. Твой личный. Его, на заре эпох выковал Вакула. Впрочем, и Лютобор – тоже его работа. Он чудный мастер, этот кузнец. Лютобор уже обрел хозяина. И нам медлить нельзя. Сила врага растет теперь с каждой минутой. А если задержать тебя в пути, то соперник, и вовсе, станет непобедим. Тогда – всем нам смерть. И никакой маг не поможет.

– Ладно. – вздохнул маркграф. – А кто понесет мои вещи?

Ихтис только улыбнулся.

– Что смешного? – встрепенулся Тоскунел.

– Нам понадобятся лишь деньги, чтобы есть в харчевнях. Благо, их не так уж и мало. А тащить с собою ворох платья – глупо. Не на прием же мы, в конце концов, собрались.

Маркграф покраснел и уточнил:

– Хордорскую и прочую волюту брать?

– А как же. – улыбнулся ведун. – Запас карман не тянет.

«А не мошенник ли этот Ихтис?» – невольно подумалось Тоскунелу; у маркграфа ведь так и не оказалось времени, чтобы навести справки об этом человеке.

Часть вторая
Ведун

Глава 11. Тайна клинка

Солнце пряталось за тяжелые свинцовые тучи. Нудный мелкий дождь, моросивший с утра, наконец-то иссяк. Но, все равно, было пасмурно и прохладно. От земли тянуло сыростью. Благо, что комары все еще не поднялись над рекою.

Сапоги хлюпали, скользили, со скрипом терлись друг о друга, марали штаны и плащи. Но особой грязи не было.

Семицвел лениво перекатывал барашки серых волн, о чем-то нашептывал. Ветер колыхал камыш по заболоченным заводям. И было во всем этом что-то печальное.

Даже пожухлая трава наводила на раздумья о тленности всего живого. Осенний воздух был напоён ароматами трав. В него вплетались запахи тумана, ила, рыбы. Откуда-то тянуло плесенью и грибами. А еще, и это было совершенно непонятно, над берегом плыл пряный медовый запах ранеток.

И мысли приходили сами, словно кто-то нашептывал их.

«Вся наша жизнь – дорога. Судьбы людей – это тропы, которые, то скрещиваются, то разветвляются. Тракты существуют сами по себе и по ним идут все, но каждый волен свернуть в поле и пойти своим путём, бездорожьем. Все дороги куда-то ведут. Это закон. Но, ежели, брести наугад, то можно вечность ходить по кругу».

Тоскунел вздохнул. Ему припомнились сны, которые повторялись и не отпускали душу до тех пор, пока он не решился на этот безумный поход к Нилрему.

«Победивший себя – неуязвим!»

Да, легко им всем заниматься демагогией и поучать других. Эх, Аоронд! Почему же он, такой умный, не послал гонца к Нилрему заранее? Если он все знал, так какого черта тянул и выжидал?

Вот гром грянул, а он только спохватился. Хранитель, блин. Мудрец. Лентяй – и всего-то. С его идеями, так надо было еще по весне сгонять в Шероиданский лес за этим долбанным мечом. Я пришел бы, а мне клинок – в белы рученьки: спасай наш мир от зла! Так нет же.

И вот теперь мне, маркграфу, приходится питаться в каких-то сомнительных забегаловках, спать на досках и шляться под дождем.

Ихтис же был собран и серьезен. Впрочем, оно и понятно. Ему, как ведуну, пришлось-таки тащить на себе весь тоскунелов скарб. Не удержался маркграф, набрал тряпья, вина и даже холодных закусок, которые, надо сказать, уничтожили в первый же день. Впрочем, отправляясь из очередного трактира, Ихтис всякий раз чувствовал, как тяжела жизнь. Тоскунел запасался едой впрок и основательно. В этом он был педантом. Можно было подумать, что дворяне знают, что такое голод…

– Долго еще? – заканючил маркграф.

– А что?

– Да есть очень хочется. – сообщил Тоскунел. – И ноги отваливаются. Я, все-таки, личность утонченная, а не вьючный осел.

Ихтис хмыкнул, но ничего не сказал.

– Ну где же люди? – вздохнул маркграф. – Я хочу залезть в бочку с теплой водой. Я хочу лечь в нормальную кровать, на перины и подушки. Мне нужно согреть горло теплым вином. В конце концов, какой это изверг придумал, что к Нилрему необходимо-таки тащиться пешком, осенью и по бездорожью?

– Боги забавляются. – вполне серьезно ответил Ихтис.

– У них что, других развлечений мало? – и Тоскунел скептически поглядел на ведуна. – Тоже мне занятие: пялиться на то, как два умника месят грязь.

Ведьмак зловеще усмехнулся и выхватил из ножен кинжал.

– Сбрендил что ли? – взвился маркграф и отпрыгнул в сторону. – Крыша в пути, да?

– Тебе же все твоя дорога покою не дает. – спокойно объяснил Ихтис. – И ты меня уже достал своим нытьем: давай на конях, да давай на конях. Сейчас сам все своими глазами увидишь. И потом больше не лезь ко мне со своими глупостями.

– А ножик зачем вытащил? – Тоскунел не собирался приближаться.

Ведун покачал головою, кинул кинжал на траву, отошел и велел парню:

– Подними. Направь острием на север и просто смотри.

– Что я, ножей не видел? – проворчал маркграф, но кинжал все-таки поднял и сделал, как было велено.

Несколько мгновений ничего не менялось, а потом мир дрогнул, треснул, точно гнилая ткань и начал расползаться хлопьями белого тумана.

– Ой! – сказал Тоскунел.

– Не выпускай кинжала. – приказал Ихтис, но сам не сдвинулся с места.

Туман исчез. И тут Тоскунел увидел в десяти шагах от себя пикет солдат. Они были в чужой, видимо в хордорской форме. Серые плащи, нашивки и петлицы – все было чужим. Воины отдыхали.

Они сидели полукругом у чадящего костра и хлебали что-то из маленьких котелков. Мечи их были на бедрах, а вот копья составлены шалашиком в сторонке. Щиты тоже лежали кучкой. Лат на воинах не было. Кони стояли привязаны. Они мирно жевали траву и всхрапывали, время от времени оглаживая себя хвостами по бокам. Странные это были рыцари. У них не было даже шлемов!

– На реку глянь. – посоветовал Ихтис.

Тоскунел развернулся всем телом и, глядя через острие кинжала, уставился на волны. Через мгновение он различил шум воды, фырканье. А секундою позже, в прорехе колдовского тумана различил тело настоящего дракона. Крылатый змей выползал из реки. А солдаты никак на это не реагировали. Они были вместе: пикетчики и дракон!

– Мать честная. – только и смог выдавить маркграф. Он впервые видел живого огненно-дышащего змея. – Они нас видят?

– Нет. – засмеялся ведун. – Да ты кинжальчик-то опусти, в землю воткни, а то, чего доброго, и заметить нас недолго. Сам видел: в аккурат вдоль их гарнизонов шпарим.

– Мы что же, невидимые? – удивился Тоскунел, быстро втыкая оружие в траву.

– Это они – мастера маскировки. – пояснил Ихтис. – Их драконы чуют лошадей и людей.

– О-па! – вздрогнул маркграф. – А как же мы дальше пройдем?

– А где ты видишь людей? – засмеялся ведьмак. – Моя кровь чародейская. Она открывает мне все дороги. Её ни один дракон распознать не может.

– А я? – жалобно всхлипнул Тоскунел. – Я-то – человек!

– Не больше чем я. – обрезал ведун. – Настанет время: сам обо всем узнаешь.

– Между прочим, я – маркграф, а не какой-то там вурдалак! – обиделся юноша.

– Скажем, в тебе течет кровь древних эльфов. – покачал головою Ихтис. – Тебя это устроит?

– Вполне. – согласился маркграф.

«Звезда Четырехцветья взошла в созвездии Нелепой Вероятности. Драконы разделились, души людей начали метаться между добром и злом. Война неизбежна, но только потому, что она – состояние духа эпохи». – невольно вспомнились Тоскунелу слова Аоронда.

Глава 12. Чёрное разговенье

Незаметно опустившийся вечер зажигал в разрывах туч яркие звезды. Комары давно поднялись из своих дневных укрытий. Их звон заполнял собою все пространство. Осмелевшие, они лезли под одежду, в рот, в глаза – только успевай, отмахивайся. Нет, это не поход за славой, а измывательство какое-то!

Где-то трижды ухнул филин.

– Ну что? – вздохнул маркграф. – Мы заблудились?

– Нет. – покачал головою Ихтис. – Мы просто опаздываем. Время, отпущенное нам, уже на исходе.

– Значит, спать мы сегодня не будем? Хорошие новости. Ох, и обрадовал ты меня. Ясное дело: впереди – никакой забегаловки.

– Хуже того. – озабоченно проворчал ведун. – Там – Кармэцвельский лес.

– И что?

– Мы должны были миновать его засветло.

– Так в чем проблема? – изумился маркграф. – Сейчас мы ложимся спать, а утречком, на свежую голову, – в путь.

– Завтра мы уже не пройдем. – буркнул ведун. – Я не всесилен.

– Да почему?

– Потому что кое-кто слишком долго думал! – взорвался Ихтис. – Я же сказал: мощь Хордора растет с каждой минутой. У Смегоарла длинные руки. Он знает, где тебя искать. Вояки, которых ты видел, не просто ведь утоляют свой голод на берегу реки. Они ждут тебя!

– А при чем здесь Кармэцвельский лес?

– Какое завтра число?

– Тринадцатое.

– Ну? – лицо Ихтиса приняло страдальческое выражение учителя битый час разъясняющего тупенькому ученику, что нельзя есть немытые фрукты.

– Что: ну? – маркграф начал волноваться.

– Ты ведь ученый! – вздохнул ведун.

– Не томи.

– С завтрашнего дня начинается Черное Разговенье.

– А какое отношение имеет к нам языческий обряд ваддаэйрцев? – удивился Тоскунел. – Ради всех богов, пусть дикари едят свое мясо и носятся всю ночь вкруг костров. Нам-то что?

– После полуночи я не смогу тебя защитить. А Кармэцвельский лес и в простые дни – не подарок. Мы должны пройти его до того, как я потеряю силу.

– То бишь, галопом. – подвел итоги маркграф. – Радостно взбрыкивая и стуча каблуками. Да я уже с ног валюсь!

– Но жить-то ты хочешь?

– О, боги, какой же из вас дернул меня с тобою связаться? Мне уже и меч не нужен, и славу – к чертям, и пусть рушится Соединенное Королевство; крестьянам не все ли едино на кого спину гнуть?

– Дело не в них, а в твоей собственной жизни. – Ихтис вздохнул и, казалось, вдруг моментально состарился.

– Черт с тобой, инквизитор! – плюнул маркграф. – Веди уж.

И дворяне двинулись к лесу.

Тоскунел напевал про себя модную песенку, про то, как обидно быть чёрным котом, и уже не злился. Все эти переходы измотали его до такой степени, что время от времени накатывала волна полного равнодушия. И юноша уже даже находил своеобразное удовольствие в этом походе. После некоторого отупления, когда от усталости мозги отказывались работать, а время проваливалось в пелену забвения, приходило просветление.

Парень словно бы просыпался где-то посередине дороги, и чувства его становились острее. В эти мгновения юный маркграф ощущал прилив сил. Он хотел свернуть горы, найти хордорских колдунов, что погубили его семью, и придушить собственными руками.

Тоскунел даже периодически размышлял о том, какой участи достойны эти жалкие убийцы. Рубить им головы – слишком много чести. Жечь на костре – тривиально. Посадить на кол – кровожадно. Но что-то нужно было придумать. Эта казнь должна быть мучительной, но с легким оттенком изящества…

Эти мысли долго еще бродили в молодой, буйной голове. Тоскунел представлял, как он грациозно взмахнет мечом и отрубит главному врагу голову. Битва остановится. Рыцари враждующих сторон непременно зааплодируют, снимут в почтении шлемы и склонят головы, принося вассальскую присягу.

Ах, мечты! Кто никогда не жил ими, тому трудно понять, какой восторг наполнял в эти минуты душу маркграфа.

А дорога петляла: то отдалялась, то возвращалась к реке. И впереди черной громадою рос лес. Издали он казался спящим великаном, и от него веяло жутью.

А душу Ихтиса рвали химеры сомнений. Ведун даже порывался малодушно прервать поход, или свернуть в обход. Черные мысли не давали ему покоя. Сердце ныло, рвалось в обратный путь, в Гэдориэль, к Лиссе.

«Вся моя жизнь – это лишь блуждание по лабиринтам мысли. – думал Ихтис, и от этого ему становилось лишь хуже. – В моей судьбе практически нет событий. Я всегда вел и спасал других, боролся с чудовищами разума. А на личную жизнь времени так и не осталось. Это хорошо видно со стороны. Да, медленное и мучительное взвешивание каждого шага, каждого поступка на весах нравственности сделало меня в глазах окружающих нерешительным, каким-то скользким и обтекаемым. На самом же деле, я каждый день боролся с собственными страхами и в нужный момент всегда мог пожертвовать жизнью.

Впрочем, если быть честным, то я ведь знал: кому суждено сгореть, тот не утонет. Моя храбрость не стоит и ломаного гроша. И вот пришло время последнего экзамена…

Боги, кажется, я трушу, как школьник, как воришка, впервые залезающий в окно чей-то усадьбы. Ну почему я не взял этого дохлого сопляка за шкирку и не поволок силою?!… Впрочем, о чем это я? Судьбу не обмануть. И Кармэцвельский лес не обойти. Никогда! Я знал об этом всегда. Это видение приходило ко мне не единожды.

В детстве я думал, что вырасту и просто не пойду в это проклятое место. Нет, это даже больше, чем долг, выше, чем судьба. Это – предначертание! Тоскунел должен дойти до Нилрема!

И сегодня, не смотря ни на что, он обязательно покинет пределы этого леса. Иначе ведь погибнут все. И Лисса… Да, я готов отдать жизнь за свою жену. К черту долг! Плевать на судьбу, но я не могу допустить, чтобы какой-то вонючий хордорец перерезал Лиссе горло или плюнул в неё ядовитой стрелой.

Да, ради её жизни стоит умереть. Но, боги, как, все-таки, страшно умирать!»

Ведун сильно хотел остановиться, упасть лицом в траву и разрыдаться. Его преследовала навязчивая мысль, что он шел на верную гибель, и ни заклятия, ни заговоренная одежда, ни меч – не спасут. И все-таки, ведун был мужчиной.

Сейчас, приближаясь к месту, которого он боялся всю сознательную жизнь, Ихтис чувствовал в коленях слабую дрожь.

Вот он уже маячит, Кармэцвельский лес. Еще не поздно свернуть.