Текст книги "Белые цветы Эйроланда. Хроника первая"

Глава 4. Бал

– Как вы хорошо ведёте. – томно прошептала Нейтли, склоняя голову на плечо Тоскунела. – Так бы всю жизнь и танцевала с вами. А эти молодые рыцари, понаехавшие отовсюду, лишь наступают на ноги и сопят. Слова сказать не могут.

– Не будьте так жестоки к цвету дворянства. – любезно улыбнулся маркграф. – Молодость быстро учится.

– Ах! – тихо воскликнула девушка и, как бы невзначай, прижалась к своему кавалеру.

Тоскунел почувствовал мягкое, податливое женское тело. Запах духов вскружил ему голову. «Что-то я делаю не так». – понял маркграф, но молодость брала своё. И княгиня почувствовала это. Она праздновала победу.

Этикет в подобных случаях требовал извинений. И Тоскунел пробормотал что-то невнятное.

– Ну что вы. – горячо прошептала Нейтли. – Коснуться такого мужчины, истинного рыцаря, в этом нет ничего зазорного для дамы.

Маркграф покраснел. Он уже понял, что вечер испорчен. Ну не идти же, в самом деле, после танца к Гэлимадоэ. Это просто глупо. Кто они друг другу?

С другой стороны, он только что скомпрометировал княжну. Это даже занятно. Флирт – хорошее развлечение от скуки. Немного ревности, немного обид – и любовь запылает в женском сердце, как пожар. Тут главное не перегнуть, дать понять, что вовсе не влюблен в Нейтли. Да, такова светская жизнь: в ней нет прямых путей, зато столько подводных течений!

Музыка стихла. Настало время выпить бокал-другой, посплетничать, выйти на балкон, в конце концов. Перерыв между танцами был небольшой, но за это время опытные дамы успевали обсудить, кто кому состроил глазки, а мамаши тащили своих дочек представлять их молодым повесам.

Тоскунел был женихом видным. Он заметил, как оживляются дамы, как они со своими дочками пробираются поближе. В конце концов, маркграфы на балы отрядами не ходят, тем более, молодые и свободные. Только вот отчего-то развлекать девушек ему совсем не хотелось.

Нейтли не собиралась покидать своего вынужденного ухажера. Она щебетала о том, как маркграф изящно ведет в танце. Мол, подруги не передали ей и половины того очарования, того высокого духовного наслаждения, что может подарить искусный танцор. Лесть её была тонкой, и покинуть её в момент этих излияний было бестактно. Тоскунел начал понимать, что вечер, может еще и не погублен, но окончательно потерян.

Нейтли чувствовала колебания маркграфа и применила свой коронный трюк: мотнула головой так, что одна из шпилек, специально не прикрепленная именно для таких случаев, выпала на пол. Девушка сделала вид, что хочет поднять часть своего туалета, и даже слегка присела. Тоскунелу ничего не оставалось, как поспешить поднять злосчастную шпильку.

И все-таки искусством обольщения Нейтли владела в совершенстве. Она прекрасно знала, что сейчас её ухажеру открывается наиболее полный обзор её груди, а не всякий мужчина сможет устоять от соблазна заглянуть за корсет, когда, кажется, что сама судьба дарит ему эту возможность.

– Вы уронили. – и Тоскунел протянул шпильку.

Нейтли не спешила выпрямиться. Она вышла победительницей из этой схватки. Её честолюбие было удовлетворено.

– Как мило с вашей стороны, маркграф! Знаете, я в последнее время такая рассеянная, просто ужас!

И тут снова зазвучала музыка.

Нейтли виновато улыбнулась.

– Мисс, не откажите в любезности, даровать мне еще один танец. – склонил голову Тоскунел.

И, на зависть молодым красавицам, маркграф увлек Нейтли в центр залы.

Гэлимадоэ пригласил молоденький и красивый барон, три месяца назад прибывший в столицу. Тоскунел знал его, и от этого испытывал чувство горечи. Барон был умен, он вполне мог опутать любовными сетями любую девушку. А в это время сам маркграф вынужден слушать болтовню, пусть красивой, но не той дамы.

Ревность вползла в сердце маркграфа. «Вот пройдоха! – злился Тоскунел. – Неужели этот провинциальный барончик не мог уступить танец какому-нибудь тупому заправскому хлыщу?»

Кивая головой и даже бросая незначительные реплики, Тоскунел искоса следил за Гэлимадоэ. Боги, что это он ей такое сказал? Отчего она так беззаботно смеётся? Да что же это такое, в конце концов?!

Танец кончился. Кавалеры галантно раскланивались и уводили дам. А Нейтли так искренне пожаловалась на жажду, на нерасторопность лакеев, что маркграф понял: невозможно было её не сопроводить до соседней комнаты, где на столике стояли бокалы с игристым вином и закуска. Тоскунел слегка прикусил нижнюю губу, пытаясь изобразить светскую улыбку.

Спасение пришло неожиданно в виде галантного черноволосого кавалера, появившегося с бокалом в руке:

– Мисс, вы так прекрасны, что я не смог не засвидетельствовать вам своего почтения. И, в конце концов, разве можно такой очаровательной даме скучать в обществе одного кавалера. Слава богам, маркграфами еще не оскудела земля.

– Ихтис? – выдохнул Тоскунел. – Какими судьбами?

– Как все, – усмехнулся ведьмак, – по приглашению.

Затем Ихтис повернулся к Нейтли и протянул ей бокал:

– Не желает ли мисс своими коралловыми губками коснуться этого солнечного напитка богов? Я бы почел за счастье угадать хотя бы одно из ваших желаний.

Нейтли зарделась и приняла из его рук вино. А Тоскунел все еще ошарашено разглядывал своего нового знакомого.

Ихтис был одет с иголочки. Серебристый камзол, пошитый так, что, казалось, будто он сверкает серебряными нитями, высокие сапоги, изумительной работы кинжал, медальон маркграфа… Черт, да этот мужлан одет по последнему писку моды. Портные Гэдориэла только сели за разработку подобных костюмов! Сам Тоскунел видел лишь выкройки, а тут тебе, здрасьте! Вот это уел! Ай да простак! Стоп! Легион чертей! Медальон маркграфа… Нет, этого просто не может быть!

– Кстати, Тоскунел, тебя сильно жаждет увидеть графиня Лэйк. Поспеши, такому благородному рыцарю грех заставлять себя ждать. – и ведун подмигнул, мол, проваливай отсюда, пока я, такой добрый, спасаю тебя от навязчивых девиц.

Тоскунел вспыхнул, понял, что весь двор уже сплетничает о его чувствах, но, все-таки с облегчением, ретировался.

Глава 5. Лёд тронулся

Тоскунелу определенно везло. Белокурые локоны Гэлимадоэ он заметил почти сразу же, как вошел в трапезную залу.

Девушка отделилась от стайки подружек и, изящно обхватив тонкими пальчиками бокал с шампанским, подошла к окну. Вот тут-то маркграф и появился:

– Мисс, позвольте засвидетельствовать вам искреннее почтение! Ваша красота достойна кисти художника и пера поэта. Вы затмили собой всех на этом балу.

– Да? – и герцогиня лукаво улыбнулась. – Даже Нейтли с её платьем, стоимостью в целое состояние?

– Ох, не говорите! – притворно вздохнул Тоскунел. – Пока я с ней танцевал, так только о том и думал, как бы не наступить на оборки и рюшки.

– Да? – изумилась Гэлимадоэ. – Это было заметно! А она, бедняжка, склонила свою голову вам на плечо, наверное, оттого, что ее пригибали бренные мысли о вашей неуклюжести.

– Священный долг рыцаря поддержать даму в минуту слабости. – буркнул Тоскунел и слегка покраснел. Вот так всегда: эти женщины делают вид, что слабы и беспомощны, а стоит бедному рыцарю зазеваться, как он, оказывается, по рукам и ногам опутан их сетями, связан условностями этикета, и (не приведите боги!) обязан жениться…

– Конечно! – засмеялась герцогиня. – Тем более, если эта дама – Нейтли!

– Я был бы самым счастливым, если бы на её месте оказались вы. – вздохнул маркграф. – Но светские условности выше наших желаний.

– Да? – притворно изумилась Гэлимадоэ. – А я-то, наивная, всегда думала, что Любовь и Честь превыше всего. В книгах именно так и пишут: он и она любили друг друга наперекор всему, и победили. Видимо, светская жизнь, на самом деле, гораздо сложнее и страшнее… – девушка изобразила на лице совершенно искренний страх. – Здесь, оказывается, правит злой и жестокий бог, имя которому Светские Условности!

Тоскунел едва удержался, чтобы не раскрыть рот от удивления, но вовремя заметил озорные искорки в глазах собеседницы и, тоном кающегося грешника, простонал:

– О, женщины, вы сегодня сговорились погубить меня своими интригами! А я так слаб, так слаб! А Вы, милая леди, могли бы быть и добрее с беднягой, попавшим в немилость к этому коварному богу!

– О, конечно, ведь он вас так искушал! – покачала головой девушка.

– А я, если хотите знать, только о том и думал, как бы сбежать! – вздохнул маркграф. – Спасибо Ихтису, выручил!

– Я думала, что рыцари никогда не бегут с поля боя! – фыркнула герцогиня. – Как вы могли?

– У меня есть уважительная причина, – усмехнулся Тоскунел, – ради которой стоило рискнуть.

– Какая же? – Гэлимадоэ мило склонила голову набок, позволяя локонам рассыпаться по плечу. – Вы были так сильно ранены, что врач Ихтис вытащил вас на спине из самой гущи боя?

– Да! – гордо парировал маркграф. – Я стремился сюда, чтобы умереть у Ваших ног, потому, что Вы сразили меня в этом бою. – Тоскунел выдержал небольшую эффектную паузу, полюбовавшись замешательством на женском лице, и как бы, между прочим, добавил. – Если, конечно, не пожелаете меня спасти, даровав три следующих танца.

– Для коллекции? – уточнила герцогиня, едва заметно прикусывая нижнюю губку. – Великий танцор должен пошептаться со всеми девушками двора, не так ли?

– Было бы, о чем с ними говорить. – обиделся Тоскунел.

– С Нейтли вы, кажется, нашли общий язык. Да такой, что весь двор обзавидовался, на вас глядючи! Особенно некие милые дамы, из тех, что уже не танцуют.

– Вы тоже времени зря не теряли. – уколол маркграф. – Юные бароны куда как сладкоречивы. Кстати, куда это делся ваш ветреный поклонник?

– А разве не знаете? – вскинула бровь Гэлимадоэ. – Четыре гарнизона гвардейцев в срочном порядке убыли к сторожевым башням. Поступило сообщение, что к столице, со стороны Кармэцвельского леса летит черный неопознанный дракон.

– А разве их можно различать, да еще на таком расстоянии? – покачал головою Тоскунел. – Они же все на одну морду, причем весьма поганую.

– И это говорит рыцарь, защитник веры и отечества!

– Со змеюками пусть маги разбираются. – зло обронил маркграф. – Им за это немалые субсидии выделяют. Наше дело: благородная война.

– А я думала, что главный подвиг рыцаря: убить дракона и спасти невинную девушку.

– Могу вас заверить, это только в тех книжках, которых вы, наверное, прочитали слишком много. – Тоскунел сделал вид, что напряженно размышляет, после чего сообщил. – Хотя, знаете, это, смотря кого, поганая рептилия похитит. Вот, если – Нейтли, то я и пальцем не шевельну, а если вас, то не жить змию!

– Да вы страшный человек, маркграф! – брови Гэлимадоэ гневно взлетели, а глаза стали темно-зелёными. – Стоит только впасть к вам в немилость, и вы готовы оставить бедную невинную жертву гибнуть в лапах чудовища!

– Такова жизнь. – веско обронил маркграф. – Только не говорите об этом Нейтли. Она расстроится. Подозреваю, что она терпеть не может драконов.

Гэлимадоэ рассмеялась. Игристое вино у нее давно кончилось, но они так увлеклись словесной перепалкой, что не замечали проходивших мимо лакеев с подносами.

Только сейчас Тоскунел скользнул взглядом по зале и понял, что за ними искоса наблюдают престарелые леди; да шумной толпой вваливаются, стремясь к вину, молодые бароны.

– Герцогиня! – тревожно воскликнул Тоскунел. – Кажется, мое ранение смертельно. Ноги уже почти не держат… Одно ваше слово, и я спасён! Танец, или я умру прямо здесь, у ваших ног!

Маркграф потупил взор и шепотом добавил:

– Не откажите в любезности, а то вон ваш барон возвращается. Он-то герой: дракона уже победил, но у меня преимущество: желание умирающего – свято!

Герцогиня засмеялась и протянула маркграфу руку. Вездесущий лакей тут же подхватил ее пустой бокал.

А барон, спешащий с подносом, на котором были два бокала, грустно остановился посреди дороги, но сразу же воспрял духом и предложил выпить молоденькой баронессе, отчаянно желавшей, чтобы на неё хоть кто-нибудь обратил внимание.

Тоскунел немного сильнее положенного сжал пальчики девушки, но она не подала вида. А, входя в бальную залу, не удержалась от колкости:

– Что ж, посмотрим, сильно ли пострадает моё платье?

Глава 6. Лисса

Это был звездный бал. Для всех: и для Гэлимадоэ, и для Тоскунела, и для Ихтиса.

Появление Ихтиса вызвало ажиотаж. Кто бы мог подумать, что новый человек в столице носил титул маркграфа! Владыка Аэллина – это звучало. А судьба его стала притчей во языцех.

Семья будущего ведуна бежала от королевского гнева в хайзацкие степи. Их путь лежал через Бей-Бани, Ер-Тост, в Кызым-Улус. Там-то и осела опальная семья. Они жили в маленьком городке Ексноде, что недалеко от крепости Уат-Морх. Это потом, когда Ихтису исполнилось восемнадцать, он решился пробраться хотя бы в Плайтонию, а уж оттуда вернуться на родину.

Но не это создало Ихтису удивительную славу. Он жил затворником, редко появлялся в Свете, так что молодежь его не знала совсем. У него была удивительная жена, мыкавшаяся с ним годами. Вместе они прошли через все испытания: десять лет голодали в том самом зачарованном Городе, которого нет, и при этом они работали до изнеможения.

Говорили, что однажды они заболели, там, в Плайтонии, и им было отказано даже в приеме врача. Тогда они были всего лишь неимущими эмигрантами.

Но интересно было другое. Появившись в Гэдориэле всего пару лет назад, Ихтис мгновенно сделал карьеру.

Во-первых, министерство юстиции подтвердило законность титула и право наследования.

Во-вторых, оказались очень кстати обширные познания маркграфа в целительстве, приобретенные после той злополучной болезни.

Теперь Ихтис лечил не только собственную жену. Кое-кого он избавил от подагры, геморроя, артрита и прочих сугубо дворянских болезней. Это позволило ему возглавить Кабинет Здравоохранения.

Впрочем, была и еще одна странность – ведун иногда отлучался на месяц, два и более. Крючкотворы, сидевшие при дворе, смотрели на это сквозь пальцы. Ихтис превратился в персону имперского значения, и требовать с него отчета мог лишь король.

Тоскунел, как и многие молодые люди, занятые более всего своей персоной, не знал этих подробностей. Сам он появился в Свете полгода назад и интересовался лишь молоденькими девушками да влиятельными вельможами, но не теневыми владыками, а тем более, странными типами, живущими даже не в столице, а в особнячке, где-то на опушке Белолесья.

Герцогиня блистала. Её выход в Свет был ошеломляющим. Кавалеры оценили галантность, ум, образование и красоту девушки, отмечая, что подобное сочетание у женщин необычайно редко. И это мнение создавало вокруг Гэлимадоэ ореол недосягаемости, загадочности. Удивительно, но даже обсуждение туалета герцогини не заняло столько времени, сколько завистливый подсчет её достоинств.

Зеленые глаза Гэлимадоэ сияли как две звезды. Тень ревности, что испытывала она по отношению к легкому флирту Тоскунела, делала её лицо более привлекательным и живым. На щеках появился румянец. И это было замечено.

Маркграф чувствовал себя королем. Он танцевал с понравившейся ему девушкой и знал, что не безразличен ей. Это придавало его осанке больше стати, а глазам – блеск победителя. Дамы чувствовали волну уверенности, исходившую от Тоскунела, и оборачивались, поздравляли его с принятием титула, кокетливо строили глазки. Гэлимадоэ слегка сердилась, но вида не подавала. Маркграф раскланивался налево и направо, объясняя девушке:

– Полгода жизни на наших балах сделают из вас алмаз граненый. Свет придаст вам лоску.

– Ах, значит я сейчас пожухлая, как трава, молчаливая, как пень и мертвая, как труп? – надула губки герцогиня. – Нечего сказать, вы очень галантный рыцарь. Небось, Нейтли вы такое не посмели бы сказать!

– О, горе мне, самому последнему из шутов! – отчаянно взвыл маркграф. – Я хотел сказать, что под лучами солнца роза становится пышнее.

– А сказали гадость. – резюмировала Гэлимадоэ. – Сегодня еще никто так не отличился, как вы.

– Да, я шут, я паяц! Так что же? – пропел модную арию маркграф.

– Помнится мне, – хихикнула герцогиня, – дальше по тексту: Но маркграфу я дам по роже!

– Хм. – поперхнулся Тоскунел. – Один – один, ничья.

– Да нет уж: три – ноль, в мою пользу. Я – дама!

– Ну ладно. – притворно вздохнул маркграф. – Я оказался не у дел: не победил дракона я, и был отвергнут лучшею из дам. Что делать мне? Да, умереть, напиться, да так, чтоб мордой грязною в салат. Быть или пить? – вот в чём вопрос! Достойно ли до положенья риз надраться, иль замарает это рыцарскую честь? О, нимфа, коль помру в горчащих размышленьях, хоть помяните словом ласковым меня!

– Да вы просто ходячая энциклопедия. – засмеялась герцогиня. – Махну я вас на барона, не глядя. Он похож на простого мужика, но комплименты у него, пусть и не первой свежести, зато не сомнительные.

– О! – простонал Тоскунел. – Уж лучше смерть у ваших ног. – Пощадите, не меняйте меня на другого. Вообще-то, я ласковый и пушистый, просто сейчас болею.

Танец заканчивался.

– Может быть, в знак примирения, мы могли бы выйти на балкон, дабы я при свете звезд, мог вымолить полное прощение? – шепнул маркграф.

– Я еще подумаю. – покачала головою Гэлимадоэ. – Стоит ли, вообще, вам доверять…

Через пару минут они, естественно, были на балконе.

Ночь выдалась звездная. Полная круглая луна походила на лицо старухи: выщербленное, морщинистое и усталое. Тоскунел впервые обратил на это внимание. До сих пор как-то не доводилось разглядывать ночное светило. А тут, в обществе прелестной девушки, луна сама повернулась к маркграфу своим романтическим видом.

Впрочем, парень, не смотря на некоторую начитанность, еще не знал, что полнолуние влияло на всё живое. Оно сводила с ума гениев, обостряло боли у обреченных, заставляло алкоголиков пить выше нормы и гонять зеленых человечков. Оно будило пророков и поэтов, побуждая их вскакивать среди ночи и хвататься за перо.

Да, луна не имела жалости, но именно она заставляла людей чувствовать острее, забыться на время, скинуть с себя паутину условностей и вымышленных законов этикета, проявляя свою истинную сущность. Она будила таланты, и горе тем, чьи наклонности оказались то другую сторону света: они становились вампирами. И смерть, и любовь правили в полнолуние безраздельно.

– Вы только посмотрите, как прекрасна эта ночь! – ораторствовал Тоскунел. – Как загадочно мерцают звезды, как стремительно несутся на запад обрывки черных туч! О, я знаю, это сулит всем нам долгую и счастливую жизнь! Сегодня день признаний, ведь именно в эту ночь родился святой Эйро, помогавший всем влюбленным!

– Ой! – и Гэлимадоэ коснулась руки маркграфа. – Смотрите, вон: звездочка упала! Скорее загадывайте желание.

Тоскунел почувствовал, что ему невыразимо приятно это мимолетное прикосновение. Он вдруг осознал, что в движении было заложено чувство. И это заставляло трепетать его сердце.

Хотя, рыцарям и не положено умиляться, маркграф испытал нечто вроде щемящей тоски и нежности, точно увидел самого себя в детстве. Он вдруг понял, что эта луна таинственным образом связала их, и теперь уже ничего не вернуть назад.

Но, главное, Гэлимадоэ оказалась такой же, как и сам маркграф: чуточку язвительной, слегка коварной, но романтичной. Это было единением душ.

Герцогиня, словно бы почувствовала ход мыслей своего ухажера. Она вспыхнула, но руки не убрала.

– Я желаю танцевать с вами вечно! – вырвалось у юноши.

– А как же ратные подвиги? – лукаво изломила бровь Гэлимадоэ.

– Я же не единственный рыцарь в королевстве. – усмехнулся Тоскунел. – Во имя процветания культуры, меня вполне могут оставить при Вас пожизненным пажом.

– Слуг у меня и без вас хватает. – улыбнулась девушка.

Их пальцы, сами собой, точно жили особенной, отдельной от хозяев жизнью, нашли друг друга и сжались.

Наступило время тишины. Глаза говорили сами.

Нет, никогда раньше Тоскунел не верил в подобную романтическую чепуху. «Ах, воздыханья под балконом!»

Для начала нужно взять с десяток уроков игры на этом чертовом балогитасине, да потренировать голосовые связки.

Но сейчас, попав в подобную ситуацию, маркграф оценил пленительное молчание. Нет, ничего не нужно было говорить. Это только бы разрушило странное очарование. Мгновения вдруг стали объемными, огромными: они вместили в себя целую жизнь…

Но ничто не длится вечно. В дверях балкона метнулось нежно-голубое платье. Дама была красивой, изящной. На первый взгляд трудно было определить её возраст: она казалась сверстницей Гэлимадоэ, но тонкая нить морщинок у глаз, выдавала, что это не так. И глаза её были мудрыми, грустными и глубокими, такими, какие бывают у людей, много повидавших и переживших.

Тоскунел и Гэлимадоэ разжали пальцы и сделали вид, что вышли просто подышать свежим воздухом.

– А вы, молодые люди не боитесь того, что освещенные луной и окнами, вы здесь – как на ладони. У вас совсем нет завистников и соперников? А ну как сидит в кустах злодей и караулит именно вас? – женщина говорила плавно, мягко, чуть растягивая слова, а в глазах её плясали насмешливые искорки.

Заметив боковым зрением среди листвы сада одного из своих телохранителей, Тоскунел лишь усмехнулся:

– Подумаешь… Да если дворянина никто не пытается убить, значит, грош ему цена. Эко вы меня удивили. При дворе ведь даже бизнес такой есть. Раз в месяц наемники устраивают публичные покушения с метанием кинжалов, дротиков, подсыпанием яда. Помнится мне, за последние три года так никого и не погубили: то граф божий одуванчик заскачет, точно козлик, и увернется от смертельного удара шпаги; то любовница барона нечаянно уронит бокал с ядовитым вином, а какая-нибудь мышка, после бала, налижется и помрет. Что вы, в самом деле? Светская жизнь – игра, дворяне в ней актеры, а боги и короли – зрители.

– Раз в году и комарик ядовитым бывает. – усмехнулась незнакомка.

– Вон верзила в кустах ворочается. – демонстративно указал маркграф. – Как вы думаете, чего это он там забыл?

– Такая у него доля. – проницательно усмехнулась женщина. – Беречь чье-то бесценное тело, возможно, ваше собственное, раз вы его заметили.

Гэлимадоэ вопросительно поглядела на маркграфа.

– Мне по штату положено. – пожал плечами Тоскунел. – Тем более, что четыре дня назад какой-то придурок кинулся на меня с ножом и даже успел прорезать плащ.

– Вот видите. – и дама грустно улыбнулась. – А вы совсем не печётесь о безопасности вашей дамы, а еще маркграф называетесь.

– Да будет вам стращать, Лисса! – усмехнулась Гэлимадоэ. – Я знаю: это вас тетушка подослала шпионить за мной.

– А даже если и так, зачем, все-таки, на каждом углу телохранители топчутся? – и женщина наклонила голову. – В конце концов, Гэлимадоэ, разве я когда-нибудь советовала тебе плохое?

Герцогиня задумалась.

– Ладно, может быть, ты и права. – девушка встряхнула волосами. – Пойдем, Тоскунел. Я обещала тебе еще пару танцев, и намерена сдержать обещание.

– Ну вот, – буркнул маркграф, – теперь власть в стране захватили женщины.

– Иди иди! Дама зовет. – засмеялась Лисса.