Текст книги "Свадьба на Рождество"

13

– Это действительно загадка, – сказал Хьюго, нахмурившись. – Но разве только простой люд поддерживает Белого Принца?

Он стоял у камина в библиотеке, рассеянно вертя в пальцах рюмку хереса. Солнце еще не заходило, но из-за того, что на северо-западе начали сгущаться тучи, в комнате быстро темнело.

Гонория, ее дядя и тетка тоже держали в руках рюмки. Леди Хаклоу и Гонория сидели в теплых накидках, но шляпы они сняли, а ноги поставили на скамеечки. Хью смотрел на сэра Руперта, сидевшего в обитом зеленым бархатом кресле у пустого камина.

Баронет устремил на него пронзительный взгляд своих темных глаз.

– Вы можете представить себе мое удивление, – раздраженно произнес он, – когда мне сообщили, что некоторые торговцы тоже заявили о своей поддержке Белого Принца и о том, что, если его поймают, они собираются протестовать против его казни.

Хью отметил про себя, что независимо от того, раздражен ли сэр Руперт или наоборот чем-то очень доволен, тон его голоса никогда не меняется. Этот голос всегда звучал так властно, словно сэр Руперт никогда не сомневался, что способен подчинить себе весь мир. Наблюдая, как золотистое вино плещется о грани рюмки, Хью размышлял, почему сэр Руперт обосновался в Дербишире, когда он мог сделать политическую карьеру в Лондоне. Седина придавала ему еще более внушительный вид: его внешность и голос были просто созданы для политики. Но, очевидно, связи сэра Руперта были далеко не такие выдающиеся, как его наружность.

Тем же твердым ровным голосом баронет завершил свою мысль:

– Я был просто поражен.

– Я тоже не вполне понимаю такую позицию, – сказал Хьюго.

Его отношение к Белому Принцу было несколько иным, чем у сэра Руперта, но он осуждал и тех, кто его поддерживал. Единственное различие между его взглядами и взглядами баронета заключалось в том, что, по мнению Хьюго, повешение как форма наказания – и особенно за воровство – последнее время слишком часто применялось в стране. Только месяц назад пойманный в окрестностях Честерфилда браконьер после краткого формального суда был повешен. Разумеется, браконьерство, если его не пресечь, могло превратиться в ужасную проблему. Но повешение – это уже совсем другое дело! Лично он предпочел бы, чтобы преступников ссылали в Новый Южный Уэльс.

Баронет кивнул в знак согласия с замечанием Хью.

– Я и сам этого не понимаю. Но я знаю одно – как это я и хотел вам сообщить: мы скоро схватим Белого Принца.

– Неужели? – удивился Хьюго.

– Очень скоро! Не могу сказать вам, как я доволен, что разбойник, так долго терроризировавший наши семьи, наконец окажется в наших руках.

Когда баронет снова пустился в изложение всех причин, по которым лорд Рейнворт должен был помочь ему и не проявлять никакого сочувствия к бандиту, внимание Хью снова отвлеклось.

Он вспомнил, как отдал кошелек молодой женщине и что чувствовал при этом. Нет, он не назвал бы ее нападение разбоем. Это воспоминание нахлынуло на него, подобно свежему прохладному ветру в долине на исходе жаркого летнего дня, и он с трудом подавил улыбку. В поцелуе, которым одарила его незнакомка, уж точно не было ничего устрашающего!

А затем еще одно воспоминание ворвалось в его сознание: Мэри в его объятиях, ее мгновенный пылкий отклик на его прикосновение, ее страстные поцелуи.

Но откуда у него такой хаос в мыслях? Вероятно, херес так действует или мерный ритм речи сэра Руперта. Но как бы там ни было, следующим воспоминанием Хью стали его ощущения по дороге из Дарби в Хэверседж сегодня – возбуждение и беспокойство при мысли о возвращении домой.

Хьюго давно уже не испытывал такого сильного нетерпения, предвкушая, как переступит порог своего дома. Сначала он пытался объяснить это нетерпение мыслью о предстоящей женитьбе и молодой жене. Но это был самообман! Всего за несколько дней перед тем, по пути из Честерфилда, ему страшно не хотелось возвращаться.

Затем он попытался внушить себе, что ему не терпелось посмотреть, какой сюрприз устроили для него Мэри и сестры. Беатриса проговорилась, что они решили украсить холл веточками остролиста, а ему раньше всегда доставляло удовольствие видеть зелень и алые атласные банты в парадных комнатах на Рождество. Но трудно было вообразить себе какую-нибудь реальную связь между его настойчивым желанием вернуться скорее домой и несколькими зелеными веточками.

Потом Хьюго подумал, что, наверное, просто успел соскучиться по своему семейству и стремился поскорее их всех увидеть. Но как он ни любил Кита и Амабел, Джудит, Констанцию и Беатрису, он знал, что не из-за них так сильно забилось его сердце за милю от дома. Только когда под колесами кареты заскрипел гравий подъездной аллеи, Хьюго наконец признался сам себе – он желал оказаться как можно скорее дома, потому что там была Мэри.

Там была Мэри!

Неужели он все еще ее любит?

Нет, конечно, нет!

Хьюго подавил вздох. Да, было время, когда она была ему дорога, – это правда. Но он не любит ее. Он любит Гонорию. Просто приезд Мэри возбудил в нем так много забытых воспоминаний, что ему захотелось вновь пережить их вместе с ней. Однако, когда он женится, воспоминания исчезнут, как тает долго горевшая свеча. В повседневных заботах ее пламя погаснет навсегда…

Размышляя обо всем этом, Хьюго нетерпеливо прислушивался, не раздастся ли звон бубенчиков.

Когда он вернулся, Сиддонс первым делом сообщил ему, что его брат, сестры и их гостья уехали за рождественским поленом, но должны уже скоро вернуться.

– Рейнворт, – услышал он кроткий голос Гонории, – вы не отвечаете дяде.

Хью быстро обернулся к сэру Руперту.

– Прошу прощения. Я немного беспокоюсь о брате и сестрах. Они еще не вернулись, а скоро уже совсем стемнеет.

– Да-да, конечно, – кивнул сэр Руперт. – Вполне понимаю ваше беспокойство. Если они не вернутся до темноты, я буду рад поехать с вами им навстречу.

– Благодарю вас, вы очень любезны. Но я не должен давать волю своему воображению. Прошу вас, продолжайте. Я обещаю вам, что больше не стану отвлекаться.

Сэр Руперт слегка улыбнулся.

– Могу я рассчитывать на вашу поддержку? Если я скажу некоторым лавочникам, что вы одобряете мое намерение уничтожить этого разбойника, нам будет легче объединить все население Эбботс-Энд против негодяя. Ведь ваше слово имеет решающее значение. Успехи, которых вы достигли в ведении хозяйства, не остались незамеченными. О вас со всех сторон очень высоко отзываются.

Хью приподнял брови:

– Разве? Я и не знал. Однако мне это приятно. Но скажите же наконец, в чем заключается ваш план?

Сэр Руперт допил свою рюмку. Вид у него стал очень торжественный.

– Мы сравнили обстоятельства последних нескольких нападений, включая и нападение на вас, и смогли обнаружить в действиях этого бандита определенную систему. Его метод очень прост. Он действует попеременно в местах, расположенных на достаточном расстоянии одно от другого, чтобы не мозолить глаза местным жителям. Не буду утруждать вашего внимания излишними подробностями. Мы знаем, где должно иметь место его очередное нападение. И я постараюсь устроить так, чтобы жертвой оказался я сам. Похоже, что у Белого Принца есть особая склонность грабить именно меня. Я подозреваю, это объясняется тем, что ему известно, как много усилий я прилагаю, чтобы его поймать. Я вам раньше об этом не говорил, он нападал на меня не меньше семи раз. Очевидно, я являюсь его излюбленной целью.

Сэр Руперт усмехнулся.

– Я чувствую себя прямо-таки Ноттингемским шерифом, преследователем Робин Гуда. Очень глупо, если подумать. Но он явно оказывает предпочтение мне и моим деньгам, хотя есть люди, чьи средства в значительной степени превосходят мои. Как бы то ни было, это делает его особенно уязвимым. Я могу оказаться его ахиллесовой пятой. Не могу пока сообщить вам ничего более конкретного, поскольку мы еще не решили, когда осуществим наш план. Но я вскоре распространю слух, что покидаю Давдэйл-Мэнор на несколько дней, вот тогда мы и увидим, как он будет действовать. Я хочу, чтобы вы знали только одно – это нападение произойдет неподалеку от Эбботс-Энд.

Хью допил рюмку и поставил ее на круглый инкрустированный столик рядом с креслом сэра Руперта. Он не нашел в этом плане ничего предосудительного и одобрительно кивнул.

– Вы можете рассчитывать на мою полную поддержку. Каковы бы ни были побуждения Белого Принца, я не одобряю его поведения. Мы с вашей племянницей вполне единодушны в этом отношении.

Он повернулся к Гонории и нежно ей улыбнулся. Она ответила ему ласковой улыбкой, и сердце его наполнилось теплым чувством к ней. Хью подумал, что, если бы она хоть немного пошла ему навстречу, он вполне мог бы полюбить ее.

– Очень хорошо, очень хорошо, – заметил сэр Руперт своим ровным голосом. – Я… но послушайте, кажется, это бубенчики!

Хью прислушался к слабо доносившемуся перезвону. Вскоре он услышал ликующие звуки гимна «Придите, все верные!», исполняемого хором молодых голосов, и радость переполнила его. Давно уже в стенах этого дома не было такого веселья.

Подойдя к окну, он не удержался и широко распахнул его. Слезы выступили у него на глазах при виде представшего ему зрелища. На заснеженную аллею въехали сани, в сгустившейся темноте установленные на них фонари разливали полукружия света. Пение продолжалось, и под эти звуки воспоминания о радостном прошлом нахлынули на него. Хью улыбнулся и помахал рукой. За санями на рождественском полене балансировал Кит.

– Он упадет! – воскликнула Гонория. – Велите ему сойти, немедленно!

Хью и не заметил, что она тоже подошла к окну и стояла рядом с ним.

– Кит не упадет, – с гордостью за брата ответил он. – Из всех нас лучшим спортсменом всегда был именно Кит. У него прекрасное чувство равновесия.

Как бы в подтверждение его слов Кит принялся разгуливать по бревну, издавая радостные возгласы.

– Как странно он ведет себя! – заметила Гонория. – Из всех ваших родных он всегда казался мне наиболее серьезным. Быть может, он заболел и у него лихорадка?

– Он просто проказничает, что неудивительно в его возрасте, – ответил Хью, надеясь, что ему удалось скрыть раздражение.

Гонория продолжала в чем-то его упрекать, но он не слушал, глядя на счастливые лица брата и сестер. Особенно умилила его улыбающаяся Мэри. Беатриса сидела у нее на коленях и весело махала ему рукой.

Закрывая окно, он увидел, как Кит соскочил с бревна и побежал к дому. «С чего это он так торопится?» – подумал Хью, но тут сетования невесты прервали его размышления.

– Слава богу! – воскликнула Гонория. – Как я рада, что вы наконец закрыли окно. Что за кошачий концерт! Я надеюсь, они не собираются продолжать свое пение в доме. Все это так… так шумно!

Хьюго нахмурился. Никогда еще Гонория не вызывала у него такого раздражения. Как она могла назвать это кошачьим концертом?! Хью убеждал себя, что дело тут вовсе не в его семье – окажись сейчас под окнами толпа славящих Рождество певцов, Гонория была бы в такой же степени недовольна, – но раздражение не проходило.

Гонория вернулась к обтянутой зеленым бархатом софе и, усевшись, снова аккуратно расправила складки своего платья и опустила ноги в самый центр скамеечки, обшитой вышивкой по канве. Наблюдая за ней, Хьюго вдруг подумал, что совсем не знает свою невесту.

Однако его размышления были недолгими, так как дверь распахнулась и в библиотеку, оставляя на полу мокрые следы, стремительно вошел Кит.

– Ты ни за что не догадаешься, что случилось, Хью… Ах простите, я и не знал, что у нас гости!

Он церемонно поклонился Гонории, леди Хаклоу и сэру Руперту.

– Что за манеры, Кит! – воскликнула Гонория, и ее тон снова покоробил Хьюго. – Я никогда не видела, чтобы ты так странно вел себя. Неужели на тебя так действует отсутствие брата? А может быть, это мисс Фэрфилд заразила тебя своим свободным обращением? Но ты должен согласиться, что так врываться просто неприлично.

Кит покраснел от негодования. Хью уже хотел вмешаться, когда Кит произнес сквозь стиснутые зубы:

– Я признаю, что вел себя недостаточно вежливо, но предпочел бы получить выговор от брата, а не от… от посторонних. Что же касается мисс Фэрфилд, она тут совершенно ни при чем, и я не могу позволить вам обвинять ее. Простите, господа, я должен переодеться к ужину.

Он снова раскланялся со всеми и вышел.

– Что за манеры! – сказала леди Хаклоу, когда дверь за ним закрылась.

Переводя взгляд с одного недовольного лица на другое, Хью пожалел, что у него не нашлось предлога удалиться вслед за братом. Хуже всего было то, что вечер наступил так быстро: теперь ему ничего не оставалось, как пригласить своих гостей поужинать с ними.

Подавив вздох, Хьюго спросил сэра Руперта, не согласится ли он и его дамы присоединиться к его домашним за ужином.

К счастью, сэр Руперт избавил семейство Лейтон от этой печальной участи, объявив, что его ждут дела и он намерен отвезти своих дам домой. Не теряя времени, Хью позвал дворецкого и, когда Сиддонс явился на звонок, приказал подавать карету баронета.

Выходя, Сиддонс столкнулся с Мэри. Хью увидел ее порозовевшие щеки, кончик ее носа, счастливый блеск в глазах, дружескую улыбку и почувствовал, что у него словно камень с души свалился. До чего же она хороша! Как прелестны ее цвета воронова крыла локоны на фоне алого бархатного платья! Хью захотелось взять ее за руку и попросить рассказать ему об их дневных приключениях. Он желал знать все! А потом он рассказал бы ей о своей поездке в Дарб, о том, как ему понравились украшения в холле… Вместо этого он учтиво поклонился и отступил в сторону, пока она здоровалась по очереди с каждым из гостей.

Когда Мэри села, Хью с каким-то непонятным ему самому удовлетворением отметил, что она заняла место рядом с его невестой. Он почему-то решил, что, если она сядет рядом с Гонорией, ему легче будет подавлять в себе неподобающие чувства к ней. Присутствие невесты всегда напоминало ему о его долге.

Когда Мэри рассказала о том, как они провели день – очень приятная прогулка в санях, поиски рождественского полена, – Хьюго вернулся к прежней теме разговора:

– Мы говорили о Белом Принце, Мэри. Сэр Руперт уверен, что скоро его поймают.

Мэри почувствовала, что бледнеет, и могла только от души надеяться, что не выдает этим своего страха.

– В самом деле? – сказала она, пытаясь всем своим видом показать полнейшее равнодушие и отсутствие интереса.

А ведь сначала она боялась совсем другого! Когда Мэри увидела, как Кит спрыгнул с бревна и побежал в дом, она поняла, что он собирается рассказать Хьюго об их встрече с Джейкобом Райтом. Сердце у нее упало. Ведь если бы Кит рассказал о браконьерстве в присутствии Гонории, которую она видела у окна рядом с Хью, все немедленно стало бы известно сэру Руперту. В тот момент Мэри думала только об одном – как можно скорее пойти в библиотеку и не дать Киту распространиться о деятельности Джейкоба Райта. Но, встретив Кита в холле, она, к своему величайшему облегчению, узнала, что он не успел ничего рассказать.

– Я бы никогда и слова не проронил при сэре Руперте и леди Хаклоу, – заявил он. – Эта дама – самая зловредная сплетница, а сэра Руперта я всегда терпеть не мог.

Язвительное высказывание Кита по адресу будущей родни вызвало у Мэри улыбку. Ей казалось, что он даже не сознавал, насколько резко прозвучали его слова. Но как приятно было услышать эти безыскусные наблюдения! Ведь Кит обычно старался держать язык на привязи ввиду будущей духовной карьеры.

Зная, какое общество ее ожидает, Мэри смогла вполне овладеть собой. Но когда Хью объявил ей, что сэр Руперт рассчитывает в ближайшем будущем схватить Лоренса, она почувствовала, что самообладание ей изменяет.

– Стало быть, вы вполне уверены? – спросила она, надеясь узнать какие-нибудь подробности.

Сэр Руперт снисходительно улыбнулся.

– С божьей помощью я надеюсь вскоре успешно завершить это предприятие, – уклончиво ответил он.

Это обращение к высшим силам с целью уничтожить дорогого ей человека вызвало взрыв негодования в душе Мэри.

– Господней помощи не потребовалось бы, если бы в Англии больше заботились о бедных, – сказала она со всей любезностью, на какую была способна.

Сэр Руперт готов был немедленно вступить с ней в спор, но леди Хаклоу сочла своим долгом вмешаться.

– О чем вы говорите?! – воскликнула она с удивлением. – Больше заботиться о бедных? Да в какой другой стране о них заботятся лучше, чем в Англии? В каждой деревне их обеспечивают всем необходимым. Или вы, может быть, принадлежите к числу тех заблуждающихся благотворителей, которые находят, что бедные заслуживают чего-то большего, чем ежедневное пропитание?

Мэри стиснула руки на коленях, стараясь сдержаться. Ей пришли на память встречи с многочисленными семьями, потерявшими все свое состояние, ходившими в лохмотьях в зимние холода, страдавшими от болезней без всякой надежды на лечение. У них даже не было теплого очага, чтобы обогреться. Она вспомнила муку, в которой копошились черви, дырявые крыши, пропускавшие дождь и снег…

– А вы сами видели бедняков, о которых мы говорим? – только и могла сказать она.

– Разумеется! Что за вопрос?! Каждую субботу мы с Гонорией разносим хлеб нуждающимся, живущим за счет щедрости моего мужа. Вам это кажется мало? Позвольте мне заверить вас, вы не услышите жалоб от тех, кто живет на нашей земле!

Мэри пожалела, что ввязалась в этот спор. Бесполезно доказывать что-либо этим людям. Лоренс говорил ей, что в усадьбе Давдэйл-Мэнор положение хуже, чем где-либо еще в графстве. Ей было известно, каких убеждений придерживались леди Хаклоу, ее племянница и сэр Руперт по поводу бедняков и насколько они расходились с ее собственными. Поэтому она сказала только:

– Я не сомневаюсь, что ваши арендаторы очень признательны за хлеб, который вы им даете. Я имела в виду не тех, кто может полагаться на щедрость и великодушие владельцев земли, на которой они живут. Дело в том, что существуют другие неимущие – особенно солдаты, воевавшие во Франции, и их семьи, а также те, кто лишился средств к существованию после открытия мануфактур.

– Вы имеете в виду ткачей в Глостершире и им подобных? – спросила до сих пор молчавшая Гонория. – Вы ошибаетесь. Владельцы мануфактур, с которыми я имела случай беседовать, говорят, что все делается для того, чтобы переселить этих людей туда, где они могут найти заработок.

Мэри могла бы сказать многое – что покинуть родовое гнездо и переселиться на сотню миль от него, покинуть родных и друзей, оставить ремесло, переходившее от поколения к поколению, совсем не так просто и легко, – но она промолчала. Продолжать было бесполезно. Вместо этого она с вежливым равнодушием выслушала пространные рассуждения леди Хаклоу. Эта дама имела весьма приблизительное представление о теме разговора, но тем не менее выражала в высшей степени резкие взгляды.

Наконец семейство собралось уезжать.

Когда они ушли, Мэри быстро рассказала Хью о случившемся – о браконьере Джейкобе Райте, о своем собственном участии в этой истории и об отважном поведении Кита.

– Джейкоб Райт? – воскликнул Хью. – Сын кузнеца?

– Да. Он не может найти работу, поскольку потерял ногу при Ватерлоо.

– Какое несчастье! – сочувственно отозвался Хью.

– Вот именно. Ему нечем кормить семью. Он убил этого злосчастного оленя не от хорошей жизни.

– И все же браконьерство – это преступление.

– Ты рассуждаешь точно так же, как сэр Руперт, Хью! Скажи мне, ты не передашь его в руки баронета?

– Нет, конечно.

Мэри вздохнула с облегчением, и Хью с недоумением на нее посмотрел.

– Неужели ты думала, что я это сделаю?

– По правде говоря, не знаю. Ты так изменился за последнее время… Но я надеюсь, ты ничего не скажешь сэру Руперту про Джейкоба Райта. Мне страшно подумать, что бы он сделал, если бы узнал!

– Я могу не во всем соглашаться с тобой, Мэри, но уверяю тебя, на моей земле никого не будут преследовать за то, что они стараются помочь своим семьям. Я никому не позволю извлекать из браконьерства прибыль – продавать мясо, например, но ради того, чтобы чьи-то дети не умерли с голода, не пожалею пары оленей.

Мэри встала. Приближалось время ужина, и ей нужно было переодеться, но одна мысль продолжала волновать ее.

– Скажи мне, Хью, сэр Руперт действительно уверен, что он может схватить Белого Принца?

– Вполне. У него есть очень разумный план. Видишь ли, Белый Принц допустил ошибку, очень четко организовав свои действия. Не стану забивать тебе голову подробностями… Впрочем, я и сам мало знаю.

Мэри снова почувствовала, как у нее сжалось сердце. Жизни Лоренса угрожала опасность, а она ничем не могла помочь ему…

Она уже хотела было выйти, но Хью задержал ее, взяв за руку и заставив повернуться к нему лицом.

– Ты меня не одобряешь, Мэри?

Взглянув ему в глаза, она глубоко вздохнула:

– Я, право, не знаю, что сказать. Мне кажется, ты последнее время настолько погрузился в свои заботы, что не совсем представляешь себе, что происходит вокруг. Жаль, что ты не видел Джейкоба Райта. Это просто кожа да кости! Хью, он десять лет прослужил в армии его величества, вернулся с войны инвалидом и не получает даже половинного жалованья за свою службу стране.

Хьюго нахмурился, как будто пытаясь решить для себя, в чем же справедливость.

– А теперь я должна идти, – сказала Мэри. – А то кухарка не простит мне, если из-за меня ужин остынет и ее труды пропадут даром.

Она поспешила к себе, раздумывая на ходу, как бы ей помочь Лоренсу, и стараясь не вспоминать, какое выражение лица было у Хью, когда она вошла сегодня в библиотеку. Казалось, будь они тогда одни, между ними завязалась бы оживленная беседа. Когда она его увидела, ее охватило желание заговорить с ним и говорить и говорить без конца. Мэри с трудом дождалась момента, когда его невеста и ее родственники наконец удалились, чтобы рассказать ему все.

Пока Жанетта помогала ей переодеваться, она не раз пожалела, что до, свадьбы Хью остается всего три недели. Боже мой! Всего три недели!