Текст книги "Если бы я был собой"

Адриен опасался идти через холл, открыл окно, залез на подоконник и воскликнул:

– Следуйте за мной, мадемуазель!

– У меня рабочий день не закончился!

– Плевать, ты спишь с патроном.

– Какой же ты дурак…

Нина надела ветровку, взяла сумку, и они побежали по улочкам к вокзалу, выбирая самые глухие, чтобы никого не встретить, и успели на региональный экспресс до Макона, делавший остановку в Ла-Комели в 17:10. Маконе Нина выбрала следующий пункт назначения – Марсель, и Адриен купил два билета – на украденные деньги.

– Откуда они?

– Отцовская премия за успехи в учебе… Давай потратим их вместе…

В 23:00 они прибыли на вокзал Сен-Шарль, и Адриен успел позвонить матери, пока Нина покупала им панини с начинкой из бананов и шоколадной пасты. Жозефина уже знала о гибели Пьера Бо, она сказала, что все в страшном волнении, что Эмманюэль Дамамм повсюду ищет Нину, что управляющий бензозаправкой в ярости и хотел подать жалобу, но передумал, узнав про Пьера. Адриен попросил мать позаботиться о Паоле и кошках Нины: «Дверь всегда открыта, а если нет, запасной ключ лежит под большим красным горшком, справа от коврика… – сказал он и добавил, что они вернутся в воскресенье и с вокзала поедут к Этьену. – Ждите нас там в конце дня, мы вместе расскажем Нине…» Адриен собирался повесить трубку, Жозефина спросила: «Где вы?» – но ответа не дождалась.

Адриен купил обратные билеты на воскресенье, они сели в автобус и доехали до пляжа Пророка, где вокруг большого костра сидели молодые ребята. Адриен с Ниной присоединились к ним, вступили в общий разговор, пили пиво, ели пиццу, танцевали, наслаждаясь теплым вечером и мелодией «Под солнцем Бодега». Нина выглядела счастливой и смотрела на Адриена с любовью. Песок был холодным, но он все-таки спросил: «Может, переночуем под звездным небом?» «Гениально!» – ответила она. В два часа ночи они устроились у стены пляжного домика, легли и обнялись. Адриен шепнул: «Я люблю тебя, Нина, и всегда буду любить…» «Знаю…» – ответила она. Он не спал всю ночь, думал о смерти Пьера, о том, что делать дальше, о том, как невыносимо печальна бывает жизнь. Почему так случается?

Нину разбудило вставшее солнце, они разделись и нырнули в Средиземное море. Вода еще не согрелась, но ясное голубое небо обещало хорошую погоду. Фриульские острова отражали белый, почти лунный свет. Они долго плавали, благо на море царил штиль, а вода напоминала гладь озера.

Стоял август, народу на пляже собралась целая толпа, но они провели там весь день. Нина наслаждалась сочным марсельским выговором и вслушивалась в него, как в слова песни.

Во второй половине дня она решила отдохнуть, а Адриен купил мыло, пасту, зубную щетку, две бутылки воды, помидоры, арбуз и соленое печенье. Они два дня не переодевались, а по ночам спали в одном белье. Нина не желала уходить с пляжа, тем более что у кабинок работал бесплатный душ. Они вымылись и сели сохнуть на утесе, смотрели на яхты и припозднившихся пловцов. Нина сказала: «Сегодня самый прекрасный день моей жизни, жалко только, что с нами нет Этьена и дедули…»

36

22 декабря 2017

Она звонит. Этьен открывает дверь. Оба чувствуют неловкость и долго молча смотрят в глаза друг другу. Они не виделись четырнадцать лет. Все опускается, как суфле, вытащенное из духовки. Вообще-то все не так уж и страшно. И не очень важно. Если ты любил кого-то в прошлом, это не значит, что обязан сохранить чувство навечно. Прошло много времени. Пролетело и все унесло с собой. Доказательство? Ее душа не трепещет.

Он обут в теплые домашние туфли. «Наверняка одолжил у отца… – думает она. – Знал ведь, что приду, мог бы сделать над собой усилие и переодеться!» Нина уверена, что Этьен поступил так намеренно, решил сразу показаться во всей своей красе!

Он утратил юношескую стройность, зато лицо приобрело черты зрелого человека, щеки покрыты трехдневной щетиной, волосы потемнели. Его красота чуть поблекла, а Нина думала, что эта «перелетная птица» никуда не денется, ведь она заложена в генах. Ее пугает взгляд Этьена. Так смотрит тот, кто сдался, отступился, ушел из дела под названием «Жизнь, радость, желание», утратил надежду и перестал смеяться. Потому что устал. Заскучал. Наконец Этьен демонстрирует свою фирменную насмешливую полуулыбку. Слава богу, хоть это осталось…

– Я думал, ты не придешь.

Какой тягучий голос… Где его спесь, куда делась гордость? Он кладет свою большую ладонь ей на плечо и целует в щеку. Один равнодушный поцелуй. От него пахнет спиртным.

– Я пообещала Валентину, – тихо отвечает Нина.

– Ты видела моего мальчика? Симпатяга, да? Мы тебя ждали и приготовили аперитив, входи.

В знакомом до мельчайших деталей коридоре пахнет, как встарь, полиролью с розовой отдушкой. Лестница на второй этаж, мебель стоит на прежних местах, нет столика под телефон и справочников – все заменил интернет. Вот обувной шкаф, куда она так часто прятала свои кеды, прежде чем взбежать босиком по лестнице и ворваться в комнату Этьена. Дверь в кухню открыта, мебель новая, с островом в центре, появился белый сервант с голубой деревянной отделкой. В коридоре остались старые обои… То, что много лет назад выглядело шикарным, теперь кажется обветшалым. Такое впечатление, что дом постарел – как и Этьен. Стал… неэлегантным.

Валентин снимает носки, не выпуская из руки мобильный телефон.

– Я попросился к тебе в друзья на «Фейсбуке», ты видела? У тебя есть «Инстаграм» и снапчат?

– Нет, – отвечает она с вымученной улыбкой.

В этом доме мальчик еще сильнее похож на отца в его возрасте. Ее смущает присутствие Валентина, а не Этьена. Нина чувствует, что ее Этьен исчез. От него осталась сухая кожа, как от полинявшей змеи. Все клетки тела регенерировали и уступили место незнакомцу, ведущему ее в комнату. Слишком много воды утекло. Что он теперь любит из еды? В котором часу ужинает? Какие у него привычки? А любимая музыкальная группа? Фильм? С кем он дружит? Раньше она узнавала запах Этьена среди тысячи других, от него пахло сладким. Сейчас все изменилось.

Нина идет за отцом и сыном в столовую. У сидящей на диване Мари-Лор взволнованный вид, она поднимается, идет к Нине, обнимает ее. Красивая загорелая женщина постарела, у нее появились морщины. «Сколько ей лет? Около шестидесяти», – мысленно подсчитывает Нина.

– Как же я рада тебя видеть, дорогая!

Нина отвечает на объятие, вдыхает знакомый аромат духов Fleur de Rocaille[96]96
  Fleur de Rocaille (фр.) – «Каменный цветок», аромат от Caron.


[Закрыть].

– Прости, Мари-Лор, прости меня!

– Да за что, девочка?

– Я тебя не навещала.

– Мне тоже было нетрудно навестить твой приют, милая. Я во многом виновата… Когда ты ушла… мне следовало понять… Ладно, давай о другом, садись, прошу тебя.

Нина бросает взгляд через плечо, встречает улыбку Марка. Отец Этьена погрузнел и помягчел нравом, он тоже обнимает гостью с явным удовольствием.

Сколько раз Этьен жаловался друзьям на нелюбовь Марка? Нина надеется, что отец и сын поговорили по душам, поняли друг друга, сблизились.

А вот и невыносимо синеглазая Луиза, прекрасная молодая женщина в расцвете лет. Старший брат Поль-Эмиль, его жена Полина, их дети, Луи и Лола, восьми и десяти лет, тоже присутствуют на встрече. Входит маленькая хрупкая блондинка лет сорока, энергично встряхивает руку Нины и представляется:

– Я Мари-Кастий, жена Этьена.

– Добрый вечер.

Мари-Кастий смотрит на Нину с ревностью, как будто чувствует исходящую от нее угрозу. Слишком крепкое рукопожатие и то, как она произнесла слова «жена Этьена», предупреждают: «Он мой!»

«Все как всегда, – думает Нина, – стоит Этьену прикоснуться к женщине, и она превращается в собственницу с параноидальными задатками».

Нина протягивает Мари-Лор коробку шоколадных конфет.

– Тебе не следовало…

– Мне хотелось.

Нина надела купленное накануне платье и чувствует себя ряженой. Мало этого, она – неслыханное дело! – накрасила губы и подвела глаза, о чем от волнения забыла.

– Значит, ты теперь заправляешь приютом?

– Да.

– Меня это не удивляет. Но ты по-прежнему рисуешь? Нет? Как жаль… Я сохранила много портретов Этьена и Луизы твоей работы, обрамила их и повесила в нашей спальне.

Луиза стала хирургом, она работает в Лионе, живет одна, детей не завела.

– Ну а я как был легавым, так им и остался, – говорит Этьен. – Мари-Кастий – комиссар, мой шеф.

Мари-Лор и Марк на пенсии, Поль-Эмиль и Полина, если Нина не ошибается, инженеры и работают в Женеве. Она перестала слушать. Улыбается. Отвечает «да» или «нет» и незаметно изучает Этьена.

Он не выглядит больным. Неужели Валентин все наврал? Нет, не такой он человек.

Парнишка делает селфи, потом несколько снимков и просит улыбнуться.

Нина чувствует, что Этьен посматривает на нее. О чем он думает? Что она тоже изменилась, постарела, у нее появились морщины? Еще бы им не появиться, если она почти все время проводит на улице, выгуливает собак, отлавливает кошек, чистит псарни, держит двери нараспашку, чтобы проветривать помещения, хоронит умерших от старости и болезней питомцев, горюет о том, что не может их пристроить, и радуется, что хоть ненадолго обеспечила им уход, а главное – любовь.

«Все это считывается по моему лицу, – думает Нина, – и по рукам тоже…»

Этьен явно не хочет встречаться с ней взглядом, и Нина чувствует знакомое раздражение. Вспоминает его приставучую заботливость. Их дрязги и склоки: «Делай то, не делай этого», «Прекрати интересничать».

Этьен встает.

– Куда ты, дорогой? – спрашивает Мари-Кастий.

Он отвечает, еле ворочая языком:

– Туда, куда ты не можешь сходить вместо меня.

Этьен подходит к шкафчику, достает бутылку «Grand Marnier» из запасов матери, она использует коньяк, когда готовит блинчики-фламбэ. Его снова тошнит, и боль усилилась. Он поднимается на второй этаж, закрывается в туалетной комнате, садится, спустив брюки. «Черт, как же кружится голова…»

Воспоминания.

Он на пляже в Сен-Рафаэле. Флиртует с девушкой, в которую влюблен. Как ее звали? Камилла. Да, именно так. Кое-кто переиначивал, называл Ромашкой[97]97
  Ромашка по-французски camomille.


[Закрыть]. «Но с такой, как она, не задрыхнешь!» Он не понимает и глупо улыбается, не знает, что ромашковый настой успокаивает нервы и действует как снотворное. Левой рукой он отводит волосы с лица Камиллы, правой гладит ее тело. Кто-то заслоняет ему солнце. Произносит его имя. Он поворачивает голову, открывает один глаз. Это его мать. Этьену хочется убить ее. Зачем она сломала ему кайф? Что ей тут нужно?

– Ну? – агрессивным тоном спрашивает он.

– Произошло кое-что серьезное, нам придется уехать.

Появляется отец. А этот что здесь забыл?! Родители склоняются над ним. Камилла вскакивает. «Не-е-ет, не уходи, нам так хорошо вместе».

Этьен в плавках, ему неловко, не хочется демонстрировать родителям свое возбуждение. О чем они толкуют? Уехать? Куда?

– Умер Пьер Бо.

В гостиной Мари-Лор доливает шампанское в бокал Нины.

– Это последний, я за рулем.

Луи и Лола кричат, обвиняют друг друга в краже фигурки из «Игры Престолов».

– Но ты обязательно поужинаешь с нами, – объявляет Мари-Лор тоном, не терпящим возражений.

«Боже, что бы такое соврать поубедительнее?!»

– Не могу, нужно не позже восьми забрать собаку от ветеринара, так что в другой раз.

– Какую собаку? – вмешивается в разговор Валентин.

«Думай быстрее, сочиняй поубедительнее!» Нина вспоминает о Ромэне и старом Бобе, храпевшем на диване, когда она прошлой ночью смывалась из дома.

– Гриффона по имени Боб, ты его не видел сегодня утром.

– А чем он болен?

– Что-то с сердцем.

«У кого из сидящих вокруг стола в этой гостиной сильнее ноет сердце?» – спрашивает она себя. Время разлучает любящих… Когда-то давно – их тогда было трое – она написала песню.

 
Время разлучает любящих
Даже новобрачных, жениха и невесту,
Чей шлейф ты нес
Останется лишь бледное отражение их любви
Время разлучает любящих…
 

Дальше она не помнит. И мелодию тоже забыла.

Как-то раз, утром, ее бывший муж сжег все тетради с текстами и альбомы рисунков. Заявил: «Избавляемся от старья!» Нина смотрела, как превращаются в дым ее слова и наброски, но ей не было грустно. Она не воспротивилась, сидела как кукла, с вечной нарисованной на губах улыбкой.

В каждой фразе, произносимой Мари-Кастий, звучит имя Этьена. Как вызов ей, Нине. «Этьен думает, что…», «Этьен хочет…», «Этьен так не любит, чтобы…», «Этьен говорит, что он…», «Этьен спал, когда…».

Он возвращается, садится рядом с женой на диван, и она тут же спрашивает у Валентина, «знает ли папа, что ты ходил туда сегодня утром?».

– Нет, я никому не сказал, – отвечает подросток.

– Что мне следует знать? – интересуется Этьен.

– Валентин был сегодня в приюте. Один.

– Мама, мне четырнадцать! Я не крэком торговал у школы, а смотрел Нинин приют!

– Я в любом случае надеюсь, что Нина не уговорила тебя взять какую-нибудь зверушку? – притворно-участливым тоном спрашивает Мари-Кастий.

Нина реагирует мгновенно:

– Я никогда так не поступаю. Право на усыновление требуется заслужить.

– Ты все та же язва! – хохочет Этьен.

– Муж рассказывал, что вы занимались музыкой и у вас была группа… – Мари-Кастий меняет тему.

– Да, можно и так сказать…

Ей совсем не хочется об этом говорить.

– Обожаю, когда Этьен садится за пианино, – не успокаивается Мари-Кастий.

«Браво! – думает Нина. – Ты сумела втиснуть имя мужа в каждую из последних десяти фраз…»

Этьен вдруг спрашивает:

– Может, пойдем покурим?

– Я бросила.

– Так начни снова.

– Ты что, забыл про ее астму? – удивляется Мари-Лор.

Этьен поднимается, Нина идет за ним, не глядя на Мари-Кастий, наверняка очень недовольную.

– Накинь пальто, на улице холодно, – советует Этьен.

– Хорошо, папочка.

Он улыбается. Протягивает Нине пачку, она качает головой – нет.

– Ты ведь знаешь, я не могу. Никогда не могла.

Она замечает шрам, пересекающий его бровь.

– Откуда это?

Этьен выдает очередную улыбку.

– Боевое ранение… Если скажу, кто его нанес, ты не поверишь…

– Кто-то из знакомых?

Этьен уходит от ответа.

– Ты счастлива?

– Скорее спокойна. Живу в мире с собой. Ну а ты? Счастлив?

– Сама знаешь, я не могу быть счастливым. Никогда не мог. У меня со счастьем такие же отношения, как у тебя с курением.

– Ты болен?

Он смотрит на нее, и она видит в его глазах сначала гнев – «Черт, Нина, ты совсем не изменилась, всегда перла напролом и теперь делаешь то же самое!» – и почти сразу уныние. Он сложил оружие. Сдался.

– Кто тебе сказал?

– Валентин.

Этьен ошеломлен. Между ними повисает долгая пауза. Дымок от сигареты клубится в холодном воздухе. Когда он в очередной раз затягивается, Нине кажется, что его рот горит.

– Не хочу об этом говорить…

– Что с тобой? – не отстает Нина.

– Сказал же, не-хо-чу!

– Почему?

– Просто не хочу.

Выражение лица у него упрямое, как в прежние худшие дни, когда ему в чем-нибудь отказывали. Мы стареем, меняем кожу, но некоторые автоматизмы не исчезают. Безвозвратно выпадают только волосы.

– Твоя жена знает?

– Нет… И я думал, что Валентин… Наверно, порылся в моих бумагах. Ну что, пошли? Я замерз.

Нина не успевает ответить, Этьен уже толкнул дверь, и на них пахнуло теплом, запахом птифуров, кто-то засмеялся, что-то сказал…

– Мне пора… – объявляет она семейству Больё.

– Уже? – огорчается Мари-Лор. – Но ты ведь совсем недавно пришла.

– Простите, только что позвонили, надо ехать.

Все встают, целуются с Ниной.

– Славно, что мы повидались… – Луиза сжимает ее руки. – Я как-нибудь загляну к тебе, выпьем кофе, поговорим.

Нина знает, что она не придет.

– С кем ты празднуешь? – спрашивает Мари-Лор.

– С приютскими коллегами и друзьями. Мы приглашаем друг друга по очереди.

– Тебе правда пора? – спрашивает Валентин.

– Да… А ты забегай, когда захочешь. Я на месте каждый день.

– Заметано.

– Я тоже нанесу вам визит, – обещает Мари-Лор. – Обязательно.

Валентин подмигивает Нине.

– Я тебя провожу… – бормочет Этьен.

Они выходят из дома и останавливаются у ее машины.

– Хорошая телега, – насмешливо бросает он, глядя на «Ситроен Джампер».

– …

– С чего ты вдруг заторопилась? Никакую псину от ветеринара забирать не нужно, так ведь?

– Так.

– А почему пришла?

– Из-за Валентина.

– …

– Он очень на тебя похож.

– Я был на него похож, когда-то давно. А вот ты все такая же красивая.

– Прекрати.

– Надо было мне трахнуть тебя, как всех остальных.

Ей хочется поговорить с ним о Клотильде, но она этого не делает. Не сейчас. Не здесь. Она гладит Этьена по щеке. Привычное движение. Жесты не забываются. Этьен печально улыбается, два раза хлопает ладонью по крыше «Джампера», поворачивается, чтобы уйти, говорит:

– Рад был повидаться… – и исчезает в доме. На крыльце гаснет свет.

Нина не без труда заводит машину, так сильно у нее дрожат руки. Сильное волнение подобно бомбе замедленного действия. Она поворачивает зеркало, смотрит на свое отражение. Кожа, не привыкшая к макияжу, впитала всю косметику.

Она может сделать две вещи: вернуться домой, пропылесосить и разогреть еду в микроволновке или отправиться к Ромэну Гримальди и проведать старину Боба.

Впрочем… Сейчас всего семь, еще не поздно съездить в гости к котенку Николя.

37

14 августа 1994

Кое-что из области невозможного. Мозг тормозит. Не выдает нужную информацию: смысл слов становится ясен через столетия.

Мари-Лор взяла все на себя.

– Присядь, детка, у меня печальная новость. С твоим дедушкой произошел несчастный случай, грузовик сбил велосипед, и спасти Пьера не удалось.

Кому не удалось? Кто не спас? Один человек или несколько?

– Все случилось мгновенно, – добавляет Марк.

Нина не может шевельнуться. Все застыло. Совсем как в мультфильме «Кэнди-Кэнди»[98]98
  «Кэнди-Кэнди» (1976–1979) – японский сериал. Жанр: аниме, мультфильм, драма и мелодрама.


[Закрыть]. Да-да, точно.

 
В краю Кэнди
Как в любом другом краю
Люди веселятся, плачут и смеются
Есть всякие – злые и добрые
И очень важно иметь друзей
Чтобы вместе выбираться из трудностей.
Капелька любви все меняет —
Такая она, жизнь Кэнди.
 

Нина видела один фильм, там героиню, молодую девушку, прокляли, и она превратилась в камень.

Они сидят перед ней, все вместе, загорелые, отдохнувшие, и ждут ее реакции. Этьен, Адриен, Луиза, Поль-Эмиль, Марк, Мари-Лор и Жозефина. Она никого не узнает.

Каменное изваяние. Мари-Лор вооружилась молотком, зубилом и, как Изабель Аджани в «Камилле Клодель»[99]99
  «Камилла Клодель» (1988) – художественный фильм режиссера Брюно Нюиттена, биография скульптора Камиллы Клодель. Экранизация произведения Рейн-Мари Пари. Камилла Клодель – Изабель Аджани, Огюст Роден – Жерар Депардьё.


[Закрыть], выбивает на нем, то есть на ней, на Нине, слова:

– Мы простимся с Пьером в среду, 17 августа, в церкви Ла-Комели, похоронят его рядом с твоей бабушкой Одиль. Я взяла на себя формальности, выбрала цветы и гроб – ты слишком молода для таких забот. Случилась авария, и с этим ничего не поделаешь. Ты несколько дней побудешь у нас, потом решишь, как жить дальше. Жозефина заботится о твоих кошках и собаке.

Нина открывает рот, надеется, если услышит свой голос, даже шепот, проклятие улетучится.

– Дедуля?

Никто не отзывается, только Адриен тянется к ней, хочет коснуться, но она отдергивает руку. Все взаправду. Так не бывает.

Мари-Лор снова берется за резец, чтобы «выбить» на Нине еще одну фразу:

– Хочешь пойти в похоронное бюро и посмотреть на Пьера?

Нина снова зовет его. Ну все, хватит, путь придет и заберет ее!

– Дедуля! – молящим тоном произносит она.

Пьер Бо никогда не появится в этом доме без предупреждения. Он позвонит в дверь, как делает всегда, если у человека нет почтового ящика или требуется вручить адресату лично в руки посылку, заказное письмо или перевод. «Треклятые звонки…» – иногда недовольно ворчит он.

Однажды в детстве он посадил Нину на раму, и они отправились по адресам. Пьер с гордостью показывал ей улицы, которые ему полагалось объезжать на велосипеде. Быстро крутя педали, кивал прохожим и говорил: «Это моя внучка!»

Наверное, звонок сломался… Нина встает, на ватных ногах выходит в коридор и приоткрывает входную дверь. Никого. Нужно заставить деда показаться, и она шепчет фразу, которая точно разозлит его:

– Дедуля, я по-прежнему роюсь в почте…

Она ждет. Закрывает глаза и молится. Сейчас он выйдет и отвесит ей затрещину. Ничего не происходит.

38

22 декабря 2017

Я все еще сижу в кабинете, когда к дому подъезжает машина, осветив фарами стеклянную дверь кухни. Всего на мгновение, потом водитель выключает двигатель.

У моих ног Николя играет с воображаемой птичкой.

Ко мне редко кто приходит, а в такое время тем более. Звонят, я открываю и вижу Нину. Странно, она явно была накрашена – под глазами остались следы подводки. Она говорит: «Я виделась с Этьеном, и мне надо выпить…» Услышав имя Этьена, я вздрагиваю. Выставила бы ее за дверь, чтобы она умолкла. Навсегда. Жалею, что открыла. Лучше бы спряталась, ей-богу, поступила бы как в детстве, когда не хотела показываться. А ведь и здесь, и в Париже я долго мечтала о ее появлении.

– Входи.

Она хватает Николя, утыкается в него носом, делает глубокий вдох и спрашивает: «Ну, как поживает этот малыш?» Бросает взгляд на миску с едой и плошку с водой. Профессиональная деформация… Она довольна – дом уютный, руки хорошие.

Нина садится на диван, медленно обводит взглядом гостиную, роняет: «Симпатично…» – снова встает и подходит к стеллажу. Она берет с полки «Мел», я узнаю роман по обложке: взятые крупным планом руки ребенка в красном шарфе, лепящие снежный шар. У него за спиной прилавок, замазанный белилами, так поступают с витринами, если меняется хозяин или предстоит ремонт. Белый цвет символизирует мгновенное закрытие.

Нина листает книгу, смотрит на меня, закрывает и ставит на место.

Я не реагирую.

– Портвейн, виски, сухой мартини. Еще есть «Апероль» и «Просекко», могу соорудить тебе шпритц.

– Давай, но безо льда, – отвечает она.

– Знаю.

– Неужели ты помнишь?

– Я все помню… Как он?

Я все-таки задала этот вопрос. Это оказалось сильнее меня. Проклятая неизлечимая болезнь, нежелание ничего знать и даже слышать о нем. Этот черенок не приживется. Его отторгли. Нина сразу понимает, о ком я, и садится на место, как послушная девочка. Поверить не могу, что она рядом. Со мной. У меня. Я и не надеялась.

– Он изменился. Сильно. Выглядит печальным. У него четырнадцатилетний сын, очень красивый, очаровательный. Валентин.

– Луиза мне рассказывала.

Нина выглядит изумленной.

– Вы что, видитесь?

– Да. Говорим об Адриене. Об Этьене редко.

Она держит паузу и как-то странно смотрит на меня. Как будто я выругалась.

– Встречаешься с кем-нибудь? – спрашивает она, глядя на меня бездонными черными глазищами.

Ее взгляд непроницаем, она всегда умела отгородиться от собеседника, выставить заслон, за который никто бы не проник.

– Ты о психиатре?

Она смеется моей шутке.

– Нет, о любовнике.

– В анкетах, в графе «Семейное положение», я пишу «Не замужем, без детей».

Она снова одаривает меня понимающей улыбкой, мол, я тоже.

– Этьен спросил, счастлива ли я, – сообщает она.

– И что ты сказала?

– Слишком уж трудно отвечать на этот вопрос. Особенно человеку, которого не видел четырнадцать лет. Тем более Этьену.

– Где вы встретились?

– У Марка и Мари-Лор. Уединились ненадолго в саду, когда он курил.

Я пытаюсь осознать полученную информацию. Итак, Нина вернулась в дом № 7 по улице Буа-д’Аглан. Я хорошо помню вечеринки и дни рождения, которые там устраивались: Этьен заполнял собой все пространство, Луиза сидела в углу на стуле с книгой в руках, как механическая игрушка, у которой сдохли батарейки. На вид – сломанная белокурая куколка с широко распахнутыми голубыми глазами, внутри – полная жизни и чувств девочка, в которой никто ничего не понимал.

– Ты видела Луизу?

– Да… – голос Нины дрогнул.

– Зачем?

– Зачем что? – удивляется она.

– Зачем ты туда пошла? К ним? К его родителям?

Она не отвечает, смотрит в одну точку, глубоко задумавшись о чем-то своем. Как раньше, когда мы случайно сталкивались и она проходила мимо, не замечая меня. Ну слава богу, кажется, возвращается.

– Вы часто видитесь с Луизой? – спрашивает она.

– Довольно часто.

– Она сказала тебе… об Этьене?

– Что именно?

– Ничего.

– Говори, раз начала.

– Он выглядит невеселым.

– Мы никогда о нем не говорим. Луиза знает, как мне трудно… Я просто не могу, если быть честной.

Нина вглядывается в мое лицо, и я спешу приготовить ей второй коктейль, добавив щедрую порцию мартини.

– Он упоминал Клотильду?

– Нет… Можно оставить машину здесь?

– Конечно.

– Я слишком много выпила, лучше вернусь пешком.

– Мы далеко от твоего дома, километрах в трех-четырех, не меньше.

– Люблю гулять.

– Сегодня холодно, может, вызовем такси?

– Такси… – Она весело смеется. – На такси катаются парижане. Я привыкла к холоду.

– Тогда оставайся ночевать. У меня есть гостевая комната. Маленькая, но теплая.

– Нет, меня кошки ждут. И, кроме того, когда это я стала твоей подругой?