Текст книги "Если бы я был собой"

32

Пятница, 15 июля 1994

Пьер Бо привозит Нину к офису «Транспортов Дамамма». Он не хотел, чтобы она летом работала в почтовом департаменте, хотя ее бы точно взяли – детям служащих отдают предпочтение. Его внучка больше никогда даже близко не подойдет к письмам и открыткам. Он не знает, что девочка по-прежнему роется в его сумке, утаскивает к себе в комнату некоторые конверты и упивается чужими словами. Это как тайный порок, он сильнее ее.

– Желаю хорошо поработать, малыш…

Он всегда звал так Нину, и в детстве она спрашивала: «Дедуля, почему ты говоришь малыш, я же девочка, значит, я женского рода?» Пьер отвечал: «Зато сердце мужского[79]79
  Французское слово le coeur – сердце – мужского рода.


[Закрыть]. А ты мое маленькое сердечко…»

– До вечера, дедуля.

Нина подходит к стойке и представляется:

– Добрый день, я Нина Бо и сегодня начинаю у вас работать.

Получить это место помогла Мари-Лор. Она заполнила анкету и лично отдала ее своему другу-кадровику. Нину ведут в кабинет, где она будет работать полтора месяца, заменяя ушедшую в августовский отпуск мадемуазель Далем. Ее всему научат за десять дней: «Увидите, ничего сложного, будете получать и отправлять факсы, систематизировать счета в алфавитном порядке – это внизу, в подвале, печатать письма».

– Знаешь Word?

– Да.

– А как насчет орфографических ошибок?

– Справляюсь…

В этот самый момент Этьен сидит на заднем сиденье родительской машины рядом с Луизой и радуется, что утром покинул Ла-Комель. Клотильда ему опротивела, он больше не может ее видеть. Когда она намекнула, что, возможно, приедет повидать его в Сен-Рафаэль, он не задумываясь брякнул: «Меня там не будет. В этом году мы поплывем на яхте вокруг Корсики».

Вранье. Ну и ладно. Девица его достала. Вот ведь странность: можно любить человека, все в нем любить – его запах, тело, вкус слюны, голос, а потом взять и в мгновение ока возненавидеть! Это как вспомнить, что у заезженной с одной стороны пластинки есть еще и другая. И ты не опознаёшь записанную там музыку. Этьен физически не способен находиться рядом с Кло. Она пиявка, ядро на ноге каторжника. Сизифов камень. «Ты меня любишь? Честно? Поклянись, что не бросишь!»

«Не поклянусь, – думает он. – Брошу».

Луиза о чем-то задумалась. Читать она не может, ее укачивает.

– Ты влюбилась в Адриена? – спрашивает Этьен, понизив голос до шепота, чтобы не услышали предки.

Онемевшая от изумления девочка несколько секунд смотрит ему в глаза.

– Ты первый раз спросил меня обо мне. Обычно ты открываешь рот, если хочешь что-нибудь попросить или требуется, чтобы я соврала и прикрыла тебя.

– Ты маленькая гадюка! – обижается Этьен.

Он отворачивается, притворяется, что смотрит в окно.

– Да… Да, я в него влюблена. Ты же заметил?

Этьен смотрит на сестру с подозрением.

– Я был уверен… Вы переспали? – спрашивает он – агрессивнее, чем хотел бы.

Луиза пожимает плечами, краснеет и мгновенно замыкается в молчании. Этьен понимает, что сестра не скажет больше ни слова до самого Сен-Рафаэля.

Адриен смотрится в зеркало в ванной и говорит себе, что в конечном итоге будет не таким уж и уродливым, потому что все больше походит на мать. Он стал изящнее. Высокие скулы, тонкий нос, губы полнее, чем он рассчитывал, зубы ровные и белые. Сдав экзамен «с отличием», он одержал победу, и в его ореховых глазах зажегся огонь. Он все так же строен на грани худобы, но времени впереди много, авось поправится. А вот подрастет вряд ли, не станет выше метра семидесяти пяти. Что

Адриен ненавидит, так это свою молочно-белую кожу. Он бы душу дьяволу продал за медный загар Этьена, а у него бледное лицо и круги под глазами. Ничего, вот наступит лето… А в Париже он точно будет выглядеть лучше.

Сегодня он начинает работать – как Нина. Будет получать минимальную заработную плату, заправлять машины перед супермаркетом и собирать деньги за возвращенные газовые баллоны. От столицы его отделяют два месяца, а пока не все ли равно, чем зарабатывать на хлеб насущный?

* * *

Воскресенье, 31 июля 1994

Нина и Адриен трудятся уже две недели.

Чуть больше месяца до Парижа…

Они лежат рядом на огромном махровом полотенце и мажутся маслом для загара. Адриен предлагал поехать на Лесное озеро, но Нина предпочла городской бассейн. Синюю воду своего детства. Синеву и запах хлорки на коже, неизменные приметы лета.

– Жутко воняет! – возмущается Адриен. – Странная ты все-таки…

– Я странная?! – вскипает Нина. – Кто бы говорил!

Ей нравится, как весело орут дети, плюхаясь в воду с тумб, и вкус шоколадного эскимо во рту. Адриен уснул. Она слушает его дыхание. Каждый вечер они звонят Этьену из телефонной будки, рассказывают, как провели день, просто болтают. Нина задает вопросы о море. «Хорошее море…» – неизменно отвечает Этьен. Он попросил их никому не говорить, что с ним можно связаться, особенно Клотильде. «Заметано, не волнуйся. Да мы с ней и не встречаемся, она вроде работает в пиццерии в порту».

Главное в работе Адриена – быть очень внимательным и аккуратным. Он берет деньги, протирает ветровые стекла, слушает радио в палатке в ожидании следующего клиента. Все путем, дни проходят быстро.

Нина чувствует то же самое. Секретарская работа ей нравится, напоминает американский сериал. Кроме того, в ее жизни появился Эмманюэль Дамамм и перевернул все с ног на голову. Сын патрона, двадцатисемилетний меланхоличный красавец, не выпускает ее из поля зрения. Они не заговаривают друг с другом, разве что обменяются парой-тройкой слов. Ему нечего делать в клетушке Нины, нет повода задавать ей вопросы. У Эмманюэля имеется личный помощник, решающий все вопросы. Нужно куда-нибудь его завлечь, но куда? Лучшее место – Клуб 4, в субботу. Прежде чем она уедет в Париж, они должны поговорить.

Нина смотрит, как колышется листва дерева, растущего на лужайке рядом с детским бассейном, и обдумывает свой план. В клубе они выпьют стаканчик-другой и легко разговорятся. Другого места в Ла-Комели нет. У Эмманюэля есть машина, живет он с родителями в красивом поместье с бассейном и теннисным кортом. Вряд ли они столкнутся в муниципальной луже. Учился Маню в Лионе, потом вернулся в Ла-Комель, чтобы взять на себя управление компанией.

Увидев его первый раз, Нина едва не потеряла сознание и ужасно покраснела. Он поздоровался, и она влюбилась в его низкий чувственный голос и что-то пробормотала в ответ, как глупая тетеха.

Нина издает смешок, и Адриен просыпается, открывает глаза.

– Сама с собой веселишься?

– Ага, думаю о Маню.

– Снова?

– Конечно! Сам знаешь – когда я влюблена, все мои мысли о предмете страсти.

– А как же Александр?

– Плевать я на него хотела.

– Я думал, он – «мужчина твоей жизни»…

– Как заманить Эмманюэля в клуб в следующую субботу? – Нина резко меняет тему.

– Положи ему на стол приглашение.

– Исключено.

– Подсунь под «дворник».

– Нереально.

– Кто его любимый певец?

– Откуда я знаю… А что?

– Узнай и скажи, что он выступает в Клубе 4 в следующую субботу.

– Бредовое предложение! Он никогда не поверит.

– Частный концерт. Впервые в истории. Они уже приглашали известных артистов.

– Представь, что его любимый исполнитель умер… Что тогда?

Они начинают хохотать.

– Где паркуется твой Маню?

– О чем ты?

– Где он оставляет тачку, когда идет в офис?

– На стоянке компании.

– Сходи туда и постарайся разглядеть, не валяются ли кассеты на приборной доске, так и узнаешь, что он слушает.

– Предлагаешь выставить себя на посмешище, вертясь вокруг чужой машины?

– Я это сделаю. Меня никто не знает.

– Ты?

– Да, я. Во сколько он приезжает по утрам?

* * *

Суббота, 6 августа 1994

Эмманюэль Дамамм появляется в Клубе 4, и Нина сразу идет к нему, сделав огорченное лицо.

– Концерт отменили. У Этьена Дао бронхит, и он не смог быть.

Во взгляде Маню нет разочарования, только ирония. Он ни на секунду не поверил в ее выдумку.

– В субботу вечером Этьен Дао поет в Клубе 4 – частный концерт, сюрприз для клиентов. Он очень дружен с хозяином. Вам нравится Этьен Дао?

Он отвечает с улыбкой:

– Вряд ли остались билеты…

– Еще как остались, это ведь сюрприз, а все думают, что суббота как суббота.

– А вы как узнали?

– У меня свои информаторы.

И вот Эмманюэль здесь, с ней, выглядит расслабленным и свободным, не то что в офисе, глаза у него блестят.

– Может, выпьем? – спрашивает он.

– Согласна.

Улыбнувшись друг другу, они идут к бару. Разговаривать нормально невозможно, приходится кричать.

Адриен наблюдает за парочкой с танцпола. Нина никогда еще не выглядела такой… нацеленной на другого человека. Адриен изучает лицо Эмманюэля. У того есть особенность, он ни на кого не похож. Ни на одного посетителя Клуба 4 из тех, что толпятся вокруг. У него класс английского денди, как у одного из героев сериала «Котелок и кожаные сапоги»[80]80
  «Котелок и кожаные сапоги» – под таким названием шел во Франции английский телевизионный сериал «Мстители».


[Закрыть]. Адриен мгновенно чувствует опасность. «Тот самый, – произносит внутренний голос, – он может ранить тебя, Нина». Плохо, что Этьен ушел. Будь он здесь, все сложилось бы иначе. Взял бы ее за руку, сказал бы: «Пошли танцевать…» Или: «Пошли отсюда, этому типу лет на десять больше, чем тебе, он слишком старый, чтобы тебя дефлорировать!»

Вдвоем с Этьеном они сильнее. Умеют урезонивать Нину. Гасить ее пыл. Этьен всегда приземляет подругу.

А она сейчас воспарила.

– Вы часто сюда ходите?

– Каждую субботу, – отвечает Нина.

– Я бывал в клубе, пока не уехал в Лион… По́рченое заведение, не годится для юной девушки.

Нина весело смеется, Маню смотрит на нее. Хороша, ничего не скажешь, похожа на Одри Хэпбёрн. Тонкое черное платье обтягивает фигурку как перчатка. Стрижка каре обрамляет лицо, челка закрывает лоб, рот чувственный, а глаза просто потрясающие, бездонно-черные. «Великолепное смешение кровей…» – думает Эмманюэль. Девочку он приметил сразу, как только вошел. В ней есть нечто удивительно изящное, в этой внучке почтальона, она дружна с Больё, Маню их знает, хоть и не близко.

– Кто ваши родители? – спрашивает он.

– Отец неизвестен, мать – пленница депрессии, – иронизирует Нина.

– Как интересно…

– В сентябре я уезжаю жить в Париж.

– В Париж?

– С двумя лучшими друзьями – они мне как братья, у нас группа, мы собираемся записать альбом.

– Какую музыку любите?

– Электронную. У нас два синтезатора и «голос». Я – голос.

– Вы поете?

– Да… Почему вы мне выкаете? Я чувствую себя вашей бабушкой.

– Ладно, будем на «ты». Значит, ты голос?

– Да.

– Может, споешь мне что-нибудь прямо сейчас?

 
Скажи, что любишь меня
Даже если это неправда
Я знаю, ты лжешь
Жизнь так печальна
Скажи, что любишь
Дни похожи один на другой
Спой мне романс…
 

– Очень хорошо. Я упустил Дао, зато услышал Лио.

– Я никогда не занималась любовью, а ты?

– Это название песни? – «особым» голосом спрашивает он.

Нина улыбается, алкоголь раскрепостил ее. Они стоят совсем близко, она чувствует его губы у своего уха, слушает голос, вдыхает аромат. Оба наэлектризованы – разговором, обстановкой. Она хоть сейчас, не задумываясь, вышла бы за него замуж. Отреклась бы от родителей. Удачно вышло, что она их знать не знает.

Маню и Нина сидят у стойки, не обращая внимания на толчею вокруг. Он гладит указательным пальцем тыльную сторону ее ладони.

– Со мной это уже бывало.

– Что – это?

– Я занимался любовью.

Нина делает несколько глотков, чтобы набраться мужества, и произносит недрожащим голосом:

– Научишь меня? Хочу успеть до Парижа.

– Думаю, это можно устроить.

33

22 декабря 2017

Нина впервые вошла в магазинчик в центре города, чтобы купить три блузки, белый свитер, две пары брюк и платье.

«Платье и белый свитер… на фига они мне?»

Уже десять вечеров подряд она проводит время с Ромэном Гримальди. Возвращается домой после работы, съедает что-нибудь, не присаживаясь, принимает душ, переодевается и отправляется на улицу Роза-Мюллер. Они занимаются любовью, и она сразу уходит, прикрываясь кошками.

Нина только что потратила 300 евро на шмотки, которые ни разу не наденет. Интересно, все женщины такие идиотки? «Оставь себя в покое, – нашептывает внутренний голос. – Пусть все идет как идет, не бери в голову…»

Сегодня годовщина смерти Эрика, сына Симоны. Почему никто до сих пор не придумал красивого эвфемизма, чтобы обозначить это? Слово «годовщина» не годится. Можно спросить у Ромэна, вон сколько определений он нашел для бездетных.

Нина наблюдает за Симоной через окно медпункта. Она взяла на длинный поводок нескольких псов и по очереди выводит их, держа спину прямо, как балерина-этуаль. Флисовая куртка Polaire, платок Hermès на голове – Симона напоминает вельможную даму, потерявшуюся среди бетонных бараков. Английскую королеву в фавелах[81]81
  Фавелы – трущобы Бразилии, расположенные на склонах холмов. Слово произошло от имени холма Morro da Favela, а его назвали из-за растущего на его склонах растения favela.


[Закрыть]. Утром она сказала Нине, роясь в сумочке в поисках перчаток: «Сегодня три года…» И добавила: «Я выйду на работу 25 декабря, можешь хоть один разок отдохнуть как человек…»

Сейчас полдевятого утра, и Симона уже выгуляла Рози, похожую на пиренейскую овчарку, и Буле[82]82
  Boulet (фр.) – и зазноба, и обуза.


[Закрыть], крупного черного красавца-гриффона[83]83
  Гриффоны – группа пород мелких декоративных и крупных охотничьих собак. Последние популярны в основном во Франции.


[Закрыть]. Нина переназвала его так, потому что он вернулся в приют, сбежав из двух приемных семей. С интервалом в год без труда нашел дорогу и ждал, когда откроют ворота, чтобы занять свое законное место. Нина разместила Буле рядом со входом и своим кабинетом, его бокс вдвое больше обычного, и он свободно бродит по зданию. Буле больше не выставляют на усыновление, Нина хотела забрать его домой, но в конце концов не стала так поступать: ее дом здесь, большую часть времени она проводит на работе, и гриффон будет с ней до конца своих дней.

Утро холодное, тусклый зимний свет и сине-стальное небо не способствуют хорошему настроению, но работа ждать не будет, и Нина отправляется на кошачью половину. Животные зевают, потягиваются, мурлычут. Им нужны объятия, квартира, дом, балкон, сад, красивый вид, да мало ли что еще. Новые привычки. Старый холостяк или большая дружная семья – богатая или бедная, любая, важны лишь внимание и нежность. В дни открытых дверей на них смотрят, их ласкают, одни нравятся больше других. А пока все они дрыхнут в уютных корзинках, подаренных благотворителями.

Нина надевает резиновые перчатки, моет лотки и пол с обеззараживающим средством и беседует с котами, которые смотрят на нее с усталым видом. Самые молодые играют, бегают друг за другом, прыгают и точат когти о специальное дерево. Старожилы время от времени шипят на самых буйных.

– Вчера я занималась любовью.

Желтые, голубые, зеленые глаза смотрят с интересом и слушают ее голос, как дети сказку.

– И нечего возмущаться, я все-таки женщина… Не только ваша прислуга… Помните высокого мужчину, который забрал Боба? Это он. Да, я искала недолго и недалеко и кажусь вам восторженной идиоткой… но все мы делаем что можем… И вообще, это не ваше дело!

– Разговариваешь сама с собой? – спрашивает подошедшая неслышно Симона.

– Нет, сообщаю мохнатым сводки с театра сексуальных действий.

– О, я тоже могу поделиться… У меня богатая биография.

Симона гладит кошек, держит их на руках. В приюте шестьдесят хвостатых, свободных мест почти не осталось. Раньше приют только по весне переживал нашествие котят, теперь это происходит круглый год. Катастрофа… Большинство были кому-то подарены или проданы, но очень скоро оказались в мусорных баках, среди отбросов, или на улице – голодные, зараженные паразитами, с гноящимися глазами.

Нина мечтает провести кампанию по стерилизации с помощью мэра.

«До чего все-таки подлая штука жизнь. Они без конца производят на свет малышей, я не могу забеременеть, Симона родила сына, а он умер…» – думает Нина.

– Как ты? – спрашивает она Симону.

– Все нормально. Хочу, чтобы настало завтра. С тех пор как не стало Эрика, я всегда хочу оказаться в завтра… Настоящее меня… затрудняет… Я не знаю, что с ним делать.

– Нас сегодня много, так что, если утомились, идите домой.

– О нет, ни за что… Ладно, вернусь туда.

Нина отправляется на псарню. Ей хватает одного взгляда, чтобы понять, кому какое животное подходит. Часто человек приходит в приют и просит показать белых кошечек, а уходит с похотливым котом. У каждого особая личность, образ жизни и причуды.

Если человек влюбляется в собаку, а та не отвечает взаимностью, Нина не допускает усыновления. Это бессмысленно и обречено на провал, то есть на скорое возвращение питомца в приют. Нина не пытается любой ценой сбыть с рук животных, она всякий раз пытается завязать настоящие отношения между двумя сторонами. За семнадцать лет работы она допускала и ошибки, но без риска ни в одном деле не обойтись. Нет ничего хуже, чем слушать объяснения возвращателей:

– Ничего не выходит, он слишком пугливый и все время скулит…

– Он агрессивный и, кажется, не любит нас…

– Лучше бы я взяла кошку…

– Я развожусь, и жена не соглашается оставить его у себя…

– Он воняет, линяет, портит воздух, и вообще он урод…

– На него уходит слишком много денег…

* * *

Нина продолжает обход и вдруг замечает знакомый силуэт. Подросток переминается с ноги на ногу перед входной дверью. Она достает из кармана лекарство от астмы и вдыхает. На улице холодает, в один миг потемневшее небо морщится и плюется мелким дождем. Потрясающее сходство! Нина чувствует себя как боксер, пропустивший хороший апперкот. Кажется, он один. Может, кто-то из взрослых ждет на парковке? Парень улыбается. Его улыбкой. Нина бледнеет, у нее пересыхает рот, становится нечем дышать. В голову приходит ужасная мысль: случилось несчастье… Она боится заговорить первой.

– Здравствуйте, мадам! – весело произносит он.

– Добрый день.

– Я решил подарить бабушке на Рождество кошку.

Тот же голос. Глаза чуть-чуть другие. Круглее, хотя цвет тот же. Нос – один в один. И рот. Нина боится упасть, так дрожат ноги. Ей хочется сбежать, хочется обнять его так крепко, чтобы кости хрустнули. Спрятаться. Нет, приласкать. Взять лицо в ладони, вдохнуть запах кожи. Погладить по волосам.

– А бабушка знает, какой подарок ты ей готовишь?

– Нет, это будет сюрприз.

– Приятный?

– Наверное. Она грустит после смерти своего старого кота. Говорит, что больше не хочет никаких зверей… но я не верю.

– Где она живет?

– В Ла-Комели.

– Сколько ей лет?

– Точно не знаю… шестьдесят, где-то так.

Нина не может удержаться от следующего вопроса:

– А тебе сколько?

– Четырнадцать.

– Как тебя зовут?

– Валентин.

Нина смотрит на него – и не может оторваться. Сомнений не осталось. Ретроспекция разит наповал.

– Валентин… Больё? – робко спрашивает она.

Он смотрит на нее как застигнутый на месте преступления воришка.

– Как вы узнали?!

– Ты похож на отца.

Мальчик таращит глаза, не слишком убедительно изображая удивление.

– Вы знакомы?

– Вместе учились в школе.

– Это с вами он сочинял музыку?

Второй удар под дых, придется «подкрепиться» вентолином.

– Что это у вас? – спрашивает Валентин, кивнув на ингалятор.

– Лекарство от астмы.

– Тяжело приходится?

«Легче, чем смотреть на тебя», – думает она.

– Да нет, спрей помогает дышать, купирует приступ.

– Дорого стоит взять у вас кошку?

– Зависит от ее возраста.

– Долго они живут?

– Пятнадцать-двадцать лет. Хочешь взглянуть?

– Еще бы! – Валентин радостно улыбается.

– У тебя есть питомцы?

– Моя мама не хочет… А я мечтаю о немецкой овчарке.

«Моя мама»… Какую женщину Этьен в конце концов осчастливил младенцем?

– У меня в детстве была овчарка… Ее звали Паола.

– Повезло вам…

Валентин идет следом за Ниной и очень остро реагирует на собак. Они лают, принюхиваются, плачут, скулят. Один из псов сидит отдельно от других, и глаза у него грустные, как погода за окном.

– Почему он там? Его наказали? – вскидывается Валентин.

– Ну что ты, конечно нет! Если за три недели хозяева не объявятся, пес присоединится к остальным, а пока мы соблюдаем карантин.

– Но зачем?

– Таков закон.

– Ужасно грустно…

– Не волнуйся, мы о нем хорошо заботимся.

Они проходят «больничку», идут по коридорам на кошачью половину. Валентин замечает через стекло коробку с тремя котятами под инфракрасной лампой и застывает на месте.

– Какие они чудесные!

– Да, – отвечает Нина, – и в этом их большое несчастье.

– Почему?

– Да потому, что котят любят все, а взрослых котов и кошек – немногие.

– Вы злитесь?

– Еще как… Но я здесь не для того, чтобы судить других, мне положено защищать животных.

В кошачьих боксах царит тишина.

– Ну вот, знакомься.

Валентин гладит зверюшек.

– Здесь веселее, чем у собак, – замечает он.

Нина молча наблюдает за гостем и наконец задает не дающий покоя вопрос:

– Отец знает, куда ты пошел?

– Никто не знает. Я пришел один.

Похоже, он действительно все решил.

– Как поживает Луиза? – спрашивает Нина.

– Тетя? Хорошо.

«Тетя»… Нина говорит себе: «А ты вот не мать и не тетя…» – и вспоминает насмешившие ее слова Ромэна насчет кота, не явившегося на похороны.

Она опускается на скамейку – ноги отказывают, как бы не рухнуть… Обычно здесь устраиваются «ласкательницы». Каждую неделю учащиеся коллежей, в основном девочки, приходят общаться с Ниниными постояльцами. А еще они кормят котят.

Нина успокаивается, начинает дышать медленнее, а Валентин продолжает осмотр. О его ноги трется с десяток кошек.

– Как ты нашел наш адрес? – спрашивает Нина.

– У бабули на кухне висит ваш календарь.

Идея Симоны. Команда приюта снимает животных, предназначенных для усыновления, и делает календари на нехитром оборудовании. В конце года их продают все коммерсанты Ла-Комели, одновременно собирая пожертвования. «Мари-Лор Больё покупает наши поделки… Неудивительно, она такая щедрая. Защищала меня, поддерживала, любила, а я тысячу лет ее не навещала, свинья противная!» – корит себя Нина.

– Как же я выберу? Они все чудесные! – огорченно сообщает Валентин.

– У меня идея… Положи под елку конверт с купоном, напиши на нем бабушкино имя, и пусть выбирает сама.

Валентин радостно кивает.

– Идем в кабинет, «нарисуем» купон вместе.

– Снова мимо собак? По-другому никак?

– Закроешь глаза, а я возьму тебя за руку. Кстати, можешь говорить мне «ты».

– Ага.

Нина снимает перчатки. Хорошо бы их путешествие по приюту продлилось тысячу лет… Его молодая рука сохранила мягкость, но уже переросла ее ладонь. Пальцы у него как у Этьена и Адриена в юности, они «подключают» ее к беззаботным временам, как штекер, который воткнули в розетку, и ток весело побежал по проводам. Зимний светлячок. Солнечный удар… Валентин послушно топает рядом с Ниной, крепко зажмурившись. Идет как по проволоке, подвешенной в небе, и у него кружится голова. «Профиль у тебя идеальный, как у отца», – думает Нина. Пошел дождь. Снежинки тают в волосах.

Они входят в кабинет, и Нина отпускает руку Валентина. Она снова одна.

«Ладно, нечего разнюниваться, займись купоном, раз посулила. В первый и последний раз. Животных нельзя обменивать на купон, но этот случай исключительный».

– Каким мой отец был в детстве?

– Огромным. Другим я его не знала.

В глазах Валентина прыгают смешинки, но он молчит, а Нина рисует шариковой ручкой кошку. Им уютно вместе, они ведут себя как сообщники. Как близкие люди, которым нет нужды заполнять паузы.

– Ты здорово рисуешь.

– Спасибо. Идем, я тебя отвезу.

– Да я и пешком могу.

– Не выдумывай, погода плохая, снег валит и валит.

Валентин достает из кармана 20 евро.

– Сколько я должен за кошку?

– В виде исключения – ничего.

– Но я хочу сделать пожертвование!

– А я не имею права брать деньги у несовершеннолетнего.

– Почему?

– Закон запрещает.

– Глупый закон! И держать того пса на отшибе тоже глупо. Ты ведь можешь сказать, что получила деньги от моего отца.

Нина берет банкноту, складывает ее, опускает в копилку и протягивает Валентину наклейки с изображением приюта.

– Вот, это я имею право продать тебе. Прилепишь, куда захочешь.

Они одновременно встают, Валентин идет за Ниной и тайком ее разглядывает. Не так, как смотрят стандартные посетители. История о кошке для бабушки трещит по швам. Ему понадобился предлог, и он его придумал.

Нина резко поворачивается, смотрит парню в глаза.

– Ты ведь не просто так сюда заявился?

Валентин отводит взгляд, прикидывается дурачком.

– Ты хотел встретиться именно со мной, так ведь? – не отстает Нина.

У него резко меняется лицо.

– Да… Потому что… мой отец скоро умрет.