Текст книги "Однополчане. Русские своих не бросают"

Глава 23. Дельта Нила

Ехали до самого рассвета, а когда поднялось солнце, медленно накаляя пески, Саид привел всю компанию в глубокое ущелье, где, окруженный густыми зарослями акации, обнаружился родник.

Бедуин сперва напоил животных, затем пришел черед людей. Привычно став на карачки, Саид забрался в глубокую пещеру, сохранявшую прохладу. Здесь и завалились спать.

Исаев до того устал, что продрых до самого обеда. Перекусив лепешками с мясом и бобами, продолжил упражнения в дреме.

К вечеру в гроте стало душно, и Марлен выбрался наружу.

«Похолодало» – градусов сорок в тени, не больше.

Разложив кошму из верблюжьей шерсти, чтобы не знакомиться с членистоногой нечистью, Лушин с Исаевым уселись в зыбкой тени акаций и продолжили прерванный ночью разговор. Говорил в основном Марлен – рассказывал о войне, Великой Отечественной и «холодной», об атомной бомбе, о «Пиндостане» и «Гейропе», об Интернете и космических полетах.

А после заката, когда солнце ушло за горизонт, где древние египтяне располагали свой рай – Поля Иалу, градус стал падать. Затрещали камни, остывая, синие сумерки как-то сразу зачернели ночью. Разгорелись звезды, особенно большие и ясные – их света хватало, чтобы видеть путь.

И снова мехари топали, одолевая километры и мили. На четвертый день пути маленький караван вышел к великому Нилу.

Огромная река несла мутные воды мимо, и казалось невозможным, что отдалившемуся от нее грозит смерть от жажды.

Марлен и Антон распрощались с Саидом, и тот, подмигнув заговорщицки, протянул им пачку мятых долларов.

– Он говорит, что это «не те» деньги, не фунты, – перевел Лушин. – А вдруг нам пригодятся? Мы же белые, как-нибудь договоримся со своими…

Марлену было не совсем приятно брать доллары, заимствованные из карманов экипажа «Либерейтора», но они реально пригодятся им.

Хватило часа, чтобы добрести до крошечного городка ниже по течению. Бесконечные плантации финиковой пальмы радовали глаз, а уж пройтись в их зеленистой тени было приятней вдвое.

В городишке Эль-Мастаба нашелся даже отель, где Исаев с Лушиным остановились – и впервые за много дней приняли душ. Бородки сбривать не стали, но прикупили дешевую одежду для заезжих туристов – в ней они выглядели арабами, вырядившимися как европейцы. Ну и пусть, зато конспирация.

Слава богу, никто пока не требовал с них документы.

Прогулявшись на пристань, друзья (все-таки друзья…) узнали приятную новость: завтра должен будет подойти пароход «Судан». Это был старый колесный пароход, обставленный фирмой Кука для туристов из Англии. Британцы совершали на нем прогулки от Асуана до Каира, осматривая достопримечательности.

С началом войны туристов не стало, и владельцы судна еле сводили концы с концами, перевозя редких пассажиров.

Поев, погуляв, поспав, Марлен с Антоном поднялись на борт «Судана». Цены упали настолько, что им хватило долларов на оплату каюты люкс.

Простояв час, пароход дал гудок и запыхтел, завертел колесами.

Выйдя на середину реки, «Судан» стал походить на утлый челн, несомый величественным потоком.

Торговцы и военные, занимавшие каюты, не донимали Исаева с Лушиным. Жизнь текла плавно, как Нил.

К удовольствию Марлена, «Судан» проплывал мимо храмов и прочих мест, завлекавших туристов ранее, и должен был прибыть в Каир быстрее обычного.

Исаев редко заглядывал в салон, где вели степенные беседы отставные английские полковники и торгаши средней руки. В основном он прогуливался по широкой прогулочной террасе главной палубы, с которой можно было попасть в каюту, и регулярно появлялся в ресторане. Пассажиры же предпочитали подниматься по пологому трапу на верхнюю палубу, откуда открывался лучший вид. К тому же там располагался бар.

Делать было совершенно нечего, но пустыня приучила Марлена к совершенно бедуинскому восприятию жизни, не замутненному причудами цивилизации. За три дня пути он хорошо отдохнул и даже поправился, перестав походить на отшельника, питающегося одними акридами.

Каир образца 42-го года оказался таким же шумным и пыльным, как и семьдесят лет спустя.

В одинаковых широких штанах и тупоносых американских ботинках, в белых рубашках с галстуками, в наброшенных на плечи пиджаках с Олд-Бонд стрит и в мягких шляпах, Марлен с Антоном больше всего напоминали гангстеров, какими их изображал Голливуд.

– Ты хорошо говоришь по-английски, – сказал Лушин, поднимаясь в вагон старого трамвая.

– Учился в школе с английским уклоном.

– Тогда будешь играть роль моего помощника.

– Yes, sir.

– Come on!

Доехав до нужной улицы, друзья-приятели вышли, и Антон кивнул в сторону массивного серого дома, над которым уходила в небо антенна, укрепленная растяжками.

– Нам сюда.

– О’кей…

Марлен коснулся рукой пиджака, выдавая, что под ним прячется наплечная кобура с «кольтом».

– За мной.

Какой именно штаб находился в запутанных коридорах серого домины, Исаев так и не понял. То ли Королевский флот здесь прижился, то ли Королевские ВВС. Однако, как оказалось, Секретную службу Его Величества здесь уважали. Ну, или побаивались.

– Чему обязан, джентльмены? – величественно спросил дежурный офицер в холле.

Лушин назвал ему пароль весьма прохладным голосом, и должностное лицо тотчас же обрело все признаки дружелюбия.

– Что угодно мистеру… э-э…

– Смиту. Мне нужна радиосвязь с Лондоном. Немедленно.

– А-а… – Офицер перевел взгляд на Исаева.

– Он со мной.

– Ага. Пройдемте, джентльмены…

Тесная комната, заставленная гудящей аппаратурой, обнаружилась этажом выше. Попросив выйти радиста, Лушин быстро разобрался во всех кнопках, рычажках и переключателях.

– А ты знаешь, как связаться с Москвой?

– Плох тот шпион, который не знает таких элементарных вещей… Уж коли мы «Энигму» стащили у немцев, то и с вашим шифром разобрались бы… Так… Тихо!

Быстро и четко проговаривая коды, Лушин несколько раз вызывал Москву. От напряжения Антон колотил ногой в пол, словно отбивая нервный такт, и сразу облегчение – серьезный женский голос стал называть трехзначные числа. Лушин быстренько их записывал.

Передача закончилась, и Антон, утирая пот со лба, сказал:

– Сказали, чтобы ждали пять минут.

– А что ты сказал им?

– Передал, что ты жив-здоров, и запросил самого Берия! Сейчас там все закрутилось, завертелось…

В дверь деликатно постучали.

Антон с Марленом переглянулись.

– Я открою, – сказал Исаев.

Отворив дверь, он увидел давешнего офицера, реявшего на заднем плане, а впереди, выставив весьма заметное брюхо, стоял другой служака – в форме, в каске и с рукой, лежавшей на кобуре.

– Ваши документы, сэр, – пророкотал он.

– Обойдешься, – бросил Марлен и захлопнул дверь, мигом задвигая засов.

В дверь тут же затарабанили кулаками, затем в ход пошли ноги.

– Стрелять не должны, – сказал Антон, – аппаратура дорогая…

Марлен подскочил к окну и выглянул наружу. Он увидел внутренний двор, забитый тентованными грузовиками и штабелями ящиков. Несколько «томми» лениво слонялись, изображая трудовую деятельность. Метров пять до ближайшего тента…

– Запасный выход!

– Вызывают! – подскочил Лушин и стал строчить на бумажке, мгновенно мусоля карандаш. – Ага! Все! Уходим!

Пока Марлен сражался с перекошенной оконной рамой, Антон поджег свою писульку, дождался, пока бумажка догорит, и растоптал ее в пепел.

– Пошли!

Исаев выбрался на широкий карниз и приготовился прыгать.

– Первый пошел! – прокряхтел Лушин.

Марлен оттолкнулся и прыгнул вниз. Тент грузовика, натянутый на дуги, лопнул под его весом, но падение затормозил-таки. Подскочив, Исаев тут же перевалился за борт. На соседний «Лейланд» обрушился Антон, тент под ним тоже – лопнул.

– Бежим!

– Едем!

Марлен нырнул в кабину «Лейланда».

– Падай!

Антон «упал» на сиденье рядом и выдохнул:

– Эти уже там!

Грохот вышибленной двери растворился в рокоте мотора. Дернувшись, грузовик тронулся – испуганные «томми» порскнули в стороны.

– Держись!

– Стой! – донеслось с этажа.

– Ага, щас…

Разогнав «Лейланд», Исаев легко вышиб дощатые ворота и выехал на улицу. С трудом развернувшись в узком проулке, он погнал по нему, свернул в какой-то двор, выбрался под арку и оказался на шумной улице, где звякали трамваи и вовсю сигналили авто, как правило, сильно б/у.

Влившись в струю, «Лейланд» затерялся, как лист в опаде.

* * *

Трехтонку Марлен загнал на территорию каких-то складов да там и оставил. Чрезмерной прыти от англичан он не ждал – особого порядка те в Египте не навели, а король Фарук их не шибко жаловал. Так кому же за ними гоняться? В Англии им бы туго пришлось, а в Египте…

Немцы гордятся своим орднунгом и спесиво фыркают на русских за их bardak. И это немцы, единственная европейская нация, которая оказалась способна прижиться в России! Так вот русский бардак на фоне арабов выглядит, как орднунг.

Надо побывать в Каире, чтобы проникнуть в суть истинного бардака. Машины, к примеру, здесь водят не по правилам, а по настроению – сигналы светофора или дорожная разметка не для каирцев, здешние шоферюги их игнорируют. И так во всем.

– Ну, что тебе сообщили хоть? – поинтересовался Марлен, отряхивая руки.

– Так я ж тебе сказал, – удивился Антон.

– Когда это?

– Когда ты разворачивался!

– Не помню. Уши, наверное, другим заняты были.

– Короче говоря, надо нам пробираться в Дельту, и через четверо суток нас подберет советская подлодка.

– Подходяще! Тогда нам опять надо переодеваться, а то мы в этих костюмах как огурцы среди фиников.

Проблема с одеждой решилась достаточно легко – на окраине Каира можно было достать все что угодно: девушку на ночь или рабыню на всю жизнь, гашиш или оружие. Любой каприз за ваши деньги!

Посетив приличную с виду закусочную, друзья слопали по отменному кебабу, а после Антон тихонько переговорил с хозяином. Тот не стал отказываться от бакшиша и мигом достал подходящую местную одежду – короткие штаны, подвязываемые кушаком, длинные рубахи диш-даш и тюрбаны-аммамы. Сверху еще безрукавки, чтобы скрыть кобуры. Аллах акбар!

…Вечером на пристани объявились два араба – один молчаливый, другой говорил за двоих. И уговорил старого Абдуллу доставить их на берег моря. Абдулла был подозрителен – вдруг разбойники? – но солидная купюра живо уняла сомнения.

Рано утром, едва забрезжил рассвет, фелюга отплыла, оставив за кормой душный и пыльный Каир. На реке было чуток прохладней, вода словно отбирала зной. А Нил давно проснулся – из воды выглядывали островки, между ними курсировали паромы и лодки. Берегов видно не было – плотные стены тростника перекрывали подходы к суше. Изредка над зеленой шуршащей стеной ракетировали к небу минареты или высовывались постройки, до того тесно сгрудившиеся, что походили на слипшиеся пельмени.

Так фелюга и доплыла до Кунатира, городишки, выросшего в том самом месте, где Нил разделялся на два рукава. Здесь англичане выстроили дамбы, чтобы река не слишком разливалась, поэтому пароходы сперва высаживали пассажиров на берег и порожняком проходили шлюзы. Впрочем, к фелюге это не относилось, прошли и так, направляясь в правый рукав Нила, называемый Дамиетта.

Так назывался и городок возле устья, у самого синего моря, только арабы переиначили его в Думьят. Именно туда направлялся Абдулла, там был его дом, а вез он сети – рыбачить в озере Манзала, обширной лагуне, раскинувшейся между Думьятом и Порт-Саидом.

И потянулась Дельта – сотни и тысячи проток, озер, каналов, островов – зеленая, влажная и необъятная равнина. Крестьян здесь было напихано как кильки в банке, но кое-где попадались и глухие углы, заросшие хилыми деревцами и вездесущим тростником. То с левого борта, то с правого на берегу показывались деревушки, застроенные халупками из сырцового кирпича, попадались причудливые голубятни, в которых разводили «птиц мира» – на мясо, паслись буйволы, зеленели кукурузные, рисовые и хлопковые поля.

Раньше тут хватало живности, даже бегемоты водились, но последнего здешнего гиппопо застрелили еще в начале XIX века. Хотя, говорят, кабаны все еще попадаются.

Марлен расположился в носу фелюги, на тюках с чем-то мягким, и лениво посматривал вокруг, задремывая порой.

Почувствовав тень, Исаев приоткрыл один глаз – это Антон подсел.

– На всякий случай запомни место рандеву, – заговорил Лушин деловито. – Надо будет от Думьята пройти еще совсем немного по реке до моря, до местечка Рас-Эль-Бар. Там, где Нил вливается в море, англичане года четыре назад выстроили бетонную платформу, метров двести пятьдесят в длину, укрепив ею северный берег реки; платформа называется «язык Эль-Лисан». Именно там послепослезавтра в полночь мы и должны ждать. С субмарины вышлют надувную лодку и заберут нас. Понял?

– Понял, понял. Вместе и будем ждать, – проворчал Исаев. – Не упускать же из виду секретоносителя… Чего ты боишься? Все же нормально…

– Слишком нормально! Англичане, конечно, не в состоянии устроить облаву, но Египет для бегства самая неподходящая страна, тут все дороги, вся жизнь лепится к долине Нила, а уж перекрыть пару рукавов ничего не стоит. Тем более, что корветы флота Его Величества и без того дежурят на Розетте и Дамиетте. Египет – это как бутылка с двумя горлышками, и оба из них легко заткнуть пробками.

– На любую пробку всегда найдется штопор. Не маячь, а то выбиваешься из образа. Вон, бери пример с Абдуллы – этот даже за штурвалом дрыхнет…

…Южный ветер наполнял косой парус «сетти», растянутый парой реев, и вода бодро журчала вдоль облупленных бортов.

Глава 24. Срочное погружение

Владимир Тимофеев проснулся в тесной каютке от неожиданной тишины. Обычно на подлодке не бывает так тихо – и шаги передаются, и голоса, и гул дизелей. Журчание, шипение, стуки и грюки.

Зевнув так, что челюсть захрустела, Тимофеев потянулся и выдохнул. Хорошо!

Сколько себя помнил, он всегда мечтал стать подводником. Обожал книги Кусто, хотя и понимал, что на боевой субмарине иллюминаторов нет и любоваться «миром без солнца» не выйдет. Все равно тянуло на глубину. Однако служить пришлось в сухопутных войсках, так уж командование распорядилось.

Зато теперь… Владимир счастливо улыбнулся.

Он на борту собственной подводной лодки! Ну, как собственной… С самого февраля ее начали строить в Молотовске, городишке, переименованном при Хрущеве в Северодвинск. Борец с «культом личности» безжалостно выкорчевывал из народной памяти любое упоминание о реальном вожде, мстил мертвому с трусливым садизмом мелкого пакостника. А может, и не почившему вовсе, а убиенному – темна история со смертью Сталина.

Марленович и вовсе убежден, что ухайдакали Иосифа Виссарионовича. Нечистая троица постаралась: Хрущев, Маленков и Булганин. Не зря же они после власть делили! Мотив, короче, был.

Тимофеев, не вставая, погладил борт. Три месяца строили эту красавицу, среднее арифметическое между немецким U-ботом типа XXI и советской 613-й. Собирали секцию за секцией, на ходу осваивая новые технологии, опробуя рентгеновский аппарат для проверки сварных швов, а ведь верфи в Молотовске едва-едва «раскручены» – завод № 402 лишь начал строить линкор «Советская Белоруссия», а тут война. Пришлось заняться ремонтом «раненых» кораблей Северного флота да собирать морские охотники, по сути, большие катера. А тут – субмарина! Да какая!

Водоизмещение почти три тыщи тонн, в длину красавица вытягивается на девяносто с лишним метров. Семь отсеков, нижний и верхний ярусы. Ныряет глубже двухсот метров, а самое главное – она бесшумная!

Отказаться от редуктора, установить дизеля на амортизаторы – это были самые простые меры. А сколько мороки вышло с каучуковым покрытием корпуса! Зато теперь «Акула» шныряет тихо и незаметно.

Нормальный же тип – «А». А то – «Щука»… «Акула» – круче!

Тимофеев зажмурился. Он, можно сказать, наперегонки с судостроителями работал. Пока из Горького баржи шли с готовыми секциями, он мараковал над акустическими торпедами. Испытать их пришлось на лунинской «эске», «акулка» еще не готова была, зато теперь – полный порядок. Шесть носовых торпедных аппаратов, четыре кормовых, и три десятка САЭТ. Есть чем врагу грозить!

Сонар, он же гидролокатор «Тамир», обнаруживал цель за пару миль, отображая ее на экране. Шумопеленгатор «Феникс» брал одиночную цель за двадцать километров, а групповую и вовсе за сотню. И РЛС была с выдвижной антенной, работавшая на перископной глубине, и устройство для сжатия передаваемых по радио данных.

У немцев все это добро лишь через год с лишним появится, а у нас уже есть!

И жить подплаву легче стало – «Акулу» даже кондиционерами оборудовали. И опреснитель стоит, и душевая есть с горячей водой, и холодильники, и санитарные баллоны, позволявшие пользоваться гальюнами в подводном положении. Вот такой не лишним будет посетить…

Крякнув, Владимир сел на койку, взлохматил волосы, в последний раз потянулся и стал быстро одеваться. Он тут пока не командир, помощник только, но вахту стоять обязан.

«Акула» совершала свой первый океанский поход, вышла, так сказать, на фронтовые испытания – надо было проверить на практике, какова незаметность подлодки, опробовать новый гидролокатор, приучить команду ходить под шнорхелем. Ну а если попадется большое немецкое корыто, то потопить его на хрен…

Подумав о гидролокаторе, Тимофеев вспомнил о тех, кто его делал, и болезненно сморщился. История с похищением Марлена до сих пор не давала покоя. И ему, и Вике, а уж что чувствовал Илюха…

Это даже представлять не хочется – а вдруг Вика бы пропал? Что тогда? Как быть?

Странностей в том похищении хватало. Честно говоря, Тимофеев не верил, что Антон – агент британской разведки. Конечно, Ким Филби – фигура и врать не будет, но Владимир больше доверял собственному опыту. Лушин никак не вписывался в хрестоматийный образ шпиона, другим он был. Психологически. Даже чем-то походил на них, «попаданцев»: тоже испытывал трудности, сталкиваясь с советской реальностью.

Когда они покидали Полярный, пришли известия, что «Либерейтор», унесший Марлена, пропал. Илья и вовсе осунулся, а он тогда подбадривал его по телефону из штаба флота – не паникуй, типа, все путем! Раз пропал самолет, значит, Марлен сам взялся за дело и освободился! Версию о том, что «Б-24» тупо сбили, Владимир старательно обходил.

Тимофеев вздохнул. Марлен, Марлен…

Не хочется думать о плохом, но все равно лезут траурные мысли. Ему даже немного стыдно за то удовольствие, которое он испытывает в походе. И еще проскальзывают гаденькие думки: хорошо, мол, что с Викой все в порядке…

Ладно, хватит о грустном! Кыш-кыш, негатив…

…На днях миновали Ла-Манш и Бискайский залив, выбрались на чистую воду в Атлантику – шли в позиционном положении, выставив над водой одну рубку. В принципе, надо было строить некое подобие «Варшавянки» – с круглым, сигарообразным корпусом, тогда и скорость была бы побольше, но он поосторожничал, только что «раздул» лодку в ширину. Да и причем тут осторожность? Побоялся просто. Ну какой из него корабел? Опыта же никакого! Вся надежда была на местных знатоков, а в Судострое, как называли 402-й, настоящие зубры работали. Они хорошо разбирались в подлодках настоящего, вот только в 40-х до «Варшавянок» было далеко. Специалистов бы сюда из того самого грядущего! Толковых таких спецов.

Одному не разорваться, да и много ли он знает, кустарь-одиночка, «гость из будущего»?

Одевшись и причесавшись, заглядывая в маленькое зеркало, Тимофеев покинул каюту. Пройдя узким коридором верхнего яруса, спустился по трапу на нижний, проверил новые аккумуляторные батареи и снова поднялся наверх, в третий отсек, где располагался командный пост.

Каперанг Лунин приветствовал его скользящей улыбкой.

– Товарищ Тимофеев, поздравляю, прошли Гибралтар.

– Ура, – спокойно ответил Владимир.

– И еще одно «поздравление». Из штаба передали, чтобы мы шли к Египту – надо подобрать двух человек.

– Раз надо, подберем, – рассеянно сказал Тимофеев. – Агенты, что ли? Бойцы невидимого фронта?

– Не уточнили. Но сказали, чтобы разобрались на месте.

– Как интере-есно… Ладно, разберемся. Как локатор?

Лунин молча показал большой палец – во!

– До сих пор не нарадуюсь, – признался он. – Не лодочка, а мечта! Считай, мы пересеклись чуть ли не с двадцатью английскими фрегатами и эсминцами, и ни один нас не заметил! Хотя «асдики» ихние так и звенели.

– Жаль, немцы не попадались…

– Ну почему, попадались… Просто жалко было торпеду тратить на какой-то драный миноносец.

– Это – да… Может, хоть итальяшек повстречаем? Передадим привет дуче.

– Калибром 533 миллиметра! Ха-ха-ха!

– Товарищ командир! – доложил вахтенный. – Шумы прямо по курсу!

– А ну-ка…

«Акула» шла на перископной глубине, используя шнорхель, и Лунин мигом пристроился к перископу.

– А ты у нас пророк, Владимир Батькович! – громко сказал он. – Итальянец идет! По виду – линкор. И группа сопровождения с ним. Ага… Боевая тревога, торпедная атака! По местам стоять! Акустики!

– Курс цели двести десять градусов, скорость – шестнадцать узлов.

– Торпедный отсек, подготовить аппараты к стрельбе! Ставить глубину хода торпеды одиннадцать метров. Скорость – тридцать узлов.

– Есть!

Подойдя поближе, опознались – встречным курсом шел линкор «Витторио Венето», его сопровождали тяжелые крейсера «Больцано», «Гориция», «Триесте» и пара легких крейсеров – «Луиджи Кадорна» и «Эудженио ди Савойя». За ними в кильватерной колонне поспешали эсминцы.

«Акула», высмотрев добычу, погрузилась и начала подкрадываться, заходя сбоку.

– Первый торпедный аппарат! Второй торпедный аппарат! Третий торпедный! Товсь!

– Курс цели сто девяносто градусов, дистанция одиннадцать кабельтовых, угол упреждения двенадцать градусов, – выдал штурман.

– Рулевой – десять градусов вправо!

– Есть десять градусов вправо!

– Первый, второй, третий торпедные аппараты с двухсекундной задержкой – пли!

В центральном посту ощутили три толчка. В уравнительных цистернах зажурчала набираемая вода.

Лунин приник к перископу. Не похоже было, что итальянцы встревожились, хотя засечь пуски торпед они вполне могли. Но вот лодка себя не выдавала, тенью скользила в глубине и прислушивалась.

– Есть!

Три упругих толчка отозвались в море. Три взрыва. Три попадания.

Первая торпеда рванула под самой кормой линкора, разорвав сталь и образовав громадную пробоину десять на десять, заклинив оба правых вала и выведя из строя машину главного руля. Вода хлынула внутрь, и тут сработала вторая торпеда. Она взорвалась под днищем в районе кормовой 381-мм башни. Третья ударила под носовым машинным отделением, вызвав пожары, а уже огонь привел к детонации носовой группы артиллерийских погребов.

Форс пламени вырвался из барбета второй башни на десятки метров вверх, а сама башня сорвалась со своего места и кувыркнулась за борт. Корпус начал переламываться в районе носовой надстройки, и в это время грянул чудовищный взрыв, вскрывший палубу на корме – тонны и тонны кордита не выдержали грубого обращения и снесли башню, одновременно вышибая днище.

Переломившись, «Витторио Венето» очень быстро пошел ко дну.

– Торпедисты – товсь!

– Есть товсь!

– Четвертый торпедный аппарат! Пятый торпедный! С двухсекундной задержкой – пли!

И еще две торпеды ушли к итальянской эскадре. Крейсера сбились в кучу, и промахнуться было просто невозможно – не попадешь в «Триесте», угодишь в «Больцано».

Торпеды были настроены на глубину восемь метров – как раз чтобы проскользнуть под днище тяжелого крейсера.

Взрыв прогремел по правому борту крейсера «Гориция» в районе кормовой переборки машинного отделения. От сотрясения сразу вышли из строя генераторы, вода залила три отсека, машины встали. Крейсер выкатился из строя и замер. Ненадолго.

Между третьей и четвертой башнями палуба сильно вспучилась и поднялось огромное пламя. Корабль стал медленно оседать, пока не погрузился кормой, перевернулся, выказывая днище со страшной пробоиной, и скрылся под волнами.

Вторая торпеда «выступила» не столь удачно – размозжив форштевень крейсеру «Луиджи Кадорна», она взрывом перевернула эсминец «Джоберти». «Луиджи Кадорна» потерял ход, получив сильный дифферент на нос – в пролом хлынула вода, а «Джоберти» так и не выровнялся.

– Уходим! – решил Лунин. – Хватит с них.

Акустики доложили о приближении эсминцев, но те, судя по всему, лодку обнаружить не смогли – сновали по всем направлениям и швыряли глубинные бомбы. Те рвались то ближе, то дальше, но, кроме неопасных тычков в борт, ничем не доставали.

А Тимофеев пожалел, что «Акула» – это не «Наутилус». Было бы занятно посмотреть в иллюминатор на тонущий линкор, на крейсер… А на поверхности моря сейчас паника! С героическим криком «Вива де ре!»[19]19
  «Да здравствует король!»


[Закрыть] макаронники плюхаются в море и гребут к шлюпкам, к обломкам и плотикам. Крейсера подбирают уцелевших, а попы отпевают тех, кто ушел на дно в исполинских стальных гробах…

* * *

– Акустики!

– Горизонт чист.

– Экипаж, по местам стоять, к всплытию готовиться! Малый ход!

Звякнул машинный телеграф. Стрелка глубиномера показывала двадцать метров.

– Рулевым! Дифферент четыре градуса на корму! Всплываем.

– Есть!

Нос лодки поднялся вверх. Лунин, Тимофеев и старпом внимательно смотрели на глубиномер. Стрелка поползла влево – пятнадцать метров… Десять… Пять…

Лодка качнулась, легла на ровный киль.

– Рубочный люк отдраить, начать заполнение цистерн быстрого погружения. Вахтенный – на ходовой мостик. Запустить дизеля на зарядку, провентилировать отсеки!

Экипаж деловито затопал, выполняя приказы по нисходящей.

По переборке прошла легкая дрожь – лодка запустила первый дизель, за ним – второй. Потянуло сквозняком – отсеки продувались свежим воздухом через открытый рубочный люк. Между отсеками были открыты и поставлены «на крючки» люки на переборках.

Суровые будни подплава…

Тимофеев полез по шахте на ходовой мостик. Снаружи было тепло, но не душно – поддувал ветерок. Волны шлепали о корпус лодки, а вокруг темнела ночь. Лишь далеко на востоке, в стороне Суэцкого канала, перебегали лучи прожекторов – какой-нибудь бдительный миноносец высматривал немецкие подлодки. А вдруг?

– Сигнальщик, смотреть за горизонтом!

– Есть!

Глухо заработал подвесной мотор – надувная лодка ушла в темноту, к недалекому берегу. Египет. Африка. Надо же…

Шумная и бестолковая Александрия располагалась далеко к западу, а здесь – глушь. Пляжи да птичьи гнездовья. Курортные места.

Редкие огни пробивались, мигая, – вероятно, их застили перистые листья пальм.

– Что там, Николай Александрович? Мы где вообще?

– Устье Нила, – ответил Лунин, всматриваясь в ночь. – Западное. Дамиетта называется… Ага, мигают!

Было видно, как на берегу дважды вспыхнул и погас фонарик.

– Все в порядке! Ждем.

Ждать пришлось недолго – послышался звук мотора, потом смутно проявились очертания лодки. Первым на узкую палубу поднялся краснофлотец Кобенко, уцепился за леера и протянул руку «бойцам невидимого фронта» – двум парням, упакованным по-арабски.

– Все вниз! Срочное погружение!

Тимофеев спустился первым и обернулся навстречу «гостям».

– Т-ты?! Марлен! Живой, чертяка!

– Дядь Володя! – завопил Исаев. – Вот здорово!

– А это…

– Антон, – сказал Марлен и быстро добавил: – Он перевоспитался!

Тимофеев обернулся к Лунину и радостно заорал:

– Передайте в штаб! Нашлись!