Текст книги "Единственный воин Королевы"

Глава 10
Ривердэйл. Впечатление второе, более верное

Пройдя через спящие зимним сном виноградники, Майкл вышел на берег моря. Присев на вершине холма, он вновь опустил голову в раздумьях.

Вот уже седмицу он прожил в тихом и спокойном Ривердэйле. Кроме утренних разминок с оружием и без оного, всех и забот у него было, что гулять по ближним окрестностям города, иногда забредая в деревушки или на хутора. И все же он предпочитал места поуединеннее.

«Вот уже и людей сторониться начал!» – горько усмехнулся он, по-прежнему чувствуя, как жжет душу клеймо брато– и отцеубийцы.

Закрыв глаза, он поднял голову и подставил свежему морскому ветру пылающее лицо. Правду говорят: совесть – это самый строгий судия. Но правду говорят и те, кто ворчит: лучше бы без этой самой совести жить, как звери вольные. Победил – съел добычу. Догнал – любись с подругой. Кто сильнее, тот и прав, не нужно терзаться угрызениями совести и страдать, надо жить в полном согласии с собой и природой.

Свобода? Несомненно, в чистейшем виде!

И все же что-то в глубине его души протестовало. А как же справедливость – неужто нет ее на свете белом? Э-э, нет, брось, Гуго, эти сантименты. Справедливость существует только та, которую мы утверждаем силой своего оружия и закованных в сталь кулаков. И длится она ровно столько, на сколько у нас хватает силы ее поддерживать, и ни минутой дольше. Значит, сила…

Да, а как же закон? Майкл вздохнул и чуть пошевелился, меняя позу. Да-а, с законом шутки плохи – за законом стоит сила. Опять, опять сила. Закон сильнее одиночки, и опять выходит – кто сильнее, тот и прав. А кто сильнее закона? Ну ясное дело, боги – тем законы вообще не писаны. Король? Пожалуй, да – он и есть закон.

Молодой человек со смешком вспомнил тщедушную фигурку шахматного короля, стоящего рядом с плечистым рыцарем или боевым слоном. Сам король – ничто без своих воинов, но почему они подчиняются ему? Деньги? Вовсе нет. Идея? Да, пожалуй, идея подходит – это тоже сила. Только где же ее взять, идею? И с чем ее есть?

Обнаружив, что проголодался, Майкл легко поднялся на ноги и осмотрелся. Если пойти по берегу влево, то за мысом будет порт с обилием всяких таверн и кабачков. Но опять шум, сутолока… А вот направо – чуть поодаль стоит рыбацкая деревушка. Да, пожалуй, сойдет!

Уже спускаясь по осыпающемуся песком склону холма, Майкл вспомнил, как пару дней назад он в своих блужданиях по окрестностям набрел на эту деревеньку и не без колебаний зашел в пропахший рыбой и элем трактир. И как пришлось ему втолковывать тощему крестьянину, который содержал заведение, что он, Майкл, хочет свинину, приготовленную особым способом. Да подать ее с редким сортом мадеры – а лозу эту завезли сюда уже давно с дальних, принадлежащих Хаосу островов. И когда благодаря маслянистой мягкости этого вина блюдо вдруг приобрело совершенно непонятный и изумительный ореховый привкус, хозяин даже попросил дочь записать у пришлого лорда этот рецепт и напрочь отказался брать деньги за обед.

Уже на входе в заведение Майкл принюхался, своим обостренным от аппетита, еще не успевшего перерасти в голод, обонянием уловив новые запахи. Хозяин встретил молодого дворянина с поклонами – чуть ли не как сына родного.

– Что ваша милость изволят сегодня?

Парень снова демонстративно принюхался:

– А чем это так пахнет – свежим и весьма интересным?

Тот с улыбкой покосился в сторону двери, открытой в закопченную кухню:

– Рыбаки только с промысла вернулись. Треска – свежайшая! Изволите?

Чуть порывшись в памяти, молодой парень не обнаружил там такого слова, о чем и спросил трактирщика:

– А треска – это что-то вроде рыбы?

Тот усмехнулся – совсем необидно, но чуть укоризненно:

– Ваша милость, как можно? Рыба и есть, самая знатная.

– Тащи. И по стаканчику всех сортов белого вина, – подумав, сообщил ему Майкл свое решение.

Год или чуть больше назад Берта (ах, где же ты сейчас, сестрица?) на время разочаровалась в живописи и с присущей ей жаждой деятельности занялась изучением кулинарии. Надо ли и объяснять, на ком она испытывала свои кулинарные изыски? Но некоторые весьма удачные ее находки они оба с удовольствием поедали, а один раз даже удивили королевского повара. Так что Майкл извлек из памяти кое-какие наставления сестры по этой части и решил поделиться ими с провинциальными умельцами.

Местные, уже отведавшие и оценившие «ореховую поросятинку», да и вернувшиеся с промысла рыбаки подвинулись поближе, завидя, что молодой лорд хоть и при железе, а парень вроде ничего.

Майкл долго пробовал и дегустировал, советуясь и обсуждая оттенки вместе с совсем осмелевшими и подсевшими прямо за его стол рыбаками. Когда рецепт был найден и трактирщик умчался на кухню отдавать указания, как и что готовить, парень запросто побеседовал с местными о погоде, об улове и ценах, о том о сем, а в общем – и ни о чем.

Задумчиво пробуя содержимое первой тарелки, Майкл во весь голос заявил, что, если через эту деревню проедет сам король, таким блюдом его вполне можно попотчевать.

– Вот те раз! – Коренастый рыбак почесал в затылке пятерней и тут же потребовал и себе «треску по-королевски».

После некоторых споров послали за старым Леопольдом да за женщинами. Но в конце концов именно это название и закрепили за новым здесь блюдом. Правда, уже к вечеру сокрушенный хозяин заявил, что кьянти этого урожая закончилось – этот сорт популярностью обычно не пользуется. А в город когда еще с обозом ехать…

Двое молодых парней тут же предложили сгонять на своей рыбацкой лодке в порт да затовариться бочками с вином прямо там. Сельский староста, раскрасневшийся и довольный, одобрил. А трактирщик побожился, что молодой лорд Майкл отныне будет есть в его трактире бесплатно.

Подумав, тот в качестве ответной любезности сообщил, что через день-два опять зайдет – есть еще одна идея.

– О-о! – заинтересовались рыбаки.

Молодой лорд описал им рака, по наивности не зная, что тот водится только в пресных водах. Но рыбаки с хохотом ответили, что такого и у них тут навалом, только разве можно есть такую гадость? Проку никакого, только сети рвут да путают.

Обведя всех заговорщическим взглядом и добившись этим полной тишины, Майкл под большим секретом сообщил, что это на его родине дозволено есть только королю да герцогам.

– Во всяком случае, не ниже графа! Баронам уже нельзя. А я вот раз свел знакомство с девонькой из кухни… м-м-м… одно после другого… – Он восхищенно закатил глаза. – Так что к послезавтрему корзину самых больших – чтобы было!

На том и распрощались. Так что домой, в город, Майкл шел в самом распрекрасном настроении и весело насвистывал какую-то песенку. Даже рано темнеющее хмурое небо и моросящий дождик оказались не в состоянии испортить настроение молодому человеку.

Уже на подходе к окраинным домишкам Ривердэйла – а городских стен ввиду отсутствия сухопутного противника тут попросту не было – он стал свидетелем некрасивой, но, увы, не столь уж редкой в иных местах сцены.

Двое парней самого что ни на есть висельного облика с хохотом волокли за ряды виноградных лоз визжащую от ужаса девицу. Судя по чистой одежде и валяющейся на дороге корзине – служанку из богатого дома. Девица верещала так, будто ее тащили не для известного и привычного дела, а четвертовать с последующим поджариванием на медленном огне.

М-да, можно подумать – у Майкла был выбор. Злодеи, едва завидев его решительную фигуру с обнаженным клинком, сразу дали стрекача с вполне понятной резвостью. А заплаканная девица в слегка растерзанном платье с оборками оказалась на диво хороша.

Настолько хороша, что парень вопреки всему почувствовал, что хочет ее – прямо здесь и сейчас. Видимо, что-то такое передалось и девушке, потому что ее слезы вмиг высохли, и она взглянула на своего спасителя с нескрываемым простодушным интересом. И все же, пожалуй, это было бы уже чересчур…

Выяснилось, что зовут ее Санни. А на вопрос, откуда она и куда ее проводить, загадочно ответила:

– Я работаю в Домике на холме.

Уже немного зная здешние романтические и напрямую связанные с седыми легендами обычаи, Майкл вспомнил, что именно так горожане и сельские называют резиденцию здешних графов. Если память не изменяет – сейчас у них вдовствующая графиня.

«Наверняка какая-нибудь старая грымза – брюзжащая и жадная», – подумал он, вспомнив кое-какие весьма колоритные фигуры из числа вечно околачивающихся в королевском дворце. Повесив на плечо вовсе не тяжелую корзину, он уже шагал рядом с симпатичной девчонкой, болтая с ней о том о сем, и настроение его стремительно поднималось. Много ли надо молодому мужчине?..

И все же что-то тревожило его, пока он не вспомнил, как услыхал о том, что преступность на острове – явление настолько редкое и исключительное, что этими случаями занимаются самые высокие особы персонально. Он даже предпринял пару походов по ночному городу и традиционно самому злачному району – порту.

Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что ни играющие в полночь на улице дети, ни возвращающаяся с любовного свидания раскрасневшаяся девица, что встретилась в темном переулке, его не боялись. То есть им это даже в голову не приходило.

Так-так, а это освещает происшествие с девицей совсем в ином свете. Конечно, все возможно – может, по здешним законам, обесчестить девицу без ее согласия – это не преступление, а, наоборот, оказание ей чести…

Майкл вспомнил Алекса, приятеля Фреда. Имея в будущем самые блестящие перспективы, молодой барон тем не менее занялся не традиционно подобающим дворянину делом – он заинтересовался теми тайными службами, что невидимо существуют в любом крупном государстве, из которых обывателю известна только полиция. И, судя по некоторым обмолвкам его отца, барона Твидлиха, проявил в этом деле недюжинные способности. Как там говорил Алекс – «чаще всего сыплются на мелочах»?

А ведь интересно… И Майкл в открытую принялся осматривать назвавшуюся Санни девицу в поисках этих мелочей. Та приняла его взгляды за чисто мужской интерес и даже чуть зарделась, а глазки у нее эдак симпатично заблестели.

Э-э, черт возьми, а Алекс был тысячу раз прав! Нежные, чистые ладошки и пальчики уж явно не знали иной работы, кроме как подносить ко рту ложку или ласкать возлюбленного. Платье служанки смотрелось на ней как на корове седло, а вот более легкий и открытый наряд знатной девицы пошел бы ей больше. И разговорчик… Майкл немного привык к здешнему мягкому, напевному и чуть акающему наречию и уже вполне различал – как говорят простолюдины, а как представители аристократии.

Эта еле заметная властность, с рождения въевшаяся привычка повелевать… С некоторых пор, когда юный Майкл начал интересоваться противоположным полом, он во дворце немало наблюдал и сравнивал кокетливых служанок и надменных баронесс, хохотушек-горничных и чопорных герцогинь, в горячечных юношеских мечтах представляя их рядом с собой. Пока в его жизнь так властно не вошла Фиона, разом затмив их всех… Вспомнив сияющие нежностью зеленые глаза, он чуть не застонал и лишь изрядным усилием воли вернул себя к действительности. Значит, решили подцепить на древний как мир, но такой безотказный крючочек…

А они уже подошли к боковой калитке в каменной ограде стоящего чуть на возвышенности большого дома, и девица, очаровательно покраснев от собственной смелости, нежнейшим голоском пролепетала:

– Увижусь ли я еще с вами, благородный сэр Майкл?

Тот осторожно приподнял ее подбородок к себе, сам не зная, чего ему хочется больше – то ли сорвать поцелуй с этих розовых, чуть раскрывшихся в ожидании уст, то ли влепить пощечину играющей не в свои игры юной аристократке.

– Тебя действительно зовут Санни?

Девица взмахнула ресницами и чуть обиженно подтвердила, что да – от самого рождения так и кличут.

– Так вот, Санни, передай тем, кто тебя послал: если мы с тобой еще раз увидимся, ты об этом горько пожалеешь…

Судя по чуть сузившимся и ставшим на миг колючими глазам, он безошибочно попал прямо в цель– с первого выстрела. А посему легонько поклонился и ушел в наплывающие с моря клубы вечернего тумана.

Ему было над чем подумать.

Он вспоминал ласковые и незабываемые объятия матери… Ни с чем не сравнимый аромат Фионы, когда она его хотела… Нежное обожание младшей сестры – милашки Берты… Осторожную поддержку бедняги Майкла…

По всему выходит – в его логических построениях имеется существенный изъян. Ведь именно эти отношения он ценит превыше всего, а ведь они не укладываются в пирамиду – Сила, Идея, Власть. И чего греха таить – именно за этих людей он не задумываясь бы резал глотки. Хоть бы и королю или барону, как это ни прискорбно и стыдно.

Вздохнув, молодой человек на время оставил всю эту философию. Тело требовало движения, расхода силы. Хотя бы и в приятных отношениях, от которых он недавно отказался с этой… Санни. Зря, пожалуй… Провел бы неплохо время, да простит меня Фиона. Заодно и узнал бы, чего же хотят здешние власть имущие.

Глава 11
Ривердэйл – взгляд изнутри

– Нет, Паоло, с Санни сейчас говорить не стоит. Она вся в слезах. Представляешь – сначала она потребовала от меня его голову на подносе и тут же следом заявила, что наложит на себя руки, если его тронут хотя бы пальцем. – Графиня Люция усмехнулась. – Но во всяком случае то, как он явно сказал ей, что раскусил ее игру, свидетельствует о том, что нахал меня не боится.

Двоюродный брат графини, благородный рыцарь Паоло, покачал головой:

– Судя по вашим описаниям, кузина, этот Майкл воин – по складу характера и повадкам. Мне кажется более вероятным другое объяснение – эти интриги и подковерные игры просто претят его понятиям о чести. Проще говоря – солдаты всегда недолюбливают полицию и спецслужбы с их штучками, а предпочитают открытую игру.

Сидящая в кресле графиня чрезвычайно внимательно выслушала его слова, поигрывая вином в узком высоком бокале, затем усмехнулась:

– Вот что значит мужской взгляд! Спасибо, кузен, об этой стороне дела я как-то не подумала. Да, пожалуй, ты прав – это объяснение и мне кажется более правдоподобным.

Паоло чуть поклонился, а затем прошелся по мягкому толстому ковру, на котором было так приятно поваляться в детстве у камина.

– Так вы подсунули ему Санни и он не клюнул? С трудом представляю, как такое возможно… Он случайно не из этих? Которые предпочитают себе подобных.

Возмущенная Люция от отвращения поперхнулась и выплюнула в камин вино.

– Ну знаешь, кузен! Больше не смей говорить в моем доме всякие гадости!

Тот чуть насмешливо поклонился:

– Ваша светлость, мы обсуждаем дела, и если мои рассуждения вам неприятны…

Однако графиня уже пришла в себя и раздраженно отмахнулась:

– Хватит паясничать, Паоло… Нет, Санни клялась, что если бы она хоть намекнула ему о том, что он ей нравится, то парень взял бы ее тотчас же, хоть бы и на крыльце моего дома.

– Нашего дома, – мягко поправил ее кузен и плеснул обоим еще этого весьма удачного вина с южных холмов. – Нашего. Поэтому я здесь и всегда буду здесь, если возникнет угроза нашему дому и нашему роду. Но скажите, Люция, почему вас так заинтересовал какой-то мальчишка из сине-белого королевства?

На этот раз графиня задумалась надолго. Откинулась на мягкую спинку глубокого кресла, серьезно и внимательно всматриваясь в глубь себя – во что-то, видимое и понятное только ей. Лишь потрескивали в камине прогорающие дрова, да тихо цокали большие, красного дерева башенные часы в углу. Попугай в большой клетке даже заснул, привычно засунув голову под крыло – так, как он делал десять, и двадцать, а говорят – и больше лет назад.

– Чутье. Чутье, Паоло, – все, что я могу сказать.

Тот, все это время бездумно глядя в угасающий огонь камина, повернул голову и серьезно кивнул:

– Интуиция сильной волшебницы – это не то, от чего стоит отмахиваться. А что говорит Челина?

Люция слабо улыбнулась:

– Тоже в растерянности. Так что будем делать? Можно, конечно, ничего не предпринимать и пустить ситуацию на самотек, но ты же знаешь, что это не в наших правилах.

Ее кузен пожал плечами:

– Если парень предлагает открытую игру – почему бы и нет? Только надо продумать, что ему предложить. Чем соблазнять и припугивать, если говорить совсем уж прямо. В конце концов, если ваше чутье не ошибается, он нужен нам куда больше, чем мы ему – коль скоро он дворянин, то в конце концов просто из вежливости мог бы зайти и представиться – ведь двери нашего дома всегда открыты.

Люция вспомнила, что давно, еще в детстве, в одной старой книге нашла описание – как старый граф Серджио Ривердэйл распорядился снять все замки в родовом гнезде. А еще – записанное рядом пророчество о том, что Ривердэйл падет, когда его повелителям понадобятся запоры. И о том, что это все означает и с какими трудами поддерживается…

Из задумчивости ее вывел голос кузена:

– Ваша светлость, близится полночь. Нам пора.

Тяжелая бронзовая дверь в подвале, возле которой день и ночь неусыпно несли стражу двое солдат, вела на каменную лестницу, спиралями уходящую в глубь скального основания острова. Паоло, поддерживая под локоток свою повелительницу и кузину, графиню Люцию, долго спускался по чуть влажным ступеням. Лестница закончилась еще у одной двери, и здесь двое стражников строго и чуть торжественно отсалютовали прибывшим на суд. За дверью обнаружился большой, сводчатый подземный зал. Здесь уже собрались представители от гильдий и деревень, самые знатные и уважаемые граждане города – все, кому пришло личное приглашение графини и выпала честь присутствовать здесь по решению совета.

Но главной достопримечательностью зала были не старинные статуи у стен и не вычурные канделябры, заливающие помещение живым, чуть желтоватым светом. И даже не белый с серыми прожилками каменный алтарь, стоящий на низком возвышении в центре.

Взгляды собравшихся нет-нет да обращались к занимающему часть потолка большому зеркалу графов Ривердэйл, смотрящему вниз и сейчас отражающему лишь собравшихся в зале людей.

Едва графиня со своим провожатым вошли, взоры всех обратились к ней. Повелительнице Ривердэйла пришлось потратить некоторое время, принимая положенные почести и отвечая на приветствия. Она села в большое золоченое кресло и внутренне уже ощущала холодок от того, что должно было произойти. По обе стороны от нее стояло по два золоченых кресла, не меньших по размеру, и одно из них занял ее кузен Паоло.

Когда шум в зале утих, графиня холодно осведомилась, где ее верный рыцарь, сир Серджио.

– Благородный рыцарь сейчас в море со своим кораблем, поэтому по праву рода его заменяет супруга, благородная донна Франческа, – с легким поклоном ответствовала одна из дворянок. И тетушка Франческа – полная дама лет пятидесяти, кивком подтвердила свое присутствие.

Графиня мельком взглянула на последнее оставшееся пустым кресло слева от нее, и тень набежала на ее строгое и красивое лицо.

– Где мой верный рыцарь сир Тото?

По присутствующим пробежала такая же угрюмая тень, а сир Паоло ответил глубоким сильным голосом, эхом отдавшимся по всей зале:

– Пал в бою месяц назад, и место его пока пустует.

Люция помолчала немного, вспоминая улыбку и голос самого верного друга ее покойного отца.

– Я попрошу кого-нибудь из собравшихся занять его место на время суда.

Поскольку вопрос этот был уже обсужден, перед графиней появился пожилой рыбак Родольфо. Он низко – очень низко – поклонился ей и по величавому знаку руки важно уселся в свободное кресло.

– А теперь ваше слово, сир Паоло. – Голос графини был тих и печален.

Рыцарь встал, и в зале заметался его сильный, чуть хриплый от сдерживаемой ярости голос:

– Я, верный вассал ее светлости графини Люции, законной владычицы Ривердэйла, рыцарь Паоло, обвиняю!

Он выбросил вперед руку, и взгляды собравшихся сосредоточились на стоящем в дальней стороне связанном парне лет двадцати пяти, которого стерегли сразу четверо угрюмых стражников.

– Я обвиняю бывшего виноградаря Санто – в краже! Он был пойман с вещами, украденными из моего дома. Я простил бы ему этот грех, но при поимке он тяжело ранил слугу. И даже это не так страшно – мой старый гувернер оправился от ран. Но мать Санто, почтенная и уважаемая в поселке женщина, не вынесла позора своего сына. Вчера мне сообщил управляющий – разум ее помутился, и она наложила на себя руки…

Графиня откинулась на спинку своего кресла, закрыв глаза рукой. Смерть… опять смерть – словно вся грязь и пороки человечества собираются в клоаку, что в конце концов заканчивается – ею…

Сир Паоло выждал паузу, давая графине время прийти в себя и испепеляя преступника яростным взглядом.

– И вот в этом – я обвиняю! – чуть тише, с печалью закончил он. Запахнул на себе плащ и сел, давая понять, что более говорить не намерен.

Донна Франческа подала голос:

– Улики проверены? Нет ли какой ошибки?

Один из собравшихся шагнул вперед.

– Увы, почтенная синьора, ошибка исключена. Слуга и сторож дали показания, и они совпали до мелочей. А за пазухой вора найдены были серебряные приборы из благородного дома…

Старый рыбак Родольфо оторвал руку от немилосердно терзаемой бороды и поднял ее вверх, подавая знак, что хочет говорить.

– Такое неслыханное злодеяние, как кража из дома своего господина, не могло произойти внезапно и само по себе. Что предшествовало этому?

– Санто большую часть времени вел праздный образ жизни, почти всегда был пьян, и денег ему постоянно не хватало.

Рыбак посмотрел на рыцаря:

– В таком случае в случившемся есть и вина сира Паоло.

Собравшиеся негромко загудели – шутка ли, обвинить самого рыцаря!

Однако сир Паоло встал:

– Почтенный Родольфо прав, и я своей вины с себя не снимаю. Замечу лишь, что в последнее время я часто выполняю поручения ее светлости, и у меня не всегда есть время заниматься делами поместья и деревни.

Однако храбрый и оказавшийся весьма неглупым рыбак не сдался:

– В таком случае вашей милости следует обзавестись супругой – хозяйкой дома, советчицей в делах и матерью детей. Прошу уважаемую графиню взять этот вопрос под свою ответственность.

Донна Франческа и молчаливый сир Джованни неожиданно поддержали простого рыбака, и ее светлость заверила, что теперь «наш Паоло не отвертится».

Еще некоторое время шло разбирательство, наконец вынесли шкатулку, и слово взяла графиня:

– Теперь вам предстоит решить судьбу несчастного. Решайте трезво и непредвзято, но помните, что возврата нет. Бросите в ящик белый шар – пощадить, черный – виновен!

Один из горожан медленно и торжественно пронес по кругу обитую серой материей шкатулку, напоследок с поклоном подойдя к графине. Пять раз стукнули шары о дно, пять раз решалась судьба человека. По традиции если в результате решения внутри оказывался хотя бы один белый шар, то обвиняемого через некоторое время приговаривали к более мягкому наказанию. Но сегодня в зале словно витал скорбный дух матери – и горожанин высыпал на стол пять черных шаров – пять голосов «виновен».

Сам Санто словно стоял в оцепенении, не видя и не слыша ничего. Но судьба его уже была решена, и снова заговорила графиня. Но на этот раз голос ее был мягким и чуть взволнованным.

– По традиции Ривердэйла у нас в графстве нет смертной казни, да и вообще тюрем. Я, как верховный судья в здешних делах, имею право решить – чья душа заменит душу преступника в этом теле и хотя бы отчасти восстановит справедливость. Внесите!

Обычно, если суд доходил до полного обвинения, с помощью магического зеркала душа преступника покидала тело, а на ее место неведомые силы вселяли сущность кого-то по решению правителей Ривердэйла. Но сегодня был особый случай.

В зал четверо парадно одетых моряков в сопровождении капитана Калхана внесли носилки, и собравшиеся увидели там тело бледного, искалеченного, едва живого Пьетро.

Капитан поклонился и сильным голосом человека, привыкшего отдавать команды с капитанского мостика, произнес:

– Вот перед вами молодой и храбрый сын нашей земли – Пьетро, сын Челии и покойного ныне Фабьо из плотницкого квартала. Он честно служил и работал, храбро защищал корабль, пассажиров и имущество. Когда седмицу тому на нас напали пираты, он сильно пострадал в бою, и сейчас жизнь его держится в истерзанном теле только усилиями целителей да магией наших волшебников.

Графиня поблагодарила капитана и чуть повысила голос:

– По праву властительницы Ривердэйла я повелеваю – вместо души преступника в тело Санто будет перенесена душа честного моряка, вынужденного иначе умереть от ран и страданий.

Поскольку такие приказы не обсуждаются… ритуал был давно известен, хотя и не так приятен. Перед графиней поставили трясущегося от ужаса преступника.

Миг-другой он еще боролся. Но его мечущийся взгляд все равно встретился с глазами повелительницы – и хриплый вой обреченного стих. Его воля была подавлена Силой – той Силой, что творит чудеса. Едва заметный знак Люции – и с осужденного сняли путы.

Неровно шагая и подергиваясь при каждом движении, уже не принадлежащее человеку тело поднялось на алтарь. Рядом на свободную половину моряки поспешно положил носилки со своим умирающим товарищем. Даже издали было видно, что дела его плохи – правого плеча и половины лица попросту не существовало…

А зеркало вверху уже окрасилось бездонной чернотой, из которой смотрели холодные и незнакомые морякам созвездия. Графиня чужим голосом произнесла несколько слов. Ярчайшая лиловая вспышка, судорожный вскрик с вершины алтаря – и все закончилось в один миг. На носилках остались лишь пустые окровавленные одежды, а бывший Санто вздрогнул, сел и недоуменно стал осматривать себя.

Заметив в зале графиню Лючию, человек оставил алтарь и, мимоходом отдав приветствие Калхану, склонил колено и голову перед нею.

– Как ты себя чувствуешь, Пьетро? – Голос ее светлости был ласковым и усталым.

– Ваша светлость… как же это? У меня же руки не было. И лицо… – Он с недоумением стал ощупывать себя.

Капитан решительно отбросил в сторону свою треуголку. Встав на оба колена перед графиней, старый моряк бережно поцеловал подол ее длинного платья и вовсе не скрывал при этом слез, текущих по щекам…

Теперь-то становится понятным отсутствие в графстве тюрем, прокуроров и каторги. Нет преступников – нет преступности.

Правда, иногда случались забавные казусы. Еще при покойном графе в тело убившего свою жену пьяницы пересадили сущность столяра Ричи. И новый Ричи вдруг показал себя художником – да таким, что его картины и поныне украшают многие знатные дома, и даже комнаты таинственного для чужеземцев Домика на Холме.