Текст книги "В лабиринте версий"

Едва взглянув на больного, он сразу же определяет, к какому врачу его нужно переслать. Довольный – это единственный человек, у кого под дверью никогда не бывает очереди.

Во время перерыва он обычно медитирует на бренность, представляя себе нескончаемый путь пациента: его рождение; потом жизнь в виде бесконечного и бесконечно безрезультатного движения от одного врача к другому… и так до самой смерти. Он называет это Большим забегом имени Дарвина, в котором выживает только сильнейший.

– Тебе никогда не бывает их жалко? – однажды спросил я.

– Бывает, – ответил он, – но что поделаешь… К тому же эти люди опасны. Никто не знает, что может прийти в голову человеку, додумавшемуся явиться в районную поликлинику. К тому же мы – врачи. И наша задача не впадать в демагогию, а совершать свой поистине Великий Моисеев труд.

Я так и не узнал, за что он стал врачом.

Иван Арсеньевич Дубль. Патологоанатом. На воле был директором кладбища. Попался на том, что вместе с приятелем на продажу разводил на бесхозных трупах опарышей.

Его философия проста и вполне логична.

Труп – это просто труп, частенько говорил он, вскрывая очередного подопечного, – и сейчас уже совершенно непростительно потакать человеческому идиотизму в виде ОСОБОГО отношения к мертвым телам своих собратьев. Подобное отношение вредно и опасно, потому что под кладбища отдаются огромные территории; уничтожается лес для производства гробов; кремация загрязняет окружающую среду… К тому же уничтожаются миллионы тонн превосходного сырья, которое можно перерабатывать на удобрения, на альтернативное топливо, на мыло, в конце концов. А почему нет? Используя в хозяйстве трупов, можно облегчить жизнь живым.

Не думаю, что, оказавшись в больнице, да еще и в такой должности, он оставил свое великое дело. Кстати, каждый раз, когда к нему приходят за анализами друзья, он пытается угостить их своей фирменной настойкой, но никто не соглашается ее пить.

Заканчивается эта часть дневника двумя странными вопросами, обведенными в рамку: «Причем тут Сириус, и какого хрена им надо?» и «Кто такой Ересиарх?»

Узнав, что жить ему, в общем-то, негде, заведующая отделением поселила Трубопроводова в одной из больничных палат с отдельным входом. Теоретически палата была со всеми удобствами, но горячей водой там давно уже и не пахло, поэтому мыться приходилось в душевой котельной.

В котельной жил и работал Валентин Истомин, похожий на котельщика, как негр на руководителя ку-клукс-кланом. Причем если во врачи мог залететь кто угодно, то котельщик был человеком вольным по определению. Было Истомину чуть больше тридцати. На улице на него никто бы не обратил внимания, но если бы Трубопроводова попросили охарактеризовать его в двух словах, он бы наверняка назвал Истомина человеком-загадкой. Умный, образованный, эрудированный, Истомин умудрялся практически всегда оставаться в тени. Он был со всеми приветлив, но всегда сохранял в отношениях с людьми некую дистанцию, которую никто не смог преодолеть.

Трубопроводов, будучи чистоплотным человеком, каждый день заходил в котельную. Котельщик всегда был приветлив, никогда не отказывался сыграть в шахматишки после душа, но на большее не велся. Однажды Трубопроводов понял причину такого его поведения. Как обычно после душа они играли в шахматы, когда в котельную вошел дворник с рынка, расположенного по соседству с больницей. Это был мужчина тоже примерно чуть старше тридцати лет. Похож он был на Джеймса Бонда, играющего роль дворника.

– Долой долоев, – сказал он, входя в котельную.

– Привет, заходи, – ответил Валентин.

Добрый день, – сказал он Трубопроводову, но руки не подал, и не представился. Без всяких намеков Трубопроводов понял, что он здесь лишний. Поэтому, проиграв по быстрому партию, он отправился к себе, размышляя над значением весьма странной фразы: «долой долоев».

Ночью Трубопроводову приснился Ересиарх.

– Закон синхронистичности верен потому, что они используют клоны чисел, – сказал Ересиарх.

– Ну и что? – спросил ни хрена не понявший Трубопроводов.

– Подумай сам, – ответил Ересиарх.

– Чего такой хмурый? – спросил котельщик, когда Трубопроводов забежал побриться перед работой.

– Сон не выходит из головы.

– И что тебе приснилось?

– Какой-то Ересиарх.

– Что???

– Я сам толком не понял.

– Знаешь что… приходи сегодня вечером ближе к 10 часам.

– Хорошо, – ответил Трубопроводов.

Весь день это приглашение не давало ему покоя, и едва дождавшись девяти часов, он отправился в котельную.

– Я не сильно рано? – спросил он.

– Как раз есть время для шахмат, – ответил Валентин.

В 9—30 пришел «Бонд в костюме дворника».

– Долой долоев, – сказал он.

– Долоев долой, – ответил Валентин.

Войдя, Бонд несколько удивленно посмотрел на Трубопроводова.

– Его отметил Ересиарх, – пояснил Истомин.

– Рад знакомству, – сказал дворник, приветливо улыбаясь Трубопроводову. – Алексей, – представился он.

– Максим.

Минут через пять пришла прекрасная принцесса в костюме Золушки. Она почему-то работала уборщицей в хлебном магазине, несмотря на отличное образование и воспитание, которые ей так и не удалось полностью скрыть.

– Долой долоев, – сказала она.

– Долоев долой, – ответили мужчины.

Еще через пять минут в котельную ввалились диспетчер платного туалета, сторож с овощной базы, курьер, и вахтерша общежития палеонтологов. Все, как на подбор молодые, красивые, породистые.

– Можно начинать, – сказал Валентин, – когда часы пробили 10.

Все разом посмотрели на Трубопроводова.

– Сегодня ты здесь среди нас потому, что за тебя поручился сам Ересиарх. Сейчас у тебя есть выбор: Ты либо говоришь «да», и становишься одним из нас, либо – «нет», и тогда мы больше никогда не увидимся. Пока ты не принял решения, ты остаешься чужим, а чужим мы ничего не объясняем. Второго шанса мы тоже не даем. И прежде чем дать ответ, прислушайся к тому, кто сидит у тебя внутри. Подожди, пока он не скажет свое слово, – сообщил ему Истомин.

– Я говорю «да», – произнес кто-то ртом Трубопроводова.

– Тогда исполни ритуал.

Валентин наложил Трубопроводову повязку на рот, затем трижды хлопнул в ладоши. Все сразу же повскакивали с мест. Каждый бросился выполнять свою часть работы.

Буквально через минуту мужчины притащили в комнату огромный чан на трех ногах. Пока мужчины наполняли его водой, женщины сорвали с Трубопроводова всю одежду.

После этого Трубопроводова посадили в чан. Валентин снял повязку со рта и поднес к губам Трубопроводова бокал с жидкостью рубинового цвета. После того, как Трубопроводов выпил все до последней капли, остальные участники ритуала быстро разделись и, взявшись за руки, принялись водить хоровод вокруг чана, читая с торжественной интонацией хором стихи Корнея Чуковского.

У Трубопроводова все поплыло перед глазами. Комната исчезла. Вместо нее появилось бесконечное пространство, залитое серебристым светом. Трубопроводов лежал на спине на операционном столе. Руки, ноги и голова были неподвижно зафиксированы. Остальные стояли вокруг стола. Они медленно читали странный текст11
  Стихотворение из книги Тимоти Лири, Ральфа Мецнера и Ричарда Альперта «Практика приема психоделиков. Руководство, основанное на Тибетской Книге Мертвых»


[Закрыть]:

 
О, Максим!
Пришло время ощутить новую Явь.
Твое эго и твои игры скоро увянут,
И ты предстанешь перед Чистым светом.
И вещи будут, как пустота, как пустота и чистое небо.
И обнаженный интеллект как вакуум прозрачен,
Назови этот свет собой, и станешь им.
Максим!
Смерть идет к тебе, смерть, но не гибель.
Помни, сознание умрет и вновь родится.
Воспользуйся моментом смерти и
Приобретешь совершенство, Просветление.
Помни, все живущее – едино.
Держи курс на Чистый Свет, и ты постигнешь
Значение слов Понимание и Любовь.
Если ты не можешь удержаться и выпадаешь
В контакт с миром, Помни:
Галлюцинации, это урок.
Они научат понимать себя и мир.
Твои глаза теперь без покрывала,
И с нервов спадаем мох.
Смотри и помни, что все живущее – едино!
Держись за чувство Чистого Света.
Он проведет тебя через видения и научит, как
Войти в новую жизнь.
О, Максим!
Держись за Чистый Свет и помни,
Свет – энергия
Бесконечного пламени жизни.
Если ты видишь море, море суматошного цвета,
Не бойся: в этих морях еще никто не тонул,
Это море – ты.
Слейся с ним и раствори его в себе.
Помни также, за ширмой Майя,
Скрывается Финальная Реальность – Пустота, Ничто.
Ты сам, лишенный формы и цвета – Пустота.
Финальная Реальность, Свет, – Ничто.
За пламенем жизни, священное молчание —
Ничто, Улыбка Будды. Нет мыслей, нет видений,
Цвета, – есть пустота.
Интеллект сияет блажен и молчалив – это Просветление.
Стань Буддой, осознай пустоту и сохрани осознание.
 

Закончив петь, мужчины надели сварочные маски, а женщины притащили из светящейся пустоты странное устройство, похожее на сюрреалистический пылесос. Надев темные очки, они принялись тщательно пылесосить Трубопроводова до тех пор, пока мысли, чувства, а потом и плоть не переместились во чрево пылесоса. Теперь Трубопроводов был на столе в своем освобожденном состоянии.

Операционную сменила шикарно обставленная приемная. Трубопроводов ждал, сидя на стуле для посетителей. На нем был фрак, а роль бабочки играла висельная петля. Напротив, за столом секретаря сидела прекраснейшая из женщин, сама красота.

Зазвонил телефон.

– Поняла, – сказала красавица в трубку, а затем уже Трубопроводову, – она ждет.

В кабинете, в шикарном кресле сидела Сивая Кобыла и листала журнал, посвященный квантовой литературе. Чуть в стороне работал телевизор.

Ожидавший увидеть все, что угодно, но только не это, Трубопроводов застыл на пороге.

Диктор сказал:

– По прогнозам хронологов завтра на большей части России ожидается вторник.

– Что таращишься, как дед-Таращ, – спросила Кобыла, глянув на Трубопроводова в двойной лорнет, – проходи, садись.

Прежде чем сесть Трубопроводов произнес:

 
Три цвета познают покой
В той песни без нот
Что поют на заре Молчаливые Девы
Не открывая рта.
 

– Как трогательно, – немного язвительно заметила Кобыла, когда Трубопроводов сел в удобное кресло.

Отложив журнал, она взяла со стола небольшую шкатулку, в которой лежали уже забитые косяки, и закурила.

– Тебе не предлагаю, – сказала она, – ты и так уже докатился до того, что болтаешь с курящими дурь Кобылами. Ладно, прежде чем мы с тобой перейдем к более высоким материям, ответь мне на такой, казалось бы, известный любому идиоту вопрос: какова форма Земли? Можешь не вдаваться в детали.

– Тогда я скажу, что она округлая, – ответил Трубопроводов, предчувствуя, что в этом вопросе спрятан подвох.

– С чего ты взял? – удивленно спросила Кобыла.

Трубопроводов непонимающе уставился на нее.

– Тебе так сказали? – участливо поинтересовалась она.

– Да, но существует масса способов это поверить. Достаточно сделать ряд измерений. К тому же люди ведь летают в космос, смотрят в телескопы, и потом…

– Но ведь ты не делал никаких измерений, не был в космосе, боюсь, что не видел ни одного космонавта, ни разу не заглядывал в телескоп. Я права?

– Да, – признался Трубопроводов.

– То есть, о форме Земли, как и о многом другом тебе просто сказали, причем со ссылкой на авторитеты, с приведением внушающих доверие аргументов и голословных для тебя результатов экспериментов. И ты поверил. ТЫ ПРОСТО ПОВЕРИЛ. И сейчас если тебе сказать, что миром правит масштабный сатанинский заговор, и ученые вместе с политиками выдумали все это, чтобы только дискредитировать в глазах людей абсолютно истинный текст Священного Писания, ты назовешь это бредом. Причем опять же только потому, что уже веришь в округлость Земли и авторитет науки. Но если бы авторитетные люди в свое время сообщили тебе, что Земля плоская, а мир в руках сатаны, поэтому все говорят, что она круглая, и по телевизору показывают сварганенные в кинопавильонах фильмы, ты бы ни за что не поверил в то, что она круглая. Причем ты бы даже не стал и пытаться что-либо измерять. Ведь так?

– Так, – согласился с ней Трубопроводов.

– Вот на этих поистине общечеловеческих качествах и играют долои.

– Долои? – переспросил Трубопроводов.

– Долои – это такие человекообразные существа, которые поклоняются Догме, независимо от ее содержания и готовы убить любого, кто с ней не согласен. Любое мыслящее существо они считают врагом и набрасываются на него с криком: «Долой!». Это они распяли Христа, а уже их дети кричали «Долой!» с его именем на устах. Это они превратили науку в новую инквизицию. Это они придумали политкорректность и цензуру. Это они борются за нравственность. Везде, где есть нетерпимость и навязывание своего видения мира, там правят долои. Хуже всего то, что это даже не заговор – заговору можно противостоять. Это поведение свойственно природе самих долоев, и здесь уже ничего поделать нельзя. Или можно? – она хитро посмотрела на Трубопроводова.

Трубопроводов благоразумно промолчал.

– По-своему, долои – проклятый богом вид, – продолжила Кобыла. – Они и шагу не могут ступить за пределы своей трехмерности. Даже того же таракана эти человекоподобные существа будут воспринимать исключительно в виде трехмерной проекции, которая бесконечно далека от поистине великолепной природы этого существа. Я, например, для них – говорящая лошадь в полном расцвете сил, тогда как на самом деле я, как минимум, процесс от моего зачатия до моей смерти. И если бы не одно «но», долоям можно было бы и посочувствовать. Это «но» заключается в том, что вместо того, чтобы принять свою ущербность, они объявили, что весь Мир тоже трехмерный, а тех, кто с этим не согласны, надо сжигать на кострах, сажать в тюрьмы или лечить в психиатрических больницах. А с этим мы уже не можем согласиться ни под каким видом. Ну да бог с ними. В Африке живет племя догонов. И знаешь, что это означает?

Трубопроводов, конечно, читал о догонах, но что имеет в виду Кобыла, он не знал.

– А означает это только то, что раз они – догоны, то все остальные – недогоны.

Было субботнее утро, и Трубопроводов наслаждался отдыхом после тяжелой рабочей недели. Он давно уже проснулся, но тело требовало покоя.

Не удосужившись постучать, в палату-квартиру вошел Ты.

– Долой долоев, – сказал он, снимая пальто.

– Ты?! – от удивления Трубопроводов подскочил в кровати.

– Мне кажется, иногда ты очень эмоционально произносишь мое имя.

– Но как ты?..

– Узнал про Орден Сивой Кобылы? Если бы ты был Ватсоном, я бы сказал: «Элементарно». А так я просто замечу, чисто вскользь, что имею к этому ордену некоторое отношение. Кстати, раз мы заговорили об ордене… Тебе уже сообщили, что твоя дальнейшая инициация возможна только после того, как ты разгадаешь загадку приветствия?

– Ты о «долой долоев»?

– Именно. В самой этой фразе зарыта целая стая собак, и пока ты не обнаружишь хотя бы одну, Сивая Кобыла не раскроет для тебя рта.

– Прямо звук хлопка одной ладони.

– Не совсем. Кстати, ты можешь думать и одеваться одновременно. Это не запрещено.

– Я не хочу никуда идти.

– А придется. Сегодня тебя ждет сюрприз. Причем, несмотря на твое пакостное настроение, весьма приятный.

– Куда ты хочешь меня втянуть на этот раз? – спросил Трубопроводов, ожидая от друга очередной подвох.

– Сегодняшний сюрприз для тебя готовит «Молодежный клуб экстремал».

– Но я терпеть не могу прыжков без парашюта и прочие идиотские увеселения в этом духе.

– Ты говоришь о сборищах адреналиновых наркоманов, тогда как «Молодежный клуб экстремал» – это действительно экстремальный клуб. Там тебе не предложат шляться хрен знает зачем по бездорожью, жрать пауков и спать на снегу. У них есть кое-что покруче. Например, соревнование, кто быстрее сможет открыть свое дело совершенно честно, без взяток, и продержаться хотя бы месяц. Одно время эта игра была их визитной карточкой, пока клиенты не поняли, что в нее невозможно выиграть.

– Терпеть не могу чиновников ни в каком виде.

– А тебе не придется их терпеть. Я рассказал в клубе о тебе, и они пообещали сделать настоящий сюрприз, который надолго запомнится тебе с положительной стороны. Если бы я знал, что они задумали, я бы проговорился… Так что для меня это тоже сюрприз.

Помещение клуба уже само по себе выглядело экстремально. Приобретя для своих целей бывший «Дом пионеров», экстремалы решили сохранить колорит пионерской действительности. Разве что на входной двери они написали золотыми буквами: «Целенаправленность – добродетель посещения сортира». Повсюду на стенах висели пионерские транспаранты и лозунги, выглядевшие постсюрреалистическим маразмом. Трубопроводов поймал себя на том, что раньше он просто не обращал внимания на всю эту идеологическую пошлятину.

Сверившись с информацией на пригласительном билете, Ты, постучав, открыл дверь пятого кабинета. Внутри под обезглавленной скульптурой Ленина сидела авангардного вида женщина с папиросой в зубах. Ее голова была тщательно выбрита и покрашена в сиреневый цвет.

– У нас заказ на имя Трубопроводова, – сказал Ты, входя после друга в кабинет.

– Очень хорошо, господа, – отреагировала дамочка, – присаживайтесь.

– Витюша, зайди ко мне, – сказала она в телефонную трубку, затем обратилась к гостям. – Кто из вас Трубопроводов? – спросила она.

– Он, – показал пальцем на друга Ты.

– Очень приятно. Можете называть меня Елизаветой. Сегодня для вас мы приготовили весьма захватывающее, на мой взгляд, приключение. Как вы относитесь к охоте?

– Разве что к охоте на скинхедов. Я не люблю убивать животных, – ответил Трубопроводов.

– А никого убивать не придется. Даже, к моему сожалению, скинхедов.

– Фото охоту я тоже не люблю.

– Не волнуйтесь, мы учли все ваши психологические особенности, о которых рассказал нам ваш друг. Можете быть уверены, наша охота вам понравится.

В кабинет вошел юноша визажистской наружности.

– А это наш стилист Витюша, – представила его Елизавета, – передаю вас ему.

– Пойдемте за мной, – попросил он.

Пройдя немного по коридору, они вошли в комнату, соединившую в себе салон красоты, ателье и театральную костюмерную.

– Надеюсь, господа, вы знакомы с рассказами или сериалом про Дживса и Вустера? – поинтересовался Витюша.

– Я смотрел пару серий, – ответил Трубопроводов.

– Очень хорошо. Дело в том, что вы отправляетесь на охоту примерно в ту эпоху, и я должен придать вам соответствующую внешность.

Примерно часа через полтора Ты и Трубопроводов выглядели, как британские состоятельные балбесы 30-х годов. Закончив работу, Витюша снял телефонную трубку и несколько раз нажал на рычаг.

– Сейчас за вами придут, – пояснил он.

Буквально в следующее мгновение появился человек в костюме водителя.

– Здравствуйте, я – Григорий, сценарист и режиссер вашей охоты, – представился он, – пойдемте, машины уже ждут.

И точно. У главного входа стоял легковой автомобиль и два фургона все той же эпохи.

– А зачем грузовики? – спросил Ты.

– Там инвентарь и аксессуары.

– А куда мы едем? – поинтересовался Трубопроводов, когда между домами начал мелькать Кремль.

– На Красную площадь.

– Зачем?

– Как зачем? Охотиться, – ответ Григория прозвучал настолько обыденно, словно охота на Красной площади была чем-то само собой разумеющимся.

– Охотиться?!! – в один голос воскликнули Ты с Трубопроводовым.

– А разве вам не объяснили? – теперь уже удивился Григорий.

– Представьте себе, – съязвил Трубопроводов.

– Мы взяли разрешение якобы на съемки фильма. Так что все, можно сказать, вполне легально и официально. Для этого мы и выдумали маскарад с эпохой начала века.

– Никогда не думал, что это возможно! – восторженно произнес Трубопроводов, до которого, наконец, дошло, какая незабываемая охота ждет его впереди.

– Приехали, – сказал Григорий, останавливая машину в двух шагах от Мавзолея.

Из грузовиков, словно солдаты на показательных учениях, посыпались люди. Буквально через несколько минут на площади появились палатка и настоящий костер, на котором грелся котелок с чаем.

– Сразу же после чая начнем, – предупредил Григорий, посмотрев на часы. А пока можете немного размять ноги или что-нибудь почитать. Мы, конечно, не библиотека, но пара газет найдется.

– Давайте газеты, – согласился Ты.

– Ты читаешь газеты? – удивился Трубопроводов?

– Только когда охочусь на Красной площади, – ответил Ты, безучастно перелистывая страницы, а вообще иногда я люблю почитать между строк.

– А это как?

– Необходимо «читать», то есть, внимательно и вдумчиво пробегать глазами каждый пробел между строчками, причем так, чтобы глаза умудрялись не читать слова выше или ниже пробела.

– И нахрена тебе это?

– Это помогает очистить мозги от всякого дерьма. Попробуй.

Тем, кто никогда не занимался подобными вещами, надо сказать, что чтение между строк – дело далеко не из легких. Как Трубопроводов ни пытался, больше двух строк за раз ему одолеть не удавалось. От напряжения начала болеть голова.

От окончательного фиаско Трубопроводова спас чай. Он был крепким, душистым, попахивал дымком. Наверно, такой чай получался в настоящем медном самоваре…

– Получите оружие, – сказал Григорий, вручая Трубопроводову «маузер», а Ты – «трехлинейку». – Как только услышите лай собак, прячьтесь за грузовиками и ждите, – объяснил он. – Надеюсь, вы знаете, как этим пользоваться?

– Все нормально, – успокоил его Ты.

– Я никогда не стрелял из такого, – признался Трубопроводов, когда Григорий умчался по своим делам.

– Снимаешь с предохранителя и жмешь на спусковой крючок. Остальное он сделает сам.

Вскоре послышался возбужденный лай собак, преследующих добычу, а чуть позже и испуганный рокот мотора. Вскоре на Красную площадь выскочил убегающий от собак небольшой трактор. Скорее всего, он управлялся дистанционно, так как внутри никого не было. В окружении стаи собак он выглядел странным постиндустриальным животным, испуганно бегущим от опасности. Конечно, никакая собака не могла бы причинить ему вреда, но, влекомый древними инстинктами, этот совсем еще молодой агрегат не сумел противостоять своему механическому страху. Завидев мирно стоящие грузовики, трактор бросился к ним, ища защиты там, где его поджидала смерть.

– А вот и дичь, – азартно потирая руки, сказал Григорий.

– Что? – удивился Трубопроводов.

– Сегодня у нас охота на трактор. Вы же сами не хотели никого убивать.

– Но…

– Приготовьтесь, он приближается. Как только протрубит рог, собаки разбегутся, и тогда начинайте стрелять. Иначе он сможет уйти. Главное, не пораньте собак и друг друга.

Рог протрубил, когда трактор приблизился на оптимальное для атаки расстояние. Собаки, как и предупреждал Григорий, бросились врассыпную. Охотники открыли огонь. Стреляло человек 10, так что машина оказалась под настоящим свинцовым дождем. Взревев, трактор начал метаться в разные стороны, ища спасительную брешь в диспозиции противника. Каждый выстрел приносил ему боль и увечья в виде разбитых стекол, фар, простреленных протекторов, и отметин в стальном корпусе. Несмотря на раны, двигатель продолжал надрывно работать. Пули так и не смогли повредить жизненно важные органы машины.

Собрав в кулак все свои силы, трактор рванул туда, откуда его пригнали в эту западню собаки. Он уже был практически спасен, когда перед ним вырос человек в матросской форме и с гранатой в руке. Выкрикнув что-то матерное, он запустил гранату в кабину через разбитое лобовое стекло и сразу же бросился в сторону и на землю.

Прогремел взрыв. Взревев в последний раз, трактор затих. Он был повержен. Со всех сторон к нему бросились люди с огнетушителями и приспособлениями для разделки его стальной плоти. Отрезанные куски бережно относили к очагу, возле которого уже начали суетиться повара.

– Что они делают? – удивился Трубопроводов, глядя на то, как один из поваров принялся ловко фаршировать металлической стружкой масляный фильтр.

– Готовят еду, – невозмутимо ответил Григорий.

– Они хотят, чтобы мы это ели?

– Конечно, а иначе охота превратится в банальное убийство ради праздного развлечения, а это несовместимо с философией нашего клуба.

– Но это же несъедобно! – выдавил из себя Трубопроводов.

– Обычно да, но наши повара способны творить чудеса, и совершать невозможное. Вот увидите, этот трактор будет самым вкусным блюдом, которое вы когда-либо пробовали.

Трубопроводов со сложным чувством наблюдал, как накрывают на стол. С одной стороны, он чувствовал себя неизлечимым пациентом дурдома «Снегурочка». С другой, ему казалось, что все это сон, и он вот-вот должен проснуться. Ситуация выглядела еще более нелепой оттого, что остальные, и даже Ты, воспринимали происходящее как нечто само собой разумеющееся.

Желаемое пробуждение не настало, даже когда позвали к столу. Перед Трубопроводовым поставили тарелку с фаршированным форсункой куском протектора с гарниром из проводов, политых моторным маслом. Все принялись за еду. Трубопроводов смотрел и не верил своим глазам. Только когда Григорий проглотил вторую порцию подшипника, он решился попробовать содержимое своей тарелки. Протектор легко накололся на вилку. Отрезав кусочек ножом, Трубопроводов с видом идиота осторожно положил его в рот, готовясь немедленно выплюнуть. Каково же было его удивление, когда вместо резины он ощутил нечто необычайно нежное и вкусное.

Трактор был просто великолепен, несмотря на то, что этого попросту не могло быть. Конечно, в глубине души Трубопроводов верил («понимал» было бы не слишком верным словом), что повара подменили запчасти на настоящую еду, но он готов был дать голову на отсечение, что готовили именно трактор, так как он внимательно наблюдал за процессом приготовления.

Не найдя объяснений, Трубопроводов решил просто есть. Тем более что было действительно чертовски вкусно.

Поле, бескрайнее поле или бескрайний луг. Настоящее зеленое море, уходящее за горизонт. И только с одной стороны у самого горизонта виднелось озеро и небольшой лесок.

Повсюду были люди. Молодые и старые, бедные и богатые, крепкие и изможденные… У каждого был свой крест. Кресты поражали своим разнообразием форм, размеров и материала. Одни кресты были тяжелыми и огромными. Другие – маленькими, как дамские сумочки или даже как те, что носят обычно на шее, как украшение. Они были каменные, золотые, железные, деревянные, бумажные, глиняные, песчаные… Были даже кресты из помыслов и слов.

– Молодой человек! Молодой человек! – услышал Трубопроводов визгливый женский голос. Такими голосами обычно обладают бывшие работники культуры и бывшие комсомольские вожаки.

Он оглянулся. К нему бежала, путаясь в большом поролоновом кресте, что делало ее бег забавным, одна из тех бойких дамочек, которым вера в по-коммунистически светлое будущее не мешает обивать пороги церквей и храмов. Со своим крестом она была похожа на Ленина с надувным бревном.

– Молодой человек! Вы потеряли свой крест! – с явным сочувствием его горю сообщила она.

– Это невозможно, – спокойно ответил Трубопроводов.

– Извините, – растерялась она, – мне показалась, что на вас его нет, и я…

– Вы правы, его нет, но я ничего не терял.

– Как?! – она не верила своим ушам.

– А так, что у меня его просто нет.

– Но почему?

– Потому что он мне не нужен.

– Но так нельзя! – она раскрывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба, – у каждого должен быть крест. Так завещал нам господь.

– Но зачем?

– Чтобы с честью его нести. Посмотрите на этих людей. Видите, у каждого свой крест. Или вы думаете, что все они ошибаются, а вы один прав?

– Я не знаю, куда и зачем идут эти люди. Да мне это и не интересно.

– Как, вы не знаете, что такое идти плечом к плечу с теми…

– Не знаю. К тому же для этого тоже не обязательно тащить на себе крест.

– Не кощунствуйте! Господь заповедовал нести крест, а не рассуждать. В этом заключена его любовь, которая…

– Я предпочитаю другую любовь.

– Вы даже не представляете, чего лишаете себя этими рассуждениями! Вы лишаете себя смысла.

– Какого?

– Такого, который в кресте. Чтобы его понять, надо стать одним из нас, надо взвалить на себя посильный крест и нести до тех пор, пока его нельзя будет сбросить и насладиться отдыхом после дел праведных…

– Но я уже наслаждаюсь отдыхом. К тому же многие так и не могут сбросить свой крест, – сказал Трубопроводов, указывая на надгробье, над которым возвышался огромный стальной крест.

– Замолчи немедленно! Иначе тебя лишат права сбросить свой крест! А это… – не найдя нужного слова, она медленно затряслась.

– Ну и что? Зачем мне право сбросить крест, если я уже от него свободен.

– Подумай! Ты обрекаешь себя на жизнь отщепенца! Подумай, пока у тебя еще есть шанс стать одним из нас!

– Но я не хочу быть одним из вас.

– Тогда ради чего ты будешь жить?

– Мало ли. Ради солнца, ради воды, ради кружки пива. В мире полно интересных вещей, гораздо более интересных, чем перемещение тяжестей крестообразной формы.

Женщина затряслась от бессильной злобы. Сжав кулаки, она принялась что-то кричать об участи тех, кто ослушался воли Распределителя крестов, но Трубопроводов ее больше не слушал. Оставив ее с ее крестом и ее злобой, он бодро зашагал прочь от этой толпы, навстречу солнцу, навстречу ветру, навстречу свежему воздуху. Трубопроводову стало смешно, как люди, превратившие собственную жизнь в проклятие, умудряются на полном серьезе грозить проклятием тем, кто, пусть даже безуспешно, пытается сделать ее праздником здесь, сейчас, всегда. А больше всего его веселило то, что всегда находятся те, кто готов им верить, готов взваливать на себя крест, и тащить вслед за другими, не имея никакого понятия о том, кому, зачем и для чего вообще это надо.

Очнулся Трубопроводов от тяжелого сна в чужой квартире. Комната выглядела приличной. В соседней комнате мирно беседовали люди. Одевшись, Трубопроводов пошел в народ.

Народ сидел за накрытым столом, совмещая трапезу с беседой. Из всех трапезующих Трубопроводов узнал только Ты. Кроме него за столом были: Мужчина лет 50 в пенсне и с чеховской бородкой; Молодой крепыш чуть старше сорока, про которого так и хотелось добавить «в штатском». «Штатским» был серый костюм в голубую полосочку, надетый на белоснежную рубашку без галстука. И нелишенная привлекательности дамочка лет 30. Трубопроводов узнал в ней особый вид интеллектуально-поэтической бляди.

– Прошу к столу, – радушно пригласил Чехов, – Катенька, обслужи человека.

Эта фраза заставила Трубопроводова покраснеть. Катенька бодро принесла с кухни комплект посуды. Затем она наполнила тарелку Трубопроводова едой, а рюмку коньяком. Осознав причину изменения цвета лица Трубопроводова, она чуть заметно улыбнулась.

– Мы тут обсуждаем взгляд Кирилла Федоровича на «Мастера и Маргариту». И знаешь, лично мне он показался более чем оригинальным, – сообщил другу Ты.

По телевизору только что начали показывать новый сериал, послуживший катализатором для поднятия этой темы.

– Кирилл Федорович, – попросила Катенька, – введите молодого человека в курс дела.

– Вы случайно не читали книгу Роберта Темпла «Мистерия Сириуса»? – спросил Кирилл Федорович. Им оказался человек с чеховской бородкой.