Текст книги "Мысли о главном. О жизни и смерти"

Перед зародышем (более всего это видно у млекопитающих, но не менее важно и для других позвоночных и беспозвоночных) стоит тройная задача: во-первых, жить и быть живым во всякий момент своего существования. Это непростая задача для организма, который ещё только формируется и не вышел в самостоятельную жизнь. Во-вторых, он должен быть функционально дееспособным для жизненно важных целей уже в самом процессе эмбриогенеза. И в-третьих, он должен созидать свой организм, самого себя до полной дееспособности. И всё это осуществлять одновременно!

Как же это возможно без дирижёра, без зодчего? Никакие взаимодействия клеток этому не помогут! Они – лишь следствия целеустремлённого созидания. А может быть. зодчий всё же есть? Первое недоумение на пути разгадывания этого вопроса состоит в том, что клетки в эмбриогенезе, прежде чем сформироваться в орган (или в ткань), интенсивно перемещаются по всему зародышу. Особенно большие перемещения происходят в гаструле и в нейруле (от нервного гребня), большие перемещения наблюдаются также внутри головного мозга при его формировании. В чём здесь дело? И вот встречный вопрос: а как может формироваться какой-либо орган в том месте, где для него изготавливается «строительный материал»? Нет, «кирпичный завод» должен находиться отдельно от «здания», строящегося из его «кирпичей». Одно с другим функционально несовместимо – слишком разные задачи у них. Передвижение клеток в эмбриогенезе, видимо, обусловлено тем, что эмбриону постоянно необходимо обеспечивать свою актуальную жизнеспособность, свою ежечасную функциональность и одновременно формироваться в целостный организм. Передвижения же клеток обеспечивают условия для выполнения этой тройной задачи – жить, функционировать и формироваться.

Если отдельные блоки или элементы организма и функционируют как роботы самосборки[65]65
  Ныне учёные всего мира (не только биологи, а даже и физики) набросились на феномен самосборки, как на золотой прииск. Тем не менее ни субмолекулы вирусов (Т4 и др.), ни клетки печени или сердца не следует уподоблять кристаллам неживой природы. Ибо их разделяет принцип символизма живой материи. Да и роль «шаперонов» и подобных им сигнатур не надо упускать из виду.


[Закрыть], то это ещё не значит, что сам организм – робот. Целое организма – не результат самосборки и какого бы то ни было взаимодействия отдельных клеток (и других компонентов тела). Оно есть самоё тело, живущее, самосозидающееся и функционирующее на всех стадиях формирования как единое целое. Только один пример: едва у зародыша уже в первые дни появляется зачаток сердца в виде крошечной трубки, как он уже начинает пульсировать; в то время как из другого места эмбриона поступают к нему «свежеизготовленные» эритроциты. Так у птиц, так и у человека.

И ещё остаётся нерешённым вопрос, как «кирпичи» находят свой «строящийся объект»? С помощью каких механизмов компетентные клетки находят тот орган, который они лепят? Какие сигналы, градиенты или что другое здесь работает? И выясняется, что все предлагаемые механизмы, игнорирующие действие целого, зыбки и неубедительны, в том числе и механизм межклеточного взаимодействия. Что-то тайное, невидимое, ноуменальное есть в этом деле «зодчества». Что же это?

В этой связи интересны высказывания американского физиолога Гудвина. В своей книге о физиологии клеток, после выдвижения ряда термодинамических и математических моделей, он в конце концов, опираясь на интуицию, приходит к такому взгляду на фундаментальные процессы живой природы: «Для полного описания процессов нужна подлинно общая теория генерации формы в живых системах, которая требует, на мой взгляд, совершенно иного подхода к биологической упорядоченности, в корне отличающегося от современного, где основное внимание уделяется локальным взаимодействиям и межмолекулярным силам, с которыми мы и имели дело в этой книге»[66]66
  Гудвин Б. Аналитическая физиология клеток и развивающихся организмов. М., 1979. С. 254.


[Закрыть].

И затем Гудвин развивает свою нетривиальную концепцию, ставящую во главу угла когнитивную («познавательную») сущность всей живой природы, усматривая единый корень как для эмбриогенеза, так и для поведения взрослых организмов. Он пишет, что по мере развития эмбриона «возникает важная особенность описания организмов как познающих систем. Эта концепция неявно полагает, что принцип организации развития и поведения представляет собой нечто единое (подобное – автор)…При этом поведение может быть (да, в сущности, и было) описано как неразрывно связанное с более высокой познавательной активностью, к сфере которой относятся такие виды деятельности. как творчество, решение определённых задач, речь и т. д. Таким образом, данная точка зрения на активность организмов в действительности предполагает непрерывность (лучше сказать «единство» – автор) структурных и функциональных принципов, охватывающую все уровни органической материи и объединяющую живую природу и разум в некий континуум»[67]67
  Гудвин Б. Аналитическая физиология клеток… С. 256.


[Закрыть].

Затем Гудвин развивает идею о пейсмекерах развития, которые «…играют роль генераторов эмбриологических полей»[68]68
  Там же. С. 257.


[Закрыть]; и о поведенческих пейсмекерах, которые «…организуют и координируют движение взрослого организма. Поле развития заменяется полем поведения…»[69]69
  Там же. С. 258.


[Закрыть].

Здесь же он отмечает аналогию эмбриональных процессов с языковыми процессами[70]70
  Там же. С. 258.


[Закрыть]. При этом он замечает, что «дополнительная свобода, которой обладает язык по сравнению с процессами развития, состоит в том, что лингвистические формулировки могут относиться как к предполагаемым, так и к действительным событиям, т. е. к вообразимым возможностям. Эмбрион не может делать этого…»[71]71
  Там же. С. 259.


[Закрыть]. (От себя добавлю, что большая свобода языка коренится в большей степени символичности, в большей свободе от материи!) Далее Гудвин с упоением развивает свою удачную идею: «Упорядоченный, подчиняющийся соответствующим правилам эмбриологический процесс оказывается аналогом генеративной грамматики… Конечно, язык и символические системы вообще имеют особые ограничения, определяющие многие аспекты их внешней структуры, и они заметно отличаются от тех, которые имеют место в эмбрионе. Но в таком сопоставлении намечается возможность рассматривать все эти системы как примеры процессов познавания, генерирующих свою собственную особую морфологию, – эмбриологическую, поведенческую, лингвистическую, мифологическую или ещё какую-нибудь. Все они могут обладать сходными основными динамическими свойствами и быть в своей основе изоморфными… Тогда действительно удастся получить основу для создания теоретической биологии, объединяющей эти области исследования, встроенные в единый процесс эволюции»[72]72
  Гудвин Б. Аналитическая физиология клеток… С. 260.


[Закрыть]. Таким образом, Гудвин утверждает символистскую, а не химико-физикалистскую основу биологии.

В конце книги Б. Гудвин делает удивительное заключение: всякий процесс описания окружающего мира, полезный для субъекта этого процесса, есть проявление интеллекта, точнее, «есть мера его интеллекта». «Согласно этому определению, эволюционный процесс проявляет интеллект. Мне кажется несомненным, что продукты этого процесса, организмы, действительно являются результатом действия разумной системы…»[73]73
  Там же. С. 261.


[Закрыть].

Поистине, вся живая природа в её совокупности на протяжении миллионолетий есть проявление разума. Стоит лишь добавить – Высшего разума!

P. S. Удивительно, что более чем за полвека до Гудвина наш отечественный биолог Л.С. Берг высказал идею об аналогии между биологическими (эволюционными) и лингвистическими процессами. Он пишет в знаменитой книге «Номогенез»: «…выступает параллелизм в развитии языка и процесса видообразования у организмов, как мы его понимаем в настоящей работе»[74]74
  Берг Л.С. Труды по теории эволюции (1922–1930). Л., 1977. С. 295–296.


[Закрыть].

Правильные ориентиры в области эмбриологии подсказывает современная молекулярная биология. Обратимся к фактам, установленным этой наукой, именно к фактам! Начнём с самого известного – с генетического кода. Как показали новейшие исследования, генетическое кодирование признаков осуществляется благодаря функционированию не одного только генетического кода, триплетного, – а нескольких, как минимум, трёх кодов. Другими словами, передача наследственной информации реализуется с помощью трёх геномных языков – с помощью, позволим себе сказать, системы тройной символики! Что же это за языки?

Первый, наиболее исследованный и известный – это триплетный код хромосомной ДНК и мРНК. Этот язык обеспечивает передачу наследственной информации меж поколениями, от предков к потомкам, определяя синтез основополагающих белков. Для исполнения своей функции этот основной язык нуждается в помощи дополнительных языков, ещё двух: тРНК-синтетазного (полное его название – аминоацил-тРНК-синтетазный) и гистонового языков, так называемой «мусорной ДНК» (junkDNA).

Что представляют собой эти два дополнительных языка? Чтобы синтезировать в рибосоме закодированную в ДНК, а затем скопированную в мРНК, молекулу какого-нибудь белка, у тРНК-синтетазы должна иметься система паролей для узнавания в сонме тРНК (их 32 вида) именно той тРНК, которая подходит для требуемой данной аминокислоты[75]75
  Нельсон Д., Кокс М. Основы биохимии Ленинджира: в 3 т. Т. 3: Пути передачи информации). М., 2015. С. 174.


[Закрыть]. Чтобы соответствующая синтетаза правильно узнавала нужную (свою) аминокислоту (из 20 видов), необходимо иметь в наличии столько же синтетаз, то есть набор из 20 ферментов, каждый из которых специфичен для своей аминокислоты[76]76
  Там же. С. 189.


[Закрыть]. Мало того, тРНК-синтетазы имеют двойной «пароль»: как для распознавания своей аминокислоты, так и для узнавания своей тРНК. «Каждая аминоацил-тРНК-синтетаза, – читаем у Ленинджера, – специфична не только к определённой аминокислоте, но также к определённой тРНК»[77]77
  Там же. С. 189.


[Закрыть]. Поэтому-то очень правильно систему тРНК-синтетаз называют «вторым генетическим кодом». (Взаимодействия между аминоацил-тРНК-синтетазами и тРНК называют «вторым генетическим кодом»»[78]78
  Там же. С. 189.


[Закрыть], – гласит всё тот же знаменитый Ленинджер.)

Здесь следует отметить характерное исключение: «Для некоторых синтетаз при распознавании (тРНК – автор) важна не последовательность тРНК, а другие особенности (её – автор) строения»[79]79
  Там же. С. 189.


[Закрыть]. Скорее всего, важна топология тРНК. Так, от бактерии до человека для распознавания аланиновой тРНК «..главную роль играет одна-единственная пара оснований G=U в аминокислотном плече тРНК-Ala»[80]80
  Там же. С. 190.


[Закрыть]. (Известно, что обычная тРНК содержит 76 нуклеотидов, «клеверный листок»; урезанная же тРНК, называемая «шпилькой», содержит 25 нуклеотидов.)

Вообще, можно предположить, что явление вырождённости триплетного кода имеет значение не только «качания» третьего нуклеотида и «скоростного» считывания при трансляции, но и особого вида кодирования («дырчатого», «пробелами»)[81]81
  Там же. С. 174.


[Закрыть].

* * *

Кроме вышеназванных систем, внутри клетки существуют сложные транспортные системы, которые используют свой особенный язык «сигнальных последовательностей»[82]82
  Нельсон Д., Кокс М. Основы биохимии Ленинджира… С. 211.


[Закрыть]. Таких последовательностей сотни. Каждая из них специфична для транспорта своего белка. Сигнальная последовательность (обычно состоит из 13–26 аминокислот) присоединяется к своему белку и затем «ведёт» его к месту назначения (в митохондрию, в хлоропласт или в ядро). Им помогают особые белки – шапероны-транспортники. («Предшественники белков, предназначенных для митохондрий и хлоропластов, связываются с цитоплазматическими шаперонами и доставляются к рецепторам на внешней поверхности органеллы (митохондрии или хлоропласта – автор)»[83]83
  Там же. С. 215–216.


[Закрыть].)

Пользуясь случаем, хочу отметить, что особые белки, именуемые шаперонами, выполняют в клетке многие и другие важнейшие функции. Они вообще «мастера на все руки». В том числе они эффективно осуществляют процесс складывания одномерных аминокислотных цепочек в трёхмерную структуру белка.

* * *

А теперь самое интересное и самое свежее! Уж никак нельзя не сказать о самой, может быть, необычной языковой системе в клетке, в расшифровке которой сделаны лишь первые шаги. Речь о так называемой «мусорной ДНК», о «junkДНК», той самой, которая занимает 98 % от всей ДНК генома (% junkДНК из книги Н. Кэри) и которая до сих пор считалась «эгоистической», «паразитической», «никчёмной». Однако вновь восторжествовал принцип функциональности: в клетке, как и во всём здоровом организме, ничего бесполезного и нефункционирующего нет! Речь о гистоновом языке генома[84]84
  Гистоны – это хромосомные белки, которые своими нуклеосомами организуют динамику и топологию ядерной ДНК.


[Закрыть], от которого в большей мере, собственно, и зависит, быть ли существу мышью или человеком (первичная последовательность их ДНК совпадает на 99 %).

Оказалось, что именно от «узоров» гистонной модификации зависит и форма носа, и длина рук, и красота кистей рук и т. д.

Итак, о гистоновых модификациях, чаще всего осуществляемых присоединением к гистоновым белкам метильной или ацетильной группы. Изучение этого явления заставило говорить биологов об особом гистоновом языке генома: «Характер модификаций позволяет предполагать существование гистонового кода, с помощью которого эти модификации узнаются ферментами, изменяющими структуру хроматина»[85]85
  Там же. С. 258.


[Закрыть].

Таким образом, современная наука открыла ещё одну языковую систему клетки, которая осуществляет эпигенетический уровень регуляции генной активности. Это язык метилирования, и, вообще, язык модификации и ДНК, и гистонов, которые действуют в одной «упряжке» (ДНК плюс гистоны) благодаря длинным некодирующим РНК. Известный биохимик, шотландка Несса Кэри, в связи с этим в книге о «мусорной» ДНК отметила: «Гистонные модификации также могут применяться для модулирования экспрессии гена: его можно включать слегка, посильнее, очень сильно, на всю катушку. Метилирование ДНК в этом смысле подобно выключателю, а модификации гистонов – регулятору громкости»[86]86
  Кэри Несса. Мусорная ДНК. М., 2016. С. 124.


[Закрыть].

Все названные эмпирические данные можно подытожить одним фундаментальным положением, высказанным американским генетиком Мэттом Ридли в книге «Геном»: секрет жизни заключается в том, что «…код жизни записан символами…»[87]87
  Ридли Мэтт. Геном. М., 2008. С. 21.


[Закрыть]. И далее он продолжает: «Наследственность – это изменяемая и сохраняемая программа, а метаболизм – универсальная машина. Их связывает между собой код – система абстрактных сообщений, которые могут быть записаны не важно в чём – в химических веществах, в физических явлениях или даже в нематериальной форме»[88]88
  Ридли Мэтт. Геном. С. 24.


[Закрыть]. Там же Ридли обобщает: «Сначала было Слово. Слово обратило в свою веру доисторическое море и с его помощью стало беспрерывно копировать себя. Слово нашло способ трансформировать химические соединения таким способом, чтобы зациклить и зафиксировать слабые завихрения в беспрерывном потоке энтропии, зародив жизнь. Слово преобразовало безжизненную и пустынную поверхность планет в цветущий рай»[89]89
  Там же. С. 19.


[Закрыть].

Итак, наконец-то сказано, что жизнь – это Слово, что это прежде всего словесность (биологическая!), а не химия, не физика, вообще никакой не физикализм.

P. S. Уважая авторитет Ленинджера, приведём его основополагающее кредо о живом веществе, о том, что способность живых тел извлекать из среды энергию – «фундаментальное свойство всех живых организмов»[90]90
  Нельсон Д., Кокс М. Основы биохимии Ленинджера: в 3 т. Т. 2. М., 2014. С. 11.


[Закрыть]. Это действительно так. Ещё Вернадский постулировал подобный тезис. Но не в этом главный «водораздел» между живыми и неживыми телами. Впрочем, известно, что и в геологических процессах осуществляется концентрирование и накопление энергии, например при образовании каменного угля, нефти, газа и других минералов. Накопление энергии идёт и в других процессах биосферы.

P. S. Биомолекулы (ДНК, РНК, белки, углеводы и т. д.) – это уже не молекулы в обычном понимании, а нечто иное, ибо действуют по другому принципу, нежели молекулы в мире физико-химических взаимодействий: они обмениваются сигналами, информацией, ведут биологически осмысленный диалог, они символичны и сами суть символы, ибо всё специфически биологическое держится на принципе символизма, а не силовых взаимодействий. Их следовало бы отнести к особому классу внутриклеточных структур, принципиально отличающихся от обычных атомов и молекул, и назвать биосигнатурами. Да, они – сигнатуры (латинское слово signum – знак, сигнал, пароль, изображение, печать, значение, смысл). Это суть биомолекулы, которые являются органичными частями клетки, отмеченные печатью её, а не автономными составляющими единицами. И хотя они могут быть произведены (синтезированы) и вне пределов клетки, в них просвечивает всё та же ноуменальная компонента как клетки, так и в целом всего организма, его энтеллехия.

Книгу с таким названием написал выдающийся современный нейрофизиолог Карл Прибрам – весьма ожидаемую книгу! То, что мозг должен иметь какой-то свой язык, – этим сегодня, пожалуй, мало кого удивишь. Но у Прибрама речь идёт о вещах глубоких, основополагающих. В этой книге он пишет о многоразличных кодах мозга. Вот и мне на этих страницах предстоит его текст перекодировать на свой язык в соответствии с моей тематикой. Хочу сразу сказать, что из множества интересных фактов в деятельности мозга, исследованных Прибрамом, одним из самых удивительных и значительных следует назвать то, что я называю феноменом домостроительства. (В скобках скажу, что идея домостроительства в качестве фундаментального свойства живых организмов уже много лет занимает меня.)

Итак, феномен домостроительства. Рассматривая взаимоотношение мозга с внешним миром, Прибрам отмечает множество систем (гиппокамп, мозжечок, кора полушарий и т. д.), обеспечивающих его активность в плане предвосхищения внешних событий, овладения ими, изменения и преобразования внешней среды. Его лейтмотив высказан чётко: «Единственная возможность у организма управлять собой – это что-то делать, воздействовать на своё окружение»[91]91
  Прибрам Карл. Языки мозга. М., 1975. С. 236.


[Закрыть]. Говоря другими словами, управление собой сопряжено со способностью управлять средой! А это и есть, по моей идее, то, что я называю феноменом домостроительства. Далее он уточняет: управление достигается «…либо путём усиленного контроля за внешним окружением, либо путём доведения числа внешних воздействий до минимума и перехода к внутренним формам регуляции»[92]92
  Там же. С. 239.


[Закрыть]. Таким образом, организм для диалога с внешним миром либо активизирует свои ресурсы, либо отступает от этой задачи, «зажимая себя» и переходя на режим экономии.

Для выполнения какой-либо задачи мозгу необходим «механизм» предвосхищения внешних событий, а «…для процесса предвосхищения необходим только приблизительный план, черновой набросок тех операций, которые должны быть выполнены. Как только будет выработан такой приблизительный план движений, дальнейшую их отшлифовку может взять на себя обычная сервосистема обратных связей»[93]93
  Там же. С. 259.


[Закрыть]. Далее Прибрам отмечает: «В моторных механизмах мозга кодируются условия внешней среды, которые организуют поведение…» в соответствии с внутренней компетенцией мозга[94]94
  Там же. С. 299.


[Закрыть]. Таким образом, «…поведение регулируется скорее опережающим процессом, а не процессом обратной связи»[95]95
  Там же. С. 323.


[Закрыть].

И заключительный вывод: «Таким образом, мы пришли к выводу, что исследование регуляции поведения должно быть сосредоточено не на изменении поведения организма в результате влияния внешних условий, а на изменении этих внешних условий посредством последовательного поведения, осуществления действий и достижения результата… Восприятие (внешнего мира – автор) без вмешательства действия имеет тенденцию к простой ассимиляции внешних условий организмом…

Действие имеет и другие последствия. Благодаря действиям достигается согласование между организмами (прежде всего имеются в виду люди – автор)»[96]96
  Прибрам Карл. Языки мозга. С. 332.


[Закрыть].

* * *

Таким образом, исследования К. Прибрама (хотя сам он, скорее всего, об этом не думал) вскрыли домостроительную доминанту мозга, эту его фундаментальную и неотторжимую предзаданность. Конечно, он имел в виду прежде всего человека. В дальнейшем мы увидим, что принцип домостроительства фундаментален для всего живого.

Завершая нашу трактовку исследований Прибрама в аспекте домостроительства, не удержимся от того, чтобы не упомянуть его вывод о значении человеческого языка. Так, он пишет: «В заключение…несколько слов о центрально-моторной теории происхождения человеческого языка. Если действительно знаковые и символические процессы языка объединяются только посредством деятельности, воздействия на окружение (в данном случае на мозг других людей), то это служит объяснением множественности форм языков и того факта, что ребёнок, находясь в изоляции, не формирует никакого языка. Человеческий потенциал может быть реализован только путём воздействия на другой ему подобный мозг»[97]97
  Там же. С. 404–405.


[Закрыть].

Это высказывание Прибрама приводит на ум исследования нашего русского академика А.А. Ухтомского о доминанте любви и сопереживания, объединяющей, очеловечивающей людей. Это ведь тоже домостроительство по-Ухтомскому. Прибрам убедительно показал, что наш мозг (устроением и своими способностями) нацелен, повторяю, на то, что я называю домостроительством, – то есть на преобразование доступного ему космоса, с которым он, исполняя роль его авангарда, образует единое целое.

Далее Прибрам констатирует: «…поведение регулируется скорее опережающим процессом, а не процессом обратной связи»[98]98
  Прибрам Карл. Языки мозга. С. 323.


[Закрыть]. Чтобы могли осуществляться опережающие процессы и предугадывание правильного действия, необходим мощный базис долговременной памяти, которая обеспечивает соответствующее «состояние готовности мозга». Такая память осуществляется и обогащается благодаря «механизму» «внутреннего эха» (внутримозгового!). Этому способствует замкнутая петля гиппокампа[99]99
  Там же. С. 372.


[Закрыть]. То есть «механизм» «внутреннего эха» реализуется с помощью амигдаловой структуры. «…Миндалевидное ядро интимным образом связано с организацией процессов во времени, обеспечивая процессы, участвующие в ответе на повторные события, иначе говоря, процессы серийной регистрации в памяти значимых событий, – свидетельствует Прибрам. – В нормальном организме существует (для этого – автор) как бы «внутреннее эхо» событий, без которого соответствующая регистрация (в памяти – автор) не происходит»[100]100
  Там же. С. 313.


[Закрыть]. При этом структуры долговременной памяти стимулируются подобно тканевым структурам в процессе эмбриогенеза. Тут же Прибрам многозначительно замечает: «Характерные черты эмбриональной индукции и поведенческих процессов, связанных с подкреплением, удивительно сходны»[101]101
  Там же. С. 319.


[Закрыть].

* * *

Наконец, собственно о кодирующих способностях мозга, о его внутренних кодах. Мозг, по Прибраму, от А до Я насыщен кодами – это его магистральная функция, без которой он лишается своей главной способности обрабатывать информацию, да и вообще своего значения.

Кодирование в центральной нервной системе начинается уже с восприятия внешних сигналов. «Операция кодирования, – пишет Прибрам, – постоянно имеет место в нервной системе. Физическая энергия воспринимается рецепторами и трансформируется в нервные импульсы. Эти импульсы, в свою очередь, достигают синаптических сетей, где дискретные сигналы кодируются в микроструктуры медленных потенциалов. Для того чтобы кодирование было эффективным и могло быть использовано мозгом, необходимо наличие декодирующей операции, благодаря которой было бы возможно восстановление нервных импульсов и сохранение таким образом предварительно закодированной информации»[102]102
  Прибрам Карл. Языки мозга. С. 84.


[Закрыть].

Затем он продолжает: «Таким образом, перекодирование оказывается чрезвычайно эффективной частью процесса памяти, для осуществления которого конструкция нервной системы, по-видимому, великолепно приспособлена. Формы перекодирования, которые возможны в нервной системе, фактически безграничны»[103]103
  Там же. С. 90.


[Закрыть]. Кодирование осуществляется как во времени, так и в пространстве[104]104
  Там же. С. 92.


[Закрыть]. Следует подчеркнуть, что встречная готовность к внешнему воздействию и предвосхищающая активность органов чувств – основа нейронного кодирования[105]105
  Там же. С. 95.


[Закрыть].

При исследовании внутримозговых процессов становится очевидным, что «…если каждая группа нейронов осуществляет операцию перекодирования получаемых на входе воздействий, то должны существовать изменчивые динамические структуры организации нейронов. Перекодирование – удивительно мощный адаптивный и конструктивный инструмент, которым пользуется организм, чтобы действовать во внешнем мире и воздействовать на него»[106]106
  Прибрам Карл. Языки мозга. С. 101.


[Закрыть].

И Прибрам восклицает: «Нейропсихологический вклад в науку о поведении подтверждает представление об активной природе человека и, таким образом, способствует возрождению звания человека в качестве как научной, так и гуманитарной доктрины»[107]107
  Там же. С. 116.


[Закрыть]. Мне остаётся добавить (с благодарностью Прибраму), что эта доктрина мощно подкрепляет идею о домостроительной предрасположенности как человека, так, впрочем, и вообще всего живого[108]108
  Нелишне заметить, что задолго до К. Прибрама И. Кант считал своей главной заслугой осознание того факта, что человек именно благодаря своей активности познаёт мир, и не только познаёт, но и творит его в процессе познания.


[Закрыть].

И как не привести здесь его слова о том, что человеческая «сила» кодирования собственно и обеспечивает символическую природу его речи. Так, он пишет, что человеческая речь существует как следствие «возросшей способности к действию», но «…вероятно, лучше говорить о возросшей у него способности создавать всякого рода закодированные обозначения…то есть язык»[109]109
  Прибрам Карл. Языки мозга. С. 402.


[Закрыть]. То есть символические системы, добавлю я.

* * *

«В заключение, – пишет он, – …несколько слов о центрально-моторной теории происхождения человеческого языка. Если действительно знаковые и символические процессы языка объединяются только посредством деятельности, воздействия на окружение (в данном случае на мозг других людей), то это служит объяснением множественности форм языков и того факта, что ребёнок, находясь в изоляции, не формирует никакого языка. Человеческий потенциал может быть реализован только путём воздействия на другой ему подобный мозг»[110]110
  Там же. С. 404–405.


[Закрыть].

Завершающий аккорд! Главный его вывод: «…Основная функция мозга заключается именно в его способности кодировать и перекодировать информацию, то есть создавать бесчисленное множество языков»[111]111
  Прибрам Карл. Языки мозга. С. 414.


[Закрыть].