Текст книги "Мысли о главном. О жизни и смерти"

Часть III. Домостроительство жизни

Наконец, мы подошли к тому, что считаем главным предназначением всего живого, – к домостроительству! Эта фундаментальная способность настолько вкоренена всему живому, что её смело можно назвать основным его качеством и смыслом.

Как мы уже отмечали в предыдущих главах, у человека эта способность зачинается уже в лоне матери, с созидания плаценты, своего рода, так сказать, «домика», являя этим конкретный пример качества, свойственного всему живому. Вообще, в этом отношении более всех преуспевают амниоты (то есть развивающиеся в особой оболочке – в амнионе), к числу которых относятся млекопитающие, птицы, рептилии, которые издавна пользуются этим гениальным «изобретением».

Если присмотреться к существам других форм и таксонов, от высших до низших, то мы увидим, что все они практически так или иначе обладают этим качеством – быть домостроителями. Среди них птицы с их гнёздами, звери с их норами, пчёлы и осы с сотами, муравьи и термиты с их сооружениями, бактерии с их колониями, капсулами, биоценозами, стрекозы и ручейники и т. д. Ещё со студенческой скамьи почему-то особенно ручейники поразили моё воображение: их личинки, живущие в ручьях, из мельчайших камешков и песчинок склеивают себе настоящий «домик» в виде трубочки, в которой и прячутся от всевозможных охотников за лёгкой поживой. Как эти небольшие существа с парой «простеньких» головных ганглий (нервных узлов) смогли соорудить быстро и складно сии «домики»? – вопрошал я себя.

Все твари создают в среде своего обитания новую среду, свои «домики». Можно подумать, что растения не способны на это. Но ведь известно, что их корневая система при содействии грибов, микориз и вообще почвенных организмов усердно трудится, созидая собственную среду обитания. Таким образом, можно заключить, что вся живая природа, вся биосфера – неутомимая домостроительница, творчески преобразующая окружающую среду, среди которой она живёт. Именно эта её способность является коренной, основополагающей особенностью, отличающей живую природу от неживой. Все эти прирождённые домостроители, не исключая человека (и в первую очередь человека!), изначально, генетически предопределены к этому промыслительному деянию, за «плечами» которого пламенеет домостроительство Бога.

Известно, что В.И. Вернадский как эмпирическое обобщение постулировал другое положение об отличии живого от неживого. В своей итоговой книге он писал: «Подводя итоги, мы видим, что между живым естественным телом биосферы и его комплексами (живым веществом) и ассоциациями (биоценозы и биокосные тела) и косными её естественными телами – минералами, кристаллами, горной породой и т. п. в их бесконечном разнообразии – существует резкая непроходимая грань»[112]112
  Вернадский В.И. Биосфера и ноосфера. М., 2013. С. 446.


[Закрыть].

Этот основополагающий вывод нисколько не противоречит моему заключению о принципиальном различии между живыми телами и неживыми, которое обусловлено не только особой геометрией живого и его энергетикой (как это следует по Вернадскому) – а главным образом неотделимым от жизни символизмом живых тел и неискоренимым и фундаментальным его домостроительством.

Можно возразить, что у живых существ есть задачи поважнее, чем домостроительство. Задача из задач – продление своего рода, бытийствование его во времени. И тут же вспоминаем, что без гнёзд и без нор ни птенцы, ни беспомощные детёныши зверей не выживут.

Овладение пространством – важнейшая задача. Но ведь заселение «своей» территории и мечение её – разновидность домостроительства.

Освоение жизненных ресурсов (пищевых, энергетических и т. д.) – тоже важнейшая «статья». Но и здесь нужен дом для хранения припасов, для отдыха, для пережидания ненастной погоды.

Спору нет, что эти жизненно важные задачи необходимо решать. Вместе с тем мы видим, что их решение удаётся осуществить лишь в условиях наличия той сверхзадачи, которую мы называем домостроительством. В его-то смысловом поле и таится перспектива всего живого.

Домостроительство живой природы выделяется среди других её основополагающих свойств прежде всего тем, что особым образом связано с метафизикой тела: ведь само тело и есть своего рода дом. Итак, домостроительство – это сверхзадача, сверхоснова. Это нечто метафизическое! Это проект сверхтела, которое является продолжением собственно тела, неотторжимой его частью. И не просто частью – а перспективой, залогом его существования во времени и в пространстве.

Старая французкая поговорка гласит: «Когда идёт на лад строительство, идёт на лад всё»[113]113
  Ле Гофф Жак. Рождение Европы. СПб., 2014. С. 72.


[Закрыть]. Как хорошо сказано!

* * *

Здесь особо следует сказать о теле. Итак, о живом теле. Самое фундаментальное и естественное свойство живого существа – это стремление иметь тело, инициированное его ноуменальным началом. Жизнь начинается с появления тела. Бестелесной жизни не бывает. Это первый исходный закон всего живого. Самое существенное, естественное и неотъемлемое его свойство, по слову отца Сергия Булгакова: «Nulla idea sine corpore».

Но вернёмся к категории тела. Мир состоит из целостностей. Но странным образом, холистический подход в науке (да и в философии) – большая редкость. Вернадский был из числа тех, кого смеем назвать большой редкостью. Он-то не забывал мыслить о целостностях и продвигать их изучение на первое место. «Из предыдущего ясно, – пишет он, – огромное логическое значение понятия о естественном теле для научной работы»[114]114
  Ле Гофф Жак. Рождение Европы. С. 426


[Закрыть]. Вот его определение: «Естественным телом в биосфере мы будем называть всякий логически ограниченный от окружающего предмет, образовавшийся в результате закономерных природных процессов в биосфере или вообще в земной коре происходящих»[115]115
  Там же. С. 418


[Закрыть].

И далее: «В биогеохимии выдвигаются на первое место естественные тела, характерные для биосферы, – живые естественные тела и сложные естественные тела из косных и живых – биокосные тела, вне биосферы не существующие»[116]116
  Там же. С. 420


[Закрыть].

Казалось бы, это очевидно само собой: дескать. живое существо и есть тело, как же иначе! – получается, что тело стремится к самому себе… Однако более вдумчивое понимание видит, что ноуменальное начало может иметь своим «предметом» и нечто другое, существующее бестелесно и к живым телам не относящееся. Существуют, например, вирусы, которых с сомнением можно отнести к живым телам: эти молекулярные структуры – не жизнь, а род биороботов, целиком зависимых от настоящих живых тел. (Их «жизнедеятельность» не существует вне жизненного поля клетки. Для этого у них нет ноуменальных квантов жизни; вообще, нет энергетики. Их гипнотизирующая самосборка невозможна вне клетки. Главное же, что характеризует их как биороботов, – это неспособность к домостроительству.) Им подобны плазмиды и другие биомолекулы, вне живых тел не имеющие биологического смысла. В этом ряду можно назвать и бестелесные сущности иного рода – явления из потустороннего мира. В отличие от названных «предметов», живые тела имеют жизнь в самих себе, способную расти, чего не «умеют» делать вирусы, плазмиды и им подобные структуры. Для них характерна жажда быть и жить в теле, такая же таинственная, как и сами живые тела.

Вот и Данте в «Божественной комедии» не зря доносит нам важную весть из Рая о воскресшем теле: «Когда святое в новой славе тело

 
Нас облечёт, то наше существо
Прекрасней станет, завершась всецело…»[117]117
  Данте Алигьери. Божественная комедия. М., 1982. С. 420.


[Закрыть]
 

За этим стремлением жить в теле как производное явились системы генов, белков, нейронов, физиологических механизмов и т. д. – тело требовалось размножать, развивать, совершенствовать, передавать от поколения к поколению. Всё это делать ради его существования под водительством ноуменального начала. Принцип А. Швейцера гласит: «Жизнь может жить только среди жизни». Если кратко – не живи один.

Продолжая идею первостепенности значения тела, скажу следующее: всякое живое существо (в силу действия своего ноумена!) стремится владеть не только самим собой, но с необходимостью «заручается» и продолжением его в виде приручённой, целесообразно преобразованной среды. Таким образом, оно сущностно обретает как бы два тела, два дома: первый дом – собственно тело – и тело вторичное, которое строится вовне и многократно.

Плацента, кокон, нора, муравейник, терем, оберегающее слово – всё это проявления той же внутренней сущности, жажды иметь себя ещё и рядом с собой, иметь пределы вне себя. Чем более развито существо, тем раньше (уже с эмбриона) и сильнее оно стремится обзавестись домом в этом глубоком и многозначительном смысле.

* * *

Напрашивается вопрос: не противоречит ли принцип домостроительства принципу символистского «инструментария»? Подчеркнём ещё раз – символистский «инструментарий» делает жизнь жизнью, держит собой всю её информатику. И вместе с тем направляет динамику жизни так, чтобы она была способна домостроительствовать. Ибо домостроительство – тот стержень, тот якорь, который подтягивает всякое живое существо на высоту действенной, творчески продуктивной жизни, без чего она гаснет и погибает.

Не боясь повториться, позволю себе сделать далеко идущие выводы. А именно: самое фундаментальное качество всякого живого тела, в отличие от неживого природного тела, – это способность к целеустремлённому созиданию новой среды, новой природы, приспосабливаемой, приручаемой «под себя». Следует подчеркнуть, что это домостроительство осуществляется непременно как творческий, созидательный акт, а не как невольные «отходы производства». (Ещё В.И. Вернадский отмечал как одну из важнейших функций живого вещества – средообразующую функцию, своей творческой мощью преобразующую биосферу.) Это способность изменять не только вещество и энергию окружающей природы с её физическими и химическими свойствами, но и самоё пространство-время! Никакие другие тела в мире свою среду целенаправленно не созидают. В этом и состоит вселенское творческое предназначение живой материи.

В этой связи хочется привести глубокое размышление философа и богослова отца Сергия Булгакова. В своей книге «Свет невечерний» он высказывает глубокое убеждение в том, что в мировом процессе «меональная основа телесности» из потенции переходит в актуальность и «утверждает свою актуальность». И затем, развивая свою идею, говорит: «Земля в этом смысле есть становящаяся духовная телесность, она лишь стремится стать той «новою землёю», которая выявится по окончании мирового процесса, когда чёрная и тёмная масса преложится в «море стеклянное, подобное кристаллу»… Это таинственное преодоление материи идеей мы наблюдаем при всяком изведении «из тёмной глыбы ликов роз», деревьев, цветов и злаков, стремящихся создать себе тело, явить в нём свою идею. Это же самое осуществляется и искусством, просветляющим материю идеей. Наконец, это же самое человек в духовной работе производит и над самим собой, созидая своё высшее Я, а через него изменяя и своё тело. Тело и материя отнюдь не тождественны, как это обычно считают, связь телесности с материей есть загадка, по-своему не менее таинственная, нежели связь души с телом; бестелесное же существование идей есть фикция и абстракция: nulla idea sine corpore. Вся земля есть потенциальное тело…»[118]118
  Булгаков С.Н. Свет невечерний. СПб., 2008. С. 352–353.


[Закрыть].

Такова планетарная парадигма о. С. Булгакова. Не следует ли из этой его идеи о планетарной телесности жизни идея о собственной её центричности?

Известно, что вездесущность жизни ограничивается её привязкой к нашей планете, планетоцентричностью. Однако феномен планетоцентричности жизни состоит ещё и в том, что она сама создаёт эту свою центричность. Она преобразует планету своей работой, всё более насыщая её своей энергией, своими эманациями, своей живоносностью, и сообщает ей тем самым всё большую цельность, своеобразную и уникальную; прорисовывает её лик, делая его всё более выразительным и необыкновенным.

Великая идея единства человека и среды (как и всего живого), та идея, что сама вселенная может быть мыслима как продолжение человеческого тела, более того, как особое вселенское тело его, не оставляла священника Павла Флоренского. «Различными путями, – пишет он, – мысль приходит всё к одному и тому признанию: идеального сродства мира и человека, их взаимообусловленности, их пронизанности друг другом, их существенной связанности между собой… Биологически – окружающее нас, есть наше тело, продолжение нашего тела, совокупность дополнительных наших органов»[119]119
  Действительно, рыбы или птицы (или другие животные) так тесно слиты со своей средой, что хочется думать, что они и порождены этой средой! И в самом деле, так оно и есть в глубокой своей основе: именно среда даёт им основу, и благодаря этому сама как бы получает завершение в своём развитии. (Здесь проглядывает всё тот же антропный принцип.) См.: Священник Павел Флоренский. У водоразделов мысли. Т. 1. М., 2013. С. 457.


[Закрыть].

От себя добавим: домостроительство – это планетарность в устроении всякой земной жизни. И уж тем более планетарность домостроительства присуща человеку. Я считаю, что тело – это мостик, соединяющий душу с планетой и таким образом делающий душу планетной.

И ещё, повторюсь: проблема дома – это проблема тела; тела, всё более одухотворяемого. В этом и суть домостроительства.

* * *

Когда умирает близкий человек, мы тяжко скорбим. И не только из-за того, что больше на этом свете никогда его не увидим, не услышим, не приголубим… Скорбь эта тяжела и метафизически – она о разрушении цельной человеческой личности, ибо душа отпадает от тела, и оба впадают в сиротство. Душа, отделяясь от тела, теряет свою какую-то фундаментальную цельность. А о теле и говорить нечего: оно просто распадается. Конечно, в ином мире, куда попадает душа, своя реальность, духовная. Но эта духовная реальность нуждается в единении с «низшей», плотяной, земной реальностью, которую можно рассматривать в качестве её особого, земно-вселенского тела – тела запредельного. Запредельного – так как пределов его мы не знаем. Флоренский утверждает: «Человек есть бесконечность»[120]120
  Священник Павел Флоренский. У водоразделов мысли. Т. 1. М., 2013. С. 456.


[Закрыть].

Духовная реальность пребывает в единстве с «плотяной», грубо-вещественной реальностью. И человек с его «плотяным» телом (есть ведь и духовное тело) и с его бессмертной душой является мостиком между двумя этими реальностями. (Не зря Плотин называл душу амфибией, хотя точнее было бы, пожалуй, назвать амфибией всего человека.)

Итак, духовное бытие нуждается как в малом человеческом теле, так и в бесконечно большом, космически запредельном, вселенском теле. Тело материальное – великая Божия тайна. Об этом писал и Мотовилов. Здесь мы присоединяемся к удивительно ёмкому прозрению Павла Флоренского, который сказал: «Человеку-мужу надлежит любить Мир-жену (Мир-жена соотносима со вселенной – автор), быть с нею в единении, возделывать её и ходить за нею, управлять ею, ведя её к просветлению и одухотворению и направляя её стихийную мощь и хаотические порывы в сторону творчества, чтобы явился в твари её изначальный космос»[121]121
  Там же. С. 456.


[Закрыть].

Близко к этому высказывание отца Сергия Булгакова: «Но человеку свойственна не только возможность творчества и даже известная его неизбежность: оно же есть и его долг, Божия воля о нём…Человек послан в мир для творчества в нём…Творчество было всегда свойственно человеку, ибо без этого он утратил бы свою человечность»[122]122
  Прот. Сергий Булгаков. Невеста агнца. М., 2005. С. 356.


[Закрыть]. К этой мысли, думаю, охотно присоединились бы философы Н. Бердяев, Н. Муравьёв, Пьер Тейяр де Шарден, натуралист В.И. Вернадский, мистик-тайнозритель Даниил Андреев. Никак нельзя забывать золотых слов богослова Иустина Поповича: «На логосном основании человеческого боголикого существа время и вечность органически соединены, онтологически связаны соразмерно величине человеческого существа. Опираясь на эти имманентные элементы вечности в себе, человек может превратить себя в дивное существо. Боголикость есть неиссякаемый источник Богостяжательных творческих сил в человеке, с помощью которых человек созидает себя как существо вечное»[123]123
  Преп. Иустин (Попович). Философские пропасти. М., 2004. С. 93–94.


[Закрыть].

По сути, речь идёт о «воплощении» человека (термин Павла Флоренского), о насыщении «тёмной материи» (выражение Мотовилова) мира духовными энергиями, усвоенными человеком от Бога. Не для этого ли человек должен, по слову святого Серафима Саровского, «стяжать духа Святаго»?

* * *

Человек – домостроительное существо изначально и преимущественно. Так он задуман Богом, ибо призван воплощать Его замыслы. Ему суждено преобразовывать мир, пересозидать его! Это призвание человека благодаря «разуму целого» (выражение Гудвина) обнаруживает себя уже с зиготы, с первых шагов эмбриогенеза. Так же и мозг функционирует по принципу домостроительства[124]124
  Свои исследования мозга К. Прибрам резюмирует фундаментальным заключением: «Единственная возможность у организма управлять собой – это что-то делать, воздействовать на свое окружение». См.: Прибрам К. Языки мозга. М., 1975. С. 236.


[Закрыть].

Вообще, для человека дом – не просто кров и защита. Нет, это некий организм, выражающий сущность каждого данного человека, зримо являющий его душу, выказывающий в плоти дома его материализованный, овеществлённый язык. В идеальном случае это твой собеседник и друг («дома и стены помогают» – говорит народная мудрость), нечто живое, хранящее тайну твоей личности, некий знак твоего доверия окружающему миру. А вовсе не защита-оборона от него, как обычно думают. Без этого доверия настоящего дома не построить! Если же вместо дома воздвигают недоверчивый, настороженный и отчуждённый замок, то это уже будет не дом, а скорее узилище или склеп; и уж вовсе не друг и не собеседник.

Не могу удержаться, чтобы не сказать об энактивиской концепции познания нейрофизиолога Франсиско Варело, утверждающей в этом деле роль тела. Он исходит из того, что «познавательная активность в мире создаёт и саму окружающую по отношению к когнитивному агенту среду»[125]125
  Князева Елена. Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии. М.; СПб., 2014. С. 90.


[Закрыть]. Философ Елена Князева так поясняет эту концепцию: «Динамический процесс восприятия и мышления совершается через тело и поскольку тело как-то размещено, локализовано, контекстуализировано в мире, встроено в него. Иными словами, организм (тело-разум) и окружающий мир есть единая система. Организм находится в циклическом взаимодействии, структурном сопряжении со средой, а внешняя среда становится частью собственной организации организма, его собственным созданием, создающим его самого»[126]126
  Там же. С. 95–96.


[Закрыть]. Таким образом, утверждается, «что сознание является телесным по своей природе, определённым образом телесно воплощено».

А теперь о самом главном в человеческом бытии. Речь о словесности человека. Ему дана большая сила хозяйствовать (а не только гостить) на нашей планете, делать её своим домом. Это так. Однако надо сказать ещё об одной, исключительно человеческой, способности в его домостроительном устремлении – о способности сотворять словесное, языковое прибежище. Эта способность резко отделяет его от остальных тварей, в меру своих сил – тоже домостроителей. Человеку дан ключ от мира, в котором смыкаются домостроительство материальное, вещественное и высшее – духовное, словесное. В этом ключе соединяются возможность общесимволическая биологических языков – и исключительно человеческое особенное домостроительство посредством слова, через слово, ибо человек живёт одновременно как в материальном мире, так и в мире словесном, духовном. Словесный дом – внутренний, физически почти неощутимый, но это нисколько не умаляет его значительности.

Не удержусь, чтобы не привести несколько замечательных высказываний немецкого философа-герменевтика Ганса Гадамера, близких к нашей теме. Так, он пишет: «Язык есть нечто большее, нежели языковые предрассудки. Он есть всеобъемлющая, предвосхищающая истолкованность мира и в этом смысле ничем не заменим»[127]127
  Гадамер Г-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991. С. 29.


[Закрыть]. Язык, как некая оболочка, содержит в себе наше понимание мира – и мы находимся внутри этой чудесной оболочки. «Пребывание “внутри слова”, когда на него уже не смотрят как на предмет, есть, безусловно, основной модус всякого языкового процесса»[128]128
  Там же. С. 59–60.


[Закрыть]. И далее, у него же: «…слово есть нечто большее, чем глухой коридор между нами и миром. В таком слове мы дома. Оно ручательство и обеспечение того, о чём оно говорит»[129]129
  Там же. С. 60.


[Закрыть]. «Язык, которым владеют, так устроен, что в нём живут, то есть то, что хотят сообщить, “знают” не иначе, как в языковой форме»[130]130
  Там же. С. 65.


[Закрыть].

Да, в этом «доме» мы живём и движемся в пространстве-времени нашей вселенной, продвигая перед собой свой «дом-язык». И «дом» этот надо постоянно не только созидать, но и проектировать, задавать, продвигать в пространстве-времени, как некий ковчег. Герменевтика Гадамера говорит о человеческой «…сущностной устремлённости в будущее, которая и есть мы, этой заложенной в нас потребности проектирования – принципу надежды, как назвал её Блох»[131]131
  Гадамер Г-Г. Актуальность прекрасного. С. 130.


[Закрыть].

Подытоживая, хочется ещё раз сказать: человек существует не только в системе биологических языков своего тела, не только создаёт свою материальную среду-дом, но и исключительно способен созидать языки и слова; вообще, языковую ткань пословиц, песен, сказаний, поэм и т. д. И что самое поразительное – делать ими и в них свой дом, свой словесный дом, свой «кокон», без которого мы немыслимы и из которого выйти не можем (по крайней мере, в этой земной жизни). Мы живём в этом доме, в некоей его особой «оболочке», которая есть и прибежище наше, и некий корабль для навигации в космосе материальном, и что ещё важнее – в космосе духовном, Божием. Владение словесной символикой – высшее проявление домостроительства, которым наделён человек от Бога.

16.10.2017–18.09.2018